Так из грязей
мы вышли в князья
И смотри-ка, покамест идём,
не сдаёмся!
БГ Великий :-)
11.
Этот странный день, день ее появления в Доме зеленоглазой Колдуньи, «госпожи-американки», подошел к концу. Полина с удивлением отметила для себя, что вполне освоилась в этом Доме. И ей здесь нравилось, нравилось всё. И все, кто здесь жил, ей были безоговорочно симпатичны. И те, кто по своему сословию ей скорее близки, и та, кого они все вместе уважительно именуют «матушка-барыня». Кстати, сама ее американская госпожа не далее как сегодня вечером дала отповедь своей юной крепостной, четко обозначив, и словами, и весьма недвусмысленным тоном, что вовсе не считает сие обращение достаточно адекватным своей истинной личности.
Дело обстояло так. Миссис Фэйрфакс сказала, что пришло время «идти ко сну» – на каминных часах было уже одиннадцать часов. И она пожелала, прежде чем они займутся ее вечерним туалетом, осмотреть комнату своей крепостной, совместно с ее нынешней обитательницей.
Придя туда, она помогла ей зажечь особую масляную лампу с пузатым стеклом, прикрывавшим фитиль и занятным винтовым устройством, помогавшим регулировать пламя путем выдвижения этого самого фитиля. Точно такую же, какие освещали ее собственную спальню. Миссис Фэйрфакс попросила Полину обратить сугубое внимание на то, как это все было ею исполнено, чтобы в следующий раз девушка это могла сделать сама, без ее хозяйской помощи. А потом стала объяснять своей совершенно смущенной крепостной, где находится постельное белье и как Полине следует стелить постель. Заодно, госпожа высказала недвусмысленное пожелание взглянуть-проверить, как именно ее компаньонка развесила и разложила все те обновки, которые они купили для нее сегодня. Осмотрев все предъявленное ее глазам со стороны юной компаньонки, госпожа сделала несколько эмоциональное, почти что патетическое заявление. Дескать, все, что она увидела, это «Ужас, кошмар и фантасмагория Бедлама!» Впрочем, все это было высказано несколько наигранным тоном, возможно, просто в педагогических целях. Хозяйка дома тут же потребовала от своей компаньонки незамедлительно навести порядок, естественно, под ее личным присмотром.
Даже нет, не так. Миссис Фэйрфакс, с весьма недовольным видом, несколько раз заставляла свою крепостную все перевешивать и складывать, по возможности аккуратно. Но потом, в итоге, махнув рукой, сама, лично привела гардероб своей компаньонки в тот порядок, который, судя по всему, более-менее соответствовал ее, госпожи, представлениям о должном.
- Спасибо Вам, матушка-барыня! – сказала тогда Полина. И несколько смущенным голосом добавила:
- Вот только... господское ли это дело, в шкафу у своей горничной порядок-то наводить?
- Во-первых, порядок абсолютно необходим! – наставительным тоном произнесла ее хозяйка. – Как же без этого? И кто, кроме меня, тебя к нему приучит, позволь уж мне тебя спросить?
- Простите, Вы, конечно же, правы, - Полина покраснела. – Я, кажется, очень уж привыкла к Вашей доброте и, наверное, позволяю себе... лишнее. Простите меня, ежели мои слова показались Вам дерзкими!
- Дерзкими? Ну, так, самую малость! – улыбнулась ее госпожа. И закончила свою мысль, обозначив этой легкой улыбкой условное неудовольствие торопливостью суждений своей компаньонки. – А во-вторых, я не являюсь полноправной «барыней». Впрочем, кажется, я об этом уже немного говорила тебе.
- Простите... – девушка всем своим видом показала, что уже весьма и весьма сожалеет о собственной болтливости. Но миссис Фэйрфакс взглянула на нее очень серьезно.
- Да-да, милая моя Полина, - продолжила она. – Я вовсе не являюсь дворянкой по праву рождения. Не забывай, в Штатах, в моей стране, никаких дворян нет и в помине. В столь высокое – она произнесла это слово с нескрываемой иронией, - достоинство меня возвели деньги, моя практичность и продажность одного итальянского герцога. Я сочла, что наличие формального дворянства дает множество возможностей, недоступных простым смертным, даже в цивилизованной Европе. При этом, так уж совпало, что тот самый герцог, - омерзительнейшее, я тебе скажу, существо! – весьма и весьма поиздержался. И нуждался в крупной сумме наличными. А они у меня как раз были.
