НА СНИМКЕ: пожар в мастерской М.Брагина, здание напротив Вологодской телерадиокомпании, 1978 г., Вологда.
Пока жизнь полна сил и надежд, она кажется бесконечной. И тем более странной нелепостью, с которой не смиряется сердце, в которую не хочется верить, воспринимается мысль о смерти. Вот также не хотелось верить и в смерть Михаила Брагина. Ему чужда была обыденность во всем – в жизненном ритме, во взглядах на окружающее, в поставленных перед собой целях. Он презирал обыденность, спокойствие, лживую устроенность, он бежал от них, как от ржавчины, разрушающей истинную красоту человека. И испытывал себя во всем, в чем только мог испытать. Еще и еще раз бросался в жуткую неизведанную бездну в затяжном прыжке с парашютом… Тяжелая травма разрушила его планы. Но в нем оставалось главное его призвание. И он смело взялся за скульптуру, графику, живопись. Жизнь его нередко составляли крайности: он словно бы предчувствовал ее краткость и не щадил себя. Одаренный ярким талантом, Михаил Брагин сочетал в своей натуре такие качества, как чуткость, доброту, восприимчивость, ум. Страстный, проницательный, обнаженно-ранимый ко всему подлому, он в то же время был человеком постоянно ищущим, человеком действия. «Позиция активной гуманности» – так обозначил сам художник свое кредо. «Другой позиции не вижу для художника нашего экспрессивного века, где все должны быть в ответе за судьбу земли. «Моя хата с краю…» - такое безразличие считаю самым отвратительным и позорным для человека. Оно приводило человечество к тяжким катастрофам, тогда как многих исторических ошибок могло бы и не быть… У зла много оружия, оно многолико, невидимо, коварно. Доброта, любовь, мечта, хоть они и преобладают на нашем красивом голубом шаре, не всегда подготовлены к обороне. Думаю, художники могут быть сказочными богатырями, подобными Илье Муромцу, главное оружие которых – правдивое и образное искусство…»
И он искал это оружие – прежде всего в образе, в мысли, в сюжетном повороте, воплощенных порой в беспощадном сарказме. Не проста, не ординарна была творческая лаборатория художника. Композиция зарождалась по-разному, иногда с конкретной жизненной ситуации, позже перерастающей в переосмыслении в более общую проблему, еще и еще раз обогащенную наблюдениями или давно пережитыми воспоминаниями. Тема сложная, глобальная начиналась с эмоционального сопоставления фактов собственной жизни. Впечатления, отраженные в набросках, этюдах с натуры передавались на суд времени и лишь затем переводились в композиционное построение. Художник считал этот процесс благодарным. Для решения старался использовать минимальный арсенал средств. О такой важной составной как цвет, говорил: «Пытаюсь держать его под постоянным контролем восприятия, так как при любом необоснованном крике цветового пятна нарушается логика живописи, своего рода музыкальная логика». Примечательно, что понятия музыка и живопись всегда шли рядом в его восприятии. Не случайно в этом смысле обращение к Чюрленису, одному из его учителей.
Самая сильная сторона творчества Михаила Брагина – смелость мысли. Нередко он бывал нетерпелив, и техника отступала на задний план. Художник хорошо понимал это, сознавал, что чрезмерное увлечение мыслью способно перечеркнуть сам художественный эффект, и работа над постоянным совершенствованием техники была одной из поставленных им перед собой задач. Но идею он всегда ценил, как костяк, который, что называется, еще «обрастет мясом».
Свой взгляд был у художника на молодость в искусстве. «Юность – неповторимое, сильное время, - говорил он. Зрелым человеком смотрю на то, что рисовал в молодости, и у меня иногда мороз по коже проходит, нет, не от исполнения, от другого: какая первичность, чистота, какая свежесть и смелость! А ведь помню, еще тогда одергивал сам себя, дескать, на что посягаешь, юнец, не по зубам тему взял, подожди! Нет, убедился, не надо ждать! Мастерство наживешь, а хватку, цепкость восприятия – никогда». И он не ждал, он действовал, он ошибался, срывался и снова шел – упрямо и незаметно. Не терпел лоска, конъюнктурщины, сытого чванства, парадности, надуманности и мещанского мелкотемья, презирал деляг от искусства, никогда не стремился к славе, хоть и чувствовал свою силу. Стремился к одному –сказать правду. Единственное, что может быть достоянием художника не по профессии и званиям, а по всему своему человеческому существу.
Любимым словом Брагина было слово «камертон». Таким камертоном всегда была для него доброта. Люди духовно и душевно нечистоплотные сразу отсеивались от него, ибо чувствовали в пристальном взгляде художника свою разоблаченность. Ему нельзя было лгать. Он не принимал и малейшую фальшь.
