Два солдата

Василий Бабушкин-Сибиряк
                Капитан пехоты Фёдор Зайцев.               
               
В середине мая 1945 го года  капитан  Фёдор Зайцев получил приказ выехать с взводом автоматчиков в находящееся неподалёку от города Торгау  имение, чтобы доставить в комендатуру группу сдавшихся в плен гитлеровских солдат и офицеров.
Ему было приказано разоружить их и отправить под конвоем в город, а самому с подразделением остаться в имении и подбирать выходивших из леса разрозненные группки сдающихся военных.
Война, длившаяся пять лет и уничтожившая в обеих странах самую здоровую и крепкую часть народа, закончилась победой одной из них.
 Один из великих мыслителей сказал, что в любой войне нет победителей,  и доказал, что войны в человеческом обществе необходимость, сравнивая  их с естественным отбором в животном мире.
В войнах человеческая жизнь не имеет ценности и судьбы множества людей  не видны на фоне главной судьбы, судьбы страны.
Но проходят десятилетия, века и становится видно, что из этих человеческих судеб, жизней сложилось нечто огромное и важное для всей  страны.
Вот небольшая история Фёдора Зайцева, рассказанная им своему другу  майору  Пономарёву после возвращения из имения. Таких историй и случаев на войне было множество, их никто не считал и даже посмеивались, очень метко подобрав определение – «война всё спишет».

- Когда мы прибыли в имение и «фрицы», сдав оружие, под конвоем отправились в город Торгау, я стал определять бойцов на постой, ведь жить здесь предстояло больше двух недель.
Ты сам знаешь, немцы, узнав о капитуляции, выходят из лесов, вылезают из подвалов, становятся смирными и послушными. Хозяева и фермеры стараются сотрудничать с новой властью.
У немцев, я думаю, никогда бы не возникли партизанские соединения: слишком дисциплинированный народ, в крови у них подчинение власти. Не то, что у русских, у нас в Сибири до самой войны кулаки существовали и ничего с ними власть поделать не могла.
Всю свою историю русские только с властью воюют, со времён Петра Первого староверы от власти в тайгу уходили и жили сами по себе. На них уже давно рукой махнули, а вот на войну добровольцами многие из староверов пошли -  « Не дадим супостату земли русские».
В имении хозяйкой была фрау Эльза.  Муж её Томас Беккер лётчик люфтваффе, ас, сбивший более тридцати самолётов противника в небе над Европой. Он  потерпел поражение от русского пилота, для которого стал первым и последним сбитым немецким лётчиком, в том же бою его самого поджёг друг Томаса.
Что говорить, немецкие асы летать и сбивать самолёты умели, бароны, арийская кровь. Выпрыгнул Томас из горящего «мессера» и пропал. Пять лет его жена не имеет от него вестей, может погиб, может в плену у наших.
Имение принадлежало Томасу, но хозяйствовали в нём его жена и мать. Мать женщина властная, нацистка, служила  рейху. Когда  вошли наши войска в Германию, в имении она не показывалась. Всё управление на Эльзе.
Кроме Эльзы в имении находились  шесть девушек остарбайтеров из Украины, одна прислуживала  в доме, а пятеро работали в поле и на винограднике вместе с четырьмя поляками цивильарбайтерами.
С девушками нам пришлось познакомиться вечером, когда те вернулись с работы. Они совершенно не знали русского языка. Их привезли с Западной Украины, когда им было по двенадцать, четырнадцать лет. Девушки  хорошо говорили на немецком языке, а между собой на украинском.
Во взводе был солдат с Украины, которого они сразу все стали называть братом и всё его расспрашивали, как там на родине.
Девушки были одеты в крепкую, тёплую рабочую одежду с нашивкой «ost». Вечером они устроили  для наших солдат танцы. Переоделись в праздничные платья без этой ужасной нашивки, лёгкие туфельки.
На дворе установили стол, вынесли стулья, играл патефон фокстроты и танго.
Хозяйка разрешила девушкам принести из подвала вина, и мне ничего не оставалось делать, как разрешить солдатам выпить понемногу за нашу победу. Правда, я приказал старшине, чтобы всё было в меру и достойно советского солдата-освободителя.
Хозяйка первая произнесла тост за окончание войны и пожелала всем душам погибших в войне людей светлого пристанища в божьих чертогах.
Потом были танцы. Девушки веселились и смеялись, наверное,  впервые так в своей жизни.
Фрау Эльза смотрела, как они веселятся, а потом её взгляд задержался на мне. Я понял по глазам, что она хочет, чтобы я пригласил её на танец.
Знаешь, майор,  я с самого начала войны на фронте. Призвали меня из Сибири с Красноярского края. Курсы лейтенантов, фронт, ранение, снова передовая, награды, получил звание  майора  в Польше, а через месяц уже разжаловали – « Больно горяч ты для сибиряка».
Скажу честно, женщин у меня не было. До войны пацан желторотый, а на фронте не до любви. Было, «клеились» до меня девушки из медсанбата, предлагали себя, но почему - то душа отвергала такую любовь, мечталось совершенно об ином.
А тут война кончилась, скоро домой, уже иные мысли в голове о мирной жизни о будущей семье.
Фрау эту тоже понять можно.  Я одного года рождения с ней. Замуж она вышла, когда уже Германия воевала с Испанией, за лихого аса лётчика, приехавшего в отпуск по ранению, в Торгау, где та жила с сестрой. Познакомились, поженились, правда, отпуск Томасу продлили по этому случаю.
Любили они друг друга целый месяц, а потом война с Россией, и пять лет о муже никаких вестей. Многие из родственников военнопленных из России получили весточки, что те живы, а вот с Томасом полная неизвестность.
Одним словом пригласил я Эльзу на фокстрот. Прикоснулись мы друг к другу руками. Обнял я её в танце. Почувствовал её одиночество и беззащитность, а она во мне - силу и уверенность. И что - то накрыло нас своим невидимым покрывалом. Теплом и сладкой негой вошло в наши сердца.
Возможно, в эти майские дни с окончанием войны на землю спустилась Любовь, которую война и зло изгнали из людских сердец. И она коснулась меня и Эльзы, не внимая на любые преграды и условности, а также запреты наших вождей: не любить врагов страны.
Не только нас с Эльзой коснулась Любовь. Молоденькая хохлушка, счастливая,  полная радости и вспыхнувших надежд, обнимала нашего солдата, своего земляка.
Ты, конечно, знаешь, что у немцев очень строго поставлен вопрос о межнациональных связях. Работницы – остарбайтеры, забеременев, отправлялись поначалу домой на родину, многие пользовались такой лазейкой,   хозяева очень строго следили за нравственностью своих работниц.
Поэтому Эльза вскочила и стала отчитывать хохлушку, которая уже сидела на коленях своего земляка. Она не ожидала такой реакции от своей послушной работницы.  Девушка спрыгнула с колен парня и вцепилась в неё.  Она царапала Эльзе лицо, рвала на ней одежду – страшна ярость самки, у которой хотят отобрать самца.
Оставив вместо себя старшину, я схватил Эльзу в разодранном платье и с кровоточащими царапинами на лице, понёс её в дом.
В доме не было работницы и мне пришлось самому ухаживать за бившейся в истерике женщиной.
Принёс ей воды, смочив полотенце, смыл кровь с лица. Эльза немного успокоилась, а когда я стал снимать с неё разорванное платье, она приняла это как сигнал к действию. Обхватила меня руками и впилась в мои губы своими.
Вот так я потерял свою невинность в ласковых и нежных руках нашего врага.
Эти две недели для меня стали словно чудесный сон, мне не хотелось  просыпаться. Будто я получил награду за свои пять лет фронтовой жизни. Я засыпал в объятьях Эльзы счастливый, а просыпался ещё более счастливым и спокойным.
 Первая мысль с утра была,- вот кончилась война, я живой, а рядом со мной прекрасная женщина, к которой я испытываю огромную нежность и любовь. По фронтовой привычке я не думал о нашем будущем, я жил этим днём, каждой подаренной мне минутой и Эльза тоже.
Вот ты говоришь – награда победителю. Возможно, но не совсем. Когда - то варвары брали побеждённых женщин, как добычу. А здесь вернее будет, женщина взяла меня. А ещё точнее Любовь.
Мои солдаты, старшина видели, что происходит со мной и Эльзой, старались не мешать нашему счастью.
А оно, как известно, долгим не бывает, иначе, что это за счастье.
Вот расставались мы с Эльзой и понимали, что никогда больше не увидим друг друга, что - то говорило нам об этом. Но сожаления не испытывали. Может война к этому приучила, когда уходили от нас полные жизни близкие люди, и смерть принималась как должное в этом мире.
А любовь и смерть имеют много общего, если берут тебя, то берут всего без остатка. Так и у нас с Эльзой, мы взяли и отдали  каждый себя другому - всего разом и без остатка.

