У Петра Михайловича сегодня намечалась знаменательная дата, недавно прошел его восьмидесятый день рождения. И буквально на днях он, наконец, внес последний, недостающий вклад. Поэтому сегодня он решил открыть своей семье тайну, которую хранил целых пятнадцать лет. Для этого Петр Михайлович попросил жену пригласить двух сыновей, их жен и детей, а также дочь, которая до сих пор была одинока, несмотря на свой, мягко говоря, уже зрелый возраст. Он хотел даже пригласить своих братьев и сестер, но накануне умер последний из них. Но несмотря на траур, который царил в связи с последними событиям, он решил не откладывать торжество - новость требовала внимания. И хотя родственники были немного возмущены и не совсем понимали причину сбора, юбилей же уже отпраздновали, тем не менее, из-за долга перед родителями согласились приехать. Петр Михайлович же, наконец, собирался рассказать, на что он откладывал в течение 15 лет свою пенсию. Накопилась значительная сумма, так как он бережно хранил каждый рублик, да что там, каждую копеечку, всё-всё сберегал для этого великого дела. К тому же в течение этих лет не произошло существенных инфляций, что не могло не радовать. Да, если бы деньги обесценились, наверное, Петр Михайлович не пережил бы этого горя. Чтобы накопить средства, ему пришлось даже пожертвовать своей мужской честью, ведь жил он всё это время за счет своей супруги, которая была на 2 года старше его. Она никогда не упрекала, потому что до сих пор верила в то, что Петруша великий человек и всё у него впереди, просто нужно время для того, чтобы. Для чего? Это она забывала, не помнила Нина Николаевна, для чего Петруше нужно время. Но она часто слышала от мужа, что нужно ещё чуть-чуть подождать и всё изменится.
На семейное торжество приехали все, хотя было назначено оно на будний день - когда все работяги в поте лица и крови, сидя в офисе, должны покрываться пылью. Надо заметить, что из детей Нины Николаевны и Петра Михайловича вышел толк: все они были людьми солидными, представляющими что-то из себя, не без греха, конечно, но кто в наше время без него обходится? В целом, жизнь их была благоразумной, стабильной и такой, какой следовало быть жизни приличных людей. Всё у них было, как надо. И дом, и дети, и семья, и работа, и друзья. Всё как надо. Как следует приличным людям. Только ссорились часто. От того, что всё время чувствовали себя обманутыми. А когда чувствуешь себя обманутым, так и хочется поскандалить.
Петр Михайлович встал в тот день раньше обычного - а обычно он, как всякий старик, просыпался с первыми криками петуха, хотя давно они уже жили в городе. И никаких петухов не было. Нет, сосед Аркадий Капитонович иногда, конечно, петушился после чекушки-другой. Но он был неправильным - начинал кукарекать посреди ночи. Петру Михайловичу это не нравилось. И Нине Николаевне тоже. Во многом благодаря этому общему врагу их брак можно было назвать идеальным - именно Аркадий Капитонович, давая своим непристойным поведением срывать злость на нем, предотвратил 431 возможный скандал между пожилыми.
Петр Михайлович мылся только тогда, когда был весомый повод. Видимо, чтобы хоть как-то сбросить весь груз ответственности со своих плеч. И в тот день он первым делом сходил в душ. И даже пошеркался мочалкой. Правда, до ног достать не удалось, уж больно болела спина. К тому же к несчастью Петра Михайловича, в самом разгаре процесса, злые и недобросовестные коммунальщики отключили горячую воду. Бодриться с помощью холодной воды Петр Михайлович никак не планировал, поэтому был весьма ошарашен и возмущен.
