Ведение дневников в блокадном Ленинграде было запрещено.
За это мог быть расстрел.
Но остались отдельные странички маминого блокадного дневника.
Вот они...
***
В Память:
переживших блокаду мамы и бабушки ,
погибшего на Ладоге деда,
ушедшего под лёд при взрыве и штурме Орешка дяди Саши,
умершего от ран и контузии дяди Коли,
повешенной в деревне Пестово Ленобласти за связь с партизанами двоюродной тётки ,
погибшего в Бреста двоюродного дяди-пограничника,
расстрелянной в Харькове его невесты,
Повешенной в Харькове за сына пограничника бабушки Ульяны,
умершей от голода в Ленинграде двоюродной тётки,
погибшего под Петергофом её мужа,
умершего от голода их сына Бориса 10 лет,
умершей от голода годовалой названной сестры Наташи, удочерённой моей мамой, после смерти её родителей
Накануне дня Победы.
В молчании.
***
17 октября 1941 года.
Пошли к Военкому Куйбышевского района Ленинграда с просьбой отправить на фронт.
Нас 15 , все закончили курсы санинструкторов со званием младших медсестёр военного времени.
Посмотрел на нас и говорит :
«Милые вы мои девчонки сколько уже таких , как вы погибло на фронте .Не проситесь на фронт. Ленинград теперь тоже фронт.»
И дал направление на Садовую, в новый военгоспиталь .
Он располагается а пехотном училище, до революции Пажеском корпусе.
Эвакгоспиталь № 1448.
Очень скоро стали поступать тяжёлые , без рук, ног, раны рваные, кости белые из мяса рук,ног торчат, а мы ведь ничего не видели подобного до этого.
Кричат от боли все.
Они кричат , а мы плачем от виденного.
Там и спим.
Дежурство за дежурством.
21.12.1941.
Вот и зима..
Голод. И очень холодно.
Нет света.
Дома по лестнице , из-под ног , как кошки крысы.
Иногда натыкаешься на трупы, уже крысами обглоданные.
Пока их не убрал дворник Максим.
Из хирургии сделали терапию.
Выздоравливающих снова на фронт.
С нашего отделения маленькую Сашеньку отправили на лесозаготовки..
А ей только исполнилось 17, а приказ давать сначала 1 куб..м. дров в день, в потом 3-5-10 .
Дрова нужны не только для госпиталя , но и для города.
Как она там?
Она же такая худышка.
Ведь и каждому здоровому мужику это не по силам.
15.2.1942.
Получила увольнение домой.
Папа сидит на кровати ,ходить не может, ноги распухшие, цинготные.
Он не может их даже запихнуть в валенки.
В углу комнаты кроватка.
Там ребёнок 10 месяцев с отмороженными ножками и ручонками .
Спрашиваю –« Чья она ?".
Отвечает- « мама ходила на Васильевский остров, там умерла её двоюродная сестра и сын 10 лет.
Увидела в комнате рядом с покойниками эту девочку... одну.
Принесла сюда.»
Вечером вернулась в госпиталь.
Отпросилась снова , чтобы оформить свидетельство о смерти и на ребёнка документы.
Отец её тоже погиб под Петергофом ещё три месяца назад.
Была семья и не осталось ничего.
Надо их похоронить, но санок нет отвезти на кладбище.
Где взять ?
Видно придётся полкило за несколько дней хлеба сэкономить на пайке и отдать за прокат санок.
Другого выхода нет.
Не бросать же их на улице , как иные делают.
10 2.1942г
Была на Смоленском кладбище.
Спустилась в могилу.
Сама сложила рядом и мать и сына., когда зашла в сарай с конторкой волосы зашевелились.
Сарай весь набит трупами мужчин, женщин, детей, стариков.
И у всех глаза открыты.
И зрачки чёрные..широкие.
А сарай длиной метров под 60.
Трупы штабелями.
До самой крыши.
А сарай двухэтажный.
Почти прохода нет к конторскому столу среди ног и рук покойников.
Спрашиваю у конторского –« Почему не хороните ?» ,
Отвечает-« Некому... И некому траншею под могилу рыть, хотя и карточку первой категории дают.»
А это целых 250 грамм в день.
