Чужие глаза смотрели на раскинувшийся вокруг рынок. Все казалось знакомым и в то же время иным, различия таились в тени мельчайших деталей. Не успевая за собственным разумом, влекомая незримыми призраками, она увидела прямо перед собой женщину, а с нею юную деву и мальчика. Они были из знатного рода, вполне обеспеченного, Мьериванн поняла это по платью, дорогим украшениям на пальцах той, что была матерью двум другим, и по особой стати и взгляду, присущему лишь тем, кто несет с честью свою фамилию и знает наперечет всех родичей до седьмого колена.
Чистая белая кожа, не тронутая оспинами или беспощадным солнцем, густые каштановые волосы, уложенные тугими косами в кажущуюся простой прическу, полные губы, приветливо, но без заискиваний улыбавшиеся встречным. Женщина совершала прогулку по шумному Аквидолу, покинув стены дома в компании детей. Девочка, еще совсем неуклюжий подросток с торчащими будто крылья подраненной птицы лопатками, с интересом и едва скрываемым восторгом разглядывала открывшийся ей вид на другую жизнь – ту, что пульсировала здесь, за пределами ее безопасного и сытого жилища. Втиснутая во взрослое платье, непривычно облегающее тело там, где уже наметилась юная грудь, она казалась Мьериванн птенцом, беспечно брошенным навстречу волнующему трепетное сердце полету и твердой земле. Как же дочь Вердмуров, а сомнений в том не было, напомнила ей себя. И жалость, не к смеющейся деве, нет, к той, кем Мьериванн больше не стать, сковала тело стальными иглами.
Они поравнялись с лавкой черноволосой булочницы, и теперь она увидела мальчишку, до поры скрывавшегося за спинами матери и старшей сестры. На вид ему было лет десять, быть может, чуть больше. Те же волосы цвета дубовой коры, кудрями обрамлявшие бледный овал лица, те же серо-зеленые глаза, что и у родичей, только во взгляде ни сдержанной мягкости и доброты, ни восторга, его интерес к новым видам был тесно сплетен с настороженностью. Словно мальчик предвидел в них угрозу семейному уюту и готов был сражаться за прежнюю жизнь. Только мог ли?
- Самые вкусные пирожки с луком и яйцами, с печенью вепря и сердцем лесного оленя, с нежнейшими медовыми яблоками и сладкой вишни, пироги с рыбой, с голубями, с перепелами и кроткими цыплятками, каких вы нигде больше не отведаете. Все самое свежее, самое нежное для госпожи и ее детей. Берите, чего душа пожелает, не пожалеете, - таким же сладким, как названная вишня, увещевала торговка, расхваливая аппетитный товар.
Щедрым жестом она взмахнула над ним и склонила голову, выказывая уважение к женщине. Рядом с ней явно скучал другой мальчик – темноволосый, но цвет не воронова крыла, как у его матушки, скорее дубленой кожи, а глаза карие и озорно поблескивающие исподлобья на подошедшее семейство. В руке он крутил надкусанный пирожок.
- Наши кухарки услащают взгляды и животы ничуть не хуже, - произнесла мать вежливо, но задержалась у прилавка, оценивая на глаз свежесть товара.
- Матушка, я хочу пирог с голубями, - ее дочь проявляла к нему куда больший интерес, чем сын. – И вот это выглядит очень вкусно, и это… - она указывала тонким пальчиком на одно, на другое.
Торговка называла по очереди начинку: с дикой малиной, с творогом и изюмом, с тертыми орехами и медом. Мать под напором юной девы сдалась, сладкие и мясные пироги перекочевали в плетеную корзину, обе остались довольны покупкой, а сероглазый мальчик вынужден был терпеливо дожидаться, когда те распрощаются с обаявшей их булочницей.
- Ах, какой красивый у вас сын, милая госпожа. И послушный, чего не скажешь про моего, - сказала она, грозно покосившись на своего отпрыска. – Одни хлопоты с ним, не ребенок, исчадие Зарбука!
- А вот и нет, все не правда, - откликнулся тот.
- Правда, правда, - махнула на него торговка.
- В воспитании сыновей нужна крепкая мужская рука. Никто как отец не наставит ребенка на правильный путь, - снисходительно сказала мать Вердмура и улыбнулась, будто извиняясь за излишне личные слова.
- Нет у него отца, - отрезала вдруг черноокая, напряглась будто зверь перед броском, и та невольно попятилась от лавки.
- Сожалею, я…
- Не нужно сожалеть, - сказала и тут же смягчилась. - Простите, госпожа, я бываю резка, но то лишь от заботы об этом негоднике, только лишь от того. Вы тоже мать, вы-то меня поймете, - взгляд ее из ледяного стал печальным, а в голосе прорезался хрип, будто маска сползла на мгновенье, а под ней обнаружился страх и волненье.
Но чего та боялась?
- Да, я понимаю. Доброго дня! – мать Вердмура готова была уйти с полной корзиной выпечки, и дети вместе с ней.
- Постойте! Вот, - булочница протянула нахмуренному мальчику золотистый пирожок.
Заметив его настрой, она улыбнулась как можно ласковей и сказала:
- Не бойся, я не отравить тебя хочу. Ты так послушен и неприхотлив, ничего себе не взял, и я хочу сделать тебе маленький подарок. Если, конечно, твоя матушка не против, - дождавшись утвердительного кивка, черноокая торговка склонилась еще ниже, шепча почти на ухо. – Начинка непростая. Говорят, те, кто отведал сердца дракона, никогда не ведают страха, отвага их опережает восход солнца, а любые невзгоды лишь укрепляют их дух, отсекая все лишнее. Хочешь узнать, какого это?
