На снимке: дома у писателя Василия Белова в Вологде. Олег Ларионов (слева), Василий Белов (справа), 2002 г.
«МНЕ НУЖЕН ТАКОЙ ДЕДУШКА!..»
Вспоминая Василия Ивановича Белова, начинаешь думать о целой, минувшей уже эпохе, о творчестве, о смысле человеческой жизни, о людях, которые его окружали. Поэтому заранее прошу простить автора этих строк за то, что отвлекусь на эпизоды, не связанные напрямую с личностью писателя.
На областной семинар молодых авторов я, девятнадцатилетний студент филфака, представил свой титанический по объему труд - 600-страничный роман. Одним из руководителей семинара был В.И. Белов. Мнения о моем творении были разные, порой прямо противоположные, и я даже не мечтал о том, что он прочтет его когда-нибудь. Мы с родителями в то время ходили на спектакли, поставленные по его пьесам в областном драматическом театре, на полках магазинов стояли его книги, по его рассказам были сняты художественные фильмы. В общем, Василий Белов был небожитель, живой классик, о встрече с которым я и мечтать не смел. И вдруг после семинара в областной газете «Красный Север» выходит его небольшая статья об этом семинаре с добрыми словами в мой адрес (16 декабря 1979 г., № 288). На всю оставшуюся жизнь я сохранил в душе к нему огромное чувство благодарности за эту небольшую заметку, которая стала для меня своеобразной путевкой в жизнь, своего рода путеводной звездой. Ведь приходилось слышать и критику, в том числе и от «маститых», и руки иногда опускались, но я знал, что Белов считал по-другому, и это придавало сил. Однако В.И. Белов предостерегал: «Молодость в литературе, как и везде, предоставляет человеку свои преимущества и свои опасности. Преимуществ не так уж много, а вот опасностям, как говорится, несть числа…»
Вспоминая то уже очень далекое время, хочу вернуться еще на несколько лет ранее. Мне везло на таких вот старших наставников. В пятнадцатилетнем возрасте я впервые оказался в литературном объединении «Рифма» (впоследствии переименованном в «Творчество»), которое вел поэт, он же корреспондент ТАСС по Вологодской области Юрий Макарович Леднев, по натуре истинный педагог и наставник. Вот тогда пошли и первые публикации в газетах. А наша небольшая «могучая кучка» участвовала в творческих семинарах различного уровня, некоторых моих товарищей приняли в Союз писателей СССР, и мы достаточно близко, дружески общаемся до сих пор. Это поэты Владислав Кокорин, Михаил Карачев, поэтесса Лена Саблина, казавшаяся мне, подростку, странной и загадочной... (Да не обидятся на меня мои друзья Саша Цыганов, Витя Плотников, Сережа Алексеев, Андрей Смолин, и другие, которые «пришли на Вологду» несколько позже).
Критик Василий Александрович Оботуров, хоть и был весьма ко мне строг, признался: - «Вот то, что ты написал в семнадцать лет, нам, старшим, так не написать: восприятие другое, а его не придумаешь». Лишь спустя годы я оценил его слова. Поэт Виктор Коротаев (до той поры я был с ним не знаком), человек весьма харизматичный, встретив меня в коридорах «Красного Севера», куда я зашел в большой перерыв между «парами» в институте, вовсе утащил меня с занятий – «знакомить с богемой». «Раз ты писатель, то должен быть с нами. Да я в твои годы голубей лишь гонял, а тут человек роман написал! - шумел он. - Только дам тебе два совета: не женись до двадцати восьми лет, как гусар, и не пей много. Помереть нам всегда помогут, а вот жизнь любить мы сами научиться должны. Ну, вперед!..»