Вот такую историю рассказал Фёдор Зайцев своему фронтовому другу, перед тем, как уехать домой в свою далёкую Сибирь. Чтобы немного прояснить и как бы ответить на какой - то вопрос, расскажу о дальнейшей судьбе, промелькнувшей в рассказе Фёдора  девушке.
 Да, той самой девушке - хохлушке, выросшей в Германии  и  впервые вдали от родной Украины полюбившей своего земляка. Они мечтали вместе уехать домой и пожениться, но судьба, носившая погоны майора НКВД, распорядилась иначе.
Девушка вернулась в Союз, и ей, когда - то двенадцатилетней девчонке, вывезенной в Германию на работы, дали срок за измену родине.
 Она отсидела его в Норильском лагере, участвовала в известном бунте заключённых, а после освобождения осталась в Сибири, вышла замуж за бывшего бандеровца.
Так что судьба к Фёдору отнеслась очень даже  благосклонно.
Когда он возвращался в Россию, его эшелон остановился на одной из приграничных станций. Напротив стоял другой эшелон, это был первый эшелон немецких военнопленных, возвращающихся домой.
Военнопленные состояли из высшего командного состава, которых затребовали союзники по мирному договору, а также больные, в основном туберкулёзом и другими болезнями, немцы, которые не могли уже работать на стройках и лесоповале.
Фёдор почувствовал  на себе взгляд  какого - то немца и что - то заставило посмотреть  на пленного. Это был чахоточный, с тоской в глазах немец, его словно не радовало возвращение домой. Впервые в душе советского лейтенанта шевельнулась жалость и сострадание к побеждённому врагу.
Не мог знать Фёдор Зайцев, что этот человек с тоской в глазах был Томас Беккер, муж Эльзы.

                Гауптман  люфтваффе  Томас Беккер.
Томас с детства зачитывался рыцарскими романами. Он представлял себя рыцарем, который одерживает победу за победой на турнирах. Наверное, потому и стал он лётчиком, он просто не мог не стать им.
Его юность совпала с экономическим подъемом страны, с ростом национальных амбиций, которые выдвинули вождя, решившего покорить весь мир и возвеличить рейх над всеми народами.
Главное для любого такого вождя вначале отравить сознание молодых людей и направить на выдуманных врагов, внушить превосходство своей нации над всеми остальными.
Этот исторический путь, названный фашизмом, проходит каждая страна в той или иной форме.  Германия начала войну не первую и не последнюю в истории человечества.
Но уже в противовес Германии на востоке рождался новый нацизм -   многонациональный, назревало время самой кровопролитной войны, войны двух маньяков, бросивших свои народы в бойню.
Сейчас поздно доказывать и предполагать начал бы войну СССР, не начни её рейх? Но уже перед войной Сталин присоединил к союзу несколько стран и областей.  Так что такая возможность не исключалась.
 
Томас парил в небе, как орёл над землёй. Машина  выполняла все приказы и была послушна его воле.
Томас чувствовал свою силу и мастерство в небе над любой страной Европы и сбивал вражеские самолёты, побеждая других летчиков, словно на рыцарских турнирах. Он стал известным асом среди пилотов рейха.
Он уже получил несколько наград из рук самого фюрера, но самой большой наградой стал для него отпуск, его медовый месяц с Эльзой. Как он любил её и как не хотел расставаться.
И вот он снова в небе, но уже над Россией. Его эскадрилья  истребителей сопровождает бомбардировщики, которые получили задание бомбить советские аэродромы.
- Небо над страной советов должно принадлежать асам люфтваффе, – говорил министр авиации рейха Геринг.
Уже с первых дней войны были  уничтожены практически все аэродромы у западной границы СССР. В небе властвовали  «рыцари Германии». Появляющихся советских истребителей сбивали, появилась даже такая игра среди асов рейха. Советский самолёт  брали в кольцо  и вели на свой аэродром
 – Иван, айда к нам в гости.
Томас летел в своём «мессершмите» в эскадрилье, когда появились в небе два  советских истребителя. Завязался бой. Советским лётчикам  удалось разбить строй звена Томаса.
 Один из них, вынырнул из - под солнца, пропорол очередью  его машину. Мессершмит загорелся и потянул к земле. Томас схватил с приборной панели фотографию Эльзы, сунул за пазуху и вывалился из кабины.
При приземлении парашют завис на сучьях деревьев, Томас перерезал ремни и упал на землю, повредив ногу. К нему уже бежали красноармейцы с винтовками. Впервые Томасу пришлось испытать боль и унижение плена.
Какой - то плюгавенький солдат тыкал его стволом винтовки, заставляя подняться, но боль в поврежденной ноге не давала  встать. А когда он всё же встал с помощью другого красноармейца, то оказался намного выше русского недоростка с  треугольником в петлице, в звании сержанта.
Видимо, по этой причине, сержант, подпрыгнув, ударил Томаса по лицу.
- Русская свинья, только самое ничтожество может ударить человека, не имеющего возможности тебе ответить, – сказал Томас.
Со связанными руками его отвезли в штаб, где офицер с четырьмя шпалами в петлице допросил его  и отправил в тыл. Так началась новая жизнь Томаса; пять лет, которой были намного продолжительнее тех лет, что он уже прожил.

