Прикосновение

 
 Первой, с кем я познакомился в этом дворе, была немецкая овчарка.

 Собака бегала за забором соседнего дома, вынюхивая и раскапывая лапами ямки. Выгребала из них старые кости, но не грызла их, а обнюхав, подталкивала носом обратно в ямку  и небрежно задними лапами забрасывала мягкой рыхлой землёй.

Я оглянулся - недалеко ли я отошёл от нашей половины дома, где мы поселились – и подошёл к забору.

Овчарка подбежала и, наклонив голову, внимательно рассматривала меня.
Я присел на корточки и просунул в щель палец. Собака игриво отпрыгнула назад и чихнула. Потом осторожно подошла и лизнула палец.

- Она может откусить палец,- раздался за моей спиной голос девочки,- она очень злая!

Девочка была старше меня и уже ходила в школу. У неё были красивые большие глаза и вьющиеся черные волосы.

- Я Поля - по-хозяйски произнесла она – А ты новенький?

 Я в ответ кивнул.

- Я знаю, вы вчера приехали. У тебя есть папа и мама, и две сестры. Верно?

- Верно.

- Ладно - она выставила ладошку перед собой – Хочешь пойти со мной на похороны?

- На какие похороны? Кто-то умер?

- Я не знаю кто, но знаю, что это архимандрит. Так говорили. Сегодня в соборе его хоронят. Пойдём смотреть?
 
- А это далеко?

- Совсем рядом, на соседней улице.

- Я пойду, если моя сестра Надя пойдёт,- не решался я.

- Она пойдёт. Я с ней уже договорилась.


 Столько слив я никогда не видел в жизни.

Два дерева росли напротив нашего входа. Под деревом стояла старая оцинкованная ванна, и чёрные сливы падали и падали в неё с глухим стуком прямо на глазах.

Сливы забирала тётя Саша, и приносила нам в красивой корзинке.

Остальные, которые не попадали в ванну, собирала лопатой какая-то женщина, и уносила к себе, для свиней, куда-то в глубину двора. Один раз, я издалека, видел, как они едят:
Они, подталкивая пятачком, груду слив, набирали их в пасть, и хлюпая, резко сжимали челюсти так, что косточки разлетались по сторонам. Мне казалось, гораздо удобнее кушать шелковицу,- в ней нет косточек и её можно с удовольствием посасывать.

Поля дружила с тётей Сашей потому, что Тётя Саша тоже любила Полю, и водила её к себе домой и показывала маленькие соломенные шляпки, которые она сплетала на продажу.

Шляпки были совсем маленькие, даже для ребёнка, и Поля говорила, что они для кукол.

У тёти Саши было много работы. Она всё время трудилась и лишь изредка выходила во двор и садилась на скамейку, которая стояла вдоль стены дома и курила длинную папиросу.


- У нас живут ещё Вовка и Лида,- говорила Поля,- Вовка уехал к матери на лето, а Лидка обиделась на меня и не выходит.

- А ты читать умеешь?- спросила однажды меня Поля.

- Умею.

- В этом году в школу пойдёшь?

- В этом нет. На следующий год.

- А я во второй уже пойду,- похвасталась она,- учительница меня только ненавидит. Оценки мне снижает. Такая дура, эта Вера Николаевна! Она тут через дорогу живёт. Ты её ещё увидишь. Она виноград у тёти Саши покупает.


Мимо нас шаркающей походкой, припадая на одну ногу, прошёл худощавый пожилой человек. Левую свою согнутую руку он придерживал своей правой рукой.

- Смотри, сказала Поля, показывая на него пальцем,- это инвалид. Фи, какой противный! Он, вон в том доме живёт,- она показала на дом напротив, того дома где жила знакомая мне собака.


«Вжик-вжик» - насвистывала ручная пила.

- Бежим туда,- потянула меня за собой Поля,- там дядя Лёша шелковицу пилит. Гараж будет строить для мотоцикла.


 Шелковица занимала всё пространство в углу двора.

Густая крона её возвышалась над всеми домами и постройками и раскинулась от сарая до глухой стены соседнего дома.