- Вы... доверяете мне свои тайны? – Полина никак не могла поверить в то, что стала поверенной столь... необычного секрета.
- У меня действительно, есть некоторые тайны, - ее госпожа как-то снисходительно улыбнулась. – Однако то, что я тебе сейчас рассказала, к таковым не относится. Скорее уж, это своего рода «Секрет Полишинеля». Просто я тебе рассказала его таким, каков он есть, по сути. Все окружающие знают меня как эксцентричную американку, пожалованную во дворянство в Италии за участие в богоугодных делах призрения больных и немощных, и в прочей благотворительности. Смысл, в общем-то, тот же, но звучит все немного красивее, чем так, как было на самом деле.
- Неужели герцог забрал лично себе деньги, предназначенные для сирых и убогих?! – Полина даже всплеснула руками, будучи вся в недоумении и возмущении от такой новости в отношении лиц, власть предержащих, правящих в цивилизованной Европе. И даже позволила себе весьма невежливое заявление, достойное того, чтобы в России ее объявили бунтовщицей:
- Ведь это же... истинная подлость!
Она замолчала, испуганно взглянув на свою хозяйку. Ту самую, кто когда-то вела свои дела с этим самым титулованным подлецом и, возможно, имела по указанному вопросу мнение, весьма отличное от наивных суждений своей крепостной компаньонки. Но миссис Фэйрфакс только неопределенно пожала плечами.
- Видишь ли, моя дорогая, - ответила она на ее вербальные и жестовые эмоции. – Мне было крайне необходимо официальное пожалование в число тех, кого здесь, в России, обозначают дворянами. Приехав в Европу, я осознала, что даже формальная принадлежность к пресловутому «благородному сословию», - слово «благородному» прозвучало из ее уст весьма и весьма иронично! – дает массу привилегий, которые в реальной жизни оказываются отнюдь не лишними. И вот здесь, весьма кстати, появился этот самый герцог с его финансовыми проблемами, которые я помогла разрешить. Вот и все.
- Я понимаю, - тихо сказала Полина и чуть слышно добавила:
- Простите меня. Я не должна была, не имела никакого права осуждать Вашего... сюзерена.
Это мудреное слово из каких-то книжек, которые Полина читала в библиотеке своей барышни-графини, сорвалось у нее с языка как-то... само собою, что ли. Но ее госпожа явно оценила и смысл, и контекст сказанного крепостной девушкой. И как-то весьма одобрительно улыбнулась своей юной компаньонке. А потом каким-то особым покровительственным жестом положила свои руки ей на плечи.
- Мой, как ты изволила выразиться, «сюзерен» действительно знатный подлец, причем во всех смыслах. Здесь я с тобою полностью согласна, - сказала она, как бы закрывая тему своего господства над нею, производного, якобы «из прав благородного сословия». - Хотя ты даже и не представляешь себе, насколько его подлость омерзительна. Но он в тот раз все устроил очень красиво. Я оплатила строительство лечебницы его имени и еще некоторых «мест призрения неимущих». В полуторную цену, разницу от которой «его светлость», - ирония в этих словах миссис Фэйрфакс была почти что физически ощутимой! – положил себе в карман. Но мне это было безразлично. Каждый получил свое и даже в чем-то красиво. Во всяком случае, в той лечебнице действительно врачуют итальянских бедняков, благословляющих имя своего властителя... А меня благодарят те врачи, кто знают, как все было на самом деле. Мне это неимоверно льстит, и лично я на своего «сюзерена» вовсе не в обиде!
- Вы воистину благородны! – воскликнула Полина. – Для меня честь служить Вам! Располагайте мною так, как Вы сочтете нужным, я сделаю для Вашей милости все, что будет в моих силах. Прикажите, и я исполню любой Ваш приказ, любое Ваше пожелание! Клянусь!
- Наивное восторженное дитя! – как-то очень мягко улыбнулась ее визави и внезапно крепко обняла девушку. У Полины даже на мгновение перехватило дыхание, то ли действительно от избытка чувств, то ли от силы и энергичности этого самого объятия. Затем ее госпожа снова мягко отстранила от себя свою компаньонку и жестом приказала ей присесть на постель. Когда девушка исполнила требуемое, миссис Фэйрфакс присела рядом и как-то очень доверительно, как близкую подругу, приобняла ее за плечи. Полине этот нежный, почти интимный знак близости показался безумно приятным. Ей на секунду захотелось прижаться к ней, положить свою голову на плечо своей хозяйки и зарыться лицом в ее волосы, снова ощутив их особый запах.