Больше сотни военнопленных из разных родов войск выгрузили на станции Канск в Сибири и под конвоем повели из городка в тайгу. Остановились вечером, в какой - то большой деревне. Ночевали на скотном дворе, в коровнике.
Было лето, коровы паслись на пастбищах, поэтому коровник пустовал. Утром отправились дальше и к вечеру пришли к месту назначения.
- Здесь вы будете жить, работать, заготавливать лес для страны, которую хотели поставить на колени. Своим трудом должны искупить ту боль и горе, что причинили нашей родине, – сказал пленным  начальник будущего лагеря.
Военнопленные валили лес двуручными пилами, разделывали его на брёвна, построили несколько бараков для себя, жилые дома, клуб, столовую для охраны лагеря.
Томас работал вместе с остальными, стараясь выработать на дополнительную пайку, работали с восьми утра до восьми вечера. Наступила первая зима и Томас застудил лёгкие. К Рождеству он свалился, лежал на нарах, иногда вставая и с такими же, как и он, больными, садился к  большой железной печке, сделанной из бочки, чтобы согреться.
Лекарь, бывший ветеринар, давал больным порошки и пилюли, утверждая, что после них больные поправятся. Но выживали единицы, остальных вывозили в лес и складывали в кучу до весны, долбить мёрзлую землю  не имело смысла, весной похоронили всех в одной могиле, многие трупы были объедены зверьками.
Лежать бы в этой яме и Томасу, но пришло спасение в образе колхозницы из ближайшей деревни. Её брат служил охранником в лагере  и предложил ей взять для работы  в хозяйстве одного из «задохликов».
- Большой пользы от него, конечно, не будет, но какой ни есть мужик. Что подладить, смастерить там. Подкормишь вначале, а после смотришь, он тебе и ребятёнка смастерит, пока муж на фронте.
Анна, как звали женщину, сама пошла, выбирать себе работника из «задохликов». Когда она увидела сидящих у печки измождённых, больных людей, её сердце облилось волной жалости.
Один из них поднял голову и посмотрел на неё, в глазах его была мольба о помощи, но с грустным достоинством.
- Миленький, до чего ты дошёл, да в тебе жизни всего капля осталась – и Анна расплакалась.
- Что берёшь? – спросил её охранник.
- Беру, беру, может смогу выходить – ответила Анна.
- А не выходишь, так яму сама рой, хорони его, не забудь сообщить только.
Посадив Томаса на сани и укутав в тулуп, Анна понукнула лошадь, увозя пленного к себе домой.

После Томас много думал, пытаясь понять, что это было, сон или явь. Вот они сидят около «буржуйки» околдованные её теплом. Не чувствуется тело, нет боли, существует только сознание, которое не воспринимает уже того, что находится  вокруг.  Притягивает внимание колеблющееся пламя в топке и в щелях «буржуйки».
Это пламя не просто притягивает, оно затягивает в себя. Душа, уставшая от боли, обид, разочарований по каплям уходит в это пламя,  и оно становится всё ярче и притягательнее. Оно обретает облик любимой девушки, потом матери и становится родным, хотя какая - то частичка души протестует и предостерегает от выхода из тела, говоря, что это Смерть.
- Иди ко мне, здесь тепло, здесь нет боли и страданий. Тебе будет хорошо со мной, разве тебе твоя жизнь может дать свободу? Её могу тебе дать только я – говорит Смерть из пламени.
И он готов уйти, его душа уже постепенно улетучивается из тела, ведь её ничто уже не держит в нём, исчезло прошлое, а значит, и нет будущего.
И вдруг он видит женские глаза, полные слёз, видит в них сострадание и жалость к себе. Приходит, какая то небольшая надежда – кто - то меня пожалел, кому - то я нужен. Надежда - это первый проводник в будущее.
Томас думал, где и когда он потерял прошлое. Может тогда, когда впервые его ударил русский красноармеец. Или когда он понял, что война будет длиться вечно и в ней не будет победителей.
А может его прошлое, его воспоминания постепенно вытеснялись жестоким настоящим, лагерной жизнью, этой совершенной, продуманной и созданной нечеловеческой мыслью, системой подавления людской воли.
Системой, в которой человеческие чувства меняются на животный инстинкт выживания.
Томас уже забыл лицо Эльзы, её фотографию отобрали в лагере, забыл, что он был лётчиком, казалось, что его руки всегда работали только с пилой и топором. Забыл, что у него своё имение в Германии, всё, что принадлежало ему здесь, это место на нарах в холодном промерзающем бараке.
У него отобрали время, его прошлое, значит, забрали его самого у себя. И это самое страшное для человека – потерять  свои воспоминания.

Анна выхаживала немца. В деревне к этому отнеслись спокойно, а те, что злословили и проклинали «фашиста», так же проклинали и своих земляков, писали на всех доносы.
Томас находился в состоянии забытья, что - то вроде между жизнью и смертью. Он потерял желание жить, и Анна всяческими способами старалась расшевелить  его. 
Вместе с Томасом на кровати спал её мальчик, которому было полтора года. Малыш играл с ним, теребил за бороду, что - то рассказывал. Иногда сама Анна ложилась к Томасу и пыталась своим горячим телом возродить в нём желания.
 Но перелом в состоянии  больного произошёл в тот день, когда Анне принесли похоронку на мужа.
Она рыдала о муже, над больным Томасом, её слёзы падали на его лицо, а причитания врывались через уши в голову и стучали в мозг набатом. И по щеке Томаса  поползли две скупые мужские слезы. В нём вновь родилась жизнь.
После Анне подруги говорили, что, наверное, это душа её убитого мужа пришла в тело немца, и теперь он будет жить.
Томас стал поправляться. Уже к весне он ходил по дому, двору, пытался, что- то делать. Тем временем стало ясно, что война продлится долго, и выжить в ней возможно только собравшись всем в одну большую  и общую семью.
В этой семье нашлось место и Томасу. В деревне остались из мужиков старики да мальчишки, и рабочие руки пленного немца оказались как нельзя кстати.
Он сеял вместе с женщинами рожь, таская на себе мешки с зерном, чинил колхозный инвентарь, помогал всем. И даже самые злые языки не поворачивались сказать теперь о нём плохого  слова.
У Анны с Томасом близкие отношения перерастали в большую настоящую любовь. Когда Анна родила дочь, Томас почувствовал себя счастливым человеком и отцом. Он учился говорить по-русски вместе с Андрюшкой, малышом Анны, которого считал сыном и любил не меньше чем свою крошку дочь Марию.
Наступило лето 1944го года. Томас вместе с Анной  косили траву на покосе. Жара была невыносимая. Подросшие дети, наигравшись, спали в шалашике, в тени.
Скошенная трава в валках, подсыхая, опьяняла своим запахом. В траве оглушительно стрекотали кузнечики. Томас, дойдя до конца прокоса, воткнул косу черенком в землю, а сам упал в траву  отдохнуть, раскинув натруженные руки и глядя в синее-синее небо без единого облачка.
Подошла Анна, она принесла глиняную крынку с  водой. Томас  выпил воды и погладил Анну по волосам и щеке, та счастливая прижалась к его руке.
Им обоим не хотелось думать, а тем более говорить о будущем. Оба понимали, что войне приходит конец, наступят новые времена, а что будет с ними и их детьми неизвестно.
Вот и конец войны, возвращаются выжившие мужики и Томаса после драки с фронтовиком забрали  в лагерь, а там от греха подальше решили отправить его с первым эшелоном в Германию.
Томас умолял начальника оставить его в России с его детьми, но получил жесточайшие побои, карцер, а потом его полуживого загрузили в вагон с военнопленными и повезли на родину.