Созревшие сладкие ягоды, которые она сбрасывала, завалили весь двор, и противно чвякали под ногами, оставляя большие чернильные кляксы.


- Смотри,- шепнула Поля,- инвалид из дома вышел,- пойдём к нему.

- Зачем?

- Зачем? Надо! В яичницу ему плевать будем. Мы всегда так делаем!

 Я остановился, соображая, зачем это надо делать.

- Что, струсил? – Поля прищурила глаза и выжидающе смотрела на меня.

- Нет, не струсил.

- Тогда пойдём. Быстро пока он в палисаднике копается!

 Мы вбежали на крыльцо и вошли на веранду.

 Лёгкий ветерок шевелил занавески на окнах.
Шмели и мухи пытались пробиться через марлевый полог закрывающий вход на веранду. На полу, на примусе стояла алюминиевая сковородка, где жарилась яичница.
Аппетитный запах яичницы смешивался со знакомым запахом керосина.

- Тьфу!- подошла и плюнула в сковородку Поля – теперь ты!

Я наклонился над сковородой. 

Вокруг трёх жёлтых кружков, по подгорающей кромке белка, плыли пузырьки подсолнечного масла. Догоняя друг за друга, они сливались в один большой пузырь, который с шипением лопался и разлетался на маленькие горячие брызги.

- Ну, давай плюй, – подталкивала меня Поля, - трус!

Я выпрямился и попятился назад.

За окном из палисадника вдоль веранды двигалась кепка. Она, то слегка поднималась, то опускалась в такт прихрамывающей походке инвалида.

- Атас! – крикнула Поля, и мы выскочили во двор.

«Вжиг- вжиг»  работала пила.

Дядя Лёша, и несколько соседей, меняясь по очереди, спиливали столетнюю шелковицу.

- Разойдись!- скомандовал дядя Лёша.

Дерево заскрипело, затрещало и с коротким жалобным стоном с грохотом рухнуло на бетон.

Смолкла играющая вдали гармонь. Залаяли во дворах собаки.

Инвалид неловко отпрыгну назад, и придерживая культю левой руки правой, втянул голову в плечи.

- Не дрейфь, дядя Коля! - ободрил его под общий смех  дядя Лёша.

- Берлин уже взяли, не боись! - загоготали мужики.

Ягоды подпрыгивая, покатились по двору, проталкивая друг друга в щель забора, на улицу.

- Ура!- негромко закричали соседи – Теперь места достаточно для твоего мотоцикла с коляской. Поставишь запросто. А от этой шелковицы только одна грязь!

- Здоровая какая, – сказал дядя Лёша, снимая рукавицы, -  сердцевина крепкая ещё… на дрова пойдёт!


 Вера Николаевна появилась в нашем дворе, когда пришла за виноградом. Она сразу подружилась с моей сестрой, взяла её за руку, и сказала, что в первом классе Надя будет учиться у неё.

Они так и гуляли всё время,- вместе.


Однажды, Вера Николаевна увела Надю в город, и они долго не приходили.


Они стояли перед нами, взявшись за руки.

- Ой,- всплеснула руками мама,- Надя, а где же твоя коса?!

Сияющая от счастья Вера Николаевна, смотрела на Надю, а Надя наклоняла голову, и поворачивала её из стороны в сторону, давая маме рассмотреть стрижку.

- Надька,- заплакала мама, какая же ты у меня красивая!

- Таисия Владимировна,- улыбалась Вера Николаевна,- отдайте мне Надю! Зачем Вам трое детей?

 Лида пришла к нам, когда мы с Полей сидели на скамеечке и ждали, когда выйдет Тётя Саша и покажет новые шляпки.

Лида была совсем рыжей девочкой.
И волосы были тоже рыжие. Она была очень энергичной, как говорила мама, и даже ходила немного вприпрыжку. Сначала, она делала едва заметное движение вперёд головой, как бы давая телу команду двигаться, а следом уже делала шаг.

- Сегодня вечером надо на реку сходить, сказала она,- присаживаясь рядом.

