«Обликас моралес» семьи Феликса Юсупова.
(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2017/04/27/791)
Надо бы кое-что вспомнить о «моральном облике» семейства Юсуповых. Как-никак, это была богатейшая семья Российской империи, находившаяся в близком родстве (и дружбе) со многими членами императорской фамилии.
Уж в таких-то аристократических семействах, надо полагать, вопросы чести, достоинства, верности долгу и данному слову, супружеской верности были поставлены на самый высокий уровень, верно?!
Давайте посмотрим, как там с этими проявлениями благородства и воспитанности обстояли дела.
Феликс родился 11 (24) марта 1887 г. в Санкт-Петербурге. Его назвали в честь деда и отца, а чтобы их не путали близкие родственники, величали Феликсом-младшим или полушутя Феликсом III.
Он был вторым и младшим из здравствующих детей в семье после своего старшего брата Николая (1883–1908), который позднее был убит на дуэли из-за графини Марины Александровны Гейден (1889–1969). (Два его средних брата умерли еще в младенчестве).
Есть известная легенда о проклятии семьи Юсуповых, за переход их предка из магометанской в православную веру. Якобы, в наказание за это, во всех последующих поколениях, до возраста 23 лет будет доживать только один сын Юсуповых.
Как бы там ни было, но старший брат Феликса, Николай, действительно ввязался в шумную любовную интригу с женой конногвардейца графа А.Э. Мантейфеля, который 22 июня 1908 г. вызвал Николая Юсупова на дуэль, и на ней убил обольстителя своей супруги.
Князь Сергей Оболенский в своих воспоминаниях писал: «В то время в Санкт-Петербурге было три сестры, пользовавшиеся успехом в обществе; одна из них, графиня Марина Гейден … более выделялась своей красотой. Она была соблазнительна, очень популярна и большая кокетка».
После этого, брак Марины и графа Мантейфеля распался. Марина принуждена была уехать за границу, а Мантейфель в скором времени ушел из полка.
Интересно, что Феликс (младший) хранил письмо, которое написала ему Марина накануне этой дуэли его брата. В нем она фактически признает, что основанием для дуэли стало ее легкомысленное поведение:
«Милый Феликс,
…Знаете, милый, что здесь все известно: наш ужин накануне свадьбы, моя переписка с Николаем, Ваш приезд в Париж, знают, что мы вместе завтракали, обедали, ходили в театр, знают, что Мама уезжала, и я оставалась одна с Вами, и все еще это так исковеркали, так преувеличили, что говорят такие мерзкие вещи, что прямо голова ходит кругом.
Мой Отец, когда я пришла к нему, прямо сказал: “Ты, наверное, думала, что все можно скрыть, да ты знаешь, что все знают все, ты ничего не можешь отрицать, только говоря правду, ты можешь остановить ложные слухи, ведь ты знаешь, что даже Государь узнал все, и я должен был ему рассказать все, что знал”. Подумайте, они рассказывают в городе, что я жила с Вашим братом, и еще другие гадкие вещи. Говорят, я опозорила моего мужа, его имя, мою семью, а Ваш брат опозорил свою семью, раз вел себя ниже всякой критики…
Мой муж приедет через неделю сюда, его родные тоже, полк принимает большое участие, будет подбивать на дуэль, и кончится очень плохо. Все офицеры знают про ресторан, возмущены Николаем и твердят, что здесь затрагивается честь полка и т. д.
Меня на днях выселяют из Петербурга, ради Бога устройте так, чтобы Ваш брат тоже здесь не появлялся, тогда злые языки успокоятся, и к осени все позабудется.
Пожалуйста, разорвите мое письмо и не говорите, что я Вам писала, т. к., в общем, я не имею права к Вам писать, и если это узнают, будут лишние неприятности, а их и так много. Напишите непременно и поскорее. Всего хорошего.
Марина».
В общем, «нет дыма без огня», и, скорее всего, Николай Юсупов вполне заслуженно нарвался на эту дуэль с бравым конногвардейцем.
Вот так Феликс Юсупов и стал наследником огромного состояния своей семьи и одним из самых богатых людей Российской Империи…
Мать Феликса, княгиня Зинаида Николаевна Юсупова (1861–1939) была последней из потомков знаменитого татарского рода. Им принадлежали несметные богатства.
В начале ХХ века Юсуповы стали одними из самых богатых землевладельцев в России (250 тысяч десятин земли). Имели собственных 17 имений в различных губерниях, 5 заводов, в том числе сахарные, лесопильные и кирпичные, Должанский антрацитовый рудник в Донбассе, 8 доходных домов, несколько исторических дворцов-музеев – в Санкт-Петербурге, Москве, Царском Селе, в имении Архангельское под Москвой, в Кореизе (Крым).
В 1914 г. ожидалось дохода со всего семейного имущества около 1,5 млн рублей. И сверх того у сына личный доход составлял около 180 тыс. рублей. Капиталы семьи хранились в банках России, Франции и Швейцарии.
Отметим, что Феликс Феликсович Юсупов-младший приходился племянником председателю IV Государственной Думы М.В. Родзянко.
Среди фамильных драгоценностей семейства Юсуповых был знаменитый бриллиант «Полярная звезда», диадема неаполитанской королевы, серьги французской королевы Марии Антуанетты и одна из знаменитых жемчужин «Перегрина», принадлежавшая некогда испанскому королю Филиппу II. (С этой жемчужиной княгиня редко расставалась и даже изображена с ней на всех портретах).