Потом он собрался выпить чашечку горячего, черного кофе без сахара и молока. Но и тут не задалось. Петр Михайлович почему-то решил, что может дождаться готовности кофе в комнате за просмотром утренних новостей. Но увлекшись сюжетом, он совсем забыл про турку и бодрящую жидкость в ней. И кофе благополучно совершил побег, как однажды это сделал Энди Дюрфейн. Турка была его тюрьмой. Черная жидкость зашипела на белой, отмытой вчера Ниной Николаевной плите. Вся работа зазря. Как часто случается такое - все в никуда, всё незачем. По телевизору русский дикторский голос глубокомысленно и серьезно комментировал бессмысленные кадры, в которые были помещены самые известные политики. Они что-то говорили, размашисто жестикулировали, иногда жали друг другу руки и… всё. Больше ничего они не делали. Кофе въедался в эмаль.
Петр Михайлович раздосадованно вылил остатки кофе в металлическую раковину. Но он был не из тех, кто сдается после первой неудачи. Поставив второй раз кофе, Петр Михайлович решил начать готовить официальную речь к сегодняшнему мероприятию. Он хотел, чтобы слова его звучали особенно убедительно. Ведь он пришел к тому, к чему шел так долго. Наконец, он накопил на. Подождите. Подождите. Подождите. На что же он копил. Все эти годы. Пятнадцать лет. Да как же так? Не мог же он забыть! Это же было так важно и значительно. Но что это было? Что было так важно и значительно? Он не помнил. Вот тебе раз. Как же так. Разве такое возможно? Забыть о том, на что копил целые пятнадцать лет, отказывая себе даже в самом основном. И что же теперь он скажет за торжественным столом? Он же так долго представлял себе этот момент. Надо просто вспомнить. Это же так просто. Но как он ни пытался сосредоточиться, ничего не выходило. В самом нужном месте была белая стена, как будто замазанная шпатлевкой. Поди разбери, какие там раньше были обои.
Три часа Петр Михайлович безуспешно пытался вспомнить хоть что-нибудь о своей великой цели. Безуспешно рылся в остатках прошедших мыслей, не оставивших ни следа. Он перерыл все шкафы, полочки, книги в надежде отыскать хоть какие-нибудь записи. Оказалось, что это было настолько важно, что он решил даже нигде не упоминать об этом. Петр Михайлович впал в отчаяние - самый важный день в его жизни потерял всякий смысл. Чертова память.
Он пошел в гараж. Там, в стареньком запорожце, под сиденьем водителя, была спрятана его заначка. Он сел в машину. И долго смотрел сквозь стекло в черную стену гаража. Может быть, он хотел машину? Да зачем же ему. Уже лет как двадцать водить ему нельзя. Да и не стоят столько машины.
Что ж - может быть он мечтал о квартире. Но зачем? Была и квартира. На что же ему ещё одна нужна была? Никогда не мечтал Петр Михайлович об избытке. Всегда был человеком умеренным. Всему он знал границы и мог остановиться вовремя. Никогда не изменял жене, всегда добросовестно работал, не воровал, не брал чужого, иногда молился за здравие своих родных. Он был, безусловно, положительным человеком.
Петр Михайлович в старой, потрепанной и измазанной пеплом синей записной книжке нашел номер телефона своего врача. В номере было семь цифр, которые никак не укладывались в голове Петра Михайловича, поэтому всегда нужно было смотреть в эту спасительную тетрадочку.
- Алле, Галина Григорьевна.
- Да-да, я это. Говорите. Алло.
- Это Петр Михайлович, Галина Григорьевна. Это Петр Михайлович, говорю.
- Да-да, слышу я. Случилось что, Петр Михайлович?
- Я забыл кое-что. Как бы вспомнить?
- Забыли что, Петр Михайлович?
- Я не помню, зачем мне бы звонить, если бы помнил.
- Звоните, когда вспомните, Петр Михайлович. Некогда совсем мне сейчас.
- Галина Григорьевна, поэтому я и…
- До свидания. Звоните, вспомните когда, Петр Михайлович.