- Купаться?

- Сначала лягушек наловим, а потом и искупаемся. Сегодня утром Вовка приехал. Ночью они с отцом сома ловить идут, надо ему лягушек приготовить.

- Я Надю с собой возьму. Мама мне не разрешает одному на реку идти.


В том месте Кубань делала поворот и уходила куда-то дальше, за горизонт. И я не мог разглядеть, что было там, за изгибом её русла, но смутно я понимал - там кроется нечто большое, неизведанное, что отчасти может поглотить река. А может и вынести на берег, обнажить и оставить нам напоминанием к чему мы так старательно или нежно прикоснулись, но не сумели вовремя сохранить.
 
 Девочки прыгали, и брызгались мутной от глинистого дна водой.
 Я обсыхал, сидя на берегу под кривой низкорослой ветлой.

 Панорамный обзор мне немного закрывал вьющийся по стене дома виноград.
Дом стоял на самом берегу, и его белая стена представлялась мне холстом художника, на котором он нарисовал спелые гроздья, этот домик и реку, уходящую вдаль.

От дуновения летнего ветерка виноградный листок смещался в сторону, открывая небольшое окошко между двумя стеблями лозы, через которое была видна часть реки,- совсем как море без берегов,- и катер, который плыл по течению.
Листок занимал прежнее положение, и катер исчезал.
Я беспокоился, что он затонул, но ветер отодвигал листок снова, и я опять видел катер, уплывающий из поля зрения.

 
 Мы уехали в октябре. Перед нашим отъездом я решил прощаться с собакой.

Калитка была открыта, и я вошёл во двор дома.

Собака сидела на крыльце  и внимательно смотрела на меня.
Я сделал ещё шаг, она сорвалась с места и прыгнула на меня. Ударила меня лапами в грудь, и я упал на спину. Овчарка зарычала, брызгая слюной, и укусила меня за щёку. На крик из дома  выскочила хозяйка:

- Дунай, фу,- закричала она,- ко мне Дунай!

Дунай оттолкнулся от моей груди и подбежал к хозяйке.


- Как же мы теперь поедем? – плакала мама, вытирая мне кровь - Посмотри отец, он ему щеку прокусил! Вон, твоя сестра Нина сидит дома книжки читает. У нас поезд через два часа! А если пёс с бешенством?! Что же делать?

- Сдаём билеты! – решил отец -  с проводниками я договорюсь! Машина из части уже пришла. Давайте грузиться!

Следующий поезд уходил через несколько часов. За это время, мы заехали в госпиталь, где меня осмотрел врач и мне сделали первый укол.


- Наденька! – кричала Вера Николаевна, вдогонку, провожая нас,- Ты напиши мне на адрес школы! Хоть одно письмо напиши! Наденька, напиши!

- Ла-дна-а! Еле слышным эхом отзывалась улиц Чапаева.



 Мы выходили на каждой станции, и шли или ехали в местный медпункт, где мне делали уколы в живот.

Ждали другой поезд, и ехали до следующей остановки.


 Повторить этот путь и проехать ещё раз в кузове грузовой машины, отталкивая ногами, перекатывающиеся арбузы и что-то изменить,- не представляется возможным.


 Но, можно услышать глухой стук падающих чёрных слив; шипение глазуньи на сковороде; шарканье старых сандалий по бетонной дорожке; позвякивание цепи с кованым крюком, на которой держат дворовых собак, на плече у Вовки, когда он уходил с отцом на рыбалку; гудение толпы верующих у входа в Собор на прощании с архимандритом – он лежал в гробу на высоком крыльце, его лик почему-то был прикрыт маской из чёрного бархата усеянной драгоценными камнями и бриллиантами; далёкий звук мотора уходящего по реке катера, и вздохи тёплого ветра,и неуверенно пытающийся оторваться от стебелька виноградный листок, чтобы я смог потом, заново ощутить всё это и увидеть.


Только обращаться с этим видением надо осторожно, потому, что скоро оно может исчезнуть.

Теперь уже навсегда.