Отец Феликса, Юсупов Феликс Феликсович-старший (1856–1928) был князем (ногайского рода), и имел титул граф Сумароков-Эльстон.
Он в 1886–1904 гг. состоял адъютантом великого князя Сергея Александровича (1857–1905), а позднее продвинулся по военной службе: генерал-лейтенант, генерал-адъютант Свиты императора Николая II.
Ему даже довелось полтора месяца быть начальником Московского военного округа (с 5 мая по 19 июня 1915) и главноначальствующим в Москве, однако он вынужден был уйти в отставку в связи с произошедшим известным немецким погромом).
Надо подчеркнуть, что Феликса – отца (Старшего) прославила вовсе не его военная карьера, или многочисленные ордена, полученные неизвестно за какие подвиги, а, как нередко бывает, удачная женитьба.
Кстати об орденах Феликса Старшего.
Нынешние псевдомонархисты любят порассуждать на тему, что, мол при царе-батюшке ордена «за просто так не давали», а награждали ими только за конкретные военные заслуги.
Так вот, военная карьера Феликса Старшего была на удивление куцей.
Этот сын графа Феликса Николаевича Сумарокова-Эльстона и графини Елены Сергеевны Сумароковой, (второй дочери генерал-адъютанта графа Сумарокова), учился в Пажеском Его Величества корпусе (закончить который он так и не сумел, несмотря на столь высоких покровителей).
В 1876 году он выдержал офицерский экзамен при Чугуевском пехотном юнкерском училище и был выпущен в 10-й уланский Одесский полк. В 1879 году он был прикомандирован к Кавалергардскому полку.
В 1882 году этот рослый и статный кавалергард сумел пленить богатейшую наследницу (и первую красавицу России) – княжну Зинаиду Николаевну Юсупову.
Князь Феликс Юсупов (младший) позднее писал в своих воспоминаниях:
«Матушка была восхитительна. Высока, тонка, изящна, смугла и черноволоса, с блестящими, как звезды, глазами. Умна, образованна, артистична, добра. Чарам её никто не мог противиться».
Одна из блестящих красавиц Петербурга, единственная наследница громадного состояния, княжна Юсупова была самой завидной невестой России. Николай Борисович Юсупов (ее отец) надеялся, что дочь «сделает партию».
«Руки её просили знаменитые европейцы, в том числе августейшие, однако она отказала всем, желая выбрать супруга по своему вкусу. Дед мечтал увидать дочь на троне и теперь огорчался, что она не честолюбива».
Граф А. А. Игнатьев в своей книге «50 лет в строю» вспоминал, что, несмотря на то, что княжна была «столь прелестна с седеющими с ранних лет волосами, обрамлявшими лицо, озарённое лучистыми серыми глазами», и гвардейские офицеры «богатыми невестами…не брезговали», к ней свататься опасались «из боязни запятнать себя браком по расчёту…
Каким-то друзьям удалось, наконец, убедить одного из кавалергардских офицеров, хоть и недалёкого, но богатого и носившего уже двойную фамилию Сумароков-Эльстон, жениться на Юсуповой.
Неглупая и очаровательная супруга сделала карьеру этого заурядного гвардейца, но ума, конечно, ему придать не смогла». (Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю. 1950. Т. 2. С. 224-225).
Как говаривал, в старинном анекдоте, В.И. Чапаев: «Тут-то мне карта и пошла!!!»
После этой свадьбы Сумароков-Эльстон получил высочайшее разрешение (!) именоваться князем Юсуповым (после смерти его тестя, в 1891 году) именоваться двойным титулом — князем Юсуповым, графом Сумароковым-Эльстоном, и фамилия его стала «тройной».
Несмотря на то, что он не участвовал ни в одной военной компании, на него пролился просто дождь различных орденов и прочих высочайших милостей:
Орден Святой Анны 3 степени (1883);
Орден Святого Станислава 2 степени (1888);
Орден Святого Владимира 4 степени (1892);
Орден Святой Анны 2 степени (1895);
Высочайшее благоволение (1896);
Орден Святого Владимира 3 степени (1901);
чин генерал-майора с зачислением в Свиту Его Императорского Величества (1905);
Орден Святого Станислава 1 степени (1908);
Орден Святой Анны 1 степени (1912);
Орден Святого Владимира 2 степени (1914);
Высочайшая благодарность и чин генерал-лейтенанта с назначением генерал-адъютантом к Его Императорскому Величеству (06.05.1915).
Добавьте к этому с десяток высших иностранных орденов:
гессенский орден Людовика рыцарский крест 1 класса (1889);
французский орден Почётного Легиона кавалерский крест (1892);
черногорский орден Князя Даниила I 3 степени (1894);
персидский орден Льва и Солнца 3 степени (1895);
шведский орден Вазы командорский крест 2 класса (1896);
французский орден Почётного Легиона офицерский крест (1897);
румынский орден Короны командорский крест (1897);
румынский орден Звезды офицерский крест 2 класса (1899);
датский орден Данеброг большой крест (1910);
бельгийский орден Короны большой крест (1915).
Пожалуй, у самого Наполеона орденов было поменьше, а военных заслуг и побед - несравненно больше!
Карьера Ф. Юсупова (старшего) тоже резко «пошла в гору»
С мая 1882 года Юсупов (старший) состоял при генерал-адъютанте графе М.Т. Лорис-Меликове, был причислен к Министерству внутренних дел (06.02.1883-05.07.1885).
