Похожий на артиста

 

Помните артиста, который Шукшина в “Калине красной” застрелил? Фамилия из башки вылетела, но это не важно, дело в том, что я двойника его знал. Вылитый. Честное слово. Не брат, конечно, откуда у артиста родственники в зачуханном поселке на севере Хабаровского края. Просто матушка-природа пошутить изволила. Двойника Петькой Дергачевым звали. И, представляете,  мужик со знаменитым артистом, как две капли водки, а бабы не любили. Такая вот незадача. До сорока лет в бобылях промаялся. Можно было бы еще понять, если бы по тайге болтался, в дальневосточных джунглях с кадрами не густо, так нет же, на главной улице в комбинате бытового обслуживания восседал. Правда, от комбината только вывеска была, а на самом деле — обыкновенный кособокий домишко с четырьмя косорукими мастерами. Выйдут в солнечный день на крылечко погреться и сидят, как в детской считалке: царь, царевич, сапожник, портной — только вместо царя с царевичем — радиомастер и парикмахер. И, между прочим, самый трезвый среди них — Петька-сапожник, тоже ведь что-то значит.
Не велик почет, сапожником называться, но быт есть быт. От него, как от любви, никуда не денешься. Это сам Петька так говорил и следом добавлял, что мастерская у него всегда открыта для людей с больной обувью, а сердце — для любви. Умел выразиться. Только мастер был неважнецкий, а жених и вовсе незавидный. Первую невесту у него собственный брат отбил. Освободился из тюряги и в три дня уговорил. Ему бы, дураку, переждать, пока позор забудется, а он по горячим следам полез к другой свататься. Потом пришлось свататься к третьей, к четвертой и так далее. Стоит какой бабенке освободиться, то бишь без мужика остаться, Петя уже в дверь скребется. У невесты семеро по лавкам, а ему плевать, он и в такой хомут готов башку засунуть. Но даже многодетные отказывали. Вроде как брезговали. Однако если набойка терялась или молния на сапоге барахлить начинала, бежали к нему и улыбались на все тридцать три зуба, или –– на все оставшиеся. Сядет напротив, да еще и коленочку выставит. У Петеньки глаза вразбежку: один на каблук, другой на посетительницу, один удар по гвоздю, второй — по пальцам, какая уж тут работа. А этим лишь бы свои чары применить. Иная так раскокетничается, что он и деньги за ремонт брать не хочет.  Потом она дома рассказывает своему, что Петя Дергачев и руку и сердце предлагал. Но такие угрозы мужики всерьез не принимали. А если от денег отказывался, так он с этим добром никогда не считался. Пока в магазинах конфеты были, — килограммами брал и раздаривал. Дамам, естественно, шоколадки, а пацанятам — карамель с леденцами. А то соберет ватагу детворы и в кино сводит...
И вдруг экономить начал.
Народу, конечно, интересно:  с чего бы  такие перемены в характере. Спросили раз. Спросили другой. На третий — признался. Море захотелось посмотреть. Ну, море — так море, много воды и вся невидаль, не он первый, не он последний с ума сходит —  отвязались любопытные. Тогда Петя сам разговорился, каждому встречному докладывал:
"На море вот собрался посмотреть да себя показать".
Кстати, вы слышали, самый безграмотный народ — это дальневосточники, у них чуть ли не третья часть взрослого населения имеет всего лишь начальное образование?
Почему, спрашиваете?
Понятия не имею. Но судите сами — любой пятиклассник знает, что от Хабаровска до Японского моря почти в двадцать раз ближе, чем до Черного. А они почему-то на Черное летят. Никакого понятия в географии.
И Петя Дергачев туда же.
А вернулся — не узнать. В белых брюках, белой панаме и с черной физиономией. Но дело не в панаме. Дело в разговоре. Раньше — встретится на улице, обязательно остановит и начнет про свои любовные поражения рассказывать, да еще и за рукав прихватит, чтобы не улизнул. А тут вдруг важный стал, задумчивый весь из себя, поздоровается через губу и дальше топает.  Таинственный незнакомец. Человек из тумана. Даже вдовы поселковые заволновались, улыбочками начали умасливать — бесполезно,  подменили бобыля. На Юг Петькой уезжал, а вернулся — Петром Ивановичем или даже Петручио. Не случайно, видать, на артиста похожим родился.
С неделю кобенился. Население уже привыкать начало к новому сапожнику. Любопытные подустали. И тогда он отчебучил.
И, конечно же, на глазах у баб.
