Сколько эстетического чутья в этом человеке! Какая нежная и тонкая поэтическая душа в нем!.. Недаром же меня так тянуло к нему. Мне наконец удалось-таки его видеть в настоящем свете. А ведь чудак! Он, я думаю, раскаивается, что допустил себя хотя на минуту быть самим собою, — я уверен в этом
В. Г. Белинский о посещении М. Ю. Лермонтова на гауптвахте в Ордонанс-гаузе после дуэли с Барантом
8.
Когда они вышли из этого дома и спустились на тротуар с невысокого крыльца, Полина попыталась, пускай и весьма условно, обозначить необходимость немного притормозить стремительное движение своей госпожи. Она не сопротивлялась, нет. Просто, чуть сильнее сжала руку хозяйки. Миссис Фэйрфакс оглянулась на нее и как-то сочувственно покачала головою.
- Кажется, ты уже вся изнервничалась, - сказала она с явным неодобрением в голосе. – Давай-ка я тебе помогу.
Она вынула свой белоснежный платок, промокнула им глаза своей компаньонки, а потом отдала его девушке, жестом приказав ей привести себя в порядок. Подождав, пока Полина исполнит это ее молчаливое требование, миссис Фэйрфакс еще одним безмолвным жестом дала ей понять, что сей сугубо гигиенический предмет ей следует оставить у себя. Полина также молча кивнула ей в ответ и спрятала платок в карман. А потом, наконец-то, решилась посмотреть в зеленые глаза своей американской госпожи. Миссис Фэйрфакс явно ждала от нее каких-то важных слов, важных для них обеих. И Полина решилась.
- Алена Михайловна, - сказала она уже почти твердым голосом, – пожалуйста, простите меня. Я не сдержалась, и посмела Вам дерзить.
- Ну, если честно, именно этого я от тебя и добивалась! – усмехнулась ее госпожа. – Надо отдать тебе должное, ты продержалась много дольше, чем я рассчитывала. И помогла мне довести этого милого молодого человека до грани весьма серьезного нервного срыва. На самом деле, Иван Дмитриевич очень хорошо владеет собой, и обычно мне не удается пробить барьер его напускной иронии и вполне искреннего патриотизма. Но вместе с тобою, мы смогли это сделать!
- Вы добивались того, чтобы этот благородный человек... – Полина недоговорила, но миссис Фэйрфакс сама, без принуждения и дополнительных вопросов, охотно продолжила ее мысль.
- Я хотела, чтобы он по-настоящему проявил свое благородство, - сказала она, - чтобы он показал себя таким, как он есть изнутри, без этой его обычной маски ироничного патриота. Видишь ли, Полина, я, пожалуй, самая богатая из его пациенток. Мои рекомендации в отношении доктора Посланникова, в кругу значимых лиц, это гарантия того, что его заметят в пресловутой «древней столице», в первопрестольной. Он, знаешь ли, из благородных по происхождению, да только денег у него в карманах совсем негусто, гораздо меньше, чем необходимо для существования, приличествующего его потомственному дворянству. Не сомневайся, будь наш милый доктор циничным профессионалом, он бы только ехидно подмигнул тебе и выписал справку на двадцать-тридцать розог, задав максимум возможного наказания для милой девушки совершенно иного сословия, утешая себя тем, что без этой его бумаги тебя могли бы наказать много строже! Врачи, знаешь ли, циничны по самой природе их специфической профессии. Их постоянно сопровождает чужая боль. Они, в силу особенностей всей своей повседневной работы, просто обязаны научиться смотреть на все это совершенно спокойно. Они обязаны привыкнуть к мучениям окружающих, и вовсе не обращать никакого внимания на людские страдания. Даже когда их обязывают присутствовать при телесных наказаниях и прочем, еще более жестоком.
- Я понимаю, - вздохнула Полина.
- Ничего ты не понимаешь! – жестко сказала ее госпожа. – Представь себе, что такой благородный человек, как наш с тобою недавний собеседник, принужден, в силу служебных обязанностей полкового или тюремного врача спокойно – да-да! Совершенно спокойно! – взирать на корчи обнаженного человеческого тела при наказании плетьми или же шпицрутенами, как принято в Австрии, ну и... в твоей стране тоже. И он, совершено не в силах прекратить этот ужас, должен наблюдать, как на теле наказываемого выступает кровь, и слышать крики, от которых закладывает уши. Да, он не может защитить тех, кого истязают в полном соответствии с предписаниями местных законов. Его задача всего лишь не дать забить секомого до смерти. И даже если тот, кто подвергают экзекуции, потерял сознание, это часто не повод прекратить его мучения. Таковым может стать лишь глубокий обморок, явно опасный для жизни. В случае же обычной потери сознания, врач просто приводит наказываемого в чувство, и его истязают дальше.
- Ужас... – Полина вся содрогнулась.
- Или же врач, присутствующий при повешении или расстреле, - кажется, сегодня миссис Фэйрфакс решила быть совершенно безжалостной к нервам своей компаньонки. – Ведь его задача констатировать смерть того, кто осужден к такой казни. И не важно, что он думает о личности того, кто оказался в руках палачей!
- Я поняла, Вы знаете о страшной стороне этой профессии! – воскликнула Полина. – Но причем же здесь наш собеседник, господин Посланников?