Затем он уже адъютант великого князя Сергея Александровича (07.11.1886-06.04.1904). Штабс-Ротмистр (старшинство с 24.04.1888; за отличие)
Дальше – больше:
С 1904 г. Юсупов (старший) - командир Кавалергардского полка. В 1905г. он получил чин генерал-майора и был зачислен в Свиту Его Величества.
В 1908—1911 — командир 2-й бригады 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.
С 5 мая 1915 года — главный начальник Московского военного округа и главноначальствующий над г. Москвой.
Это – пик его карьеры. На следующий день после назначения на эту должность Феликс Юсупов (старший) получает «Высочайшую благодарность и чин генерал-лейтенанта с назначением генерал-адъютантом к Его Императорскому Величеству»!
Как видим, Николай Второй его за что-то очень уж ценил.
Теперь посмотрим на мнение других известных (и, безусловно, лояльных царю) современников об административных и прочих человеческих «талантах» папаши Феликса (младшего).
Итак, 5 мая 1915 года главноначальствующим Москвы и начальником Московского военного округа назначили князя Ф. Ф. Юсупова, графа Сумарокова-Эльстон. Назначение состоялось тотчас по возвращении его из поездки в Галицию, при поддержке Вел. Кн. Николая Николаевича.
Вновь образованная должность «главноначальствующего» в принципе соответствовала нуждам военного времени.
«Объединение власти, - писал начальник Московского охранного отделения полк. А. П. Мартынов, - конечно, вполне отвечало сложным запросам того времени, но при одном непременном условии – выборе подходящего для такой должности лица».
«Главноначальствующим Москвы, – читаем запись в дневнике известного искусствоведа барона Н. Н. Врангеля (кстати, родного брата знаменитого "черного барона"), – недавно назначен князь Юсупов – один из глупейших людей Российской Империи, известный тем, что ему “удалось” полученные им за женой 50 миллионов рублей сократить более чем на половину.
Будучи крайне скуп, Юсупов, желая увеличить упавшее ему с неба состояние его жены, пускался в разные аферы и, конечно, достиг результатов печальных.
Москва, столько лет прекрасно жившая без генерал-губернатора, получила в подарок это сокровище, вероятно, лишь за то, что сын Юсупова женат на дочери Вел. Кн. Александра Михайловича и, несмотря на свою всем известную склонность к лицам одного с ним пола, ухитрился сделаться отцом.
За эти доблести отец “героя” и назначен искоренять крамолу москвичей и изгонять “немецкое засилье” разных московских Эрленгеров и Кнопов. Результаты такой деятельности уже сказались: московские хулиганы, подстрекаемые глупыми приказами нового начальника, начали громить немецкие фирмы, разграбили магазины и произвели постыдные безчинства».
Как видим, характеристика, данная Ф. Юсупову (старшему) бароном Н.Н. Врангелем – просто убийственная, Юсупов в его глазах: «один из глупейших людей России» и крайне скупой аферист!!!
Как мог сам Николай Второй не замечать этих чудесных качеств новоназначенного «главноначальствующего Москвы» - просто поразительно!
(Другой причиной назначения на этот пост была личная дружба, связывавшая супругу генерал-губернатора княгиню З. Н. Юсупову с великой княгиней Елизаветой Феодоровной (родной сестрой императрицы Александры Федоровны и вдовой, убитого в 1905 году И. Каляевым, в.к. Сергея Александровича), настоятельницей основанной ею Марфо-Мариинской обители в Москве).
Давайте вспомним, к каким результатам привело недолгое управление Феликсом Юсуповым (старшим) Москвой.
С первых дней своего правления кн. Ф. Ф. Юсупов пытался снискать у простонародья древней столицы славу борца за их интересы. Германофобия самого Ф. Ф. Юсупова ни для кого не была секретом, он её просто выставлял напоказ.
В январе 1915 г. во время своего визита во Францию, в качестве посланника Императора, он имел беседу с президентом Французской республики
«Он рассказывает мне, – записал в своих мемуарах Р. Пуанкарэ, – что в России на каждом шагу видишь следы немецкого влияния, что в Москве полиция находится в руках Германии, что в России не осмеливаются изгнать немцев ни из торговли, ни с государственных должностей, потому что у немцев защитники при Дворе, у Великих Князей, во всех кругах общества. С такой свободой выражается посланец Императора»!
Внешними причинами разразившегося в Москве погрома были военные поражения на фронтах.
«Весной 1915 г, когда, после блестящих побед в Галиции и на Карпатах, российские армии вступили в период “великого отступления”, – вспоминал генерал А. И. Деникин, – русское общество волновалось и искало “виновников”, 5-ю колонну, как теперь выражаются. По стране пронеслась волна злобы против своих немцев, большей частью давным-давно обруселых, сохранивших только свои немецкие фамилии. Во многих местах это вылилось в демонстрации, оскорбления лиц немецкого происхождения и погромы.
Особенно серьезные безпорядки произошли в Москве, где, между прочим, толпа забросала камнями карету сестры Царицы, Великой Княгини Елизаветы Феодоровны…»
Как видим, толпа «московских хулиганов» едва не линчевала родную сестру царицы только за то, что она была «немкой», и кто-то пустил слух, что в ее Марфо-Мариинской обители, в Москве (!) прячется её (и царицын, кстати) родной брат Великий герцог Эрнст Людвиг Гессенский!!!
«…В карету Эллы…, -писала впоследствии Императрица Государю, - бросались камни и в нее плевали, но она не хотела с Нами говорить об этом…»
Как вспоминал начальник Московского охранного отделения полковник А. П. Мартынов, «так называемая желтая пресса в Москве, подогреваемая дурно понимаемым патриотизмом обывателя, стала указывать “на немецкое засилье”. Появились списки немецких фирм, немецких магазинов. Газеты стали отводить целые столбцы перечню немецких предприятий в Москве. Поползли слухи о том, что где-то кто-то покажет московским немцам кузькину мать! Разговоры на эту тему стали учащаться….
