Баля, Топтышка и о многом другом
Я прожил дольше бабушки жены,
но так же ль я запомнюсь моим внукам?
(„Подумалось...“, Стариковская булька. 15-07-2015 г.)
Когда я говорю моей жене, что я женился на ней из-за Бали, то в этом есть значительная доля правды. И она это знает.
Баля — это Любовь Иосифовна, бабушка Нины, которая ее вырастила. Как и меня моя бабушка (по-груз. «бебиа»), которую я звал Беби.
Каждый находит для своей любимой бабушки своё имя.
Было что-то общее в их судьбе: они были почти одного возраста; обе овдовели в возрасте 35 лет и остались с двумя детьми на руках (только у Беби оба мальчика , а у Бали были дочь, Магда, которой суждено было потом стать моей тёщей, и сын Володя); обе посвятили себя детям и работали, не покладая рук, чтобы поставить их на ноги, а когда те выросли и создали свои семьи — помогали их семьям и их детям… Как говорится, «никакой личной жизни».
Муж Бали, Фриц Оттович, был потомком немецких переселенцев екатерининских времен из Вюртенберга. В Грузии было много немецких поселений, а в левобережной части Тбилиси была даже «немецкая слобода» со своей кирхой, школой и аккуратными уютными домами с ухоженными садами. Работник торговой системы, Ф.О., не в пример другим, не нажил ни хором, ни богатства. Человек компанейский, широкой души, к середине 30-х годов, когда начались репрессии и посадки, он, очевидно почувствовал, что добром это не кончится, и, я предполагаю, чтобы уберечь семью от надвигающихся неприятностей, решил добровольно уйти из жизни. А оружие у него было. Время было тяжелое, зарплаты лаборантки в обсерватории, где работала Баля, конечно, не хватало и ей без мужа пришлось тяжело.
Началась война, жить с немецкой фамилией и именем, особенно, детям в школе, становилось трудно. Старшая дочь, Магда, окончив школу, вышла замуж за одноклассника, моего будущего тестя, а сыну Баля поменяла фамилию на свою. Так Воля (Вольдемар Фрицевич !) стал Владимиром Фёдоровичем, хотя для всех по-прежнему оставался Бубусей.
Баля вспоминала, что рос он трудным мальчиком — как ни говори, а безотцовщина — не сахар.
Им повезло — их не сослали, а вот всех родственников Фрица, как и многих немцев, выслали на поселение в Казахстан.
(Через 50 лет, когда появилась возможность официально вернуть себе национальную принадлежность, восстановить имя, отчество
и фамилию, Бубуся скажет, что теперешнее имя спасло тогда ему жизнь и он не станет ничего менять.)
Бубуся рано стал самостоятельным — в 15 лет ушел со школы, стал помогать матери, работая сперва учеником, потом подмастерьем столяра. Уйдя в армию, что, как он сам говорил, наверное, и спасло его от влияния улицы, служил 4 года матросом на Северном флоте.
После армии он вернулся совершенно другим, повзрослевшим человеком, — пошел учиться в вечернюю школу, начал работать и вскоре сам стал прекрасным специалистом — краснодеревщиком , опорой семьи. Кстати, в той же школе он познакомился со своей будущей спутницей жизни — Люсей. Несмотря на множество трудностей, они прожили всю жизнь душа в душу.
(К слову, недавно я нашел чудом сохранившиеся записи нескольких моих «Семейных эпиграмм» конца 80-х годов, в т. ч. и эту:
—Кто «луч света в тёмном царстве»?
Ответье, тётя Люся!
Не задумываяь, скажет:
— Это — мой Бубуся!.. )
Тетя Люся часто болела: у нее нередко бывали такие сильные боли в животе, что несколько раз ее оперировали, после чего в брюшной полости развились спайки.
(Только через много лет, когда Нина стала уже врачом, она обратила внимание на сходство течения болезни у т.Люси и у ее заведующего отделением, который болел так называемой «периодической болезнью». Она привела тетю на консультацию, диагноз подтвердился и т.Люсе тоже назначили лечение, после чего положение существенно улучшилось. Лекарство приходилось доставать через «поставщика», стоил препарат недёшево, имел неприятные побочные действия, но что поделаешь!..
По крайней мере, процес удалось стабилизировать.)
Тем временем на свет появилась Иринка!
