Живущим и ушедшим друзьям детства посвящаю!
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
СЛОБОДКА.
На севере Молдавии, в пяти километрах от Липкан, расположено небольшое украинское село Слободка. (Ширеуцко-Тецканское направление). Маленькое село, в котором большинство жителей были украинцы, не имело даже административной самостоятельности. Неподалеку, не более километра, находилось большое село, где был сельсовет, правление колхоза и прочая инфраструктура. Назвалось Ширеуцы. В нем жили в основном молдаване. Так как Слободка примыкала к Ширеуцам, имевшим самостоятельность, она стала называться Слободка-Ширеуцы.
Школа - семилетка, на десятилетку не хватало учеников. Мои родители работали учителями в этой школе.
В наш век бензинового беспредела, автомобильной зависимости и пресыщенности, не каждому дано представить узкие грунтовые улочки маленького сельца, керосиновые лампы и безнадежную тишину, разорванную редким лаем собак. В любую непогоду, осенью и весной грязь непролазная, и сапоги - единственная обувь, которая может спасти. Одно счастье: лето, лес и, практически, полное отсутствие автомобилей – главного источника гари и.пыли.
Через Слободку проходила щебенка, петляя по ходу границы. Привилегия и удобство большое. Некоторые другие села были ограничены только грунтовыми дорогами и, в распутицу и непогоду, к жителям этих сел приходила беда – они оказывались отрезанными от скорой помощи и других служб быстрого реагирования. Гужевым транспортом далеко не уедешь, а тракторов были единица.
В густонаселенной Молдавии, в которой села, друг от друга, отстоят не более десяти - пятнадцати километров, новая власть в первую очередь занялась строительством дорог. Не асфальт, но щебенка, называемая в народе шоссейкой, была проложена в большинство сел в первые пять-десять лет.
Первые годы через село проезжало до обидного мало грузовиков, вносивших разнообразие в монотонную жизнь. Легковых автомобилей практически не было видно. Осенью, во время уборки урожая, особенно сахарной свеклы, количества машин увеличивалось. Мы бегали смотреть машины и воровать свеклу. На подъёме, тяжело груженые машины, ползли очень медленно. Мы заскакивали на фаркопы и сбрасывали свеклу в пределах детской возможности и досягаемости…
ПЕРЕЕЗД В СЛОБОДКУ.
Я чуть-чуть не дорос до пяти лет, когда родители переехали в Слободку.
Если есть южный Сахалин, то есть и север Молдавии.
Большинство украинских сел находится на севере. Жители тех сел разговаривали на каком-то чудном языке. Это была удивительная смесь украинских, молдавских, турецких и прочих слов из соседних народностей.
В России деревни, на Украине и в Молдавии - сёла.
Наше село, отличалось редкими обычаями и выращиванием конопли.
Для жилья семье выделили пустующий дом зажиточного крестьянина. Хозяина, попавшего под горячую метлу безразборного раскулачивания, ограничили в правах и выслали. Тогда говорили «Пиднялы».
На дворе шли пятидесятые, середина двадцатого века, а на улице меня встречала компания местных разновозрастных ребят. Им не терпелось узнать новеньких. Я один их и представлял, потому как младший брат слишком мал.
Через растащенный забор огород плавно переходил в заброшенный сад. Там ждали сельские пацаны.
Усевшись на старую сеялку, я изображал поезд.
«Жинь-джинь, чинь-чинь, - кричал я, подражая стуку колес и лязгу сцеплений. Пацаны застыли, открыв рты. Они никогда не видели поезда.
Долгие годы меня передразнивали криками джаны-жаны-перчаны. Прогресс, вопреки обещаниям, наступал медленно.
К моему горю, я разговаривал на не совсем их языке. Я говорил купався, окончание ся, а не купавсы, говорил ведро, а не казан, кинул, а не шпурыв, как говорили они. Это вызывало дикий хохот. И правда, что-то дикое было в этой забитой деревушке в первые годы Советской власти…
СТАРОЕ И НОВОЕ. Борьба с неграмотностью!
Не все дети имели возможность получить образование. Посещать школу. Многим мешали родители, которые считали, что начального образования (четыре класса) - достаточно. Читать, считать и расписываться умеет и хватит. Большей грамотности для крестьянских работ на том этапе не требовалось. Многим семьям позарез были нужны эти детские неокрепшие рабочие руки и глаза.
