Лето-пароход. Зима-ведеход.
На льду с лева на право: В.Иванов,А. Сердитова, А. Шаврин, Г.Духин, Н.Белобородов, Е. Гусев, С.Филин, В.Синкевич
3.00 - 08.00 в ожидании рассвета;
08.00 - 16.00 калибровка системы Си – Фикс;
16.00 – 18.00 тарирование эхолотов;
18.00 – 01.00 ремонт аппаратуры;
01.10 – начали судовой промер.
Калибровка РНС – это сверка местоположения судна полученного по отсчетам РНС и полученного простым дедовским методом – по теодолитным засечкам с берега. Расчет поправок к отсчетам.
Тарирование эхолота, по сути, тоже самое. Сверка глубин полученных с эхолота с замеренными простым лотом .
Скучно прошел денек. Скучно, но суетливо.
Две высадки на берег, «отстрелялись» (откалибровались) часам к четырем. И вовремя, успели. Пришли на пароход и пошел сбой на «Регате» -судовой аппаратуре систеы Си-Фикс (индикаторы, самописцы, блоки и прочее железо вперемежку с диодами и транзисторами). Ремонтировались, пробовали – включались, и снова ремонтировались. По ходу отторировали эхолоты. В общем – режим настройки.
В 01.10, все же, запрягли - поехали. Вахта моя. Первые километры, как водится в корзину.
Но так уж устроена жизнь. Она полосатая. И в конце концов за сериями неудач всё начинает получаться, всё пошло, закрутилось, зачирикало.
В 04.00 сдал вахту Володе Климину. С удовольствием подписал школьную тетрадь – «Журнал выполнения промера» и с не меньшим удовольствием вписал первые - 31 линейный километр. Полоса, кажется белая, успеваю подумать и валюсь в койку.
Крен, приглушенные голоса сверху, «…… градусов ….». Про себя, сквозь сон отмечаю- поворачиваем. Блажен заслуженный сон.
Несколько тупых ударов, судно встряхивает. Мысль ленивая и сонная, - Лед? Откуда? Пригнало? И снова проваливаюсь.
Но отоспаться не суждено.Меня трясут. Встаю ничего не понимаю.
Одни эпитеты: - ..Сели…, ответственный момент.., молодой гидрограф на вахте….., сели…!!!
Начинаю потихоньку въезжать. Судно работает «полный назад». Время от времени бьёт килем. Удары мягкие – значит песок, раз бьет - значит сидим не капитально, зыбь приподнимает, сойдём.
- Сели .., молодой гидрограф…., бросили.. .
Начинаю просыпаться,- Я вахту сдал, все объяснил? Сдал молодому, ну и что? Штурман есть, в конце концов. Да и вообще, как сели - так и слезем.
Гидрографу не зазорно сесть на мель. Мы не ходим рекомендованными курсами. Не обходим места с плохой репутацией. Нам положено залезать в любые дыры. Крутиться там, где не положено крутиться, совать нос туда, куда его не следует совать любому мало-мальски здравомыслящему судоводителю.
В том и смысл: что мы садимся на мели…. (бывает), что бы тот кто придет за нами не садился на них. Это наша работа.
Поднимаюсь на ходовой мостик. Яркое как на юге солнце бьет в глаза. Искриться и блестит вода, лениво плещет в борт. Чайки в 200-300 метрах важно расхаживают по берегу. Судно короткими рывками на гребнях волн пятится в море.
Позднее, в час морской травли, Гена Полозов (судовой радист, и мой сосед по Певекской квартире) в лицах рисовал картину маслом.
Солнечное утро, штиль. Видимость – «миллион на миллион». Форштевень режет ленивую волнишку. На гидрографической вахте Володя Климин, новоиспеченный инженер гидрограф, наш Макаровский выпускник.
На штурманской вахте Володя Кошкин (то же кстати, гидрограф, выбравший стезю штурмана). Штурман не старый, но опытный морской волк. От правого борта проследовал через рубку к левому. Руки в карманах, фигура - вопросительный знак, сигарета в зубах, слегка задумчив и важен.
Ходим галсами «север – юг», в берег. На метре под килем- разворот и снова. Сначала ходили с разворотом на малом ходу. Потом пристрелялись, стали разворачиваться почти с полного хода. Вахта катиться к концу.