Ее госпожа пользовалась странными духами, имевшими чуть сладковатый, но вовсе не приторный, а какой-то очень свежий аромат. И ее волосы пахли сейчас именно так, особенно приятно, поскольку молодая женщина только что, всего несколько минут тому назад, перед тем как расчесать свои каштановые волосы, отливавшие на свету оттенком темной меди, нанесла на гребень слоновой кости несколько капель этой самой упоительно пахнущей жидкости.
- Полина, милая моя! – как-то очень тихо, но внятно сказала ее госпожа. – Никогда не бросайся такими словами и обещаниями! Даже если искренне любишь кого-то и восхищаешься им. Даже если этот человек, по твоему искреннему убеждению, достоин столь высоких клятв, никогда не произноси ничего подобного! Будь осмотрительна!
- Но отчего же? – девушка очень удивилась такому неожиданному призыву к сугубой осторожности.
- Оттого, что немало найдется желающих воспользоваться твоей искренностью, наивностью и простодушным благородством! – самым серьезным тоном высказала ее госпожа и, видя, что девушка явно желает возразить ей, в части своего предполагаемого благородства, отрицательно покачала головою.
- Я знаю, о чем говорю, - продолжила она, и чуть сильнее сжала свои руки, почти стиснула девушку в своих объятиях. От этого, кстати, Полина снова почувствовала странное удовольствие. Совершенно непривычное для нее удовольствие от этих прикосновений своей госпожи. – Ты, воистину, благородна от природы. Это благородство происходит прямо из глубины твоего нежного сердца. И твое «низкое», с точки зрения генеалогии, происхождение здесь роли не играет. С моей точки зрения, человеческое существо является благородным или же низким изначально, по самой своей сути. Образование, воспитание, все это может только помочь высвободить уже имеющиеся благородные задатки и пригасить низменные инстинкты и проявления темной стороны души. Но полностью изменить свою истинную суть едва ли под силу обычному человеку. Ты благородна вовсе не потому, что выросла в доме графа Прилуцкого, рядом с его дочерью, и смогла перенять некоторые дворянские манеры. Твое благородство идет у тебя изнутри. И в этом смысле, ты куда как выше того самого герцога, коего ты так изящно назвала моим «сюзереном», того, кто действительно пару лет назад произвел меня во дворянство.
- Вы меня... – Полина снова смутилась и густо покраснела, стыдясь таких похвал.
- Я просто вижу тебя такой, какая ты есть, - миссис Фэйрфакс произнесла это вполне серьезным тоном. – И мне безразлично твое происхождение. Кстати, Полина, - добавила она, чуть отстранившись, убрав руки с плеч своей визави, и многозначительно заглянув ей в глаза, - я надеюсь, что тонкости той истории, ну, то, как именно я стала итальянской дворянкой, навсегда останутся между нами. Договорились?
- Клянусь! – смущенно ответила Полина. И тут же, заметив укоризненный взгляд своей госпожи, поправилась:
- Обещаю!
- Уже лучше! – сказала миссис Фэйрфакс, одобрительно кивнув своей компаньонке. И мягким, но очень наставительным тоном добавила:
- Будь аккуратна в общении с людьми, никому не раскрывай свое сердце без необходимости, не клянись и не давай излишних обещаний. Помни, любую клятву или обет, те, кто заинтересованы в их исполнении, могут обратить против тебя. И тебе придется делать обещанное, даже в том случае, когда ты будешь твердо уверена в том, что это пойдет тебе во вред, и те, кем ты совсем недавно восхищалась, вовсе не столь прекрасны, как тебе казалось всего несколькими днями ранее. Но именно твое внутреннее благородство не позволит тебе отказаться от исполнения своей клятвы таким вероломным существам, обернувшимся к тебе своей темной стороной. А она, эта самая темная стороны натуры, поверь мне, есть у всякого! И ты сама, понуждаемая внутренней своей потребностью быть честной, нет, не перед теми, кто тебя откровенно использует, а перед собственной совестью, принесешь себя в жертву чужим интересам, зная при этом, что те, ради которых ты все это делаешь, в принципе недостойны твоих усилий. Но ты не сможешь, дорогая моя Полина, ты просто не сможешь поступить иначе, вот в чем проблема...