Я вспоминаю этих людей, своеобразных, талантливых (а их много), чтоб хотя бы штрихом дать читателю почувствовать атмосферу, царившую в то время на литературном пространстве Вологодчины. Не хочется прибегать к идеализации, но мне виделись в той духовной обстановке элементы какого-то литературного братства сродни студенческому, хотя его представители и были людьми весьма непростыми, с разными и порой противоречивыми характерами. Впоследствии я постарался передать эти свои ощущения в одной из своих вещей. Сейчас, с высоты лет, когда полжизни нашего поколения прошло в одной эпохе, а полжизни в другой, и есть что с чем сравнивать, начинаешь понимать, что литературное братство было лишь следствием общей атмосферы в «стране, которой больше нет». Да, тогда не было интернета, «одноклассников», скайпа, электронной почты, сотовой связи; не было миллиардеров, нищих, кипрских оффшоров, а люди были более открыты и отзывчивы. Они мыслили более сплоченно, они не были разъединены и чувствовали у себя за спиной огромное могучее государство. И оно, это государство, полнокровно, не жалея средств, поддерживало литературу и искусство, понимая, что бездуховное общество обречено на гибель.
В писательской организации, как и среди тех, кого считали ее резервом, были люди разных поколений. Однако нравственным и профессиональным эталоном, я думаю, для большинства, как бы сказали психологи, неформальным лидером всегда оставался В.И. Белов. В его натуре была чистота помыслов, искренность порыва, незамутненность мысли. Я уж не говорю об его огромном признании, как писателя, в стране. Считалось, что последнее слово за ним, здесь на него всегда ориентировались. Но вот что главное: Белов это понимал, и свое мнение не выпячивал, подавал его мягко, исподволь.
Одна примечательная деталь: на полях моей рукописи, которую передали В.И. Белову для обсуждения на областном семинаре, аккуратным почерком, остро заточенным карандашом, без нажима, чтоб легко можно было стереть ластиком, стояли замечания, сделанные его рукой - конструктивные и доброжелательные по своей сути. Но однажды эта рукопись попала в руки другого знаменитого писателя, жившего тогда в Вологде - Виктора Петровича Астафьева. Перьевой поршневой ручкой, заправленной фиолетовыми чернилами, он прямо на страницах первого экземпляра рукописи, по центру текста, жирно наоставлял свои реплики. Например: «Зарылся совсем!!!» И подпись: «В.А.» В то время не существовало компьютеров и принтеров, издательства принимали в работу только первый экземпляр машинописи (не более пяти опечаток!), и такое «рецензирование» означало лишь умышленную порчу отнюдь не легкой работы. Как говорится, без комментариев. Я, конечно, потом эту рукопись переделывал многократно, и никто меня к этому не принуждал, но дело не в этом. Дело в другом. Вот два мэтра русской литературы, вот два человека, и вот их отношение к людям.
Да, в юности все мы максималисты, эмоции бьют через край, кипит желание самоутвердиться... Мне думается, как мудрый человек, Василий Иванович посмотрел на ребят нашего поколения, словно бы поверх очков, на всю нашу дурь, увидел главное, и - благословил. Но Астафьев был абсолютно другим.
Считалось, что Белов и Астафьев не очень-то любили друг друга. По этому поводу в Вологодской писательской организации, словно бы в оправдание, ходила известная поговорка: два, мол, медведя в одной берлоге не уживаются. Но я уверен, что инициатором таких холодных отношений был именно Астафьев, от него они исходили, а не от Белова.
Неприятно об этом говорить, но, увы, из жизни, как из песни, слова не выкинешь. В жизни Астафьев был высокомерен, злобен патологически, на дух не переносил чужую славу, и эти его качества перекочевали в целый ряд его последних произведений. Чего стоит одно лишь знаменитое астафьевское «Лучшим днем моей жизни станет день смерти Шолохова!» И это далеко не единственный подобный «перл». Художник слова не землекоп, свою натуру не спрячет, как бы ни старался.
А душа Василия Ивановича Белова была чиста и светла, в ней лучилось сострадание, человеколюбие - и в этом секрет популярности его творчества. Писать ведь многие могут, но не всем дано писать так, чтоб читатель испытал чувство очищения и возвышения. А для этого сам пишущий должен быть Человеком с большой буквы.
Позднее В.Белов снова помог мне своим мнением. На одном из собраний в Союзе писателей он сказал (цитирую по рецензии писателя Сергея Багрова): «Ларионова нужно принимать в Союз писателей не потом, когда он обрастет связями и опытом, а сейчас, когда он воспринимает мир своих героев искренне и честно».