На мостик поднимается капитан.
Настроение благодушное. Погода шепчет, все крутится, мигает и попискивает, кипит работа. Начальник поднимается, поскрипывают ступеньки трапа.
Стоят два шефа, курят неторопливо беседуют.
Штурман Кошкин, вопросительным знаком, с сигаретой в зубах застыл над раструбом локатора.
– Через минуту поворачиваем, через левый борт на изофазу 75,25, - это Климин готовность дает. И в это время взгляд капитана падает на эхолот….??!
Полтора метра под килем !!!
Кошкин ждет команду, гидрограф молчит. И капитан не долго думая - сбрасывает ход и дает полный назад. В это же время Климин дает команду начать поворот. Но судно уже не управляется и продолжает идти в берег.
Посыпались кастрюли на камбузе. Удар, и Кошкин вместе с сигаретой влетает в раструб локатора. Немая сцена …
Беготня, суета, комментарии и эпитеты в виде отборного мата…
Гена Полозов умеет травить, слезу вышибет.
Вот поднимается Николай Андрейч, из койки вынутый… - Почему пароход на берегу? Я его сюда не ставил ! – глаза по 75 копеек. – Климин! Твою мать! – , Климина как ветром сдуло, только микрофон на пружинном кабеле еще покачивается. Только что вот стоял и …… нет.
Врет Гена, конечно. Не говорил я ничего такого, и Климина не сдувало.
Но врет, вдохновенно.
***
12-24 сентября – судовой промер.
В ходовой рубке темно. Галс длинный. Поворот через 2 часа.
Волна тяжелая и ленивая, снежок сыплет. Стоим, уткнувшись в лобовое стекло. В луче прожектора снежинки яркие, летят и летят. Касаются холодной, свинцовой волны и исчезают. Подстать погоде и мысли – неторопливые и тяжёлые. Все молчат, каждый про своё.
Гена Полозов поднялся. Что-то хихикает в кошачьи усы. Гена Полозов судовой радист.
- Что там Ген?
- Да, штабной проверку устроить решил. И это меня!?
- Это, как?
- Да, шпарит - еле успеваю. Ну, я тогда магнитофон включаю.
Он:
- Как успеваешь?
Я, ему:
- Давай быстрее.
Он, шпарит: - Успеваешь?
Я ему:
-Быстрее можешь.
Он уже не стучит, а трель сплошняком.
–Успеваешь?
– Да, давай.
Сдал все, спрашивает:
- Все принял?
Я ему: - Коне-е- е-чно.
Потом на медленную скорость маг переключил, все переписал.
- Вот блин. Кого проверять надумал?!
- А кто там сейчас в штабе?
- А не знаю, в этом году нового кого-то прислали, с Ленинграда или Мурманска.
Надо заметить, что штабными радистами брали конечно асов.
Вся информация и служебная и личная на суда, все через него. Штаб проводки восточного сектора, находился в Певеке. А судов в секторе, могло быть и десятки. И что бы все успеть, работать надо было быстро. И заметьте все морзянкой. Микрофонная связь в Арктике, да ещё и осенью, проходит далеко не всегда, скорее даже наоборот.
Моя вахта с нулей. Объявили, начало кино в кают-компании. «Служебный роман», по пятому разу. И спать еще рано.
Пионерскую вахту, с восьми, Максимычу уступили как самому «старенькому».
Максимыч старше меня на 6 лет. Но поступал поздно, и окончил училище на год позже меня.
Сейчас он на гидрографической вахте. Левая рука на перевязке. Нет, не бандитская пуля – отлежал какой-то нерв. Сказали, что через дней десять пройдет. Крепко спит Максимыч: пока солнце не встанет, богатырь не проснется.
Однажды на промере со льда нас накрыла пурга. Злая и долгая.
В первый день мы радовались. Утром выскочил кто-то из балка, по нужде по малой, забегает радостный,
- Мужики! П у р г а !!!
Мы тогда пешими группами работали. Километра 3-4 до галсов, 10 по галсу, да назад 3-4, это при хорошем раскладе, а то и 6-8.