Надо запомнить... похоронены в первой траншее, лежат посредине.
14.2.1942г.
После похорон пошла к Дворцовому.
Что-то не то со мной ...почувствовала.
Подумалось , что мне Боткинских бараков не избежать.
Не заходя в общежитие пошла на отделение к начальнику.
Прекрасный человек доктор Касьянов Флегонт Андреевич.
Только и сказал –
« Никому не говори. Положат туда ?..пропадёшь. Там не выживают. Дай- ка я тебя на мужское отделение к себе положу. Никому ничего не говори. А там только поступили 40 мл.лейтенантов и с курсов."
Там 10 дней и пролежала за ширмой у печки.
Спасибо ему.
Иначе быть мне на Пискарёвском.
23.2.1942.
Опять тревоги.
Как же они надоели.
Каждые два часа. 10-12-14-16-18.
Устали перетаскивать раненых в бомбоубежище.
Мама приходит ко мне через день Волнуется. Пешком. Трамваи не ходят. А сил у неё нет.
Паёк 125 грамм хлеба на день.
Оставляю в котелке суп-баланду.
Перешла на самокрутки и самосад.
Сбивает голод.
Мама перестала доверять папе карточки.
Всё съедает , объедая по краям.. а в итоге есть дома нечего.
За хлебом стала ходить мама.
Клей обойный уже где можно соскоблен.
И съеден.
Стала экономить на пайке.
Храню под матрацем в портфеле под замком.
Мама очень слаба.
Пришла я , а замок порфеля вскрыт.
Хлеба нет.
Разревелась.
Ведь этим хлебом надо было кормить и маленькую, размочив хлеб в воде.
А ведь кто-то из своих медсестёр.
Знаю кто.
27.2.1942.
Опять беда.
Бомбёжка.
Ничего потом не помню.
Пришла в сознание только через месяц.
Дома не знали ничего.
Девочки не говорили маме ничего.
Говорили , что много работы.
Относили ей часть моего пайка.
Всё потом сказали, когда пришла в себя. Вся трясусь, руки , ноги.
Тяжёлая контузия.
Попала под бомбёжку.
Трясётся особенно голова и никакой памяти.
Надо устраивать малышку в Дом малютки.
Иначе умрёт.
Мне её не вытянуть.
Больше всего боюсь уснуть и не проснуться.
Всю ночь горит коптилка.
Сделана из консервной банки и скрученных в шгут канта портянок.
Где-то нашла лыжную мазь.
Главное что горит.
От Муси, сестры, письма не приходят.
Или приходят изредка.
Пишет , что мои письма читают в Челябинске всем цехом.
Туда эвакуировали Кировский завод.
Муся с ним.
Разговоры у нас одни.
Хоть всю оставшеюся жизнь в кирзачах ходить согласны, лишь бы война скорее кончилась.
Читать письма иногда трудно.
Всё замарано цензурой.
Знаю кировцы делают там танки.
Появилась привычка определять падение снаряда по звуку.
В доме , где мама попал снаряд.
Прямо напротив окон ещё один.
Стёкла все выбиты.
забили подушками, фанерой , и кое где вынутыми из фоторамок стёклами.
Пусть хоть какой-то свет будет.
Малышка умерла.
12.3. 1942.
Арестовали паспортистку из нашего ЖЭКА.
За людоедство.
Такая красивая.
Ухажёр оказывается ей человечину скармливал , чтобы не умерла.
Колька из 8й квартиры в вымершей 16й нашёл валенки на трупе.
Взял.
На выходе наткнулся на участкового с дворником.
Расстреляли у подворотни за мародёрство.
17.4.1942.
Спасибо двоюродному брату с Финского направления.
Привёз часть задней ноги лошади.
Праздник.
Ведь и кожу можно есть.
2 мая 1942 года.
Опять бомбёжка.
Бомбы, одна из них разорвались во дворе госпиталя.
Убиты начальник материальной части госпиталя, две медсестры, погибли некоторые раненные, лаборантка, политрук.
Начальник стоял в подъезде , а осколок меньше ногтя мизинца и прямо в сердце...
Крови почти никакой.
Стала появляться трава.
Скоро её можно будет есть.