Голос в трубке сменился короткими вопиющими о прерванности звуковыми линиями. “Вот это помогла” - подумал Петр Михайлович и с досадой почесал свою поредевшую пятнадцать лет назад макушку. Может быть, это какая-нибудь детская мечта? Когда он был мальчишкой, хотел стать космонавтом. Но как-то не сложилось - слабый вестибулярный аппарат испортил ему все галактическое будущее. Но неужели он копил на космический корабль - нет, на это ему бы не хватило точно. Да и что там, в этом космосе, хорошего? Воздуха нет, воды нет, жизни нет.
Жена Петра Михайловича уже проснулась и накрывала праздничный стол. Торжества начинало греметь. Бокалы звенели, кастрюли бренчали, чайник гудел, продукты потели. Сначала пришла одинокая дочь, потом старший сын, без жены, но с детьми. А затем и младший со всей своей компанией. Женщины стали помогать постаревшей от долгой жизни жене Петра Михайловича. А сам Петр Михайлович предпринимал отчаянные попытки вспомнить, чего же он хотел пятнадцать лет назад.
Вот все уселись за большой и торжественный стол. На лбу Петра Михайловича выступила тепличная испарина. Он заглянул в зал - все ждали, что же скажет им муж, отец и дедушка. Вероятно что-то важное, раз было просто жизненно необходимо собрать посреди рабочей недели всю семью. Брови женщин неприятно ломались, а морщины на лбу становились всё глубже и глубже, как будто бригада рабочих добросовестно роет глубокие ямы для замены труб. Глаза мужчин смотрели сквозь стены, уши ничего не слышали. И только руки детей непредсказуемо изучали пространство в поисках того, с чем можно поиграть.
- Сейчас костюм надену и… начнем.
Петр Михайлович гордо прошел в спальню. Открыл старый массивный шкаф и достал оттуда костюм, который купил тогда же - пятнадцать лет назад. Специально для этого дня. Он стал не спеша натягивать его на себя. Да. С тех пор Петр Михайлович значительно располнел. Еле-как ему удалось упаковать себя в наряд, предназначенный для сегодняшнего дня. Но что-то кололо его изнутри пиджака с левой стороны груди. Он нащупал там какую-то карточку. Когда Петр Михайлович достал помеху, ничего другого не оставалось, как ахнуть. Вспомнил. Вспомнил. Вспомнил. Но не всё. Когда Петру Михайловичу было 65 лет, он влюбился. В другую женщину. Не в свою жену. И на фотографии была именно эта женщина. И тогда он решил накопить значительную сумму, чтобы начать жизнь с самого начала с этой женщиной. Только вот имени её вспомнить не удалось. Но что же - придется сказать всё, как есть. Старика мучили сомнения. Но отступать было поздно.
Пожилой, давно потерявший статность мужчина, вышел в зал. На лице его не было лица. Бледное, испуганное пятно. Но хоть раз же нужно на что-то решиться. Пятнадцать лет он шел к этому. Он набрал в легкие побольше воздуха и несвежим дыханием выдавил из себя следующее.
- Мы разводимся с Ниной Николаевной. Я полюбил другую женщину.
Все ахнули. Громче всех Нина Николаевна. Кто-то задел локтем бокал. Он сорвался с края стола. Зазвенели осколки прежней жизни стекла. Тут же по комнате разнеслось эхо телефонного звонка. Петр Михайлович, чтобы исчезнуть, рванул как самый прилежный швейцар, чтобы снять дрожащую трубку. На том конце старческий женский голос сначала попросил Петра Михайловича, а потом когда выяснила, что это он, сообщил о том, что дескать зазноба его дорогая не дождалась и скончалась на днях, попросив сказать ему, что благодаря смерти, наконец, избавится от этой мучительной ноши ожидания счастья.
Петр Михайлович был хорошим человеком. Слишком долго. Настолько долго, что забыл об этом.
Вся семья неподвижно сидела за столом. Даже детские руки перестали искать то, чем можно поиграть.