Анна Павловна — учитель без стажа, но с энтузиазмом. Анна Павловна - из семьи потомственных учителей. Анна Павловна любит свой предмет, и детей она тоже любит. Анна Павловна мечтает о самоотверженном жизненном пути: учить, учить и учить.
— Ученики не читают, — с прискорбием замечает Анна Павловна на педсоветах. То есть читают, но, по мнению Анны Павловны, не то. Не читают детки классиков, а не мешало бы поучиться у них словесности! Не читают талантливых фантастов, а поучиться бы у них фантазировать! Не читают Брема и Бианки, а у них бы поучиться любить природу. Как недавно узнала Анна Павловна, если и читают, то читают "по схеме". Схема эта похожа на латинскую букву F: прочитывается верхняя строчка, потом часть строчки немного ниже и бегом взглядом в конец — узнать, чем дело закончилось. Какая тут уж словесность! Какие раскрытые чувствам сердца... Какая там фантазия...
«С этим что-то нужно что-то делать», — беспокоилась Анна Павловна.
« Деток нужно учить читать!» — была уверена она.
« Я хочу увидеть мир их глазами!» — хотела Анна Павловна.
« Я задам им сочинение»,— решила учительница.
На следующий день ученики восьмого класса прочитали написанную на доске тему: «Представьте себе…».
— А дальше, на ваше усмотрение, — объяснила детям задание Анна Павловна.
— Пишите о том, что видите и хотели бы поделиться увиденным с нами. Фантазируйте, придумывайте, мечтайте, — добавила она для тех, кто не понял.
— Я хочу увидеть мир вашими глазами,— раскрыла свой замысел Анна Павловна, желая стать ученикам другом.
Первой сдала тетрадку скромная, тихая девочка с необычным именем. Другие дотянули до звонка. Некоторые отпросились закончить дома, в надежде на то, что спишут из интернета.
Предвкушая погружение в сказочный мир детства, поздним вечером закрывшись у себя в комнате, плотно задернув шторы, при свете настольной лампы Анна Павловна раскрыла первую тетрадь. Потом вторую. Потом следующую. Погружения не происходило. Дети писали вяло и скучно. Наконец, очередь дошла до сочинения, которое написала девочка с непривычным именем. Вот это сочинение от слова и до слова.
ЖИЗНЬ СТРАННЫХ ЛЮДЕЙ или просто ИГРА НЕРВОВ И ЭМОЦИЙ.
Читая или слушая, не важно, но всё равно вам придется включить свою фантазию.
Так представьте себе, что вы сейчас находитесь в тёмной комнате. Там нет света и очень холодно. О хоть каком-то комфорте и речи не может быть: стены бетонные, обшарпанные, к тому же покрытые плесенью. На полу что-то гадкое и мягкое, будто песок, смешанный с грязью, да еще и воняет, и с …тут даю волю вашей фантазии.
В этой комнате есть окно, если так можно назвать, выдолбленную в стене дырку. И там, за стеною, вы можете увидеть, что на улице темно и идёт дождь, льёт, как из ведра. Окно ничем не прикрыто, и ветер проникает сюда. Скрежещет полуоторванная труба ржавого водостока. Вы чувствуете, что табун мурашек пробегает по вашему телу. Не важно, во что вы были одеты, вам становится холодно.
Всё это время вы стояли. Но теперь вы озираетесь в надежде найти место, где можно присесть.
Вдруг вы понимаете, что не одни в этой лачуге. Десятка два неподвижных тела лежат на полу. Страшно. Страшно подойти к ним.
«Вдруг действительно мертвы? — спрашиваете сами себя. — А если живы?» Жива эта куча «мяса в лохмотьях», или мертва? ...
Хотя нет… Только, теперь ты понимаешь, что это за вонь — это запах смерти. Это трупы. Сейчас ты чётко понимаешь, кто здесь. Большинство из них начали разлагаться, и мухи взяли всю власть в свои лапки.
В такие моменты тебя не отпускает эта мысль: «Почему ты? Почему здесь и сейчас? И вообще: где ты?»
Обхватив голову руками, падаешь на пол и пытаешься ... сам не знаешь ... что? Что надо делать? Хочется избавиться от этих мыслей! Или хотя бы не чувствовать тот «аромат». Лицо твое становится влажным и что-то капает тебе на колени.
— Плачешь? Как глупо! — звучит у тебя в голове твой собственный голос.
Но ты не в силах что-то изменить. Безысходность. Страшно. Холодно и голодно.
— Эй ты! Ты чего это?
— Что?
— Я тебе говорю. Голову подними.
— Это мне? Но ... мертвые…
Поднимаешь глаза и тут же падаешь на спину в ту омерзительно жижу.
Перед тобой мужчина. Темные и длинные растрепанные волосы, прилипшие ко лбу и шее. Рубаха очень длинная и, кажется, на нем еще штаны, которые выглядят так, словно их разодрал голодный волк. У него вовсе нет глаз — они полностью...темные, точнее — черные. Губы растерзаны и в крови. Руки грязные, в язвах. А левую руку так разъело, что видно кость ... Представляешь?