Несмотря на такую вот моральную поддержку, в юности я стеснялся общаться с Василием Ивановичем, все-таки литературная величина, известность, да и по возрасту я ему годился в сыновья. Хотя в общении он был прост, располагающе-приветлив, даже порой наивен. Но не всегда. Иногда я видел его крайне ершистым — с теми, кого он считал своими идеологическими противниками.
Однажды Василий Иванович мне позвонил:
-Слушай, Олег, ты ведь переводчиком работал. Мне много пишут из-за границы. Попереводи мне, пожалуйста, письма, я тебе твои труды оплачу.
-С удовольствием, Василий Иванович. Только бесплатно. И пожалуйста, тему насчет гонораров больше не поднимайте.
Белов спорить не стал. С тех пор и стали мы общаться - и по переводам, и еще по газетным делам. Я был главным редактором областной газеты «Эхо земли» (учредитель - Крестьянский союз Вологодской области), а Белов всегда поддерживал аграрников, в том числе и на выборах. Как-то перевел ему (вслух, с листа) письмо от белого фермера из Южно-Африканской Республики. Тот писал, что сейчас в этой стране кое-где установился апартеид наоборот, то есть негры притесняют белых. Фермер вместе с сыном бежал с насиженных мест и теперь остался не у дел. У него есть приличное состояние, и он хотел бы вложить его в России. Ну а так как Василий Белов - известный крестьянский писатель, а он больше никого в России не знает, то обращается именно к нему за советом, как тут можно вложиться в аграрный или другой бизнес. Кроме того, фермер приглашал и самого Белова при желании поучаствовать в его делах.
-Вот что, Олег, никакой бизнес мне не нужен, сам понимаешь. Помоги человеку, подскажи. Действуй от моего имени, я тебе полностью доверяю.
Я с южноафриканским фермером пообщался, естественно, сообщил, что говорю с ним по поручению знаменитого писателя, рассказал об экономической ситуации в Вологодской области. Он даже позвонил мне как-то на домашний телефон. Правда, мы с трудом понимали друг друга. Южноафриканский вариант английского имеет заметные отличия от британского и американского. Для сравнения, русский человек украинскую «мову» еще как-то уразумеет, а вот иностранец, изучавший только русский, то есть не носитель языка, - вряд ли. Так примерно, думается, было и в этом случае. Впрочем, мы пообщались некоторое время с фермером через электронную почту. Закончилось тем, что он передумал обосновываться в России. Просто, видимо, пришел к выводу, что наша суровая и непонятная страна не для него. Обо все этом я и рассказал Василий Ивановичу.
Однажды захожу к Беловым в подъезд, и уже с первого этажа слышу песню «Валенки» в исполнении Руслановой. На столе в гостиной в великолепном состоянии красавец-патефон, словно только что с завода, словно и нет ему сотни лет. Василий Иванович весь в умилении.
-Слушаю, не могу наслушаться. Бабушка мне одна подарила. Берегла всю жизнь. Смотри, иголки даже в масле - сейчас не найдешь!..
Послушали мы патефон. Потом достает он письмо на английском, в нем форма для заполнения международной лотереи.
-Вы что, Василий Иванович, в лотерею играете?
-Играю, и давно уже.
-И много выиграли?
-В основном все проигрываю.
Я начал с жаром убеждать его, что все это мошенничество и так далее. Что я вот, мол, никогда не играю.
-Ты меня не переубеждай. Заполни форму и письмо отправь. А деньги я им переведу. Только Ольге Сергеевне (жене) ничего не говори.
Впоследствии я понял, что Ольга Сергеевна, конечно же, хорошо была осведомлена о такой забавной слабости своего мужа. Лишь с улыбкой в уголке рта кивала, словно бы снисходя к забаве большого ребенка. Азартный человек был Василий Иванович, прямо как Достоевский! Проигрывал, но все равно надеялся на удачу.