Вернувшись в Германию в своё поместье, он не узнавал мать и Эльзу, которая была беременна и ждала ребёнка.  Его стал лечить известный опытный психиатр, но улучшения не было.
 Томас сидел в коляске в парке и смотрел на Эльзу, игравшую с малышом.
Что - то, видимо, проскользнуло в его мозгу, он встал и пошёл к ребёнку, протягивая ему свои руки, а потом упал и умер.
Эльза с матерью Томаса оформили документы на ребёнка, как  на его сына, назвав мальчика Рихардом. Они   не знали, что у Томаса в России осталась девочка, записанная  тоже на чужую фамилию.

                Виктор Вагель - русский  немец.

После издания Указа Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» от 28 августа 1941 г. была ликвидирована Автономная Республика немцев Поволжья и произведена тотальная депортация немцев в районы Сибири, Казахстана.
Целый народ, живший в России бок о бок с русскими, татарами, чувашами и другими национальностями  был обвинён в измене Родине. Берия и его пособники доложили хозяину свои доводы о том, что молодые немцы из поволжской республики завалили военкоматы заявлениями об отправке их добровольцами на фронт. Они увидели в этом угрозу Родине, которую решили спасти.
- Мы пригрели змею в своей стране,  если мы отправим на фронт этих немцев, они перейдут на сторону фашистов – так говорилось в те времена в кабинетах всемогущего ведомства.
НКВД собрали внушительные доказательства о якобы уже перешедших на сторону  рейха поволжских немцев, и эти доказательства легли на стол Сталина. Решение было принято.
Началось массовое выселение. Боль и слёзы по обе стороны фронта. Война  была повсюду и никого не щадила. Ломались и гибли сильные люди, во имя какой - то неведомой никому из людей цели.