Когда изо дня в день газеты помещали столбцы их фамилий, эти немцы стали как-то раздражать даже спокойного и сравнительно уравновешенного обывателя.
Я рекомендовал князю [Юсупову] повлиять на газеты и остановить нарочитое подстрекание обывателей. Не знаю почему, но князь не внял моим доводам. В своих очередных двухнедельных рапортах градоначальнику со сводкой о настроении в Москве […] я сообщал о возможном антинемецком выступлении толпы в результате газетной травли. […] Погромные настроения висели в воздухе; возможность погрома при любом уличном скоплении толпы чувствовали все, а не одни власть имущие».
Характерно, что министр внутренних дел Империи Н. А. Маклаков узнал о событиях в Москве 28 мая из утренних газет (!).
В тот же день он сообщил о них Императору. Ответственные за задержку с информацией в Москве лица сослались на …испортившийся вдруг телефон.
Погром в Москве продолжался три дня: с 27 по 29 мая.
Вот несколько «картин» тех кровавых событий:
«Сотни рабочих заполнили улицы Замоскворечья. Около 12 часов дня один из владельцев Прохоровской мануфактуры Николай Иванович Прохоров позвонил градоначальнику.
– Именем Бога, как гражданин и фабрикант, – сказал он, – прошу Вас остановить движение толпы.
«На это генерал Адрианов ответил, что, по имеющимся у него сведениям, манифестации носят мирный характер и что когда толпа ходит с портретами Государя, поет “Боже, Царя храни” и “Спаси, Господи, люди Твоя”, – то он, градоначальник, “готов перед нею выстроиться и разгонять ее не станет”»… (Харламов Н. Избиение в Первопрестольной. Немецкий погром в Москве в мае 1915 года. С. 128.)
Между тем толпа, насчитывавшая в своих рядах уже до 10 тысяч человек, двинулась на Дербеневку, к мануфактуре Э. Цинделя. Управляющий, швед по происхождению, Карлсен заперся в своем кабинете. Это не помогло. «Толпа, – читаем в воспоминаниях государственного чиновника, ведшего впоследствии расследование, – ворвалась в контору, переломала все вещи, взломала дверь в кабинет Карлсена, жестоко его избила, а затем повела его всего окровавленного во двор, “показать немца народу”.
В это время на фабрику прибыл градоначальник, которого по телефону уведомили о происходящем. Рабочие обратились к нему с жалобой на Карлсена […] Адрианов приказал одному из бывших тут же полицейских офицеров произвести дознание […] Доклад околоточного надзирателя Колчева о том, что толпа сейчас избивает Карлсена, градоначальник, по-видимому, не расслышал и, сказав помощнику пристава Унтилову: “Донесите депешей, кто здесь управляющий”, – сел в автомобиль и уехал.
После отъезда градоначальника рабочие отнесли Карлсена к реке, куда его и бросили. На берегу стояла огромная толпа народа, кричащая: “бей немца, добить его”, и бросала в Карлсена камни.
Двум городовым удалось достать ветхую лодку без весел и втащить в нее барахтавшегося в воде Карлсена. Озлобленная толпа с криками: “зачем спасаете?” стала бросать камни в лодку.
На берег в это время прибежала дочь Карлсена – сестра милосердия, которая, увидев происходившее, упала перед рабочими на колени, умоляя пощадить ее отца.
С теми же просьбами обращался к толпе полицмейстер Миткевич, который, указывая на дочь Карлсена, говорил: “какие же они немцы, раз его дочь наша сестра”.
Но озверевшая толпа с криком “и ее забить надо” продолжала кидать камни. Лодка быстро наполнилась водою, Карлсен упал в воду и пошел ко дну. Было это в шестом часу дня…»( Харламов Н. Избиение в Первопрестольной. Немецкий погром в Москве в мае 1915 года. С. 129-130).
«Затем… На пути толпы оказался дом фабриканта Роберта Шрадера. «…Часть тех рабочих, манифестировавших с Царскими портретами и национальными флагами, ворвались сначала в квартиру директора-распорядителя этой фабрики, уже выселенного с нее, германского подданного Германа Янсена, а затем в соседнюю квартиру русской подданной, потомственной дворянки Бетти Энгельс, два сына которой состояли прапорщиками Русской Армии. В квартире Энгельс пряталась жена Янсена – Эмилия Янсен, его сестра Конкордия Янсен – голландская подданная и теща – Эмилия Штолле – германская подданная.
Все четыре женщины были схвачены, причем двух из них – Бетти Энгельс и Конкордию Янсен – утопили в водоотводном канале, а двух остальных избили так сильно, что Эмилия Янсен умерла на месте избиения, а 70-летняя старуха Эмилия Штолле скончалась в больнице, куда была доставлена отбившею ее полицией.
Фабрику Шрадера толпа разгромила, а квартиру Энгельс подожгла, причем прибывшей пожарной команде не давали тушить пожара, а полиции убирать трупы убитых женщин.
По словам полицейского пристава Диевского, пережившего ужасы московского вооруженного восстания 1905 года, он “ни тогда, ни вообще когда-либо в жизни не видел такого ожесточения, разъярения толпы, до какого она дошла к вечеру 27 мая. Это были точно сумасшедшие какие-то, ничего не слышавшие и не понимавшие”…» (Харламов Н. Избиение в Первопрестольной. Немецкий погром в Москве в мае 1915 года. С. 130).
