Глава третья
Наполеон в шаге от победы
– Ну что, Бертье, у Русских нет более ни Румянцева, ни Потёмкина, ни Суворова, – заговорил Наполеон, когда распоряжения были уже отправлены маршалам, и они с начальником штаба остались вдвоём.
– Есть Кутузов, – осторожно вставил Бертье, который не был сторонником военного столкновения с Русскими и при каждом удобном случае пытался увести императора от мыслей о войне с Россией.
– Кутузов в опале. Кутузов отодвинут в сторону. Император Александр не простит ему Аустерлиц, – сказал Наполеон.
– Потому и не простит, что не Кутузов, а он сам виноват в поражении союзников. Помните, ваше величество, что мы ещё накануне определили: если Русские покинут Праценские высоты, они потерпят поражение? Так вот, Кутузов до последней возможности не покидал их, пока Император Александр не настоял. Ведь он буквально прогнал оттуда Кутузова с войсками. Кстати, в той войне отличился Багратион. Русские зовут его генералом по образу и подобию Суворова.
– Багратион молод, Каменский стар. А больше у них и нет никого. Самое время покончить с Русской армией. Так как мы уже покончили с Прусской при Йене и Ауерштадте в октябре минувшего года.
– С Россией шутки плохи. Пока ещё никому не удалось её победить, – не сдавался Бертье.
– Будем решать задачи последовательно. Пока у нас есть возможность уничтожить Русскую армию, явившуюся на поля Восточной Пруссии и Польши. В это время года, вдали от России, в разорённом войной, чужом для Русских районе уцелеть, кому бы то ни было будет трудно. Повторяю, теперь у них нет Суворова, и проводить аналогии с Альпийским походом неуместно.
– И всё же мне более импонировали ваши добрые отношения с Императором Павлом, нежели враждебные с Александром, – сказал Бертье.
– Александр, увы, не Павел, – вздохнув, проговорил Наполеон. – Павел был Русским Царем, Павел готов был положить живот за Россию. Александр – слуга Англии. Заключить мир с ним невозможно. Разве что наступим ему на глотку. Он не из храбрецов. Мне доложили, что в день Аустерлица он позорно бежал с поля боя и его нашли рыдающим в кустах, в изорванном мундире.
Бертье промолчал. Справедливости ради, он мог бы напомнить Наполеону, как тот бросил его, Бертье, вместе с армией в Африке и ещё более позорно бежал во Францию. Но субординация не допускала намёков в адрес императора, да и сам ведь Бертье защищал тогда Наполеона, попросту выгораживая его и спасая от неминуемого и сурового суда.
– Александр непредсказуем, недаром о нём говорят, что фальшив как пена морская, – продолжил Наполеон. – Павел же был истинный Государь. Если с ним война, то – война, если мир, то уж действительно мир.
– Что нам делить с Россией, ваше величество? – спросил Бертье, в вопрос свой вкладывая вполне предсказуемый ответ.
– По большому счёту, нечего, – согласился Наполеон. – Потому-то мы без особого труда и достигли с Императором Павлом согласия по многим вопросам. Павел был истым монархистом, точнее, как там у Русских…
– Самодержцем…
– Вот-вот, – кивнул Наполеон. – Хотя по мне, что в лоб, что по лбу, – заметил он.
– Далеко не одно и тоже, – попытался возразить Бертье.
– Не о том сейчас речь, – перебил его император. – Мне доложили об одном весьма загадочном письме Павла к Суворову, направленном в начале тысяча восьмисотого года. Император требовал немедленного возвращения армии в Россию и намекал на то, что ему остаётся ожидать каких-то перемен во Франции, которые скажутся на внешней политике России.
– Не трудно догадаться, какие перемены имел в виду Император Павел, – заметил Бертье.
– О них он более чем прозрачно высказался в беседе с датским посланником. Тот направил донесение своему двору, которое предоставила мне наша разведка. Помнится, посланник сообщал, что Император Павел меняет своё отношение к Франции, в которой водворяется король. Он ошибся лишь в одном. Я стал императором, – уточнил Наполеон.
– Ну а продажные союзники Русскому Царю, в груди которого билось честное сердце, порядком надоели, – сделал заключение Бертье.
– Немало было у Императора и других причин для того, чтобы сетовать на союзников, причём далеко не в последнюю очередь на Англию, – заметил Наполеон. – А это было мне очень на руку. В случае правильных дипломатических шагов, я мог приобрести в союзники по борьбе с Англией могущественную в ту пору Россию.