Это было настолько долгожданным и радостным событием, что она сразу стала любимицей всех родственников, что уж говорить о Бале, старшей внучке которой, Нине, было уже к тому времени почти 20 лет! Теперь Баля уже разрывалась между семьями сына и дочки, которая, получив, наконец, квартиру в новом доме, переехала в другой район города.
В общем, однажды, когда я только появился в доме у Нины, где мы готовились к очередному зачету, дверь ее комнатки неслышно приоткрылась и я увидел на пороге чудо в длинной, волочившейся по полу, ночной рубаше и таким симпатичным заспанным лицом, что, кажется, слова застряли у меня в горле. Создание залезло на низкую тахту и принялось играться с мягким игрушечным медведем, пожалуй, такого же размера, как и она. Оказывается, мишку звали ТоптыШка.
И с тех пор мы с Иринкой подружились. Иногда даже вместе игрались, или занимались каждый своим делом. А когда я поехал на летние военные сборы в Батуми
я получил письмо с «каляками-маляками», которое, естественно, сохранил.
Так же естественным было и то, что на нашей с Ниной свадьбе самой «важной» фигурой после нас (ну тут уж ничего нельзя было поделать!), была Иринка, которая не отходила от нас ни на шаг!
Свадьбу Баля застала, хотя, по состоянию здоровья, на ней не присутствовала, а вот до рождения нашего Гоги она уже не дожила…
Прошло немного времени и через полгода после появления Гоги, у Иринки тоже родился брат — Серёжа. Все мы были очень этому рады, особенно, родители, ведь беременность протекала нелегко.
Иринка с самого начала принимала активное участие в его «выращивании» — никаких даже признаков детской ревности, или неприязни в ней не было. Такой же любовью и привязанностью ответил ей и подросший Серёжка, и наши дети — Гоги и, появившаяся через 3 года, Леночка.
Вот так они и выросли дружно все вместе. Так эта дружба продолжается и сейчас.
А ведь сколько событий прошло за эти годы! Помню, в школьные годы Гоги очень серьёзно увлёкся фотографией — ходил в фотокружок при Доме юного техника (где у него был прекрасный Учитель — Сергей, о нем я вспоминал в «Первая и Единственная»), даже печатался в пионерских газетах страны. Глядя на него, увлекся этим и Серёжа. Да так удачно, что когда после чернобыльской аварии из Украины в Грузию вывезли детей, то Сергей поручил нашим самостоятельно вести организовавший им фотокружок в одном из пионерлагерей под Тбилиси.
Серёжка еще очень увлекался «у-шу» и, как ни странно, медицинскими вопросами. Наши же, «врачебные» Гоги и Лена, были далеки от медицины и выросли чистыми «гуманитариями», я бы сказал даже — с педагогическим уклоном. Поэтому и пошли оба в иняз, благо немецкому их учила родная бабушка Магда.
А Иринка к тому времени училась в Политехническом — никогда бы не подумал! И Серёжу туда сагитировала.
(Из той же серии «Семейных эпиграмм». Без поправок и пр.)
Ирине: Кто в конторе лучше знает
виды все фильтрации?
Это — Ира!
«Мисс Надежда
Водканализации»!
Серёже: Демонстрирует у-шу он
очень впечатляюще.
А сечёт как в медицине?
Просто потрясающе!
Гоги: Почему Онегин «лишний»?
Кто поёт в ансамбле «Свет»?
Что любил проклятый Батый? -
Знает Абитуриент!
Помню, что в год их поступления во всех высших учебных заведениях ввели дополнительный «экзамен» по физкультуре и мы вместе ходили на стадион, где они, без всякого напряжения, сдали все нормативы.)
А потом — вдруг — вся налаженная, вроде бы, жизнь полетела кувырком! Провалилась «пересторойка»; во время августовского путча мы с Леной были у маминой сестры Таны в их «родовой» деревне Ткачири под Кутаиси. Точнее, именно 19 августа я повез ее в Цкалтубо, чтобы показать, где мы с Ниной работали и жили первые месяцы после нашего распределения и свадьбы. Показал домик, где снимали сперва койки а потом — комнатку; показал и пятиэтажный дом, на последнем этаже которого нам дали прекрасную 3-х комнатную квартиру (которую, оказывается, прекрасно зная, что мы там не останемся надолго, уже тогда присмотрел для себя начальник районной санэпидстанции). Наступили бурный, смутный-«мутный» период развала СССР и становления жизни в самостоятельной Грузии.