Как писал А.С. Пушкин: «Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный». Таким же был и трехдневный «антинемецкий» московский погром, поощряемый тогдашними безмозглыми московскими градоправителями.
Вечером 27 мая градоначальник ген. Адрианов распорядился удалить с московских фабрик всех немцев, расценив действия погромщиков следующим образом: «толпа хорошая, веселая, патриотически настроенная» и вообще ничего особенного в городе не случилось, разве что «обычное уличное буйство, которое теперь и прекратилось». (Дённингхаус В. Немцы в общественной жизни Москвы: симбиоз и конфликт (1494-1941). С. 341.)
На следующий день, 28 мая, забастовали все заводы Москвы. Толпы были еще гуще. Несли национальные флаги, Царские портреты, пели народный гимн. Кричали «Долой немцев!» «Да здравствует Государь Император и Русская Армия!» Сконцентрировавшись на Красной площади у памятника Минину и Пожарскому, во втором часу пошли громить магазины фирм «Эйнем» и «Циндель» в Верхних торговых рядах. Потом пошли на Лубянскую площадь, на Кузнецкий мост, Мясницкую, Петровку.
Под предлогом проверки документов врывались в квартиры, и не дай Бог, если у проживавших там были немецкие фамилии…
При этом, однако, евреев, например, не трогали.
Один из очевидцев так описывает поведение толпы, дискутировавшей по поводу определения национальности жертвы: “В толпе, собравшейся у магазина Левинсона, шли горячие споры, кто такой Левинсон – еврей или немец. Убедившись, что он еврей, толпа проходила мимо, но подходила новая манифестация, и все начиналось сначала…”
Отмечен только один преднамеренный случай разгрома дачи у еврея – барона Гинцбурга – “единственного на всю Россию еврея-барона”, так как толпа просто не поверила, что баронский титул мог быть присвоен еврею». (Дённингхаус В. Немцы в общественной жизни Москвы: симбиоз и конфликт (1494-1941). С. 352.)
Утром 28 мая погромы вышли за пределы Москвы, распространившись на ее окрестности. О том, как это происходило на деле, можно судить по немногим дошедшим до нас воспоминаниям очевидцев.
Вот один из примеров.
Подмосковное Гиреево. Раннее утро 28 мая 1915 года. «В семь часов, когда все еще спали, вдруг телефонный звонок разрывает тишину, – все в ужасе просыпаются. У телефона Груша, нянина сестра… Впопыхах говорит: “Ради Бога, спасайтесь, здесь погром немецкий, все конторы, фабрики, квартиры – все ломят, убивают – спасайтесь – ради Бога, они и к вам придут”…
Появляются какие-то полузнакомые лица, начинают “спасать” всякие безделушки с полок, вазы, пепельницы… Собирают все в огромные корзины и исчезают. И мы не знаем – куда это они, что им нужно тут?
Приходит злой, жадный Никифор с водокачки и злорадно говорит: “Теперь крышка вам. Весь дом ваш зальем бензином и взорвем, а я пока граммофончик снесу…” Призывает другого мужика, берут на плечи граммофон и уходят, а мы стоим тут же, безсильные и удивляемся: “Как это, так просто, пришел, взял да ушел?”…
Проходим мимо погромщиков, громящих дачу соседей, вытаскивают мебель, белье; чего не могут взять, тут же ломают; окна выбиты… А мы думаем: “Вот скоро и наш дом превратится в развалину…”
Подъезжаем к Москве… Картина ужасная. Ночь. Небо красное, яркое… Со всех сторон кругом пламень, горят фабрики, дома… Картина жуткая и …прекрасная…
Вокзальная площадь полна народом… Берем извозчика. Трамваи все сбились с нумеров – снуют взад и вперед, с иных висят куски шелковых материй, на других стопы бумаг…
Огромными шайками толпы народа – впереди несут портрет Царя – поют “Боже, Царя храни!” Сердце мое наполняется злобой, черной злобой…
В другом месте хоругвями разбивают окна – поют “Боже, Царя храни!”…
Проезжаем мимо Кузнецкого моста… Улица переполнена, едва проехать можно… Кричат: “Сторонись!”
Со второго этажа, у Юлия Циммермана, валятся огромные черные рояли – падают с душераздирающим стоном, а там рабочие с топорами раскалывают их на куски…
Попустительство властей породило чудовищный слух.
«В народе идет молва, – заявил депутат Н. И. Астров на экстренном заседании городской Думы, – что на четыре дня разрешено предаться грабежу.
Этого мало. Говорят также, что в Москве будет Варфоломеевская ночь…» (Линденберг В. Три дома. Мюнхен. 1985. С. 27-28.)
Число погромщиков в самый пик погрома, 27-28 мая, превышало 100 тысяч человек…
По свидетельству очевидцев, активное участие в беззакониях активное участие принимали представители средних городских слоев: интеллигенция, мелкие служащие, чиновники, студенты. В грабежах были замечены также солдаты, в том числе находившиеся на излечении в московских госпиталях раненые и даже …сестры милосердия, а в насилиях над немцами – и офицеры…
В ходе погрома было убито 5 человек немецкого происхождения, четверо из которых были женщины. Разгромлено 732 отдельных помещения, в число которых входили магазины, склады, конторы и частные квартиры. Официально было зафиксировано более 60 возгораний. Приблизительная общая сумма убытка – более 50 миллионов рублей. Учитывались лишь только те убытки, о которых заявили потерпевшие…
Расследование установило, что в результате трехдневных безпорядков пострадали не только 113 германских и австрийских подданных, но и 489 подданных Российской Империи с иностранными и 90 с чисто русскими фамилиями». (Дённингхаус В. Немцы в общественной жизни Москвы: симбиоз и конфликт (1494-1941). С. 335, 336, 344, 346.)