- Хорошо, я не буду клясться без необходимости, и постараюсь не давать несбыточных обещаний, которые мне потом смогут припомнить, – сказала Полина и, улыбнувшись, добавила:
- Но ведь Вы же не такая! Вы благородны и честны. И не станете унижаться до того, чтобы воспользоваться чьей-то оплошностью!
- С чего это ты взяла? – миссис Фэйрфакс с явным удивлением поглядела на свою визави. – Я вполне могу быть и крайне жестокой, и весьма злопамятной! И мне ничего не стоит воспользоваться другим человеком для достижения моих личных целей и извлечения выгоды. Да что там говорить! Ты что, уже позабыла о том, как я жестоко подтрунила над доктором, всего лишь из-за его несколько предвзятого отношения ко мне любимой. И тебя довела до слез. И даже не раскаиваюсь в том, что сделала.
- Неправда! – Полина покачала головою. – Вы ведь извинились за то, что были столь... суровы. И не стали меня наказывать за дерзость. Нет-нет, я знаю, Вы хорошая! Я Вам верю. Просто, Вы заботитесь о том, чтобы я не наделала глупостей!
- Полина, сим волеизъявлением я навсегда освобождаю тебя от всех опрометчивых клятв, которые ты успела дать мне за сегодняшний день, - тихо, но как-то очень уж внушительным тоном произнесла миссис Фэйрфакс, глядя на свою компаньонку очень серьезно. – Я хочу, чтобы между нами не было поводов к взаимным обидам и недоразумениям. Знай, ты свободна в своих мнениях и желаниях. Когда мы одни, ты вправе высказываться откровенно и нелицеприятно обо всем на свете. Обо всем, что ты думаешь, обо всех и о каждом, даже обо мне! И если у тебя возникнет желание поспорить, наедине со мною ты вправе высказывать свое мнение сколь угодно жестко. Я же, со своей стороны, тоже постараюсь обойтись в отношении тебя сугубо словесными увещеваниями. Полина, я хочу, чтобы наедине со мною ты чувствовала себя свободной от всех и всяческих условностей. Да-да! Я хочу видеть рядом духовно свободную девушку, а вовсе не крепостную рабыню, которую мне отдали внаймы. Девушку образованную и благородную душою, достойную куда лучшей участи, чем прозябание в рабском состоянии!
- Вы... осуждаете меня за раболепие, да? – голос Полины чуть дрогнул. – Я слышала там, в доме, где я служила прежде... Покойный господин граф говорил, будто бы за границей все считают русских прирожденными рабами. Причем, там не делают разницы между дворянином и крепостным крестьянином. Для Вас, европейцев, это отнюдь не важно. Вы все равно презираете нас за то, что мы преданны своему государю и верны тем своим господам, кого считаем благодетелями для нас и наших близких. Да, я такая! Я была верна дому Прилуцких, где служила ранее! Но господин граф вовсе не был дурным человеком. Он ведь заботился обо мне, и был достоин моего почтения! Да, я, конечно, росла там отнюдь не на правах его родной дочери, но ко мне он относился очень хорошо! И поверьте, я перед ним никогда не становилась на колени. Он просто не допустил бы такого... как Вы сказали... раболепия! И Вам я сегодня клялась от чистого сердца, а вовсе не из-за того, что Вы моя нынешняя хозяйка! И таких слов, как Вам, я никому и никогда не говорила! А Вы...
Полина всхлипнула, и своими глазами, полными слез, встретилась с зелеными очами своей госпожи. И увидела там... Вовсе не иронию или же иную форму насмешки. Скорее огорчение тем обстоятельством, что ее, взрослую и весьма неглупую женщину, снова поняли неправильно. А потом госпожа американка снова молча прижала девушку к себе. И в этот раз Полина взревела, уткнувшись ей в плечо. Просто чувствуя, что больше не может сдерживать своих слез...
Трудно сказать, сколько они просидели так, обнявшись. Наверное, с четверть часа, не меньше. Полина забыла о времени, полностью отключившись от всего, что ее окружало. Чувствуя неодолимую потребность прореветься всласть и прижаться к родному плечу. Она действительно не плакала уже давно. И сейчас, кажется, уцепилась за такую возможность. Впрочем, похоже, что ее госпожа-колдунья вовсе не возражала против такого излияния чувств. Она мягкими движениями гладила девушку по спине. Со стороны могло показаться даже, что она как бы выдавливает из нее эти слезы, помогая расслабиться, выплакать все ее страхи и обиды. И действительно, с каждой слезинкой, пролитой на ее плече, Полина избавлялась от своих былых кошмаров и переживаний. Кажется, ее госпожа действительно помогала девушке расстаться с той, прежней жизнью, перед тем как она обретет новую.