Первые дней 5-10 особой усталости нет. То есть, на галсе конечно уставали. Но хороший ужин, партейка в проферанс, здоровый сон и утром ты как огурчик.
Но со временем усталость начинает накапливаться. Оседает свинцовой тяжестью и в ногах и в спине. Изо дня в день как робот, начинаешь уставать и морально. Просыпаешься с мыслью: вот бы пурга. Ан, нет?! Морозец градусов 25, и видимость миллион на миллион.
Конечно, обрадовались – пурга!!!
Первый день спали, ели, снова спали. На второй особо непоседливые вспомнили знакомые буквы в журналах и книжках. Я в туши вычертил все, что хотя бы отдаленно должно быть вычерчено в поле. Пурга и не думала утихать. Механики выскочат, вездеходы прогреют и назад. Руки потрут, крякнут, - Не слабо задувает! – и опять в солому.
Четвертый день куражится. Бока болят, карты надоели, чем заняться?
Все из угла в угол, безделием маемся.
Все, но не Максимыч! Закалка армейская – он в пожарных войсках служил. Повернется на другой бок и дальше сопит себе в спальник.
-Слушай, Максимыч, - говорю, - давай я за тебя подежурю? – а неделя дежурного по балку его была. Он ничего не может понять со сна,
- Как? И чего я за это должен буду?
- Да, не чего.
- !??
- Угля наношу, снега натоплю, дровишек наколю. Полы только мыть не буду.
- !??
Он некоторое время еще смотрит на меня, что то пытаясь понять – в чем же здесь каверза. Потом это ему надоедает,
- Да пошли вы …, - повернулся лицом к стенке, что -то там еще побурчал, типа «Спали б, дурью б не маялись, ….».
Ну, а я принял это за «Добро», и пошел колоть дрова, уголек ломиком долбить, снег на воду таскать. Потом он еще пару дней поглядывал на нас с подозрением и ожиданием какой ни будь подлянки. А потом забылось, кануло в Лету.
Вообще то, кантовать Максимыча без серьезных на то оснований – себе дороже.
Весной 1981 года года, мы со льда банку промеряли. Лагерем стояли не далеко от мыса Горбатый. Это юго-восток Чаунской губы. Апрель катился к концу, план тоже. Народу хватало. Я прибывал в роли начальника партии, и мы вместе с Максимычем крутили геодезию. К тому времени мы все уже увязали, и Максимыч заслуженно отдыхал, сидя на спине.
У меня давно уже крутилась мысль «прогуляться» на вершину горы Наглейнын.
Сопка как сопка, отдельно стоящая. Ну а почему гора? Кто её знает ? Так обозначена на карте. Высота 772 метра.
Но одному как-то не сподручно. Ну, я и предложил Максимычу. Он, сначала, долго не соглашался, отмахивался и причислял себя к «не раненным в одно место». Но потом всё же согласился.
Буровая группа подбросила нас к берегу и к концу дня пообещала подобрать. Обругали нас: «Альпинисты вы наши …..», затарахтели на галс. Ну а мы с Максимычем пошли к вершине.
Вообще-то поход был не совсем праздный. Была причина и причина рабочая. В течении последних 2-х лет не просматривался геодезический знак на вершине сопки. Сигнал второго класса.
Кроме прочих обязанностей мы ежегодно давали отчет о состоянии государственной геодезической сети. Отчитывались о том, что видели, с чем имели дело: состояние знака, центра (если с посещением). Естественно, работа как правило выполнялась попутно, и специально на 772 метра по вертикали мы бы конечно, не полезли. Ну а тут решили.
От берега до вершины по склону километра 2-2,5. Это не Джомолунгма, и даже не Эльбрус. Ну да, и мы не альпинисты и одеты в обычные унты.
До средины горы мы шли бодро. Потом пошли террасы. После каждой кажется, всё -, это то уж точно вершина. Но терраса сменялась террасой, и конца этому не было видно.
На очередной я сделал робкое предложение, которое сводилось примерно к следующему: « … что-то погода портиться, да и дело к вечеру. А не повернуть ли нам Сергей Максимыч назад?». Но Максимыч категорически отверг попытку дезертирства, мотивируя тем, что он не для того прервал процесс сидения на спине. Да и погода совершенно меня не поддерживала.