Французский посол М. Палеолог, по горячим следам, записал свои впечатления:
«В течение последних нескольких дней Москва волновалась. Слухи об измене ходили в народе; обвиняли громко Императора, Императрицу, Распутина и всех важных придворных...
Московские волнения носили чрезвычайно серьезный характер, недостаточно освещенный отчетами печати.
На знаменитой Красной площади, видевшей столько исторических событий, толпа бранила Царских Особ, требуя пострижения Императрицы в монахини, отречения Императора, передачи Престола Великому Князю Николаю Николаевичу, повешения Распутина и проч.
Шумные манифестации направились также к Марфо-Мариинскому монастырю, где игуменьей состоит Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, сестра Императрицы и вдова Великого Князя Сергея Александровича. Эта прекрасная женщина, изнуряющая себя в делах покаяния и молитвах, была осыпана оскорблениями: простой народ в Москве давно убежден, что она немецкая шпионка и даже, что она скрывает у себя в монастыре своего брата, Великого герцога Гессенского.
Эти известия вызвали ужас в Царском Селе. Императрица горячо обвиняет князя Юсупова, Московского генерал-губернатора, который по своей слабости и непредусмотрительности подверг Императорскую Семью подобным оскорблениям». ( Палеолог М. Дневник посла. М. 2003. С. 308-309.)
Жандармский генерал А.И. Спиридович так вспоминал об этих событиях в Москве:
«Полное бездействие, растерянность, а попросту говоря, полное несоответствие высшей московской администрации своим должностям было причиной тому, что погром продолжался три дня, причем Петербургская центральная власть не получила официально из Москвы о том уведомления,
В Петербург долетели слухи о том, что при погроме чернь бранила членов императорского дома.
Бранили проезжавшую в карете В. Кн. Елизавету Федоровну. Кричали, что у нее в обители скрывается ее брат Великий герцог Гессенский.
Хотели громить ее обитель.
Помощника градоначальника торговки схватили на базаре, помяли, хотели убить и ему пришлось показать им нательный крест, дабы убедить, что он не немец, и уже после этого его спасли друзья в одной из соседних гостиниц». (Спиридович А .И. Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов).
Вот таким позорным и прискорбным погромом ознаменовалось недолгое «управление» Ф. Юсуповым (старшим) первопрестольной столицей нашей страны…
К тому же, князь Ф. Ф. Юсупов в дни погрома он занемог «дипломатической болезнью» и судил о происходящем, по его словам, лишь по докладам градоначальника. (Дённингхаус В. Немцы в общественной жизни Москвы: симбиоз и конфликт (1494-1941). С. 367.)
После этого «антинемецкого» погрома он был освобожден от своей должности и «пребывал в опале».
Больше ни на какой ответственный пост его уже не назначали.
Это, впрочем, вовсе не мешало «опальному» князю, несмотря на его довольно почтенный (по тем временам) возраст, вести «активную личную жизнь», поплевывая на все тогдашние нормы приличия, «мнения светского общества» и православные каноны.
Не будем касаться пикантных слухов о том, что Феликс-старший страдал склонностью к «нетрадиционной ориентации».
Эти слухи плелись шлейфом за всеми адъютантами великого князя Сергея Александровича – самому князю тоже досталось от современников за его специфический характер и манеры поведения.
А вот о том, что у Феликса-старшего была «вторая семья» мало кто знает. Как выяснилось, на склоне лет «один из глупейших людей России» завел интрижку и стал отцом троих детей!!!
Феликс-старший в 1910 году (в возрасте 54 лет) влюбился в свою крестницу Зинаиду Григорьеву (1880-1965), годившуюся ему в дочери.
В 1912 году у нее рождается первый ребенок – Николай, (умерший через 2 года). В 1916 году (уже после всех скандалов с московским погромом и снятием князя с должности) у них вновь родился сын, крещенный именем Елевферий.
А в 1919 году, когда старшему Феликсу стукнет 63 года, уже в Алупке у них рождается дочь Татьяна.
Все это «любострастие» происходит, фактически на глазах у его жены и взрослого сына, в самый разгар Мировой и Гражданской войн!!!
Вот такое «благородство», «духовность» и «супружеская верность» Феликса-старшего «в одном флаконе»!
Надо отдать ему должное, Феликс-старший помог своей любовнице убежать из Крыма, выправив ей фиктивные документы, будто бы она является женой его личного секретаря Светилова. А до своего бегства (в 1920 году) она проживала рядом с Ай-Тодором (имением великого князя Александра Михайловича).
Затем Зинаида Григорьева жила в Риме, поблизости с домом Юсуповых, и престарелый граф Феликс усиленно общался со своими внебрачными детьми. Его жена и сын прекрасно знали об этой «второй семье» своего блудливого папаши.
Уже в начале 1920х годов Феликс-старший был в плане здоровья полной развалиной и пережил инсульт, а в 1924 году с ним случился еще один «удар». В июне 1928 года он умирает.
По некоторым сведениям, Феликс-младший даже пообещал отцу заботиться о сводных брате и сестре.
Но, разумеется, никогда этого так и не сделал.