Всеобуч. Основное требование к сельским учителям – всеобщее образование. Минимум семилетка. Детям из особо бедных семей, которые не имели одежды и обуви для посещения школы власть помогала. Выделялись фуфайки (ватники) и крепкие ботинки, которые впоследствии стали называть гавнодавами. При распределении обязательно должны присутствовать сельские коммунисты, которые делились на порядочных (Чеботарь, Чубатый…) и авантюристов (Струначев, Ваня Матросив…). Родители обижались, что им учителям, проводникам Советской власти на селе, не доверяют, а доверяют проходимцам вроде Струначева и Вани Матросива.
Большой проблемой на селе была личная гигиена и вшивость. Я мелким пацаном, дошкольником, часто крутился на посиделках девочек – старшеклассниц. Вычёсывание вшей частым гребнем с керосином часто было основным занятием на этих посиделках. Подчас, мыло, гребень и керосин не просто было приобрести, особенно в ранние послевоенные года! Поэтому модницы щеголяли по деревне с керосиновым запахом, он вполне заменял французские духи…
На колхозных собраниях в присутствии представителя Райкома КПСС, принимались грозные решения и клятвенные обещания, обязывающие постройку сельской бани, но стоилась она семь лет. Дом культуры построили раньше. Представляете – немытая культура… Когда ее, баню, все-таки запустили, это оказалась пародия на великое наслаждение народа, под именем баня. Если у белого человека, Европейца, особенно русского, отнять баню он сразу превращается в Бедуина!!!
В России в старину и до перестройки дома Без Бани вообще не строили, «рубили», как говорят русские!!!
ЛИКБЕЗ. Борьба за всеобщее образование в Слободке, как «авангарда» Молдовы!
Очень часто в Слободке дети упорно не посещали школу. Учителя ходили по домам: умоляли, доказывали, расширяли горизонты соблазнами и перспективами получения среднего и высшего образования, на что большинство мужиков тупо твердили:
« А кто в поле работать будет, коров пасти, хлеб сеять. Самим не в мочь, силы подводят. И какой учитель или инженер может получиться с Сяньки или Фаньки, что родились с сапой в обнимку». Смеялись, шутили, почти издевались над своими оборванными и грязными отпрысками… А то так: не идет Ванька или Фанька в школу день, два, неделю и месит грязь на край села молодая вчытелька.
Зимой день короткий. Отчаянно смелой маме вечером было страшно. Она брала меня с собой. Мы шлепали на другой конец села. Село маленькое, даже сельсовет совмещенный, но как далеки километры, если их месишь, темными сырыми вечерами, по-колено в грязи. Оказывалось: мальчику или девочке, с не совсем путными родителями, нечего одеть или обуть. Дети не виноваты, они родителей не выбирают. Я хорошо помню эти новенькие синие куфайки и боканчи-гамнодавы, которые был обязан выделить сельсовет, колхоз, райком, РОНО – кто угодно, но дети должны учиться в любом случае – таков принцип, таков безоговорочный (приказ) девиз Советской власти. И выполняли и учили, хотя своих детей часто одеть было не во что. Я тоже мечтал о новенькой синей куфайке и скрипучих кирзачах.
Одной из обязанностей сельских учителей была ликвидация безграмотности на селе у лиц, которые по возрасту не подходи ли ни для дневного, ни для вечернего обучения в вечерней школе, особенно, когда таковой не имелось. Одновременно учителям вменялось в обязанности проводить атеистические беседы.