- Иван Дмитриевич Посланников совсем еще недавно был военным врачом, - ответила ее госпожа. – Возможно, по долгу своей службы он исполнял обязанности, связанные исключительно с военно-полевой хирургией. Но я вовсе не могу дать тебе гарантий того, что в ходе его военной службы ему не приходилось заниматься чем-либо подобным.
- Вы снова пугаете меня! – Полина покачала головою.
- Скорее уж предостерегаю, - миссис Фэйрфакс холодно усмехнулась. – Предостерегаю от излишнего восхищения людьми, которые кажутся тебе симпатичными. Это касается и нашего милейшего доктора, который, кстати, остался весьма и весьма неравнодушен, и к твоему телу, и к твоей душе... Ведь это же касается не только тебя лично, но и... меня тоже!
- Вы... так воспитываете меня, да? – Полина посмотрела на нее... Нет, не с удивлением, почти с пониманием. – Стараетесь показать людей и ситуации хуже, чем я готова их увидеть? Чтобы я могла смириться с этим и принять тех, кто рядом, такими, как они есть, без прикрас?
- Умница! - Миссис Фэйрфакс широко улыбнулась, а потом... положила свои руки на плечи юной компаньонки и, совершенно не стесняясь того, что все это происходило на улице, расцеловала ее в обе щечки, тут же вспыхнувшие как маков цвет.
- Я думала, что до тебя это дойдет... ну, завтра, или даже послезавтра, - сказала она. – Но ты сообразила, что к чему, гораздо быстрее, чем я рассчитывала! Прости меня, Полина, я действительно хотела показать себя не с самой лучшей стороны. И показать вовсе не доктору, Бог с ним! Все-таки, он уже общался со мною, пусть и в несколько смягченной версии наших с ним вечных споров. Этот спектакль предназначался именно для твоих глаз.
Миссис Фэйрфакс снова сверкнула зелеными глазами, и девушка замерла.
- Да, Полина, - на лице ее госпожи появилась торжествующая улыбка, - я действительно бываю порою жестока. Но только по необходимости. И так уж сегодня совпало, что я сумела одним этим забавным балаганом достичь сразу нескольких целей. Как это у Вас в России говорят, застрелить трех куропаток одной пулей?
- Одним выстрелом убить двух зайцев, - Полина мягко подсказала своей собеседнице настоящую исходную поговорку.
- Точно! – кажется, ее госпожа вовсе не сердится на эту поправку ее русской речи со стороны... то ли крепостной, то ли все же помощницы.
Далее, миссис Фэйрфакс наконец-то прервала их стояние в двух шагах у парадного входа в ту часть дома, где находился кабинет знакомого им Эскулапа, и куда они сегодня нанесли свой «медицинский» визит. Впрочем, по дороге к экипажу она не переставала говорить со своей юной визави.
- Видишь ли, - доверительно сообщила она, - я считаю, что тебе пора взрослеть и узнавать множество весьма и весьма неприглядных вещей, которые, увы, составляют весьма значимую часть нашего Мира, его отнюдь не парадную сторону. Например, ты должна быть в курсе того, что у каждого хорошего врача есть личное кладбище. На котором, образно выражаясь, похоронены жертвы его медицинских ошибок, тех, которые его коллеги по медицинскому обществу стараются всячески покрыть пеленою забвения. Но сам-то он, сам врач, он все помнит, все как было, в точности...
Полина вздохнула. Все же, Иван Дмитриевич Посланников оставил у нее только самые благоприятные впечатления.
- Кстати, тебе следует знать, - «госпожа американка» взяла ее за руку и повела дальше от места отыгранного ими спектакля, попутно продолжив свои поучения, - что у каждой странной дамы-путешественницы с неопределенным кругом занятий, вроде меня, которую некоторые вообще считают исключительно «записной модницей», имеется множество скелетов в шкафу.
- В смысле, некрасивых секретов? – догадалась Полина. – Тех, о которых могут знать только самые близкие люди, готовые и понять, и простить... И даже помочь их припрятать от чужих глаз?
- Примерно так! – согласно кивнула ее госпожа. – Разбитые сердца, обиды, несбывшиеся мечты... То, что она, действительно, доверит лишь самому близкому человеку.
- Например, мне? – Полина откуда-то знала, что может сказать это. Впрочем, она сразу же замолчала, обратившись к лицу своей хозяйки несколько взволнованным и даже виноватым взглядом. Но та, сразу посерьезнев, снова кивнула ей в ответ, в знак подтверждения ее догадки.
- Ты все правильно поняла, - сказала она. – Я действительно хочу доверить тебе... очень многое, и поэтому, уж прости меня, затеяла весь этот спектакль. Я хотела тебя увидеть в непростой ситуации, увидеть, как ты ко мне отнесешься, обнаружив не самые приятные черты моего характера. И рада тому, что я в тебе вовсе не ошиблась.
- Но я... – Полина крайне смущена.
- Ты вела себя воистину благородно и весьма осмотрительно, - заявила ее госпожа. А потом усмехнулась:
- Я все тебе объясню, но только... Дома, все дома, хорошо?
Полина молча согласно кивнула ей. Просто за всеми этими разговорами они уже дошли до высоких створок ворот чугунного узорчатого забора, окружавшего этот дом.
Миссис Фэйрфакс призывно махнула рукой кучеру, а после, многозначительно улыбнувшись, подмигнула своей компаньонке.