Зинаиде Григорьевой-Светиловой пришлось оплачивать свою жизнь за счет драгоценностей, подаренных ей Феликсом-старшим.
Елевферий дожил до 2007 года, а его сестра Татьяна умерла в январе 2011 года.
История с этой неизвестной любовницей Феликса-старшего всплыла на одном из антикварных аукционов во Франции в 2007 году – на продажу были выставлены фотографии, письма и личные вещи, принадлежавшие Зинаиде Григорьевой.
На продажу на этом аукционе были выставлены письма Феликса-старшего к Елевферию и Татьяне…
Феликс-младший нигде и никогда не упоминал своих сводных брата и сестру и не признавал публично своего родства с ними.
Вполне возможно, что причиной этого было следующее обстоятельство:
Сохранился один любопытный документ, с составленный Юсуповым-старшим в своем имении “Кореиз”, в Крыму, согласно которому его сыну, Елевферию Эльстону (!) отдается в пожизненное владение имение в Крыму.
Вот его текст: “На случай моей смерти оставляю имение Керменчик в собственность моему сыну Елевферию Эльстону. Доходы от имения до его совершеннолетия даются его матери. Князь Юсупов”.
С учетом произошедшей в России Октябрьской революции и национализации всего имущества Юсуповых, этот «подарок» подпадал под блестящее определение Остапа Бендера: «Получите от мертвого осла – уши!»
Надо сказать, что этот Керменчик (в настоящее время - село Высокое) находится неподалеку от имения Коккозы, чьим владельцем был Феликс-младший), законный сын Феликса (старшего).
Вполне возможно, что Феликс (младший) надеялся на крах власти большевиков и своё триумфальное возвращение на родину, к утерянной в годы революции недвижимости.
В этом случае, конкуренция сводного брата -«бастарда» ему совсем не требовалась.
Теперь еще несколько слов о матери Феликса Юсупова (младшего), Зинаиде Николаевне Юсуповой.
Как уже говорилось, это была одна из красивейших (и богатейших) женщин России. Даже на склоне лет она сохраняла черты своей былой красоты. Поистине, «гулять» от такой жены и женщины мог только, по меткому определению барона Н.Н. Врангеля, «один из глупейших людей России».
О том, какое впечатление оставляла эта супружеская пара свидетельствует запись, которую сделала в мае 1912 года гувернантка будущей жены Феликса Юсупова (младшего) княжны Ирины Александровны графиня Е.Л. Камаровская.
Она так вспоминала об этом знакомстве с родителями жениха своей воспитанницы:
«В ожидании поезда собралось много народу, вся высшая русская знать. Не любя выскакивать вперед, я скромно встала сзади всех. Ко мне подошла красавица княгиня Юсупова, с которой мы познакомились еще в Крыму. Она очаровательно мила и принадлежит к тому типу женщин, которых, раз увидев, не забудешь. Муж ее, наоборот, тучен, некрасив, туп, несимпатичен».
Наверное, определенная доля вины в том, что Феликс (младший) страдал педерастическими наклонностями, лежит на его матери.
Она мечтала о дочери и рядила его до пяти лет в платья. (На знаменитом фото К. Бергамаско Феликс даже сфотографирован в таком девичьем облике).
Уже в юности, что отмечали многие, за Феликсом (младшим) наблюдались «странности».
Он очень любил переодеваться в женское платье и изображать из себя женщину.
Это странное увлечение всячески поддерживал и поощрял старший брат Феликса Николай.
Писательница Елизавета Красных, одна из первых биографов семьи князей Юсуповых отмечает:
«Николай всячески поощрял переодевания брата. Так, вместе являлись они на маскарады в Париже, перед одним из которых переодетый Феликс покорил сердце короля Эдуарда VII. Николая это очень забавляло, и в насмешку над чопорным “высшим обществом” он спровоцировал младшего брата попробовать себя певицей в кабаре “Аквариум” в Петербурге. Организовав двухнедельный ангажемент, Николай и Полина обеспечили Феликса платьем-хитоном из тюля.
Из всех воспоминаний современников только в воспоминаниях самого Феликса сохранилось описание этой авантюры, которая потом неоднократно ставилась ему в укор в подтверждение его извращенного вкуса, и многократно цитировалось.
Первое выступление прошло блестяще, и азартные молодые Феликс, Николай и Поля, насмехаясь, перебирали многочисленные записки и цветы.
Веселью сумасшедшей троицы не было предела, но трюк с переодеванием вскоре был раскрыт, и безвестная певица исчезла с афиш “Аквариума” после семи выступлений.
Поведение детей возмутило родителей, но, несмотря на скандал дома, Николай и Феликс не отказывались от своего увлечения костюмированными балами.
Во время одного из них Феликс, переодетый женщиной, был приглашен четырьмя молодыми офицерами на ужин в известный петербургский ресторан “Медведь”. Устроившись в отдельном кабинете, под цыганскую музыку и шампанское один из разгоряченных офицеров сдернул маску с прекрасной незнакомки.
Изловчившись, испугавшийся Феликс, оставив шубу, бросился бежать на улицу, на извозчике помчался на Поленькину квартиру:
“И полетела ночью в ледяной мороз юная красавица в полуголом платье и бриллиантах в раскрытых санях. Кто бы мог подумать, что безумная красотка – сын достойнейших из родителей!”
Как видим, Феликс младший, в своих мемуарах, вспоминал об этом своем «подвиге» без всякого стыда и даже с некоторым романтическим удовольствием.
После этого происшествия отец в разговоре на повышенных тонах в своем семействе назвал весьма хлестко младшего сына негодяем и позором семьи, которому не протянет руки ни один порядочный человек.