Трагические повороты не минули его жизнь. Михаил Брагин родился в 1941 году в городе Красноярске. В этом же году погиб на фронте его отец. Большую роль в выборе жизненного пути сыграла сестра Нина, талантливая художница, которая умерла в возрасте 21 года от туберкулеза легких. Михаил учился в институте гражданской авиации, который пришлось оставить после неудачного прыжка с парашютом. Впоследствии не раз давала знать о себе полученная травма. Окончив курсы, стал работать радиомастером. Но понял, что не рисовать не может. Поступил в Ленинградский педагогический институт имени Герцена на художественно-графический факультет, одновременно занимался в художественно-промышленном училище имени Мухиной. После окончания института работал преподавателем, позже в основном как скульптор. Затем перешел на графику и живопись. Исполнял памятные монументы героям-землякам в разных уголках Вологодской области, имел несколько персональных выставок в городах Севастополе, Нарве, Волховстрое, Вологде, был участником международного конкурса «Плакат Олимпиады-80», его остроумные юмористические рисунки часто помещались в периодической областной и всесоюзной печати.
Кто-то, наверное, еще помнит его двухэтажный деревянный дом по бывшей улице Менжинского в Вологде, служивший и жилищем, и мастерской (он был расположен напротив здания областного радио, ныне на том месте стоит пятиэтажный кирпичный дом). В доме том всегда царил особый, непередаваемый дух поиска, фантазии, размаха. И не беда, что столом и стульями иногда служили ящики, а палитрой – обломок доски. Множество развешенных по стенам картин, бюсты, барельефы, металлические листы с наметившимися контурами чеканки, сваленные в углу мешки с гипсом, ждущие своего часа – все это говорило о широте интересов хозяина, о неиссякаемой его жизненной энергии и громадье планов. Особое отношение у Михаила Брагина было к творчеству Николая Рубцова. Он многие его стихотворения цитировал по памяти, часто пел сложенные на его стихи песни (особенно помню «Морошку»), создал целый цикл живописных картин по мотивам произведений поэта, разные варианты его портретов, изготовил большую форму для отливки барельефа с профилем Н.Рубцова. Они с Рубцовым не были знакомы при жизни, но думаю, случись это, то стали бы закадычными друзьями, также, как Михаил с поэтом Сергеем Чухиным, – настолько Брагин глубоко понимал и боготворил его творчество. А сам он всегда оставался доброжелательным и светлым человеком.
В мастерской было множество других работ, портреты друзей и знакомых. Особенно меня притягивали мистические и абстрактные сюжеты – в них словно бы пророчески звучало предупреждение человечеству о грозящих катаклизмах и потрясениях.
Как мастерская, так и все эти великолепные работы были уничтожены пожаром в 1978 году. Кто-то отдал мне случайный фотоснимок, где осталось запечатленным это бедствие – он до сих пор хранится у меня. К счастью, сохранилась одна из самых сильных работ того времени - «Протопоп Аввакум». За несколько недель до пожара я в который уже раз рассматривал в мастерской М. Брагина его работы, а перед этой надолго остановился, призадумался.
«Ты знаешь, я приятно удивлен, что именно эта работа тебе понравилась больше остальных», - сказал художник, и ни минуты не раздумывая, снял ее со стены, подписал на обороте «Олегу Ларионову – от души» и протянул: «Она твоя». Такой это был человек. Этот широкий жест и спас картину от участи остальных.
Фактически художнику в 36 лет пришлось начинать все сначала. Да, он был оптимистом, но и для оптимиста это был очень серьезный удар. Но Михаил Брагин не сдавался. Он не оставлял надежды постепенно восстановить их, и об этом говорило большое количество сделанных им впоследствии эскизов тех, сгоревших работ. Не оставлял до последнего своего дня, который настал 24 апреля 1986 года.
О Михаиле Брагине можно говорить бесконечно, и нельзя сказать всего в небольшой статье. Считаю нужным упомянуть о главном свойстве его натуры – притягивать к себе людей. Он располагал их сразу к себе своей задушевностью и простотой, умением проникнуть в самое сокровенное.
Давно минула его юность, а лицо оставалось все таким же. Есть такие удивительные лица, юность которых никогда не проходит. Он смеется, и прямое, доброе лицо его становится наивным, и глаза горят мальчишеским, озорным огнем. Он начинает рассказывать, рассказывает увлеченно, взахлеб, и иногда растерянно замолкает. Он шутит – и это очаровывает, вызывая доброе и доверчивое чувство. Мы и запомним его таким.
Поэзия и философичность, идеализация и иронический гротеск, реальность и фантасмагория – вот стихия художника. Вглядитесь в его работы. Вы попадете в причудливый мир. В нем все, что может вместить в себя человеческая судьба. Тревога и надежда, боль счастье тоска и вера; в нем отголоски древнего, юного края, более далекого, чем самые дальние города земли, и единственного, как ранняя юность; в нем тот далекий заветный дом, который художник искал всю жизнь, тот дом, что вечно обитает в бездомной, ищущей ответа душе человеческой…
ВПЕРВЫЕ ОПУБЛИКОВАНО: газета «Вологодский комсомолец»,
17 декабря 1986 г.