До вершины мы всё- таки добрались. И оказалась она совсем не такой как казалась снизу. Пройдя в самый центр небольшого плато, мы не увидели ни моря, ни берега – только небо. В центре мы нашли обгоревшие остатки геодезического сигнала. Я представил, что построить его здесь было наверно не просто, спалить легче. Впрочем, вертолет тогда не стоил таких бешенных денег и был добрым помощником геологам, гидрографам и геодезистам.
Мы разожгли костер. Попили горячей водички, разогрели банку тушенки. Перекусили. Выпили грам по 70, за вершину. Пришлось выкатить последнюю заначку перцовой растирки.
Закурили.
Потихоньку приходили в себя, даже появилось какое-то чувство умиротворения.
Я прошелся к краю плато. Был конец апреля. Стояла такая прозрачная синь, что казалось видно берега Аляски. На противоположном берегу Чаунской губы, чуть подернутые дымкой, виднелись сопки.
Море подернулось каким-то фиолетовым оттенком. В мире стояла звенящая тишина. Метрах в ста, внизу по склону, мирно паслись два беляка.
Трудно объяснить чувство охватившее меня. Картина была очень впечатляющей.
От всего этого веяло величием и вечностью. Мы, люди, мним себя покорителями природы. Но в тот момент я не чувствовал себя таким. А чувствовал я себя песчинкой, мгновением в вечности этого мира. Крошечной частицей всего этого.
Мне, почему-то подумалось: вот этим, двум ушастым совершенно нет ни какого дела до нас, вечно суетящихся, бегающих, нервничающих.
Я стоял и нечего не слышал. Как будто не было меня здесь, я растворился в этой бесконечности.
-Э-э-й! Пошли, что ли, - это Максимыч.
- Ну, да пора.
Говорят: «Трудно отпускает Север». Ничего удивительного.
***
Вообще то, с сопкой Гора Наглёйнын у меня связано ещё одно яркое воспоминание.
Однажды мы работали со льда в этом же районе. Надо было оборудовать водомерный пост. Майну (проще полынья) выпилили, палатку поставили. Нужен был груз в качестве якоря для рейки. Мелочь. Но механики железки не дали. Мол, не за тем везли за сотни километров, чтобы утопить, еще пригодятся.
- На Наглёйныне найдите булыжник на ваш вкус и топите себе на здоровье..
Но, они вроде бы и правы. Что понадобится, что нет - не угадаешь.
Ладно, сказано сделано.
В тот год нам отдали старенький – варенный переваренный вездеход ГАЗ-47, предназначавшийся к списанию. Ломайте, говорят не жалко. Всё равно в металлолом. Завели мы его с Максимычем и покатили.
Погода хорошая – ясно, легкий морозец. Нашли склон поположе и поползли вверх. Карабкаться пришлось прилично. Занесено все, не копать же?
Выехали на гребень где ветром посрывало снег, вроде бы и булыжники имеются. Пока Максимыч выбирал подходящий камень я взобрался на гребень и осматривал склоны в бинокль.
Внизу распадок, широкий – почти долина. Ничего не пойму?! Снег в долине как бы волнуется, волнами ходит. Но ветра то нет! Тишина. Я глаза и оптику протер – волны!
-Максимыч, - говорю, - иди сюда, посмотри, что за ерунда? Поземка не поземка, ветра то нет, а вроде как метёт.
Максимыч, по обыкновению, что-то поворчал, оптику настроил. Некоторое время внимательно смотрел в распадок и вдруг присел. Я инстинктивно присел вместе с ним.
- Чего там?
- Зайцы! – почему-то шепотом сказал Максимыч.
Их было не меньше полутора-двух сотен.
Рассказы о стадах зайцев я слышал. По каким-то, неведомым мне причинам, раз в несколько лет зайцы на севере собираются в такие вот огромные стада. Называли цифры и 500 и 1000. Я где то верил, где-то сомневался, но воочию видел впервые.
У нас с собой был только карабин. После короткого совещания решили вызвать подмогу.
Вездеход мы заводить не стали, побоялись нашуметь, и пешком заспешили к берегу.
Подъехали они минут через 40. Гидрографы Володя Иванов, Володя Громов и вездеходчики Паша Соколянский с Алатырцевым Володей.