Возможно, все действительно так и было...
...Но, как известно, слезы не бесконечны, что бы ни говорили об этом моралисты-критики, высказывая свои сентенции о женщинах и их умении спасаться плачем от приступов горя и от разных обид. Мало-помалу, Полина затихла. Госпожа еще некоторое время держала ее лицом на своем плече. А потом очень мягко отстранила девушку от себя, вынула платок и привела свою визави в порядок. После этого, свернув и убрав обратно в кармашек платья тонкую ткань, взяла девушку за руки и этим молчаливым движением заставила ее поднять свои голубые глаза и встретить взгляд своей хозяйки. Полина на секунду показалось, что зеленые глаза ее госпожи снова вспыхнули колдовским огнем. Но это «внутреннее» пламя не обжигало, скорее, очищало девушку от остатков былого. Раскрывало Книгу Жизни с чистого листа.
- Полина, милая моя, - голос миссис Фэйрфакс звучал как-то грустно и очень искренне. Хотелось слышать каждое слово, произнесенное ею. И верить всему тому, что будет сказано, сразу и безоговорочно, без сомнений, отныне и навсегда! – Я вовсе не презираю русских. Мой отец был русским. Это он выучил меня языку своей родины. И уж в нем никакого раболепия не было, нет, и никогда не будет! Пойми, я просто хочу, чтобы ты была со мною по-настоящему близка. Чтобы страх не омрачал твои мысли. Ты ведь уже стала поверенной некоторых моих тайн. У меня их еще много, уж ты не сомневайся! И я хочу, чтобы ты эти тайны хранила искренне меня любя, а вовсе не из пресловутого чувства долга или же по принуждению. Вот и все. Я хочу довериться тебе во всем и ожидаю от тебя взаимного доверия. Мне не нужна покорная раба, или девушка, которую я повязала обетами из чувства благодарности!
Миссис Фэйрфакс сделала небольшую паузу, но Полина не нашла, что ей ответить. Только опустила очи долу, пытаясь как-то собраться с мыслями. Ее госпожа мягко улыбнулась и выпустила кисти рук девушки из своих пальцев.
- Насчет презрения к русским со стороны европейцев, - заметила она, – я вовсе не в курсе. В Европе я говорю по-французски, по-английски, по-итальянски и даже немного по-немецки. Поэтому я никакого презрения никогда не ощущала. Кстати, не забывай, моя дорогая, что сама я американка. Мы тоже, также как и русские, несколько... чужие в Европе!
Эти слова она произнесла с явной иронией, и Полина, наконец-то, чуть-чуть улыбнулась в ответ на ее слова.
- Ты не обижаешься? – вопрос ее госпожи прозвучал скорее в утвердительном тоне.
- Я благодарна Вам, - откликнулась девушка
А потом Полина позволила себе то, чем умудрилась сходу вогнать в краску смущения свою заботливую хозяйку. Она сама взяла ее за руки и сказала:
- Я подтверждаю свои клятвы. Я стану служить Вам верой и правдой. Буду преданна Вам телом и душою. И я никогда не отрекусь от своих слов.
- Я принимаю твои клятвы, - лицо миссис Фэйрфакс стало очень серьезным, и говорила она в этот раз почти торжественным голосом, безо всякой иронии. – И я в свою очередь, клянусь, что исполню твою просьбу об освобождении от них, незамедлительно, сразу после того, как ты обратишься с нею ко мне.
И, видя, как верная ей девушка отрицательно качает головою, добавила:
- Ежели когда-нибудь искренняя и преданная служба мне станет для тебя в тягость... В общем, Полина, ты вправе попросить освободить тебя от всех клятв и обещаний, что будут к тому времени связывать нас с тобою. И пускай Господь Бог будет мне свидетелем в том, что я сейчас, сию минуту, поклялась исполнить эту твою просьбу.
- Но... – девушка в полном смущении опустила очи долу.
- Нет, Полина! – миссис Фэйрфакс покачала головою. – Не спорь со мною! Я хочу, чтобы ты имела возможность отказаться от своих слов, от выражений преданности мне, ежели на это будет такая необходимость. Так будет и правильно, и попросту честно.
- Хорошо... – вздохнула Полина, явно оставшаяся при своем прежнем мнении, и вовсе не желающая его менять. А потом, наконец-то, по-настоящему, с искренним облегчением улыбнулась.