ARMARIUM BOHEMICA
Miscellanea
Литературные переводы Юрия Владимировича Мещаненко
ЯРМИЛА ГАШКОВА
РАССКАЗЫ
о слабых женщинах и сильных мужчинах
и наоборот
Издательство: "PRITEL KNIHY"
Прага
1927
Страниц: 222
СТРОГИЙ ОТЕЦ
(Стр. 21 — 23)
Снаружи нападал снег. Прикрыл кучки щебня, сгладил горбатую дорогу, примерзал, затвердевал.
Ярда сидел в протопленной комнате и переделывал чертёж. В глазах у него стояли слёзы.
Утром он, когда проснулся и обнаружил, что на улице снежит, встал и тихо, чтобы никого не разбудить, натёр зимние ботинки жиром. В полдень сам принёс из подвала санки, сделал домашние задания, выучил уроки. Но отец...
Отец совсем его не понимает.
Навалило снегу, а отец вдруг вспомнил, что нужно переделать чертёж.
Отец ничего ему не разрешает, он утверждает, что без катания на санках не помрёшь. Говорит, что тоже никогда не катался на санках. Ярда ведь в этом не виноват. Если бы у Ярды был сын, он сам бы за него доделал чертёж, помог бы ему приспособить санки на спину и отправил бы мальчишку на улицу. Как может кто-нибудь лишить хлопца такого удовольствия!
Ярда уставился в одну точку. Рука с циркулем повисла. Он представил себе санную трассу, наезженную, гладкую. Ярда тащит сани в гору. Лицо у него горит, он чувствует себя как в перине. На свежем воздухе хорошо дышится. Смех, весёлые крики, радостная атмосфера, разноцветные шерстяные свитера, шапочки, пёстрые шарфы. Ярда видит, как он на вершине становится в очередь, усаживается в сани, отталкивается ногами, откидывается назад и едет стремительно и легко, за ним клубится снег. Ярда летит, как птица, управляет, покрикивает...
— «Ты куда смотришь?»
Ярда сник. Отец, высокий, строгий, неумолимый, взгляд его мрачнеет. Ярда испуганно заморгал глазами, горло перехватило от жалост, губы задрожали.
С улицы послышался гомон детских голосов. Ярда не отваживался пошевелить головой. Отец стоял за ним, и Ярда чувствовал на себе его изучающий строгий взгляд...
Отец Ярды следил за выражением лица сына, видел, как мальчишка одолевает и сдерживает плач, как борется с неохотой, плохо скрываемой. Сердце заболело. Это его ребёнок, его кровь сидит здесь в протопленной комнате, удобно, светло, покойно, имеет все школьные принадлежности, у него нет никаких забот, кроме своей учёбы — сидит тупо, безрадостно, скорее, с сопротивлением. Засмотрелся тоскливо на падающий снег.
Вспомнилось... Он идёт с доской в закоченевшей руке. Холодно, идёт снег. Пальцы посинели, ноги замёрзли. В левом ботинке —дырка. В кармане — ни крейцара на переход по мосту. Четыре крейцара отдал за лист чертёжной бумаги. Теперь он должен четырежды обходить по Карлову мосту, чтобы сэкономить. Обход на полчаса, а доска тяжёлая, руки мёрзнут, ноги зябнут, он весь дрожит. Переносит он зиму плохо, потому что дома никогда не согревается. Учится и работает, обернувшись покрывалом, одет в старое пальто, оставшееся от матери. Узкие рукава мешают работать, ноги стынут. Сыпет снег, он бредёт по нему, торопится, боится опоздать в школу, боится, как бы снег не нападал ему на чертёж. И всё же он нападал.
Человек у окна вспоминает, как в школе открыл папку, как с ужасом увидет, что зелёная краска папки расплылась и два зелёных пятна расползлись по готовому чертежу.
Вспомнилось, как он, испугавшись, моет чертёж губкой, в надежде исправить то, что испорчено безвозвратно и в страхе, как бы учитель не заставил его переделать чертёж. Не в работе дело — дело в четырёх крейцарах. Дома их нет. И взять их негде. Они экономят на еде, чтобы заплатить ему переход по мосту. А он бегает по каменному мосту, чтобы на те крейцары, сэкономленные на еде, купить школьные принадлежности. Вспомнилось, как приближается учитель, останавливается и произносит:
— «Это уже не исправить, переделайте...»
— «Пан учитель...» — начнёт он несмело, но учитель всё поймёт, не поймёт только его несчастья и холодно скажет:
— «Если не на что учиться — не учитесь».
— «Папочка!»
Возбуждённый голос Ярды разнёсся по комнате.
— «Папочка, пожалуйста, подойди, посоветуй мне».
Отец подошёл к Ярде. Чертёж был плох. Его можно было бы исправить, но... Он вынул из кармана перочинный нож, разрезал пополам чертёж и сказал:
— «Переделать. Возьми деньги и купи себе новый лист чертёжной бумаги».
Ярда в ужасе сорвался со стула, заломил руки и закричал:
— «Матерь божья! Папочка, что ты наделал?»
Ярда огорчённо расплакался. На улице идёт снег, под ногами хрустит и сверкает санная дорожка, а он должен сидеть дома, делать чертёж. Человек у окна смотрит на плачущего ребёнка. Да, это его дитя плачет в отчаянии. Но сидит-то он в тепле, в домашнем халате, в тапочках, при электрическом свете. Он не должен беспокоиться, где взять на лист ватмана.
— «Так что? Будет бумага или не будет?»
Ярда тихо встал. Взял со стола деньги, надел зимнюю куртку с меховым воротником и грустно вышел из комнаты.
Его дитя! Не трясётся от холода, не в обносках. Чувство радостного удовлетворения заполнило грудь мужчины.
* * *