Утвердили план. Уходить они будут в гору. Поэтому мы пятеро перекрываем наиболее вероятные пути отхода. А Соколянский на вездеходе «атакует» с низа долины, в лоб. Время на занятие позиций – 30 минут. Разбежались, время пошло.
Мне выпала позиция самая дальняя, на высоте метров 300-350. Я торопился. И не успел совсем немного, когда услышал и увидел, что вездеход направляется в долину. Бежал из последних сил, и когда захлопали первые выстрелы, мне оставалось пробежать метров 100. Я видел, что прямо на мою позицию идет откол штук 20-25.
Выскочил на площадку, а они ее уже проскакивают и скрываются за камнями. Я шапку на землю и давай её топтать.
Но ругался не громко….. Стоп! Потом подумал – проскочило 10-15, а было больше. Подошёл, пригнувшись к краю террасы и тихонько, привставая, заглянул вниз. Уши! Много!.... Предохранитель спустил, сердце выскакивает, привстал. Две пары сидят. Первым по двум, вторым по двум другим, и мгновенно перезаряжаться. Но добивать не пришлось, все четыре наповал, с первого же выстрела.
Я отдышался. Ну, думаю, теперь я при добыче. Улегся так, что бы просматривались и лобовые подходы и немного по сторонам. Выстрелы справа, слева и снизу. Но кто и как? Особо не видно.
Вижу , двое идут на меня снизу. Один в лоб, другой метров 40 в стороне. Я сначала по дальнему , и он сразу запахал. Второй шарахнулся и начал огибать меня. Но расстояние было небольшое, и я его тоже снял с первого выстрела.
Шесть! Это конечно здорово, но как их тащить? Подумал: нет, хватит, буду на мужиков пугать. Сел, не прячась, на край террасы, закурил.
Снизу еще один идет, прямо на меня. Я встал. Он начинает лениво шагом меня огибать, метрах в 30-ти. Ну, как тут не выстрелишь? И опять с первого. Сегодня удача мне явно улыбалась.
Восьмой увидел меня издали, пошел в обход по гребню. Метрах в 70, не меньше. Идет, розовый, подсвеченный вечерним закатным солнцем. И я опять не выдержал, выстрелил наудачу. Он скатился с гребня и остался лежать.
??!
Выстрелы затихли. Я собрал все свои трофеи. Снял с унтов ремешки, связал по 4 и направился к узкому распадку. Расчет мой оказался верным. Узкий крутой распадок был забит плотным снегом и уходил вниз, к площадке у самого низа сопки. Туда я и покидал свои трофеи. Отследив то, как они все достигли площадки внизу, направился вниз пройденным маршрутом.
Трофеи наших мужиков оказались, вопреки моему ожиданию, гораздо скромнее. Паша Соколянский добыл одного. Володя Иванов двух. Громов не смог добрать подранка и тот ушёл. Все возбуждены и не очень расстроены относительной неудачей. Настрелялись вдоволь.
Максимычу не повезло. После дуплета он с явным огорчением обнаружил, что патроны он из кармана телогрейки выронил пока бежал. И на этом охота у него закончилась. И когда потом, кто-нибудь к месту или не к месту произносил, - Бежит матрос, бежит солдат, стреляет на ходу, - всем почему-то было ясно, что это бежит Максимыч.
- Злые вы все! - отвечал Максимыч, но не обижался.
А я тогда уклонился от прямого ответа, сказал только что в распадок надо подскочить, забрать.
- Ты что их косой косил? – спросил Паша, когда мы подъехали к распадку.
Однако, заболтались. Час морской травли катится к концу. Время готовиться принять вахту.
***
Вообще то говоря, я вычеркнул бы понятие «случайность» из обихода нашей повседневной жизни.
В тысячный раз спросим себя: что же первично – материя или сознание? И ответим – нет такого вопроса! Не существует его. Может он и был - когда-то, а сейчас нет.
-Как это ?! – спросите вы.
-А так.
Зайдем издалека.
Что есть материя? Начнем с грубого – звезды, земля, вода, металлы, воздух и производные от них. Маловато будет?!