Бертье помнил, сколь сложная обстановка складывалась на рубеже веков. Франции нужен был надёжный союзник, причём не только надёжный, но и сильный. Таким союзником могла быть только Россия. И вдруг Россия из противника стала превращаться в такого вот именно союзника. В своё время захват французами острова Мальты и удаление оттуда Мальтийского ордена явились одной из причин военного столкновения с Францией. Но вот английский флот освободил Мальту. И что же? Вместо того чтобы вернуть остров Мальтийскому ордену, нашедшему приют в России, англичане оставили его за собой. Они опасались Русского влияния, опасались Православного приорства ордена, делая ставку на создание католического приорства, враждебного России.
Получив известие об отказе Англии возвратить остров Мальтийскому ордену, Павел Первый наложил эмбарго на английские суда и товары во всех российских портах. 23 октября 1800 года соответствующая декларация за подписью Фёдора Васильевича Ростопчина была направлена во все порты. Это было на руку Франции. А тут ещё стало известно, якобы, Государь Император Павел Первый повелел Ф.В. Ростопчину «изложить мысли о политическом состоянии Европы». И в основу этой записки легли мысли именно о тесном союзе с Францией, и о разделе Турции. Вскоре в Париж поступили уже конкретные предложения по сотрудничеству. Наполеон увидел в этих предложениях весьма рациональные зёрна, увидел, что союз с Россией даёт вернейший способ к уничтожению Великобритании и утверждению завоеваний Франции. Но и уступить нужно был во многом. К России должны были отойти Романия, Булгария и Молдавия, а впоследствии, возможно, даже и Греция.
Тем временем, Наполеон совершил новый переворот внутри страны и нанёс Австрии, лишившейся помощи России, сокрушительное поражение. Зная о том, что Император Павел порвал со своими союзниками, Наполеон сделал первым шаг к сближению с Россией. Нельзя сказать, чтобы Франция питала к России нежные чувства, и уж тем более нельзя заподозрить в них самого Наполеона, которого ныне недаром зовут «французским Гитлером», а Лувр именуют музеем беспредельного грабежа. Но на том историческом этапе Наполеон прекрасно понимал, что в схватке между Англией и Францией одержит верх та страна, с которой будет Россия. И Наполеон поспешил устранить противоречия, которые привели к войне. Прежде всего, он объявил об освобождении всех русских военнопленных без всякого размена. Мало того, пленным было возвращено оружие и пошито обмундирование за счёт Франции. Эти пленные были из корпуса Римского-Корсакого, разгромленного в Швейцарии ещё до прибытия туда Суворова.
Узнав об освобождении пленных, Государь Император Павел направил в Париж своего личного представителя и одновременно выдворил из России Людовика XVIII вместе со всей свитой эмигрантов. Их жалеть было нечего. Французский двор постоянно вредил России, подстрекая Османскую империю к войнам 1768–1774 годов, 1787–1791 годов и разжигая пугачёвский бунт, дабы остановить стремительное продвижение Русских войск за Дунай. Кстати и Очаков, и особенно Измаил были укреплены по последнему слову фортификационного искусства именно французскими инженерами, направляемыми двором Людовиков. Но теперь речь шла об установлении мира и спокойствия в Европе. Государь писал Наполеону:
«Я не говорю и не хочу спорить ни о правах человека, ни об основных началах, установленных в каждой стране. Постараемся возвратить мiру спокойствие и тишину, в которых он так нуждается».
Вскоре представитель Императора Павла Первого встретился с Наполеоном, уже ставшим первым консулом Франции. Наполеон сразу заговорил о своём желании заключить прочный мир с Россией, объясняя это тем, что географическое положение обоих государств создаёт условие для того, чтобы жить в мире и согласии. Так от союза с первым министром Англии Вильямом Питом Император Павел Первый перешёл к союзу с первым консулом Франции Наполеоном, которого назвал монархом «если не по имени, то по существу».
Наполеон потирал руки. Над Англией стали сгущаться тучи. 12 января 1801 года по приказу Императора Павла донской казачий корпус был направлен в Индию. Этот приказ часто выставляется как свидетельство «ненормальности» Русского Государя. Посмотрим, что же было на самом деле? Попробуем понять, почему Павел Первый, направляя казаков в Индию, становится ненормальным, а Наполеон, направляя туда же корпус своих войск, демонстрирует свою гениальность.
Историки умалчивают о том, что в Индию должен был идти корпус французских войск во главе с Наполеоном, и что казачий корпус должен был присоединиться к французским войсками, чтобы совместно с ними очистить Индостан от колонизаторов англичан. Французский корпус выступал с берегов Рейна к устью Дуная. Далее он должен был по Чёрному и Азовскому морям добраться до Таганрога и войти в устье Дона. Затем предполагалось подняться по Дону до переволоки и, перебравшись на Волгу, спуститься по ней в Каспийское море. Соединение казачьего корпуса с французскими войсками намечалось в Астрабаде.