Виктор Вагель, его жена Эмма и две дочери -  погодки под переселение попали в первые эшелоны. Собранные для этой цели  нкавэдисты, милиция из других областей  обращались с депортируемыми,  как с уже осуждёнными. Да они и являлись ими, как и весь многонациональный народ, что является расхожим материалом во все времена, в чьих - то руках.
Виктор родился в России, как и его отец и был потомком первых немецких колонистов, приехавших  в страну по указу Екатерины Великой. Он  считал уже  Россию своей родиной и когда перед войной его брат, со многими  дальновидными немцами, собравшись выехать в Канаду, стал звать его с собой, то он наотрез отказался, сказав, что разделит судьбу  с оставшимся народом. Судьба эта оказалась очень горькой.
Всем депортируемым  с собой разрешалось взять только необходимые вещи. Оставляемые дома обещали беречь и после возвращения вернуть владельцам. Фашизм советский не отличался от фашизма рейха. Там евреи, здесь немцы и другие национальности, подпавшие под чью - то злую волю.
Загрузив людей семьями в «телячьи вагоны», составы отправили в Сибирь. Вагоны продувались ветром, детей обогревали у вёдер и тазиков с небольшими костерками, жгли всё, что можно было.
Товарищ Сталин, если бы вы могли видеть, как эти люди сжигали книги замечательных писателей, чтобы согреть своих детей, но никто из них не осмеливался сунуть в огонь газету с вашим портретом, наверное, вы  почувствовали бы себя намного выше Бога, потому что многие тогда жгли и Библии. Страх перед вашим наказанием был гораздо выше, чем страх перед Богом.
Виктор  ехал с семьёй вместе с такими же, как и сам несчастными людьми. Он снял с себя всю верхнюю одежду, укутал плачущих, прижавшихся к матери дочерей. Уже был декабрь и когда состав переехал Урал, холод стал нестерпимым.
 Многие простыли и метались в жару. На больших станциях состав не останавливался, и больных сгружали на полустанках, где не было ни врачей, ни медпунктов.
Виктор тоже  заболел, был без сознания, когда его выгрузил конвой на
каком - то маленьком разъезде.
 Поезд умчался, а Виктора подняла на плечи стрелочница и затащила  в будку, где жарко топилась железная печь. Ему страшно повезло, что он попал в руки этой отзывчивой на чужую боль русской женщины. Звали её Дуня.
Почти месяц организм Виктора  боролся за жизнь, помогала ему в этом Дуня.
Компрессы, обтирания, чай с малиной, бульон и порошки от простуды постепенно привели его в чувство. А после ещё месяц чтобы встать на ноги.
Дуня жила на разъезде одна. Коза, куры, собака - это  её хозяйство. Всё необходимое ей доставляли  со станции проходящими товарняками. Семьи у Дуни не было, она выросла в детском доме.
Уже в марте, апреле Виктор стал выходить на солнышко. Он сидел на скамье, укутанный Дуней в тулуп, смотрел на грохотавшие мимо составы. На запад шли поезда с военной техникой, в Сибирь эвакуированные заводы, люди, беженцы.
Однажды на разъезд к Дуне приехал сотрудник НКВД. Он расспросил Виктора, проверил его документы, составил протокол, заставил расписаться в нём Дуню и увёз Виктора на станцию. После проверки  Виктора направили в трудоармию.
Отбывать трудовую повинность ему пришлось в Норильске. Здесь к тому времени были уже военнопленные немцы, а так же осуждённые по статье «враги народа» (сами они народом не считались),  и много уголовного элемента.
Где то здесь же в Красноярском крае на поселении жила жена Виктора с дочками. Он пытался навести справки о них.
В 1943м году  Виктору повезло, он попал в шахте под обвал. Пролежал в лазарете три месяца, ему ампутировали одну ногу. После этого он получил возможность искать свою семью.
Это было мучительное занятие. Помогать безногому немцу, найти свою жену с детьми власти отказывались, ссылаясь на более нужные для страны дела.
Виктор расспрашивал встречавшихся таких же, как и он, депортированных немцев, железнодорожников и других сочувствующих ему людей.
Он напал на след пропавшей семьи и приехал в один из колхозов в Красноярском  крае. Сюда направили больше десяти семей с эшелона, в котором он заболел.
Виктор нашёл детей, но жена Эмма умерла, как только они приехали сюда. Его двух дочерей приняла в свою семью Эмилия  Вагнер, женщина с которой подружилась за время скитаний Эмма. У  Эмилии были тоже свои дети, два мальчика и девочка. Мужа забрали в трудоармию, где он и умер.
Получив известие о смерти мужа, Эмилия объединила две семьи в одну и воспитывала всех как родных.  Сама судьба свела этих двух прошедших сквозь страдания и боль людей Виктора и Эмилию. И они поженились.
Появились совместные дети, и первым был мальчик, его назвали Артур. Это ему  предначертано в жизни  соединить судьбы будущих героев в общую  историю. А пока мой рассказ о его отце Викторе.
Виктор по характеру был человек общительный и незлобивый, наверное, поэтому около него всегда собирались добрые люди.
В  небольшой сибирской деревне, домов на тридцать, в колхозе третью часть составляли переселённые поволжские немцы. В деревне жили  татары, чуваши, русские.  Мужиков было раз - два и обчёлся. Одни воевали на фронте, другие отбывали срок в трудоармии.
Безногий Виктор сразу был выбран председателем. Хозяин он был отличный, умел ладить с людьми и его уважали  все. Это благодаря его стараниям, колхоз справлялся с хлебопоставками и ещё умудрялся обеспечивать колхозников не только голыми трудоднями.
Женщины  благодарили Бога  за такого председателя. Всю войну в деревне не прекращала работать школа, клуб. В передовой колхоз всегда  привозили новые фильмы. Почти до конца войны руководил  колхозом Виктор. Как бы он ни был осторожен с властью, но нашёлся повод у завистников снять его с должности председателя.
 Однажды в районе Виктору предложили для колхоза два фильма  «Свинарка и пастух» и недавно снятый по Чехову «Свадьба». Виктор, который уже посмотрел фильм, отказался от  свинарки, выбрав «Свадьбу».
Этого было мало, чтобы посадить, но хватило, чтобы снять его с должности.
Виктор стал работать конюхом, а колхозом руководить вернувшийся фронтовик. Через два года колхозу перестали завидовать, из передовиков он перешёл разряд  середняков.
С Эмилией Виктор жил в дружбе, которая переходила всё больше в любовь.  Миля, как её звали все в деревне, была очень трудолюбивая женщина, увидеть её просто сидящей без работы было невозможно.
И ещё она любила детей. У них в доме всегда их было полно, вместе со своими бегали, играли  их друзья, они не были ни ей, ни Виктору в тягость.
По вечерам с какого-нибудь дома кричала женщина.
- Миля, отправляй моих домой.
Тем временем закончилась война, постепенно менялась жизнь, подрастали дети. После смерти Сталина страна получила возможность расслабиться. Стали улучшаться условия жизни, росла зарплата.
Мой рассказ о Викторе будет неполным, если не рассказать о ещё очень важном событии в его жизни.
В  1960м году Виктор получил письмо от брата из Канады. Брат добился визы для посещения СССР. Он не мог приехать в Сибирь, поэтому вызывал его в Москву, чтобы повидаться.
Виктор поехал в Москву с сыном Артуром, которому уже исполнилось двенадцать лет.
Братья не ожидали, что встреча пройдёт так скованно. Они стали совершенно разными людьми. Рассказывая друг другу о своей жизни, они оба не верили, что жизнь  может так отличаться одна от другой. Брат жалел Виктора и сравнивал его жизнь с адом, а Виктор не считал что это так.
 Эта жизнь научила его многому, научила ценить  те небольшие радости, посылаемые  человеку, довольствоваться малым, чтобы чувствовать большое.  Он вдруг  увидел  себя намного старше, мудрее брата, хотя и был на четыре года младше.
Обратная дорога в Сибирь разбудила в Викторе, тяжёлые воспоминая о переселении.  На знакомой станции, где его больного спасла от смерти Дуня, он решил сойти с поезда и попытаться узнать о её судьбе.
 На станции ещё  хорошо  помнили  Дуську - стрелочницу. Виктору рассказали, что после того, как она выходила у себя на разъезде немца, её хотели уволить и даже судить за то, что она в военное время пригрела на стратегическом направлении  железной дороги  сомнительную личность.
- Повезло ей только благодаря её новому мужу фронтовику, танкисту, горевшему в танке – рассказывал Виктору пожилой машинист, он же и описал этого человека. 
-Лица у танкиста не было, была какая – то неподвижная  маска без бровей, состоящая из сплошных синих шрамов. Он носил всегда  чёрные очки  и вызывал непонятный ужас, словно мертвец, вдруг появившийся среди людей.
Танкист  был на станции, когда Дуську хотел увезти «нкаведист» и слышал всю её историю. Он подошёл к нему и при всех заявил, что горел на фронте как раз вот за таких женщин, что терять ему в этой жизни нечего и пусть, выполняющий собачью службу «особист» оставит женщину под его слово офицера бронетанковых войск.
- Я буду работать вместе с ней на разъезде, мне всё одно с людьми рядом находиться невыносимо, и ты красавица  меня не бойся это я снаружи злом меченный, а внутри я такой же человек, как и ты – сказал он тогда.
Так вот и получилось, стали они  работать вместе на разъезде, привыкла Дуня к уродству танкиста, а может и не видела его никогда, видела и полюбила душу его, большую и правдивую.
Родилась со временем у них дочка, но ходили слухи, что она от того немца, которого Дуня выходила у себя. Прожили они с танкистом десять лет, и помер он как раз в тот же день что и товарищ Сталин. Это я хорошо запомнил. А Дуня и сейчас живёт здесь же в  посёлке при станции вместе с дочкой красавицей.

Виктор был ошеломлён рассказом, теперь он просто был обязан увидеть Дуню. Он нашёл дом, в котором та жила  и, постучавшись, вошёл. Дуню он узнал сразу. Виктор думал, что Дуня его никогда не признает, но вошедшая в комнату девочка изменила его мнение. Девочка и его сын Артур, стоявший рядом, были похожи друг на друга.
- Господи, Эмма, обними своего брата – сквозь слёзы сказала  Дуня девочке.
- Почему Эмма? – только мог спросить Виктор.
- Потому что ты в бреду меня звал Эммой и я, когда родилась твоя дочь,  дала ей только то, что осталось у меня, принадлежавшее тебе.
Несколько дней пробыл Виктор у Дуни. Они сходили на кладбище на могилу  её мужа, который знал, что девочка не его, но любил её как родную.
- Как жестока жизнь управляемая ненавистью, но всегда ненависть терпит поражение от любви – думал он, стоя около могилы незнакомого человека, но связанного с ним одним чувством.
Артур подружился с Эммой, и они уже договорились, что Эмма приедет к ним в гости в Сибирь.
Уезжал Виктор домой с лёгким сердцем. Пусть встреча с братом оставила в душе пустоту и горечь, но её заменила радость встречи с Дуней и своей ещё одной дочерью.
               