Добавим – свет, магнитные и электрические поля, биополе, мысль. Это то, с чем человечество на данный момент согласно – скажем так. А не слабо добавить? – «Все что имеет определение в этом мире, имеет свое собственное имя или название – материально».
Разница только в форме и грубости материи. Это: грусть, радость, запахи, любовь, ненависть, страх, отчаяние, одиночество, удача и невезение, слово, воспоминание, память, идея.
И верно это по той причине, что все это - части НАШЕГО мира. И природа их едина.
А если это так? Законы старика Ньютона для них никто не отменял. В частности и закон инерции. В народе говориться,
- Куй железо пока горячо. Лови ее за хвост, госпожу удачу, она кратковременна, но не мгновенна.
Инерция. И ничем другим я не могу объяснить фантастическое везение в некоторые минуты нашей жизни. Недолгое, но труднообъяснимое. Как мне в тот день на Горе Наглейнын.
Но говорят и другое, – «Беда не приходит одна». И уж если пошла невезуха, не сразу она закончится. В чем нам и пришлось убедиться тогда в ту навигацию, очень даже скоро.
***
Через несколько дней на «Лагуну» села “вертушка”, Шаврин Анатолий Алексеейч (служба предупреждения загрязнения моря нефтепродуктами – была у нас и такая служба), облетая моря и озирая их на предмет «не наследил ли тут кто?», подвернул к нам. Забрали с нашего борта начальство, привезли нам карабины, забрали в Певек Борю Ворончука, по каким- то семейным обстоятельствам. Забегая вперед, скажу, - Лучше бы она не прилетала, в смысле – “вертушка”.
Потому, как заинтересовались нами соответствующие органы. И заинтересовались плотно.
Дело в том, что через несколько дней после прилета вертолета - на «Лагуну» или в ближайший посёлок, точно уже не помню, пришла раненная медведица. Далась, вроде бы, осмотреть себя фельдшеру, который в это время там оказался. Прожила сутки и сдохла.
Факт интересный и необычный. Так ли все было или нет, утверждать не берусь, не присутствовал и не видел. Но случай получил широкий резонанс и думаю, что всё-же в той или иной форме имел место.
Не трудно догадаться, что крайних нашли быстро. Многие видели, что вертушкой нам привезли карабины, а значит - мы и есть те злодеи пострелявшие медвежат и ранившие их мать.
И пошло, и поехало.
Зарегистрировано ли оружие? Зачем оно нам понадобилось? А где вы находились с такого то по такое то? Много было переведено бумаги, пока мы официально смогли доказать, что карабины нам положены по инструкции, для защиты от диких зверей на полевых работах, что «с такого то по такое то» мы были заняты промером 24 часа в сутки, на берег не высаживались и возможности таковой не имели.
Выписки с судового журнала, объяснительные и прочее.
По прибытию в Певек практически всем пришлось пообщаться с органами.
А потом была статья в одном широко известном издании. Очень жалею, что не сохранил. Не дословно, конечно, но близко к тексту:
«На берег, неуверенной походкой, пошатываясь, выходит гидрограф. Взгляд мутный, недельная щетина покрывает его щеки. Запой видимо был длительным. В руках у него кавалерийский карабин, 7.62.
По берегу гуляет медведица мать с двумя медвежатами. Они радостно носятся по берегу, играют. Мать замечает человека (если так можно сказать) и настораживается.
Замечает ее и гидрограф. С перепугу, не уверенной дрожащей рукой он стреляет «в воздух» и «случайно» попадает в медведицу. ….». Ну и далее, в том же стиле. «В воздух» и «случайно» это гротеск, так сказать, на наши глупые и «не чистосердечные» ответы на вопросы «Зачем вам оружие? Каким образом вы, при случае, отпугиваете зверя? А не могли ли вы случайно попасть в зверя?»
А через неделю Боря Ворончук возвращался на судно. Возвращался уже не злополучной “вертушкой” (хотя, она то родная здесь при чем?), а попутным судном.
Сухогруз «Анадырь» после разгрузки в Певеке шёл на восток практически через наш район работ. На нём он и должен был прибыть.
Меня разбудили около 5-ти утра. Я поднялся на мостик. И надо сказать, вовремя поднялся. Подходили к «Анадырю».
