что такое дом

Исабэль
Дом – это место, где тебе не задают лишних вопросов (И.Бродский)

Думаю, вполне понятно, почему он так написал. Если не учитывать то время, то эта фраза покажется абсурдной (для меня).
 Для меня дом – место, где можно задать любой вопрос и тебя за это не посадят.
Если   ты   разделяешь вопросы на те, которые можно задать и на те, которые – нельзя, то что происходит с твоей жизнью?
Она превращается в пытку.
Так и было – по всей видимости.
Собственно, человек сам превращает свою жизнь в пытку.
Если хочешь освободиться , ты дышишь  полной грудью, не прячешься от вопросов и принимаешь неизбежное.
В таких случаях смерть – неизбежность.
Если хочешь быть свободным, то смерть видится освобождением.
Бегство в другую страну не делает тебя свободным, правда, оно позволяет  уже не делить вопросы на те, которые можно или нельзя задавать.
Есть еще такой крен: тебя просто используют, задавая тебе «лишние» вопросы, чтобы показать другим, как там хреново.

Можно еще рассуждать и рассуждать,
но дом  всегда останется местом, где тебя любят и ждут.
*

сначала я просматривала разрозненные цитаты ( на фоне фотографий), чуть позже наткнулась на интервью с Бродским, помещаю его здесь. Свое корректировать  не буду ( буду верна своим мыслям, своим соображениям по этому поводу - у меня их тоже предостаточно).
 А эта цитата мне показалась очень близкой, отвечающей моему внутреннему запросу- зачем эти мучения?

"Всякий раз это было сопряжено, естественно, с психологическими травмами, но это та цена, которую платишь за движение, как я понял впоследствии."

*


ЧЕЛОВЕК ВСЕ ВРЕМЯ ОТ ЧЕГО-ТО УХОДИТ

Ядвига Шимак-Рейфер

(Публикуется впервые)

19 октября 1990 года, когда Иосиф Бродский читал свои стихи в Кракове, на встрече со студентами Ягеллонского университета, я задала поэту довольно длинный вопрос.

Вопрос был задан на русском языке, и, естественно, Бродский отвечал по-русски.

Сегодня вы нам прочитали стихотворение, в котором прозвучала строчка: "Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной". Мне бы хотелось спросить: какие идеи в этой длинной жизни, какие ценности были для вас преходящими и какие остались неизменными? Что вы оставляли на своем пути, что бросали, чему изменяли и чему остались верны?

Я думаю, что главными ценностями, как я себе представляю, в моей жизни были ценности эстетического порядка, то есть узнавание того, что было создано культурой до меня. Это единственная постоянная вещь, которая вас не покидает. Это единственное, на что можно рассчитывать. Это книги, это музыка, это до известной степени живопись, архитектура, хотя она как раз больше всех и страдает.

Кому, что я оставлял позади? Практически все. Я оставлял людей, я оставлял страны, иногда по воле обстоятельств, иногда по своей собственной воле. Всякий раз это было сопряжено, естественно, с психологическими травмами, но это та цена, которую платишь за движение, как я понял впоследствии. В тот момент, когда эту цену приходилось платить, тогда я этого не понимал. Жизнь есть процесс для меня более или менее линейный, и человек все время от чего-то уходит. Он уходит из дому, он уходит от семьи, он уходит от родителей, он уходит из гнезда, он уезжает из своего города, он уезжает из своей страны и т. д.

На первом этапе, в первой половине своей жизни, человек, который движется таким образом, испытывает на себе тяготение, закон тяготения то есть, — его тянет назад и т. д., но чем дальше он отходит или отделяется от естественной для него среды, тем больше и больше, с какого-то момента, он начинает чувствовать, что на него начинают действовать иные законы тяготения. Тяготения вовне. То есть человек становится автономным телом, которое уже не вернуть никак, какую кнопку ни нажми, вернуться уже нельзя. Гераклит сказал, что невозможно вступить дважды в ту же самую реку. Даже если это такая река, как Нева, — медленная, дважды в нее вступить невозможно. И не только это. Просто, того, откуда я уехал, больше нет. Той России, из которой я уехал восемнадцать лет назад, тех людей нет. Можно вернуться в декорацию. Можно оказаться туристом, но оказаться туристом в той стране, где ты прожил тридцать два года, мне не по силам. Я думаю, я на это не пойду. Что еще? Изменял ли я чему-нибудь? Я думаю, что я изменял людям. Я делал это не с умыслом, я надеюсь, то есть не по соображениям, ну, что ли, надеюсь, что не по соображениям низменным. Но это не мне судить. Единственное, что я знаю, что я мог бы сказать с определенной степенью уверенности, — что я никогда не изменял самому себе.