Он стоял так секунд десять. Затем протянул руку со словами:
— Не смотри, что я такой. Я сам выбрал этот путь ... и они тоже, — указывая на лежащие трупы вокруг нас, продолжил, — Пошли со мной. Обещаю, жизнь будет лучшей! Хотя какая жизнь?! У тебя её не будет... На некоторое время он замолчал. Разве не воспользуешься этим случаем? Не станешь его расспрашивать? Идея не супер, но всё же хоть какая-то идея! С усилием проглатываешь ком, застрявший в горле, и твои уста сами начинают говорить:
— Кто Вы? Где я нахожусь? Что Вам нужно от меня? Я хочу домой! Мама! Помоги!
Тот человечище как будто бы не слышит твоих слов:
— К сожалению, у тебя нет выбора, детка. Ты будешь одним из нас. Ты – один из нас. Один из этих странных и всеми забытых людей.
Потом он снова замолчал на некоторое время. И затем добавил:
— У тебя нет выхода. Нет выбора.
Закончив читать, Анна Павловна подходит к окну.
— Не то! Не то. Не то пишет девочка. Откуда у нее такие образы? Где светлое, чистое, свойственное лучистой, свежей юности? Где мечты? Откуда? Зачем?
За окном темно. Дождь лил как из ведра. На соседней крыше скрежетала полуоторванная ржавая труба водостока.
— Могли бы хоть крышу починить,— обращаясь в сердцах неизвестно к кому, произнесла Анна Павловна. Напротив дома где жила учительница располагался подростковый клуб. Ближе к ночи туда стекалась местная молодежь. Из полуподвального помещения громыхала музыка. От этого грохота Анна Павловна укрылась, установив двухпакетные пластиковые окна. Со стороны то ли клуба, то ли притона вечно доносились визг и вопли девчонок, которых то ли били, то ли насиловали. Иногда в ночи раздавалась сирена машины с мигалками. Пластиковые окна звук не пропускали; хуже было с видом из окна: серые бетонные стены, облезлая краска и кое-где проступившая плесень портили настроение. Анна Павловна предпочитала в это окно не смотреть. Идя утром на работу, она замечала валяющиеся на заднем дворе грязные тряпки, которые ещё вчера были чьей-то одеждой, а сегодня выглядели так, будто их рвал голодный волк. Тряпки были в грязи, хотя может быть, как иногда мимоходом подумывала учительница, и в крови. Анна Павловна отворачивалась и быстро проходила мимо.
Учительница снова взяла в руки тетрадь...А в это же самое время это же сочинение читал «Некто», поселившийся в верхних комнатах клуба. «Некто» видел одновременно всех: и Анну Павловну, читающую сочинение, и девочку со странным именем, спокойно спящую у себя дома,и посетителей ночного клуба, и много всякого рода людей. Наблюдал за ними всеми он сквозь стеклянный шар, вращая его в руках. Левая рука болела, поэтому шар вращался неровно - подпрыгивал и дергался. Дергались и подпрыгивали также и те, кто находился внутри сферы. Но не все, а только те, кто был привязан за тоненькие почти невидимые ниточки к стенкам шара.
Этой странной личности, с темными ввалившимися глазами, сочинение местами нравилось, а местами не очень. «Правдиво. Такие они и есть, эти никчемные людишки. Погрязшие в тупости, жадности, зависти, разврате, высокомерии, гордости, склонные к предательству, жестокие и эгоистичные, — думал «Некто». — Пусть думают, что живут. На самом деле они и есть трупы, разлагающиеся заживо». Его собственный образ, нарисованный девочкой, вызвал у «Некто» двойственное чувство: Не похоже. Он не таков. Он умен, красив, блистателен. Таков он был, когда ходил среди огненных камней. Он еще помнит то время. Таким он нынче оставался в горделивых, тщеславных представлениях о себе. Впрочем, нарисованный девочкой образ деградирующего старца, вполне подходил для того, что бы вселять ужас и страх. Страх и ужас. Это то, что подавляет волю. Это то, что всегда было питательной средой для глупых и опрометчивых поступков. Это то, что заставляет совершать предательства. Тот, кто вселяет ужас, владеет миром. Пусть думают, что у них нет выбора. Пусть не догадываются, что выбор есть всегда. И все те, якобы осторожные, якобы испуганные, якобы поступающие как все, не думая идущие на зло за большинством, уже тот выбор сделали.
Часы на стене тикали: «Тик-так, тик-так, добро-зло, хорошо-плохо, можно-нельзя, подлинное знание или невежество, выбор есть, выбор есть, в эту секунду и в следующую тоже, изо дня в день из года в год, смеяться или плакать, жить или умирать»…«Некто», откинув длинные темные волосы, прилипшие ко лбу, поискал в шаре девочку. Написала хорошо, правильно, отчего же спит себе спокойно? Где отчаяние? Где её ужас и безысходность? Где он промахнулся, и что пошло не так с теми, кто соскочил с крючка и оторвался от паутины внутри шара? Девочка спала в своей кровати и видела сны. «Некто», презрительно отвернулся от неё, утерся подолом длинной грязной рубахи, сплюнул и занялся теми, кто был подвешен к его шару на ниточках.