К селянам ходили на дом. Я часто сопровождал маму. С каким скрипом все это проходило. Крестьяне, уставшие за день, старались любым путем избежать всяких учеб. Они хотели спать. Более охотно шли на атеистические беседы. Мама объясняла им то, во что сама слабо верила. А я с пионерским максимализмом был убежден, что бога нет и пытался это доказать вместо мамы. Взрослые только ухмылялись и посмеивались…
В памяти осталось посещение дома Кугутчика, крестьянина потерявшего ногу во время войны. Еще у него был сын Мишка Кугутчик. Кугутчик – это прозвище. Фамилия не запомнилась. В Слободке существовал обычай: всех односельчан называть по прозвищам. Думаю, что он сохранился по сей день. Ванька Милын; Кольця Сынычка; Вася Со; Сянька Попичка и другие более заковыристые, трёхколенные с переливами…
Кугутчик складно врал про свои партизанские подвиги и беседы с сами Ворошиловым. Обещания маршала создать после войны «райскую» жизнь партизанам, но часто сбивался и путал Ворошилова с Ковпаком. Время визита заканчивалось, а до атеизма так и не успевали добраться… Были и другие беседы похожие на политинформацию или вечер вопросов и ответов. В селе не было газетного киоска, работали только радиоточки, утром два часа с 6-00 и вечером два часа, начиная с 18-00. Учителей заставляли выписывать газеты, поэтому они были более информированы новостями.
МАРКОВА ДОЛЫНА.
- Да! Так оно и есть! Подумать только!
Мое детство прошло в этом крошечном селе Слободка, на границе Молдавии с Румынией.
Маленькая речушка делила его на две стороны. На два горба, как говорили местные.
Склоны горбов росли из узкой долины, образованной бегущей водой. На склонах, кое-где встречались меленькие каменоломни, в которых добывали камень, плотный известняк.
Местами долина расширялась, образуя небольшие плоские луга, покрытые короткой и густой травкой. Здесь пасли гусей и овец, и называлась пойма толокой.
Речку взрослый перешагивал в узких местах, но называлась она Ларга, что в переводе означает широкая. Дети перепрыгивали Ларгу, находя в этом увлекательную игру.
На протяжении всей речушки ее сопровождали родники с вкуснейшей ключевой водой. Особенно много их было на левом берегу речки, между лугами и толоками.
Минуя село, извиваясь, речушка пересекала небольшой лес, образуя частые заводи. Мы называли их бульбонами.
Речушки и реки в Молдавии все илистые Вода в них цвета сильно разведенного кофе, иногда с молоком.
Мы купались в этих бульбонах и они казались большими и глубокими. Вода была мутная, илистая. Цвета разбавленного кофе с молоком, но никогда никто ничем не болел и ничем водой не заражался. Зимой мы пробивали во льду дырочки и пили эту вкуснейшую воду!
Прежде чем влиться в реку Прут, наша Ларга довольно долго петляла по небольшому и старому лесу, росшему на склонах ее русла.
В лесу встречались редкие деревья, травы и кустарники, занесенные позже в красную книгу.
Диковинные птицы, рыбы и огромные ужи тревожили наши забавы. Удвуды, кусачие швайки, да редкие угри, ползущие по весенней траве…
По смутным преданьям лес хранил клады зарытые турками во время их многочисленных войн.
Ближе к границе, на крутом взгорье краснели крыши пограничной заставы. Какие у пограничников были лошади, лыжи, овчарки! Мы, деревенские ребятишки, все с короткими самопальными лыжами, дворовыми Шариками, были рады хотя бы поглазеть на бравых пограничников, на настоящих спортивно-боевых лыжах, с автоматом и овчаркой. В те времена овчарка была собакой редкой породы и ни у кого в селе не водилась.
В долине, огороженное руслом речки находилось большое стрельбище. Во все времена года, чаще по вечерам, в деревню доносились короткие и длинные автоматные и пулеметные очереди. То учились и тренировались защитники границы Советского Государства.
Иногда, (не часто) организовывались встречи школьников или сельской молодежи с солдатами погранзаставы. Это были по-настоящему счастливые минуты для деревенских пацанов. Еще долго после них мы делились впечатлениями, пока не наступала новая встреча.
За стрельбищем речушка круто поворачивала, образовав крутой косогор со сыплющейся смесью известняка с песком и гравием.
Этот косогор ловил сыплющиеся из пулеметов и калашниковых пули. Дальше начиналась долина разделенная речкой.
Меньшая часть и берега поросли ивой и ольхой, сок которой мы пытались получить ранней весной. Далее речка снова круто поворачивала и открывалась большая часть долины, на которой росли вековые дубы. В три обхвата и высотой до тридцати метров. Высоко в кронах гнездились орлы и коршуны. Это и была Маркова долина в
знаменитом урочище Ларга. Зарытые клады не давали нам покоя…
Как только таял снег и набухали почки мы, детвора, начинали жить лесом. Собирали ранние цветы. Подснежники, пролески, первоцветы и различный гиочелы. Урочище Ларга была особенно богата на ранние весенние цветы.