Были даже заготовлены специальные воззвания к мусульманскому населению стран, по территориям которых предстояло следовать маршем соединённым силам. Там говорилось: «Армии двух могущественных стран мира должны пройти через ваши земли. Единственная цель этой экспедиции – изгнать англичан из Индостана… Два правительства решились соединить свои силы, чтобы освободить индусов от тиранического и варварского ига англичан».
Наполеон писал Павлу Первому:
«Я желаю видеть скорый и неизменный союз двух могущественных армий в мире… ибо, когда Англия и все другие страны убедятся, что как воля, так и руки наших двух великих наций стремятся к достижению одной цели, оружие выпадет у них из рук, и современное поколение будет благословлять Ваше Императорское Величество, как избавителя от ужасов войны и раздоров партий».
2 января 1801 года Павел Первый отвечал Наполеону:
«Несомненно, что две великие страны, вошедшие в соглашение между собой, повлияют на остальную Европу самым положительным образом, и я готов это исполнить».
Оценив силы, которые привели его к власти, и поняв, что он может стать послушной игрушкой в руках тех сил, Наполеон, жаждавший власти диктатора, поспешил вырваться из-под власти тех, кто способствовал его восшествию на престол. Но для того, чтобы упрочить власть, необходим был союз с могучей монархией. Такой монархией была Самодержавная Россия. Только в союзе с Русским Самодержцем Наполеон мог надеяться сохранить свою власть во Франции и в Западной Европе, а союз этот мог строиться лишь на чем–то положительном. Положительными же были и объединение славянских народов, против которого Наполеон не мог возражать, и освобождение индусов от варварского бесчеловечного ига англичан.
И тогда свершилось коварное убийство Императора Павла Первого, узнав о котором, Наполеон искренне переживал и с досадою повторял, что убийцы, промахнувшись по нему в Париже, попали в него в Петербурге – так оценивал он гибель своего союзника.
В тот зимний вечер 1807 года Наполеону было о чём вспомнить, было о чём задуматься. Он снова вступал в вооружённую борьбу с Россией. Он помнил войну в Италии и Швейцарии, знал, что Суворов стремился к тому, чтобы скрестить шпаги именно с ним, Наполеоном, превращённым средствами пропаганды в непобедимого полководца. Но как бы император ни ёрничал на публике, кого бы из себя он ни строил, где-то в глубине души не мог не понимать, что подлинно непобедимым полководцем являлся не он, а
именно Суворов, а потому панически боялся встречи с ним и постарался её избежать.
В 1805 году у Русских уже не было Суворова, но военная кампания не складывалась слишком удачно. Кутузов и Багратион, как блистательные ученики великого Русского полководца, доставляли немало хлопот. Но тогда Багратион, хоть и был частным начальником, действовал по приказам Кутузова, а приказы Кутузова резко отличались от жалких и беспомощных бредней Беннгисена. Теперь было проще – Багратион был связан по рукам и ногам беннигсеновскими нелепами.
– Что ж, генерал по образу Суворова, посмотрим, каким ты будешь у меня в плену! – сказал Наполеон, имея в виду Багратиона. – Как полагаете, Бертье, депеши уже у маршалов?
– Едва ли… Пурга. Но, надеюсь, что скоро курьеры достигнут корпусов.
– Быстрее, быстрее, – проговорил Наполеон. – Не терпится мне насладиться новой победой. Полагаю, теперь уж споров не будет, ибо армия Русских перестанет существовать. Надо объявить войскам перед боем, что эта победа откроет путь на Кёнигсберг, а там есть чем поживиться. У пруссаков то один корпус генерала Лестока остался. Если же под Йеной и Ауерштедтом мы их побили, то корпус один вообще не помеха.
-*-
* В ачале 1800 года Павел Первый писал Александру Васильевичу Суворову в Швейцарию: "Обстоятельства требуют возвращения армии в свои границы, ибо все виды венские те же, а во Франции перемена, которой оборота терпеливо и, не изнуряя себя, мне ожидать".
** Датский посланник своему двору докладывал о беседе с Императором Павлом Первым:
«Государь сказал, что политика его остаётся неизменною и связана со справедливостью, где Его Величество полагает видеть справедливость; долгое время он был того мнения, что она находится на стороне противников Франции, правительство которой угрожало всем странам; теперь же во Франции в скором времени водворится король, если не по имени, то, по крайней мере, по существу, что изменяет положение дела».