                Сыновья Фёдора  Зайцева.
Зайцев  Анатолий Фёдорович недавно вышел на пенсию.
Неделю назад он  получил письмо от друга из Германии. Артур поздравлял его с выходом на пенсию и подробно расписывал свою жизнь, вспоминал их детство, студенческие годы, стройотряд, работу учителями в одной школе. Между строк  письма Анатолий Фёдорович читал недосказанные слова и мысли  друга, чувствовал его ностальгию по прошлой жизни.
Артур уехал в Германию, как только Горбачёв сломал  стену между Россией и Европой, это тогда  было, какое - то помешательство в умах всех людей, ждавших  чего - то нового и хорошего.
Вначале в письмах друга звучал оптимизм, уверенность в правильном выборе, который постепенно исчезал.  Ему пришлось приобретать новую специальность, менять свои взгляды, а когда прожита большая часть жизни это уже мучительный процесс. Но как утверждал мудрый «Михал Сергеич», он уже пошёл.
В этом же письме Артур писал другу, что встретил в Торгау человека поразительно похожего на него.
- Это мой новый босс и если бы я не знал, что ты там, в России, то был бы уверен, что это ты. Не только лицом, но даже движениями, осанкой вы похожи, как две капли воды – писал он.
Анатолий Фёдорович знал, что его отец в последние дни войны находился в Торгау.
- А что если это мой брат? Ведь в любой войне женщины считаются добычей победителей. А войны  это и естественный способ перемешивания крови. 
Если и не брат, то всё одно нужно съездить. Чувствуется, как скучает на новом месте Артур, а они с ним больше чем друзья, с детских лет росли как братья.
И Анатолий улыбнулся, вспомнив свои  с Артуром детские проказы.
Отца своего Анатолий почти не помнил. Для него он представлялся, только  каким  был на большой фотографии, висевшей в рамке под стеклом на стене дома.
На ней он был снят с мамой по моде того времени. Сидит на стуле в парадном кителе с орденами и медалями, лицо торжественное, суровое, но в глазах  затаилось добро, готовое  вырваться наружу.
Мама стоит рядом, положив свою руку ему на плечо, у неё грустная, но счастливая улыбка.
Помнит Анатолий отца и живого, хотя ему тогда было всего пять лет, это воспоминание было тяжёлым, страшным и стёрло все остальные  счастливые  моменты его воспоминаний о живом отце.
Отец лежит на кровати весь в крови, грязно ругается, а мама с тётей бинтуют его раны. Отец весь порезан ножами и крови очень много. Кровь капает с его опущенной руки на пол каплями. Маленькому Толику страшно, он вдруг почувствовал, что если вся кровь вытечет из отца - тот умрёт.
Он сидит в уголке и смотрит, как плачущая  мама наматывает бинт на голую грудь отца, бинт тут же становится алым от выступающей крови, тётя рвёт простыни, и они затягивают эти полосы крепкими узлами, пытаясь загнать кровь снова в тело, а та всё капает и капает. Отец уже молчит и даже не стонет. Зато обе женщины ревут во весь голос.
Уже став большим Толик узнал, как погиб его отец. 
Амнистия 1953 года, на смерть Сталина, залила Сибирь кровью многих людей.  Было выпущено на свободу сразу почти полтора миллиона  человек. Амнистированные  Берией  уголовники, из сибирских лагерей, сбившись в банды, грабили, насиловали, попадавшиеся им на пути деревни.
В  Москве тем временем шла реорганизация  органов  госбезопасности, только после первых сигналов были собраны отряды правоохранителей  для восстановления порядка.
И похороны отца народов и амнистия в его честь были последней жатвой кровожадного вампира, для которого чужая кровь всегда ничего не значила.
Вот такая банда напала на деревню, в которой жил Фёдор Зайцев. Бывший капитан встал во главе односельчан – фронтовиков. Первым бросился на ножи озверевших нелюдей, защищая  дом, свою жену, сестёр.
 Это был настоящий бой, бывшие фронтовики перебили всех уголовников. Лившаяся кровь, делала зверями людей с обеих сторон.
Зайцева и ещё троих мужиков из деревни похоронили тогда на кладбище, а трупы  уголовников милиция увезла в другое место.
Толик  был на кладбище, но не запомнил этих похорон, но вот руку отца с капающей кровью помнил всегда.
Уже, будучи  взрослым, имея высшее образование и работая учителем истории в школе, Анатолий Фёдорович  размышлял о личности  Сталина и его роли не только в политике страны, но и в судьбе всего  мира.
Он думал, почему этот человек вошёл в каждую семью, почему имел такое огромное влияние на умы людей и их судьбы.
Почему в лагерях заключённые вместе с воровскими наколками носили на себе его портрет. Не потому ли что психоз в огромной стране разделил её на народ и «врагов народа».  В тюрьмах и лагерях  уголовники, воры, убийцы находились в более привилегированном положении перед  «врагами народа».
Ведь они считались народом, а осуждённые по 58й статье нет.
А лагерем  к концу жизни Сталина стала вся страна. Что - то мистическое и страшное  сопровождало «отца народов» всю его жизнь. Верующие в Бога люди считали его «антихристом» пришедшим из ада и собирающим себе души  на земле.
И на похоронах вождя и по его амнистии была собрана дополнительная жатва. Кровь сопровождала Сталина всю его жизнь. Нет, он не убивал сам, это делали другие во имя его.
Только при Сталине были придуманы «штрафные батальоны» в основном из уголовников, - искупить вину кровью. Ведь чужая кровь его не трогала, чем больше загубленных душ, тем  лучше. «Хозяин» в Кремле имел своего хозяина.
Вот почему не было в стране семьи, человека, которые не почувствовали бы на себе  влияния  и силу этой мистической личности. И это влияние продолжает жить уже в третьем поколении. Имя вождя пытаются не только обелить, но и вновь идеализировать.
Пусть историки и политики спорят об  исторической важности этого идола народов, но влияние его на души людей, несомненно, было и есть.
Сам Анатолий Фёдорович был далёк от идеализации Сталина и не входил в толпу, которая готова была отдать жизнь за вождя, если понадобиться.
После Сталина в СССР пошли вожди пожиже, они хотя и требовали поклонения, но  уже прежний психоз прошёл.
- В каждой стране на определённом этапе развития появляется свой  «Сталин» - думал  Анатолий Фёдорович.
- И это испытание в первую очередь для  самого  народа.