Еще хотелось бы сказать о его особенном, мягком чувстве юмора. Этим чувством способны обладать только действительно творческие, широкие натуры, кто хорошо видит относительность многих вещей в жизни. Василий Иванович как-то мне протянул огромный свой том «Час шестый» и подписал: «Дорогой Олег! Читать это долго. Разрешаю не читать. Желаю удачи во всем! Белов». Я просто не мог удержаться от смеха.
...С Ольгой Сергеевной он, бывало, заговорит в строгой и даже властной манере этакого крестьянского хозяина, требовательного, но справедливого. Она улыбается. Понятно ведь, это лишь форма, а в действительности между ними отношения очень добрые...
Однажды я зашел к Белову с младшей дочкой Мариной, которой было тогда лет шесть. Когда ей было три, дед Иван, некоторое время нянчившийся с ней, вскоре ушедший из жизни, прозвал ее Вождем Краснокожих (по рассказу О. Генри). И было за что. Я ее как-то вместе со старшей сестрой Юлей отправил в цирк. Встречаю после представления. Младшая цветет, на старшей - лица нет. Оказывается, все представление Марина бегала вокруг манежа, приветствуя клоунов и цирковых артистов, аплодировала и прыгала, и Юля, которой я поручил следить за сестрой, никак не могла ее поймать. «Зачем ты это делала?», - спрашиваю. – «Для кра-со-ты!», - отвечает с выражением.
Вот и сейчас, пока мы разговаривали, Марина сновала по комнатам большой квартиры, изучая картины и необычные предметы интерьера. Василий Иванович с добродушием и снисхождением смотрел на неугомонного ребенка. Поговорил с ней, поспрашивал, кем она хочет стать. А потом, когда мы ушли, Марина мне говорит: «Мне нужен такой дедушка! Почему у меня нет такого дедушки?..» В общем, Василий Иванович ей очень понравился. А ведь чтоб понравиться ребенку, надо обладать особыми душевными качествами. Ребенка не проведешь, он сразу почувствует фальшь...
В средине постперестроечного безвременья по линии ЮНЕСКО в Вологодскую писательскую организацию поступило письмо, в котором предлагалось направить перспективного молодого писателя на международную встречу литераторов в Париже. Естественно, гарантировалось комфортное проживание, бесплатный стол и прочее. Требовались две рекомендации. Василий Иванович сказал: - Я тебе рекомендацию, конечно, напишу. Но сам реши, нужна ли она тебе. Как бы я тебе не навредил. Белов ведь не однозначно воспринимается. Время теперь другое. Для тех, кто страну кромсает, для наших заклятых друзей на западе я - как красная тряпка для быка. Кого им надо, какая их цель, кого они среди наших ищут - это еще вопрос!
-Если вы, Василий Иванович, для них как красная тряпка, так зачем мне-то такой симпозиум! - ответил я. - Но давайте все-таки для интереса посмотрим на их реакцию.
Василий Иванович написал мне краткую рекомендацию. Вторую написал секретарь писательской организации Александр Алексеевич Грязев и направил их адресату.
Реакция на рекомендации Белова и Грязева по линии ЮНЕСКО оказалась отрицательной – пришел вежливый отказ. Так что Василий Иванович оказался прав: очевидно, западные кураторы подыскивали хорошо управляемый персонаж с «новым мы'шлением» (по Горбачеву), который бы целовал взасос новый мировой порядок, возникший «за счет России, и на обломках России».
Василий Белов отнюдь не принадлежал к тому слою творческой интеллигенции, благодаря которой во многом и стали возможными центробежные процессы в государстве и профанация вековых истин, на которых оно держалось тысячелетие. Еще после публикации пророческого романа «Все впереди» (который произвел на меня серьезное впечатление) не все стало гладко в его творческой биографии. Кой-кто понял, что это отнюдь не тот умильный «писатель-деревенщик», который льет слезы над умирающей лубковой деревней, и в качестве которого его однобоко стремились представить в столицах. Ему ставили препоны, откровенно хамила критика. Он кратко и с довольно равнодушным, отстраненным сожалением посетовал мне на это. А я помню попавший мне в руки солидный энциклопедический том-справочник с лаконичными биографиями известных писателей и деятелей искусств, изданный в Москве. Там стояли ни о чем не говорящие фамилии. Смотрю — артистка Белохвостикова. А Белова - нет! Вот так легким росчерком пера эти политические подголоски решали, кто что-то значит для России, а кто нет.