На подсохших полянах и косогорах, которые были устланы мягкой прошлогодней травой, мы играли в разные детские «шумные» игры, Особенно нравились «Кондолы» и «Штандаер».
Знаменитые «Кондолы» - выявляли наши симпатии.
Две цепочки детей – мальчики и девочки отдельно, взявшись за руки, выстраивалась на полянке напротив друг друга. Затем, по-очереди, из каждой цепочки кричали:
- Кондолы! Раскуйте нас!
- Кем из нас? – отзывалась цепь напротив. (Каждые хотел, чтобы назвали его).
Выбранный счастливчик или счастливица разбегались и пытались прорвать звено, в котором держались за руки мальчики или девочки, которые нравились…
Знаменитая игра «Ручеёк», призванная выявлять симпатии детей не была еще известна!
Языческие обычаи и обряды.
В Слободке Новый год сопровождался праздником «Маланки» - древнейшим, чудом сохранившимся дохристианским языческим обычаем.
На колядку наряжали Маланку. В ее роли должен быть молодой парень, изображавший девушку. Румяную и красивую. Чем меньше образ Маланки отличался от сельского идеала, тем более удачным считался «грим» и подбор «актера». Обязательны разноцветные длинные ленты и причудливые кокошники и короны. Затем толпа молодых парней, ряженых в офицеры и прочие сопровождающие свиты, обязательно с духовым оркестром, направлялась на колядки.
В каждом доме их ждали с нетерпением. Особенно, если в семье томилась девица на выданьё. Отдельный рассказ.
Девушка на выданьё – головная боль многих родителей. Ей выделялась вторая половина дома. Касса-маре. Зала на Украине. Гостиная в городах и России. В касса-маре не жили. Вся семья ютилась во второй половине. Гостиная служила для приемов кандидатов в женихи. Она убиралась коврами, качество которых зависело от состоятельности родителей. На кровати, впоследствии тахте высились горы подушек. На стенах ковры-дорожки, вышитые рушники, плакаты, фотографии и часто различные открытки прочая мелочевка. Все зависело от вкуса и культуры будущей невесты.
По субботам и воскресеньям к половозрелой, а, иногда, и менее, приходила ватага парней на посиделки. На деревенском языке называлось – Гуркаты! То есть гуркать-стучать в двери и окна. Возглавляли мужскую компанию, кандидаты в женихи, как правило, отслужившие армию.
Осторожно скреблись в двери и, при отсутствии ответа, переходили на стук. В сени выходил глава семейства и после шутливых препирательств, за время которых «дивка» шмыгала в кассу-маре и прихорашивалась, впускал ватагу в дом.
Дальше сценарий имел, как правило, два варианта. В первом: старшие парни по очереди начинали тискать девушку и щупать грудь. Остальная ватага в это время слонялась по залу, рассматривала альбомы и фото, или играла в карты и другие игры.
Деревенские девушки свято верили и клялись в, подслушанном мной приватном разговоре, что «помацав грудь» парень сразу определяет целка девушка или нет. Горе было тем, у которых по причине конституции или слабого здоровья была мягкая или слегка отвислая грудь.
Если жених и невеста определились, остальных выгоняли.
Во втором сценарии заартачившимся и соперникам предстоял турнир по распитию воды. Кто больше мог выпить, тот оставался. Остальных выдворяли за дверь.
Были еще варианты не совсем приличные, когда к девушкам, которые слыли давалками, старшие, по-очереди, приглашали меллюзгу и «учили» щупать грудь.
Парнем в селе считался подросток, достигший двенадцати лет… Постепенно с ростом культуры села, благодаря работе учителей и движению прогресса эти обычаи уходили в историю и исчезали во времени…
Вот такие были времена и нравы…
Деревушка, вернее село. Смесь фамилий: украинские, молдавские, польские, австрийские, белорусские, реже русские…
Через село протекала невзрачная речушка Ларга. Петляя, она впадала в реку Прут, по которой проходила государственная граница.