Получив письмо, обдумав всё  и посоветовавшись с женой, Анатолий Фёдорович решил ехать. Он написал о своём решении другу, о том, что как только оформят документы, приедут с женой к нему и проведут, как в былое время, незабываемые часы за дружеской беседой.
Вспомнил в письме, как они с Артуром в десятилетнем возрасте решили  «покорить  тайгу»  - пройти от реки Кан до Ангары по тогда ещё нетронутой леспромхозами тайге.
Заблудившись, они почти месяц провели в тайге, питаясь ягодами, кедровым орехом, пока на них не наткнулся  местный охотник.  Тогда каждый из них думал только о друге, старался поддерживать во всём,  и эта детская дружба сохранилась между ними на всю жизнь.
 Отправив письмо, Анатолий Фёдорович от детских воспоминаний переключился на более  зрелые.
Вспомнил, как в студенческие годы они с Артуром влюбились в Марию.
Анатолий и Артур со школьных лет были неразлучны. Они уже привыкли к тому, что их дружба приносит  обеим выгоду во всём.  Каждый из них дополнял другого. Если Артуру легко давалась математика, то Анатолий её еле вытягивал на тройку.
Но  он был силён в литературе и русском языке, потому всегда проверял у друга сочинения, диктанты. Учительница по русскому была настоящий специалист – словесник. Она видела, как друзья стараются её провести, но делала вид, что не замечает, понимая, что один из них невольно помогает ей.
Уже  перед выпуском из школы у Артура была твёрдая четвёрка по литературе и русскому, а у Анатолия по математике.
Возможно, это повлияло и на выбор их профессии. Они оба решили идти в педагогический институт в Красноярске.
Артур  выбрал факультет математики, а Анатолий исторический.
Уже на втором курсе они познакомились с  Марией. У друзей всегда совпадают вкусы, потому Мария сразу понравилась и Артуру, и Анатолию.
Образовалось классическое трио  - она  и два друга. К окончанию вуза отношения в любви определились.
Видимо здесь сыграл свою роль более твёрдый характер Артура, его напористость и целеустремлённость. Мария выбрала из двух друзей Артура.
На свадьбе Анатолий напился и сказал другу:
- Мой дорогой Штольц, твой друг Илюша Обломов желает тебе с Марией счастья и кучу детей, а за меня не волнуйся, я мужскую дружбу ставлю выше всяких там женщин. Останусь холостяком, и ты через несколько лет мне позавидуешь.
Но Мария оказалась мудрее, она уже через полгода познакомила Анатолия со своей подругой, которая и стала его женой.
Друзьям повезло, они получили по распределению место работы в одном городе, а когда Артур стал директором школы, то переманил историка к себе. И вновь Анатолий пожертвовал своим положением ради друга, ему уже предложили место директора в его школе.
Но зато это ещё больше скрепило их дружбу, а Анатолий проникся уважением к своей жене, которая оказалась выше всяких амбиций  и полностью доверяла мужу.
С тех пор эти две семьи стали неразлучны. У них даже была общая на всех дача, где отдыхали непринуждённо и  весело.
Уже после свадьбы Мария познакомила Артура со своей мамой  и братом.
Брат стал лётчиком, как и его отец, которого он хорошо помнил. Мария показала единственную фотографию,  на которой был её отец.
На фотографии были сняты доярки около коровника.  Среди них  рядом с мамой стоял и её отец, который работал в войну рабочим  на ферме.
- Мой отец военнопленный немец, бывший лётчик, я его почти не помню, мне было два  года, когда его отправили вновь в Германию. Мама рассказывала что он, наверное, умер после побоев в лагере, он не хотел уезжать от семьи, любил её и своих детей.
Так что я тоже наполовину немка, но ношу русскую фамилию.

Когда после известного  горбачёвского указа о праве на местожительство, тысячи  немецких семей стали выезжать в Германию, Артур тоже стал задумываться об этом.
Братья и сёстры его большой семьи уже  выехали, забрав с собой маму. Отца к тому времени уже не стало. Они писали Артуру, что жить в Германии гораздо легче,  и нет постоянных нехваток, что преследовали  их в России.
И Артур решился. Он попал уже в так называемый второй поток мигрантов, которым, как известно, стало труднее адаптироваться на новом местожительстве.
Анатолий Фёдорович, получая письма от Артура, пытался разобраться в процессах новейшей истории.  Он доверял словам и мнению своего друга, ставшего очевидцем новой перестройки в Европе.
Артур писал, что в бывшей  ГДР происходит замена одного строя на другой и от этого пострадали  восточные немцы. Стена, которую разрушили и о которой столько писали досужие до сенсаций западные СМИ, на самом деле осталась между восточными и западными немцами. Она теперь невидимая, но ощущается гораздо реальнее прежней.
Западные капиталистические немцы, которых восточники зовут «вэсси» расхватали и растащили бывшую ГДР по кусочкам, и бывшие «гдэровцы», ждавшие  от перестройки нечто нового, вдруг осознали, как и русские, что новая жизнь не для них.
И вновь стало усиливаться противостояние между Россией и Западом, но уже теперь в центре Европы. Да ещё обострились до предела отношения с исламским миром и христианским.
Анатолий Фёдорович с горечью в сердце думал о новейшей истории России.
Он понимал, каким политическим силам нужен был развал СССР, а  после  стравливание бывших республик до вооружённых конфликтов. В первой чеченской войне погиб его племянник, и он тогда возненавидел всех продажных российских политиков.
 Он высмеивал новое  слово «россиянин», вышедшее из уст бывшего президента алкоголика.
- Я русский и останусь русским, как бы не пытались мне присвоить кличку «россиянин»  - говорил он друзьям и коллегам по школе.
- Ведь слово русский это означает больше чем национальность. Как можно  назвать Н.В.Гоголя «нерусским»? А многих других русских классиков? Нам что теперь как американцам называть А.С.Пушкина «афрорусским»? А ведь это он сказал «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет..»
И потом, разве русские люди, что живут сейчас в других странах,  не русские? Ведь «россиянин» это, скорее всего только принадлежность к России.
Мой друг, уехавший в Германию, считает себя и поныне русским немцем.
- Любезный, Анатолий Фёдорович, всё вы верно говорите, но есть сила, которая управляет миром и человеческим сознанием и против неё мы все бессильны – возражал ему учитель биологии, но не дарвинист по убеждению.

Эти споры были в прошлом году, а в этом Анатолий Фёдорович уже  пенсионер и собрался ехать погостить к другу в Германию.