Да, в 90-е не печатали ни его, ни Распутина, ни других писателей-патриотов. Фронтовик Юрий Бондарев отказался от ельцинской медальки и швырнул: «От предателя я наград не приму!» Понятен был жест человека, проливавшего кровь за страну, которую сдали без боя. И долгие годы читатели вынуждены были изучать творчество выдающегося русского советского писателя, участника Великой Отечественной войны, орденоносца по старым советским изданиям. Зато Виктор Астафьев двумя руками поддержал продажный и позорный ельцинский режим, и был удостоен такими благами, которые не снились ни одному писателю за всю историю советской литературы. Ельцин выделил ему из госбюджета на издание сочинений многие миллиарды рублей - случай беспрецедентный! Каким быдлом изображен в них русский народ — как говорится, идите и увидите. Астафьев — едва ли не единственный этнический русский среди литераторов, одобривших кровавый указ Ельцина о расстреле Дома Советов и требовавших закрытия патриотических изданий (обращение «Писатели требуют от правительства решительных действий», «Известия», 5.10.1993 г.).
О прошлых эпохах потомки смогут более всего судить именно по свидетельствам очевидцев и современников, а это волею судеб чаще всего писатели. Возьмем Солженицына, крупнейшего фальсификатора эпохи. Его растиражировали на западе, а потом у нас даже включили в школьную программу (чисто политический жест, осуществленный в интересах компрадорской "элиты" с целью манипуляции сознанием подрастающего поколения). И выясняется, что данные о репрессиях преувеличены им в разы, факты искажены или просто лживы. Художественный уровень книг этого математика лично я считаю весьма посредственным. Так что он больше сделал для Родины — пользы или вреда — ответ на этот вопрос для меня не вызывает каких-либо сомнений. Помните: «Можно обманывать часть народа, но нельзя все время обманывать весь народ!» Поэтому от честности писателя зависит и образ нашего времени, то, каким увидят его потомки. Что касается В.И.Белова, на мой взгляд, он обладал высшей степенью человеческой порядочности, и именно это качество позволит потомкам верить его произведениям.
Я часто встречал Василия Ивановича на городских улицах с клюшечкой. В начале 2000-х (точно не помню, в каком году), 1 января часов в восемь утра подхожу к перекрестку улиц Герцена и Яшина (я там живу). Ослепительно белый пушистый снег вокруг, погода мягкая. На улицах — никого, ни людей, ни машин. Василий Иванович довольно быстро идет со своей клюшечкой по Герцена в сторону льнокомбината. Поздравили друг друга с Новым годом.
-Василий Иванович, вы так далеко ушли от дома! - говорю (здоровье у него было уже не важное).
-Ничего, дойду, моцион мне полезен!
Я так много встречал на улицах родного города близких мне людей, это, видимо, на уровне подсознания определяло какой-то внутренний жизненный ритм. И иногда эти люди пропадали. Навсегда. И тогда ритм ломался, и что-то становилось не так. Наступала пустота, и ее трудно было заполнить...
В своей небольшой статье я обошел, казалось бы, главное — литературные труды В.И.Белова. Но об этом много написано и будет еще написано. Меня попросили поделиться личными воспоминаниями об этом замечательном человеке. Вот таким мне запомнился один из крупнейших русских писателей ХХ века, государственник и патриот России, мой старший товарищ по цеху, хороший русский человек с открытой и широкой душой, наш земляк, вологжанин Василий Иванович Белов.
ОПУБЛИКОВАНО: журнал «Лад вологодский», №2 за 2014 год;
журнал "Отечеству на пользу", №11, 2022 г.
https://vk.com/bibliogurman?w=wall-18287526_25380
(выступление О.И. Ларионова о В.И. Белове).