Швартоваться в море, в свежую погодку, да ещё и ночью – скажу я вам, занятие не очень приятное. «Морковка» со своими 15 тысячами против наших 800!? Пустая, в балласте. Самая его низкая часть борта – корма, выше нашего ходового мостика на метр с лишком.
Зайдем с ветра - будет долбить о борт. С под ветра тоже не лучше.
Подошли с подветра, удачно. Боря спрыгнул на крышу ходового мостика, и оставалось только отойти.
Но при отходе за счет более быстрого дрейфа, «Анадырь» навалило на нас кормой. Удар кормового кранца пришёлся в левый передний угол рубки. В аккурат, в каюту начальника экспедиции, т.е. в мою каюту. Нас зажало под корму, не вырваться. Мы, накренившись градусов на 40, черпали воду всем чем можно и дрейфовали вместе «Анадырем».
Может минуты две, может три. Не стану говорить о других, но мне они показались вечностью. В конце концов, мы дали самый полный назад, «Анадырь» самый полный вперед и «выплюнул» нас из под кормы.
Когда я вернулся в каюту, мне ничего не оставалось делать, кроме как процитировать классика, - «Приплыли»!
Министерский стол в форме бумеранга, ранее намертво прикрепленный и к палубе и к переборке, обнажив на сколько это можно все внутренности, расположился в центре каюты. Переборка вогнулась вовнутрь. Стулья, папки, бумаги, стекла от графина – всё это колоритно дополняло картину полного разгрома. Пре-лес-но!!!
Выпрямить переборку не удалось. Пришлось вырезать кусок. Образовалась дыра, в которую свободно можно было заехать на «Жигулях». Благо, что ещё высоко, вторая надводная палуба.
Дыру мы завесили брезентом. Я переселился в каюту к Максимычу, на вторую полку. Так и дорабатывали планшет.
Потом нашли лист железа соответствующего размера, выручили мужики с «Лагуны», дыру заварили. На первое время. По нормальной схеме делали уже в заводе, в ремонте.
Иногда я представляю картину если бы меня не разбудили. Спасибо тому кто это сделал. Век не забуду. Нет, до спальни волна разрушения не дошла. Но сколько адреналина!
***
22-23 сентября
Катерный промер
15.30
Ныряем с волны на волну, штопаем угол планшета. Контрольные галсы сделали вчера по относительно спокойной погоде. Можно и заканчивать, проценты сверх плана наматываем. Болтает здорово.
17.10
У мастера сдали нервы. Потерял нас среди волн, - Хорош, дуйте домой, в задницу ваши проценты.
Ну и ладно, 2,5-3% будет. За Максимычем и на пароход. Финиш.
Мысленно прокручиваю ход работ. Вроде бы всё нормально отпахали. Косяков не прослеживается. И погода сносная выпала.
Надо заметить, что проведение гидрографических исследований в ГП ММФ было организованно таким образом, что судовым промером с координированием по радионавигационым системам занимались КАГЭ (Комплексные Арктические Гидрографические экспедиции). Гидробазы, как правило, были больше заняты выполнением лоцмейстерских работ. Выполняли промеры на подходах и узкостях, промер со льда, катерный промер.
Певекская гидробаза была одной из немногих, если не единственной, которой судовой промер был забит в годовой план.
С одной стороны, лишние хлопоты. Но зато это позволяло поддерживать квалификацию, держаться в струе всех новшеств. Естественно, качество должно было быть на высоте. Лучше мы работать могли, хуже- не имели права.
Приваливаюсь к переборке, закрываю глаза. Что там у нас дальше? Снять береговые станции, снять водопост, снять строителей. В Певек зайдем. Возьмем бункер, дальше по обстановке. Дней 12-15 у нас еще для лоцработ есть.
Если б я был ясновидящим, то наверно бы знал, что лежат ещё на пути к причалу Ченкуль, Айон, Малая бараниха, Раучуа, Шелагский, Карчык, Шалаурова изба. И вернемся мы в Певек именно через 12 дней – 5 октября. А 18-го я улечу на Москву за сыном. Но я не ясновидящий. Война маневр покажет. Будет день и будет пища.
Качает, качает…
Тверская обл. 2009-2010гг.0