В своей последней части речка пробивалась по небольшому лесу. Лес старый и, так как через него протекала речка, относился к влажным или сырым лесам. В пойме речушки на небольших долинах стояли вековые дубравы из высоченного дуба. В самую жаркую пору лес не покидала тень и прохлада.
Особенная радость деревенской ребятне приходила весной.
Годы были ранние послевоенные. Еще голодные. В те времена, в селе, даже самые ловкие крестьяне не могли похвастаться хорошими сортами фруктовых деревьев. До середины зимы еле дотягивали яблоки Семиренко, да Цыганки. Такие сорта, как Вагнер, Джо Натан встречались редко или были незнакомы.
Зимой - проголодь и авитаминоз. Я не помню, чтобы в пятидесятые годы у нас на столе, зимой, были яблоки. И купить негде.
А тут просыпался зимний лес. Незаметно исчезал снег – все-таки юг. Лесные склоны и поляны быстро подсыхали. В селе распутица, мокрень да хлябь, без сапог, да крепких ботинок, не обойтись, а в лесу тишь и чистота. И, главное: на ветках перезимовавший тёрн, а на некоторых больших деревьях сладка, да красна крупная ягода. Те ягоды и деревья назывались «малаешь». Спустя много времени я узнал, что спасительные ягоды, в России, зовутся боярышником. И впрямь мало ешь – лечебное. Можно и лишнего отклевать.
Появлялись первоцветы, шмели. Мы ловили шмелей, накрывая шапками. Разрывали их и высасывали что-то сладкое. Голодный мед. Потом медуница. Выдергивали малюсенькие колокольчики, в которых оставались следы нектара. Тоже сахар и витамин. А коренья некоторых лесных трав! Хороши и сырыми! Лесной лук, бараболя…
То были первые годы Советской власти на освобожденных землях междуречья между реками Днестр и Прут.
От капиталистической и профашистской Румынии достались ужасная нищета, грязь, вшивость и болезни.
Голод страшной засухи 1946 года стал венцом нищеты. Из обуви постолы – молдавско-гуцульский вариант русских лаптей.
Я имел ботинки, но, боже, как я мечтал о постолах! Сделанных руками деревенских умельцев из старой автомобильной камеры. Все трофейное. Подобранное на маршрутах великих боев и перемещениях солдатских масс. Из одежки на крестьянах латанные - перелатанные порты и виртуозные заплаты на всем остальном.
Росту мои дружки были маленького, но политиканы великие.
В Слободке, в 1940 году, после введения Советских войск на территорию современной Молдавии и Бессарабии, каждый крестьянин получил надел земли и небольшой участок, прилегающего к деревне леса. Был очень доволен. Умели большевики, когда надо заманивать в свои сети, открывать перспективы и возбуждать надежды. Как тут не проникнутся уважением и восхищениям к новой власти.
В 1946, после освобождения, организовали колхозы. Все отобрали (обобществили), ропщущих и побогаче – выслали. Неизвестно откуда прилетели эти слова к темным мужикам, но в деревне начали говорить: «Ленин нам дал землю, а Сталин отобрал».
Все утверждали, что Ленин был хорошим. Он дал крестьянам землю, а Сталин забрал. Собрал в колхозы, а это совсем не то, что своё кровное.
Кулаки, в полном смысле этого слова, не успели состояться.
В Сибирь выслали зажиточных крестьян. Лучших хозяев и трудяг. Умелых полеводов и садоводов. Инициативных и предприимчивых, понимающих кое-что в сельхозтехнике.
Их высылали, скорее по плану, чем из-за угрозы вредительства. В освобожденной Молдове надлежало проводить коллективизацию. Принимали предупредительные меры. Давили их глубинный ропот.
Пороков, как и порочных людей, в селе было мало. Не считая нескольких пьяниц и самодуров.
Среди селян имелся свой уклад и свои правила приличия. Пили не сильно. На свадьбах, да на главных православных праздниках. Вино, самогон, водка – шло все. Курили папиросы: Беломор, Север и Прибой. Прибой самый низкопробный. Имелся и самосадик.
В сельском магазине перебои могли быть с чем угодно, но водка и папиросы были всегда.