Анна Павловна, дочитав сочинение до конца, раздумывала, что же предпринять? Как запретить писать такое? Запретить. Вот если бы можно было запретить думать! Ну не всё, конечно, а то, что не надо, а то, что надо можно продолжать думать. Но не всё время, а только тогда, когда надо, тогда и думать. Анна Павловна запуталась в размышлениях и притихла. «Некто» встряхнул шар. Побуждение Анны Павловны он одобрил: «Запретить, — это хорошо. Не думающие, не знающие, не понимающие не могут действовать разумно. Не располагающие знаниями, действующие наугад идут, как слепые, по краю пропасти, куда неизбежно свалятся. Идея запрета хороша, но слабовато выражена, надо бы подбавить эмоций». «Некто» щелкнул ногтем по шару, Анна Павловна, встрепенулась, неожиданно для самой себя разозлилась и стала вынашивать план, как унизить, опозорить, высмеять девочку, написавшую столь странное сочинение. За что? Об этом Анна Павловна не думала.
Рука «Некто», изъязвленная до кости, болела все сильнее. Боль усугублялась мерзким тиканьем. Часы на стене отмеряли назначенное время. Его, считавшего себя правителем мира, мудрым, и великим, боялись и слушались многие. Многие играли по его правилам. «Некто» часто развлекался тем, что придумывал всё новые и новые правила. Чем абсурднее были эти правила, тем смешнее и нелепее в его глазах были те, кто их исполнял. Ему нравилось манипулировать то одним, то другим, а то и целыми кланами. Разыгрывались большие многоходовые партии. Люди ставились в ситуации, в которых они, доведённые до отчаяния, забывшие стыд и совесть, окончательно заблудившиеся между добром и злом, совершали злодеяния. Своих марионеток он иногда возносил. Потом, наигравшись, сбрасывал с пьедестала. Людские страдания — его пища. Людские слёзы — лакомый кусок. Ему, пресыщенному властью, наглому и жестокому был подвластен мир людей, но, как показывали ненавистные часы на стене, всего лишь на время. Часы тикали, отмеряя это совсем немногое оставшееся время. «Некто» привстал со своего места, безуспешно пытаясь сдвинуть стрелку часов на несколько делений назад. Стрелка не поддавалась, упорно приближаясь к нулевой отметке. В ярости «Некто» швырнул в часы стеклянным шаром. Задёргались марионетки на ниточках, в горячих точках земли активизировались боевые действия, молодёжь вышла на улицы, требуя, громя, круша и поджигая всё, что попадалось на пути. Подростки расстреливали из автоматов своих одноклассников, матери выбрасывали детей на улицу. Уныние и недоумение господствовали над миром. Но к здравому учению не обращались, выбирая себе в учителя лишь тех, которые льстили бы слуху. Никто никого не слушал, никому не верил и по-настоящему никого не любил. Шар, продолжая крутиться, упал на пол, время внутри него ускорилось. Кто лгал, стал лгать с ещё большим усердием. Лжецов слушали с тем большим доверием, чем абсурднее была ложь. Кто обижал, унижал и оскорблял, был успешен в своем деле. Кто не гнушался прямым насилием, чувствуя свою безнаказанность, изощрялся в жестокости. Думать и рассуждать было некогда и становилось утомительным, поэтому не хотелось. Шар крутился быстрее и быстрее. А часы на стене всё так же неумолимо отсчитывали время.
Девочка с красивым именем спала дома в своей кровати. Написав сочинение, она тут же о нем забыла. Учительница просила показать мир, который видят подростки? Пожалуйста, смотрите, читайте сочинение, написанное языком аллегории, символов. Читайте, дорогие взрослые, мечтающие стать детям другом. Милости просим, в реальность сегодняшнего дня.
Девочка спала, и ей снился город. Она хорошо знала этот город. Не в первый раз видит она во сне его стены, башни и ворота. Днём, бодрствуя, она иногда рисует, иногда пишет о нем стихи. Девочка видит главную улицу города. Эта улица вся из чистого, как прозрачное стекло, золота. Посреди улицы течет река, и воды её чистые, как хрусталь. По одну и по другую сторону реки растут деревья, приносящие плоды круглый год. Городские ворота закрыты, но девочка видит сквозь прозрачные стены, как на главную площадь города стекаются сотни всадников на белых конях. Впереди, в белой одежде их предводитель. Глаза его — огненное пламя, и на голове у него много диадем. Он смотрит на часы на высокой башне у главных ворот. Девочка знает, что когда часы начнут бить, ворота города откроются, и всадники на белых конях, одетые в лучший лён, белый и чистый двинутся стройными рядами вслед за своим предводителем. Она спит и улыбается во сне.