Вместе с Мьериванн, наблюдавшей извне события прошлых лет, затаила дыхание торговка и ее сын, не скрывавший ехидной усмешки. Застыли, ожидая решения юного Вердмура и желая продолжить прогулку, мать и дочь. Кто бы отказался от такого дара в столь чистом, нетронутом болью потерь и предательств возрасте? Кто не хотел в эти годы верить, что драконы не покинули этот мир насовсем? Кто не мечтал втайне о подвигах, засыпая в просторной детской?
Так или иначе, это всего лишь тесто с мясом, чьим бы оно ни оказалось, и мальчик, пробурчав благодарность, взял пирожок, откусил от него добрую половину, а в следующий миг, скривившись лицом, выплюнул все наземь.
- Ты лгунья! – теперь Мьериванн отчетливо расслышала его слова. – Лгунья! Твои пироги с глиной! А может в тех, что с голубями, только кости да черви?! Мерзость!
Пока мальчишка, раздосадованный обманом и обидой, на себя, потому что поверил другим, на торговку, на ее сына, потому что смеется надо всем этим, топтал испорченную булку, его мать багровела, оскорбленная не меньше сына, а дочь с опаской заглядывала в корзину с покупками.
- Ты?! Как ты смеешь… - начала было она, исполненная праведным гневом.
- Клянусь всеми Валдорами, не моя вина! – завопила торговка, всплеснула руками, обернувшись к сыну. – Брут! Выпорю! Дух из тебя вытрясу, паршивец эдакий!
Только тот уже припустил прочь со всех ног, а мать Вердмура, вытряхнув перед ней корзину с покупками и не желая слушать объяснения, схватила сына за руку и почти насильно потащила за собой. Дочь, с досадой поглядев на засыпанные по рыночной площади булки и пироги, задержалась чуть дольше, но вскоре бросилась догонять их.
Чем дальше они уходили, тем больше расплывалась реальность перед глазами Мьериванн. Сперва торговка с ее товаром, затем каменные стены, обрамлявшие площадь и люди, снующие тут и там, исчезали, превращаясь в размытые пятна. Последними пропали спины семейства Вердмур. Видение сузилось до игольного ушка и выплюнуло сознание ведьмы из Пограничных полей, мира, где сон и смерть переплетены так тесно, что одно почти неотличимо от другого.
Мьериванн распахнула глаза, поднявшись на постели и тяжело хватая воздух ртом. Лоб ее покрывала испарина, зрачки расширены - в темноте брошенного дома Вердмуров она съела сильфийское средство, способное переносить сознание за грани времени и тела. Дальние родичи эльфов, сильфы хранили много секретов в Сумрачном лесу, где жили в единении с природой, как дикари или же как истинно свободный от оков общества народ. Время, проведенное среди них, многому научило Мьериванн, но не стоило сомневаться, еще больше тайн они утаили от нее, желая защитить мир от неверно использованных сил. Теперь же, совершив путешествие в прошлое, узрев нечто важное (для Алорди и его семьи) белокурая ведьма силилась понять смысл, найти первопричину свершившегося в этих стенах зла.
Чем бы это ни было, оно ускользало разума. Соскользнув обутыми ногами на каменный пол, Мьериванн огляделась вокруг. Спальня, где она уснула, прожевав сушеный гриб аткелоб, находилась в западном крыле первого этажа и, должно быть, принадлежала кому-то из слуг. Удобства и роскошь при выборе не интересовали ее, к тому же, пустующий многие годы дом порос паутиной и пылью, лишайник и мох отвоевывали место сажень за саженью, а забытые птицами семена давали входы деревьев и кустарников там, где прежде их быть не могло. Была ли разница меж покоями господина и его слуг в стенах, не слышавших смеха и голосов так давно?
Пробираясь на нетвердых ногах к окну, Мьериванн растирала ладони. Ранняя весна в Аквидоле теплее, чем на ее родине в Мирдусине, но и здесь ночи холодны, если нет очага, что согреет, и вина, что разгонит кровь. «Сколько же я провела во сне?» - думала женщина, созерцая сквозь лишенный ставень оконный проем непроглядную ночь. Был день, когда она покинула кладбище с собранным «урожаем». Солнце светило над головой, лишая ее тени, дорога к замку заняла куда меньше времени, чем видение, но глаза ей не врали.
Приплясывая от холода, чтобы поскорее согреться, Мьериванн подобрала оставленную сумку и, не оглядываясь, покинула заброшенное жилище Вердмуров. В городе найдется чистая постель и горячая еда, в этом она нуждалась сейчас больше всего, оттого шла быстро и без остановок. Впереди горели огни, на улицах Аквидола жгли масляные факелы, освещая темную приморскую ночь. С рассветом Мьериванн сядет на первый корабль, идущий вверх по реке, и покинет чужую землю. Больше здесь ее ничего не держало.
Голод и холод гнали ведьму туда, где Орден красных магов развернул сеть против некромантов и последователей Матери Бездны, а надломленная луна, покровительница заигрывающих со Смертью колдунов, взирала сверху на невольную падчерицу.
Следующий эпизод ==> http://www.proza.ru/2017/05/08/123