С выселением «кулаков», появилось несколько активных пьяниц и примкнувшие к ним единицы.
То были энтузиасты, Струначев и компания, активно выселявшие селян с достатком. Особенно тех, у кого были хорошие винные подвалы. Как говорил один из них, по кличке Ваня Матрос: «С фашистами – я фашист, с кузистами – кузист, а с коммунистами – я коммунист. Главное, чтобы были хлеб и сало».
Ну и пили же они дармовое вино и не только, но дармовое!
С закуской туго. Квашеная капуста в лучшем случае. Многие спились. Поумирали. Водянка да цирроз.
Особенно жаль примкнувшего к ним Сеньку - физрука. Сенечку, как ласково называли его учителя.
Служил на заставе. Демобилизовался и женился на сельской молодухе. Великолепно крутил сальто, на зависть всему сельскому молодняку. Но споили его энтузиасты раскулачивания.
Времена голодные. Вино литрами да капуста, а то и без нее.
Сгорел за два года.
Лежит теперь заблудшая русская душа в заброшенной могиле, на кладбище далекого и чужого села.
Но никто и никогда в эти тяжелые годы не курил коноплю!
Лучше пройти по селу нагим, чем накуриться конопли и прослыть деревенским дураком. Закроются все двери. И все пальцы будут показывать на него. Смешки и ухмылки получит он не только вслед, но и прямо в лицо.
Ведь верно: может дуреть рыба, но не должен дуреть человек!
Мы подражали взрослым. Курили бычки, но больше самокрутки из сухих листьев всякой деревенской поросли. Редко. Но конопля не могла прийти в голову, какой бы бесшабашной голова не была.
Уже взрослым, грамотным, студентом-химиком, я долго полагал, что гашиш и героин это одно и то же. Безмятежная наивность…
Детство. Пятидесятые годы. Молдавия. Сельская библиотека маленького села Слободка-Ширеуцы. К далеким и таинственным большим мирам тянулись нити радиоточки, щебенка, да приходящие к редким подписчикам однотипные газеты. На все село один или ни одного радиоприемника «Родина», работающего на большущих, как кирпичи батареях.
Электричества в селе не было. Керосиновые ламы и долгие зимние вечера. В эти вечера свой мир нам открывали «Дальние страны», «Как закалялась сталь», «Старая крепость». Петька Маремуха (большая муха), Юзик Стародомский.
Каменец-Подольск. Он рядом. Рукой подать. Повзрослев, не раз бывал в этом городе. Не верилось, что в таком, невзрачном, городке жили герои любимой детской книги и происходили события «Тревожной молодости».
Детская наивность. Полностью отождествляя Н.Островского с Корчагиным, не понимал, почему врачи не смогли помочь выдающемуся герою …
Меня преследует «запах нафталина» от первой детской любви Павки Корчагина, ставшей обыкновенной буржуйкой.
Странно, но еще в советское время «Корчагиными» стали называть очень обездоленных людей, наплевавших на себя. Так не считаться с собой?!
Школьная библиотека скудна. Очереди на чтение «Коня-горбунка» и «Цветика-самоцветика»…
Ватагой, ранней весной в лес. Там подсохшие поляны и прошлогодняя трава. Грязи нет и можно играть в «русских» и «немцев», подражая тому, что видели в редких, послевоенных фильмах.
Лес в километре.
По дороге мы, раскрыв рты, слушаем, более старшего Витьку Мушука (Витя-Баба), о новой книге. Книга редкая. Называется «Том Сойер». И мы знакомимся, с ничего не подозревающим Марком Твеном, и приключениями его Тома из уст старшего Витьки.
Шли годы. Физики и лирики. Быть не начитанным стало стыдно, а иногда недопустимо. Люди много читали. Книги, подписки на собрания сочинений, стали главным дефицитом. Не колбаса и джинсовые тряпки, как гавкают хулители социализма, а книги. Хлеб, молоко и докторская колбаса были всегда и доступны самым бедным…
Продолжение следует.
Не состоящие членами «proza.ru», могут высказать свои дополнения, замечания, уточнения, а также ласковые и прочие слова по адресу: mr.tukituks@mail.ru`
ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ В СЛОБОДКЕ.