В эти трудные годы все родственники, друзья как могли поддерживали друг друга, хотя находились, в общем-то, в одинаково трудном положении. Я никогда не забуду, как Бубуся и т. Люся нам помогали и навещали маму, когда она с переломами лежала в больнице поблизости от их дома, куда Нина забегала, чтобы отогреться у них и согреть еду для больной. А можно ли забыть то, что, когда маму выписали, Бубуся не только отвез нас домой на своем зеленом «Москвиче», но и на руках поднял ее (с тяжеленными гипсовыми повязками на обеих ногах!) на 3-й этаж!
Время было тяжелое, работы практически ни у кого не было, что там говорить о молодых выпускниках-«сантехниках», так что Ирина (вообще, по природе своей, она, абсолютно неожиданно для всех нас, оказалась настоящим лидером и по силе характера, думаю, не уступала Бубусе) пошла на бухгалтерские курсы, куда определила и брата, а потом отправилась в Москву вместе с несколькими друзьями, решившими перебраться туда.
Только по скудным отрывистым сведениям могу догадываться о том трудном пути, который ей пришлось пройти, чтобы хоть как-то «зацепиться» там. Приходилось и у знакомых жить, и голодать...
Как только она чуть-чуть освоилась в Москве, она, можно сказать, «забрала» туда и окончившего институт Серёжу, и теперь они уже вдвоем мыкались в этом чужом городе. Устроились работать в магазин писчебумажных товаров (вот где пригодились бухгалтерские знания!) Потом стали самостоятельно заниматься этим «бизнесом».
Но, в конце концов, брат и сестра нашли себя в эниологии и сейчас являются признанными специалистами в этой нелегкой области, граничащей с медициной и психологией,
Ирина вышла замуж, родила чудесную дочку — Настю. И уговорила отца и мать если уж не переехать насовсем, то хотя бы приехать к ним. О «переехать» ни Бубуся, ни т.Люся даже слышать не хотели, но перед соблазном увидеть внучку, конечно, не устояли, так что уехали в Москву налегке, собираясь скоро вернуться.
Но судьба повернула всё по-своему: опять обострились межгосударственные отношения и границы закрылись. Ирина , к тому времени уже освоившаяся в Москве, смогла оставить там родителей и даже оформить им гражданство.
Вроде бы, как раз теперь жить да жить всем вместе, но старая болезнь т. Люси всё же дала о себе знать и через несколько лет она покинула нас.
Конечно, это было огромным горем для всех.
Я всё же думаю, что выдержать эту невосполнимую потерю Бубусе помогли не только свой сильный характер, любовь и внимание детей, но и то, что он ощущал себя нужным им. Особенно, внучке Насте. Кажется, это был единственный человек, которому он не мог сказать «нет!» (Хотя, собственно, она выросла в его руках такой, и они так по-настоящему дружили, что, очевидно, в этом и не было необходимости).
Прошло еще какое-то время и Серёжа женился — у Бубуси появились новые радости и заботы.
Дети работали в здании напротив его дома, жили тоже невдалеке, так
что они не «посещали», а «были» у него каждый день, и он, даже когда почти совсем потерял зрение, ходил в ближайшие магазины или на рынок (где его уже знали и приветливо встречали продавцы), чтобы самому закупить что-то и приготовить что-нибудь вкусное. Иногда он даже нес еду на работу детей и угощал ею их сотрудников.
А готовил он так вкусно, что не будь он прекрасным столяром, из него вышел бы не менее прекрасный повар. Почти до последнего дня его жизни моя Нина консультировалась с ним и записывала его рецепты. А о его мясном пироге и чанахе вспоминают все, кто их хоть раз попробовал!
О.С. А почему я всё это вспомнил?
А потому, что завтра Ирине исполняется 50 лет!
Теперь она, волею судьбы, уже не только по характеру является лидером этой ветви нашей большой семьи.
И то, что мы все (в том числе и наши внуки!) ее любим является, думаю, не только ее личной заслугой, но и следствием всего того, что она переняла (о каком специальном «воспитании» может идти речь!) от своих родителей, Бали, многочисленных тетушек-бабушек, от которых она получила столько тепла и любви!
И я хочу пожелать ей всего того, что эти люди желали ей когда ее первый раз перенесли через порог дома на ул. Ушанги Чхеидзе, 4.
И еще — чтоб оставалась, несмотря ни на что, такой же веселой, остроумной, доброй и, главное, мягкой.
А сам я хочу дожить до того времени, когда ее внуки будут называть ее «Баля». 03.05.2017 г.