                Дочь  Томаса Беккера.
Мария жена Артура была очень рада приезду гостей с бывшей  родины. Они с  подругой, женой Анатолия Фёдоровича, проводили очень много времени за разговорами. Вспоминали прежнюю жизнь, молодые годы, общих знакомых.
За долгое время  жизни в Германии она так и не смогла привыкнуть к местным обычаям и нравам. И теперь, встретив  подругу юности, просто была счастлива в общении.
Артур тоже был счастлив, он, казалось, даже помолодел. С удовольствием  показывал другу все достопримечательности, рассказывал о своей жизни.
Анатолию Фёдоровичу было интересно видеть чужую жизнь, и ещё он думал, что вот где то здесь воевал его отец.
Артур уже договорился со своим  боссом о встрече.  Рихард Беккер вначале просто рассмеялся в лицо Артуру на его предположение, что у него есть брат в России.
Рихард относился к тем немцам, что жалели  об ушедшем  могуществе  бывшего рейха. Он превозносил Гитлера, как величайшего политика и полководца, что сумел поставить на колени весь мир.
Поэтому он презрительно  смотрел, как  на восточных немцев, так и на «русских», считая, что только западные немцы  сохранили в себе традиции и кровь величайшей нации.
Всю свою жизнь он прожил с сознанием того, что его отец Томас Беккер умер от издевательств и побоев в плену и горел желанием мести.
Страшным ударом для него стало признание его матери фрау Эльзы, которая узнав от него о смешном предположении Артура, сказала ему, что он сын русского капитана.
Он ни за что бы, ни согласился на встречу, если бы не его мать.
Фрау Эльзе Беккер было уже восемьдесят лет, но она была ещё довольно крепкой женщиной.
Давние воспоминания о Фёдоре, русском капитане, разбудили в ней забытые чувства. Она считала, что должна увидеть его сына, в том, что это его сын она была уверена, вспомнив и имя, и фамилию Фёдора.
Конфликт со своим сыном приняла как должное наказание за грех молодости. Она сказала ему
- Мне было трудно рассказать тебе о твоём настоящем отце и, наверное, я бы умерла так тебе и, не признавшись, но видимо у Бога и Судьбы свои планы на этот счёт. Ты должен знать всю правду и увидеть своего брата.

Мария, взволнованная встречей с подругой, вспоминала всю свою жизнь, начиная с детства. Она вспомнила, как  скудно в деревне  они жили в послевоенные годы. Как  с братом бегали на ток и подбирали оставшиеся после молотьбы зёрна, выискивая их в земле и мусоре,  вместе с  прыгающими рядом воробьями.
Она помнила, как вкусны были эти зёрна,  нажаренные прямо на железной печке.
А ещё вспомнила, как мама на годовщину великого октября насыпала ей и брату по горстке сахара песку на стол и они языком слизывали его с клеёнки.
А мама, спрятав натруженные  шелушащиеся  руки под фартук, смотрела на них и говорила
- Смотрите языками дырки в клеёнке не протрите.
Вспомнила, как однажды мальчишки обозвали её немецкой дочкой, и её брат дрался с мальчишками. После этого мама переехала с ними в Канск.
В городе она устроилась работать в детском доме нянечкой, стала получать за работу деньги, а не трудодни и тогда они стали жить лучше.
Страна богатела в основном за счёт разрабатываемых природных ресурсов. Наступило время «шестидесятых». Для Марии это были студенческие годы. Брат уже, окончив лётное училище, летал, где то  на Дальнем Востоке.
Мария вышла замуж за Артура  и вскоре уже работала вместе с ним в Дивногорске в одной школе. Туда же перебрались со временем Анатолий с женой.
Когда Артур собрался уезжать из страны, ей стало страшно, тем более что их старшая дочь была замужем.  Муж работал хирургом  и был неравнодушен к выпивке.  Оставлять дочь и внучку на несостоявшегося человека было опасно. Но вот  их с Артуром  сын самостоятельно выехал в штаты, где уже стал управляющим большой фирмы.
Мария  задумалась о судьбе в жизни людей. Вот у Анатолия Фёдоровича объявился брат в Германии, и судьба свела их вместе. Разумеется, они совершенно чужие друг другу люди, но ведь в них гены одного человека, которые они передали уже своим детям.
Судьба привела её на родину отца и возможно она  когда-нибудь узнает о нём, что то новое. Мария даже не знала фамилии своего отца, мама никогда  про это не говорила.  Но у неё всегда хранилась фотография, где отец сфотографировался с мамой и другими доярками у скотного двора.
В её детстве об отце не принято было говорить, ей отца заменял брат, который опекал Марию до самого замужества.  Артур любил её и детей, и семья их считалась крепкой  и дружной. Но всегда в её жизни  незримо присутствовала тень отца.

Анатолий Фёдорович с  женой и Артур с Марией встретились в кафе с фрау Эльзой и Рихардом Беккером.
Эта встреча была обговорена Артуром  и не считалась обязательной, никаких дальнейших продолжений знакомства, просто некий каприз фрау Эльзы и  стремление Артура всё доводить до  конца.
Разумеется, что каждый втайне даже от себя испытывал  тревожное любопытство об этой встрече.
Действительно Анатолий Фёдорович и Рихард были поразительно похожи друг на друга. Анатолий Фёдорович был на год младше брата, но этого не было заметно.
Разговор в основном вели Артур и фрау Эльза. Анатолий Фёдорович отвечал на  её многочисленные вопросы, достал фотографию отца,  и фрау Эльза долго рассматривала её.
- Это ваша мама – спросила она.
- Да. Она умерла, не успев повидать своих внуков.
Рихард вытащил из папки несколько фотографий Томаса Беккера и положил на стол рядом с фотографией Фёдора Зайцева.
На одной Томас был снят в парадной форме гауптмана люфтваффе вместе с Эльзой.
Артур смотрел на эти две фотографии двух солдат второй мировой войны, двух капитанов, воевавших друг против друга. Оба они были сильными, здоровыми, красивыми в военной форме, а рядом с каждым стояла  жена.
И они обе потеряли  своих мужчин, их добила всё та же война, могильный холод которой вдруг ощутился здесь за столом через много лет после неё.
Эти два солдата молодыми юношами ушли воевать, чтобы понять какое это страшное и нечеловеческое дело война.
Вот сидят два родных брата, но их разделяет всё та же война, которая будет разделять и их детей всё во имя непонятной и неведомой людям силы.
И понятно только одно, что это сила зла, и она направлена против людей, потому как разъединяет их.  И только иногда вспыхивающие в этой чёрной  и холодной  силе зла яркими точками, как звёзды, искры любви, не дают миру погрузиться в полную темноту и холод.
Тем временем Мария взяла в руки фотографию Томаса, где он был сфотографирован на инвалидной коляске. Она посмотрела на изображение, потом провела ладонью по нему, словно протирала запотевшее стекло и сказала:
- Это мой отец.

Все, в том числе и Артур, были поражены. А Мария достала фотографию отца, которую взяла с собой, где он был сфотографирован с колхозницами, и показала фрау Эльзе.
- Бог мой, верно, это Томас – произнесла та, вглядываясь в лицо мужчины.
Как жестока и непредсказуема судьба, что играет людьми.
Эти люди, уже почти прожившие свою жизнь, вдруг находят ответ на загадки, что им поставило время.
Возможно, они разгадают и поймут то, что поняли их отцы, два  солдата второй мировой войны,  к концу своей жизни.
Дай Бог, чтобы мы  все это поняли.


            Опубликовано в журнале Зарубежные Задворки № 6 2017.

            Опубликовано в журнале Северо Муйские огни № 2 апрель 2018г.