Яблоки на ладошках

Ирина Никулова
Вот решил написать про дом, в котором прожил месяц.
Месяц из моей долгой жизни. Не думал, что заскучаю по тем временам и тем людям.
Ну, все по порядку.

В конце девяностых  пришлось мне месячишко отдохнуть в дурдоме. Выбора не было- или скрыться на месяц в месте, где меня вряд ли будут искать или идти на нары. Главный врач больницы для душевнобольных-человек свой, подкармливали мы его не хило и поэтому попасть на «курорт» любому из нашей бригады было не трудно.

Эх времена были, вспоминаю с дрожью, но черт возьми-молодые мы были, бесшабашные, наглые, вседозволенность баловала. Много тогда ребят полегло за понты дешевые и за ценности странные. Бандерлоги короче, свою работу выполняли и при этом гордыми были, ну а что-красные пиджаки и цепочки у каждого и восьмерка красная на звено. Собственно все что и нажили. Убивать, не убивал, Бог миловал, но зла людям принес не мало.

Ну ладно, вернемся к больничке. Месяц в дурдоме-перспектива конечно не радостная, но жить хотелось.
Нужно сказать, что домишко этот был предназначен не для буйных психов, а так, для людей хоть и с поврежденной психикой, но все-таки не дебилов конченных.

Поселили меня в палату с «Маяковским» , «Сталиным» и «Иваном дай попить». Ну с Маяковским знакомство прошло быстро-как тока я вошел в палату, тут же и услышал от него -Штаны снимай, паспорт вытаскивай,-руками лезет в сторону моей ширинки.
-Эй брателла, ты ручонки то свои шаловливые убрал бы, а то не ровен час мой паспорт у тебя во рту окажется. Удивительно, но Маяковский понял сразу и даже  улыбнулся. Это я потом, через несколько лет узнал, что Маяковский был таким-же "психом", как и я, но играл, сучонок, здорово. А тогда странным казалось- приезжала к нему баба раз в неделю на крутой точиле, Маяковский после таких встреч возвращался подавленным и грустным. Оказалось жена это его была бывшая, замуж вышла за авторитета богатого, но сучка скучала по своему предыдущему, вот наведывалась проведать «болезного».

"Сталин"  был реально Сталиным. Усищи, пиджак почти как у вождя всех народов и трубка (хотя все в больничной одежде ходили, Сталину разрешалось одеваться на свой вкус). Трубка всегда была пустой, но картинка была ещё та.Идешь ночью из клозета, а тут тебе Сталин шпарит по коридору и глазками сверлит, трубку изо рта не выпускает. Потом, привыкнув к данному индивиду, любил с ним за жизнь поговорить. И что удивительно, хоть верьте, хоть нет,но все что сейчас в стране происходит, наш дурдомовский Сталин ещё в конце девяностых предсказывал.

У Сталина любовь была в больничке, прям настоящая и чистая. Любовь его звали "Цветаева Мариша" (почему-то санитары именно Маришей её звали). В миру Мариша была училкой по литературе (имя уж запамятовал), но страсть как она любила стихи настоящей Цветаевой и никогда не расставалась с томиком её стихов.
Попала наша Цветаева в дурдом после того, как её изнасиловали её же ученички, папы которых дело быстро замяли, а баба крышей поехала. Ох скока я слез от смеха тогда пролил, когда Сталина просил рассказать как там у них с Маришей в сексе то- сначала любовь, а потом стишки или все-таки стишки как прелюдия шли? Сталин отвечал кратко и серьезно, мол «Капитал» Маркса читаем, советую, чтиво нужное и захватывающее». Не выдержал как-то и узнал по огромному секрету у главврача- оказывается и правда «Капитал» Маркса штудировала наша парочка, в то время когда вся страна сексом занималась, хоть секса в стране и не было.

«Иван дай попить»...Старым я стал, сентиментальным. Хороший мужик был Иван,а кликуху эту получил на войне, когда шесть суток просидел в яме без еды и воды. А когда повезло ему и наши нашли пацана, был он весь седой, только и просил - «дай попить». Уже потом в госпитале, подлечив мальца, доктора поняли,что здоровье физическое то подправили, а вот голову уже не спасти. С тех пор чтобы не говорил Иван, всегда прибавлял - «дай попить». Сука жизнь. Парень греха то совершить  не успел, а вот всю жизнь ходил как в пустыне. Добрый он был и очень любил в компоте яблоки сушенные.

Когда первый раз в столовке я увидел, как половина болезных за столами вытаскивают яблоки из стаканов и прям на ладонях несут Ивану, то одурел. Дураки, а вон оно что, парню приятное делать уже в привычку вошло. К слову через неделю, когда компот этот был на обед, я тоже яблоки для Ваньки вылавливал и отдавал. Не поверите счастлив был при этом.

Много кого там встретил и увидел. Были конечно и на всю башку пробитые, которые мочились по центру палат и при этом ржали от удовольствия, были и рыдающие над завядшим и упавшим листком березы, были те, кто "Москву с Наполеоном брал" и с инопланетянами на "ты" общался.

Случилась один раз беда в дурдоме- пропал сборник стихов у Маришки. Мариша в слезах, Сталин обещает вернуть войска с Ленинградского фронта вместе с маршалом Жуковым и разгромить эту чертову ставку во главе с глав врачом-предателем Родины. Санитары ржут, а один поц дюже противный, так вообще аж катается от смеха и удовольствия, наблюдая за «военными приготовлениями» в больнице. Тут я смекнул, авось не дурак все же и эту скотину в коридоре и прижал- «Тварина, книженцию то бабе отдай. Иначе красными соплями всю жизнь тебе сморкаться и рыгать кусочками желудка твоего дряхлого». Томик каким-то чудным образом оказался в палате у "Цветаевой" и жизнь наладилась.

Недели через две моего прибывания в дурке, к Ваньке "дай попить» приезжала мать. Ванька то сам детдомовский был, но женщина уже много лет искала своего сына, пропавшего на войне и прознав про нашего Ивана, приехала на него посмотреть. Лет через пять, встретив главврача, узнал, что женщина эта так и приезжала раз в месяц к Ваньке. Два одиночества встретились. Мать нашла сына, пусть и чужого...

Много чего было ребята, все не опишешь, да и вряд ли кто читать будет,сами сейчас в одном большом дурдоме живем. Только вот вспоминаю я это время и слезы на глазах. Я срок «отмотав», вернулся в жизнь, ушел из бандитов (не легко правда это было), женился потом. Богатств не нажил, друзей преданных тоже, но сука, были в моей жизни настоящие умные люди, те кто знал, что счастье не в количестве бабла, а в количестве яблок из компота, которые тебе люди приносят на ладошках.