Сидят они в приемной у врача, и вдруг Петенька заявляется. Занял очередь. Ждет. А в очереди один слабый пол, потому что прием в этот день был только по женским вопросам. Я, собственно, и не знаю, имелся ли в поселковой амбулатории мужской врач. Сам я там ни разу не был. Местные орлы лечились у Светки-буфетчицы. В медицинской помощи нуждались только дети и старики, а этот народ, можно сказать,  бесполый, такой контингент и женский доктор может осмотреть. Ждет, значит, Петенька очереди, а бабенкам, разумеется, надо знать, что за нужда его привела. Подъезжают. А он, как памятник. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. Словно он и не Петя Дергачев, а Герасим, который Муму утопил. Достал из кармана газетку и отгородился от них. Каменного щипать — удовольствие ниже среднего — пальцы заболят. Позудели бабенки, похихикали и отстали. Снова принялись мигрени свои  да маститы обсуждать. Они его и на улице-то не стеснялись, а в больнице — тем более.
Заходит он к врачу и начинает раздеваться. Молча. Без подготовки. Не дожидаясь приказа. А тому на его мощи какое удовольствие смотреть, постой, говорит, объясни, в чем дело?  Тут-то Петя его и ошарашил:
"Нужна экстренная проверка на СПИД!"
Доктор сначала сел. А потом — встал. Не первый год в поселке работал, знал, что бобылю и триппер несчастный подхватить негде. Притормаживает его. Одеваться велит. Объясняет, что сильное самовнушение может самые настоящие симптомы вызвать. Доктор успокаивает, а Петя бесится. Какое, к чертовой матери, самовнушение, когда у него на Юге с двумя интуристками настоящий контакт был. С самим доктором случалось  такое хоть раз в жизни? Был у него хотя бы единственный контакт с иностранкой? А коли нет, так и рассуждать нечего. Делом надо заниматься, своим, врачебным, а не обвинять человека в самовнушении... Пронес по всем кочкам. Доктору деваться некуда, пришлось кровь на анализ брать.
Взять-то взял, а СПИДа не нашел.
И тут Петю прорвало. Недаром же молчал почти неделю. Придет человек в мастерскую, а он, дверь на крючок, и давай о своих интуристках. Одна из них шведкой была, вторая — мексиканка, самая настоящая мулатка. Она-то как раз и должна была его наградить. Иначе, какая же она мексиканка после этого. В мастерской, как в клетке, пока твой ботинок у него в руках — никуда не денешься, сиди и слушай. И слушали. Босым, по крайней мере, никто не убегал.  Молодые парни поначалу даже специально ходили, отыщет недоросль старый дедовский башмак — и к сапожнику. А там красивее, чем у Шахерезады:
“Мексиканка в самую натуральную величину. Номер у нее в гостинице одноместный. Шампанское не признает — только русскую горькую, а закусывает крутопосоленной горбушкой черного. Фрукты ей до фени. У них, в Мексике, этими ананасами свиней кормят. Шведка — другое дело. Шведка — почти как наши, разве что ростом подлиннее и помолчаливее...”
Но парням рассказывать скучно. Этим бы только поржать. Самые лучшие слушатели — это женщины, особенно которые в годах или одинокие. Но те сразу же начинали успокаивать, знали же, какой диагноз доктор сделал.  И опять не в масть. Не понимали, глупые, что не утешений он ждет от них, ему надо, чтобы поверили. Такую глухоту никакие нервы не выдержат. На колу мочало, начинай сначала.
"При чем здесь анализ, — кричит, — здесь даже шведка ни при чем. Если бы одна шведка была, я бы и к доктору не пошел. Мексиканка эта, Хуанитой звали, перед тем, как на Черное море прилететь, в Африке гостила, и призналась, почему-то  только перед уходом, когда все уже случилось. Не хочешь, да задумаешься. А доктор анализ в нос тычет. Грамотей. На всю лабораторию пять крохотных пробирок, две мензурки да школьный микроскоп, через который и занозу путем не разглядишь, а он СПИД взялся обнаружить...”
Слушали с интересом, но не верили.
До самой осени докторский авторитет подрывал, потом понял, что напрасно время теряет, рассердился и уехал в город к настоящим врачам с большими микроскопами.
Уехал и не вернулся. Жену себе нашел. Самую натуральную жену, даже с квартирой и почти молодую. Стоило сменить обстановку — и все образовалось, потому как нет пророка в своем отечестве.
Потом я их в городе возле клуба встретил. Там как раз кино было, где его двойник играл. Петя в шляпе и при галстуке, жена крендельком под ручку зацепила, семенит рядышком и сияет от гордости, что на ее мужика народ оглядывается. Тщеславная, как все женщины. А фамилия двойника — Бурков, только сейчас вспомнил. Хороший артист, между прочим.