В отличие от своего блудливого муженька, Зинаида Николаевна была образцовой женой и матерью и никаких «романов» на стороне не крутила.
А вот заниматься политикой она и любила, и умела. Это – было действительной страстью ее жизни.
Она была близкой подругой старшей сестры императрицы Александры Феодоровны - великой княгини Елизаветы Феодоровны.
(Впрочем, «среди своих» ее никогда не называли этим вычурным, на старославянский манер, именем-отчеством.
Это было что-то вроде её официального титула, для посторонних и простонародья).
Она же сама именовала себя, на немецкий лад, «Эллой» и все близкие ей люди называли ее так же, даже в переписке.
Отношения между подругами далеко не всегда были безоблачными.
28 июля 1913 г. в Лондон, где тогда жил Феликс (младший), прибыла великая княгиня Елизавета Федоровна.
В письме Феликса к матери сообщалось: «Дорогая Мама, видел великую княгиню, которая в восторге быть в Лондоне. Я поехал ее встретить на вокзал, но опоздал на 5 минут, т. е. поезд пришел раньше, чем его ждали. Она отыскала какой-то удивительный поезд, проходящий в 71/2 утра. Когда я вернулся домой, то сейчас же ей телефонировал узнать, когда могу ее видеть.
Она подошла к телефону и страшно смеялась и балаганила, видно, что она так довольна быть в Лондоне после стольких лет».
Великая княгиня Елизавета Федоровна с начала века была очень близка к семье Юсуповых. Но сейчас она была прежде всего монахиня и настоятельница Марфо-Мариинской обители в Москве, хотя в Англии проживали ее многочисленные родственники, которых она решила навестить с коротким визитом.
Мать (княгиня Зинаида Николаевна) ответила сыну (Феликсу (младшему):
«Верю, насколько Елизавета Федоровна рада быть в Лондоне и как она этим наслаждается, забывая, что ей теперь все равно, где быть!
Как все это преувеличено и фальшиво! Мне иногда ее глубоко жаль!»…
Заслуживает внимания письмо, отправленное великой княгиней «Эллой» в.к. Дмитрию Павловичу, сразу после убийства Г.Е. Распутина:
«Москва, 18. XII, 9.30. Великому князю Дмитрию Павловичу. Петроград.
Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий.
Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. Элла».
Другое письмо она направила своей подруге:
«Москва, 18. XII, 8. 52. Княгине Юсуповой. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт нашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. Елизавета».
«Эта телеграмма сильно нас скомпрометировала», - писал впоследствии Феликс (младший) . «Протопопов перехватил ее и снял с нее копию, которую послал в Царское Село императрице Александре Федоровне, после чего императрица решила, что и великая княгиня Елизавета Федоровна является тоже участницей заговора».
Но и это еще был не весь «компромат» представленный Протопоповым царской чете, который касался Зинаиды Николаевны Юсуповой.
«Также Протопопов представил копию письма княгини Юсуповой-матери к сыну от 25 ноября 1916 года.
Юсупова писала: “…Теперь поздно, без скандала не обойтись, а тогда можно было все спасти, требуя удаления управляющего (т. е. Государя) на все время войны и невмешательства Валиде (т. е. Государыни) в государственные вопросы. И теперь я повторяю, что, пока эти два вопроса не будут ликвидированы, ничего не выйдет мирным путем, скажи это дяде Мише от меня”.
Представил министр и копию письма жены Родзянко к княгине Юсуповой от 1 декабря, в котором была такая фраза: “…Все назначения, перемены, судьбы Думы, мирные переговоры – все в руках сумасшедшей немки, Распутина, Вырубовой, Питирима и Протопопова”.
(Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Мн.: «Хорвест», 2004. С. 427–429)
Не правда ли, эти письма откровенно и без прикрас демонстрируют степень ненависти, которую питали к царской семье и лично Александре Федоровне даже их ближайшие родственники?!
Она была в их глазах «сумасшедшей немкой» и самое малое, что они мечтали с ней сделать, это «мирным путем» заточить ее в монастырь!
Обратите внимание и на то, что о «мирных переговорах» (с немцами, естественно) жена Председателя Думы Родзянко пишет Зинаиде Юсуповой, как о чем-то общеизвестном и вполне естественном.
В 1917 году Юсуповы покинули Петербург и поселились в Крыму. Перед захватом Крыма большевиками, 13 апреля 1919 года они покинули Россию (вместе с семьей великого князя Александра Михайловича) на британском дредноуте «Мальборо» и эмигрировали в Италию.
В отличие от многих русских эмигрантов, Юсуповы смогли вывезти за границу ряд драгоценностей и даже картин, имели там счета в банках и недвижимость. Зинаида Николаевна занималась благотворительностью, при её содействии были созданы: бюро прииска работы, бесплатная столовая для эмигрантов, белошвейная мастерская.
После смерти мужа Зинаида Николаевна переехала в Париж, к сыну и его жене, где умерла в 1939 году.
Похоронена на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа рядом с сыном, невесткой и внучкой.
В следующей главе поговорим о Феликсе Юсупове (младшем) и его роли в убийстве Г.Е. Распутина.
На фото: Зинаида Николаевна и Феликс Феликсович Сумароковы-Эльстоны с детьми – Феликсом и Николаем. Феликс в платьице с бантами, Николай в костюме, стилизованном под матросский.1888 год, СПБ. Автор: К. Бергамаско.
Продолжение:http://www.proza.ru/2017/05/16/727