Пропасть между людьми и Богом религия создаёт

Валерий Яковлевич Гендель
3. Пропасть между людьми и Богом именно религия создаёт.

Сон Лены П.: Видит она себя девочкой, смотрящей вдаль. Вдали светлое небо, а перед небом пропасть. Но взгляд таков, что линия края земли сливается в одно с линией горизонта, и пропасти не видно.  Затем девочка с босыми ногами садится за рояль и выступает перед зрителями на английском языке. Зрители в восторге, оттого что девочка босыми ногами нажимает на педали.
1997. Все дети, котята, кутята, за исключением, хороши, потому что чисты. А чисты они потому, что в них еще не вошла их Душа с наработанными в прошлых воплощениях качествами. Соответственно, так же хороша всякая идея в своей молодости. Христианство в своем начале несет людям искренность, во-первых, в отличие от фарисейства в религии того времени. Образ в видении с пропастью между землей и небом, которой не видно девочке, натурально показывает то, что получится из идеи, когда девочка вырастет. Пропасть между Богом и людьми – так я назвал одну из своих глав выше. Я пропасть увидел, а люди этой пропасти не видят: они ходят в церкви, молятся, называют себя верующими и думают, что никакой пропасти нет, поскольку они же верят и Бог с ними.
И как не верить в то, что в действительности есть? Что есть? Почти в каждой церкви есть хоры, что-то поющие, в специальных учебных заведениях готовят регентов для этих хоров. В средние века в Европе в церквах ставили органы и лучшие музыканты (Бах) писали для органов музыку. Вспоминаю я об этом к тому, что посредством музыки и песнопений человек вводится в определенное возвышенное состояние: дух человека, очарованный звуками музыки, воспаряет в выси, где ему хорошо. В принципе, и без музыки в церквях присутствует энергия Духа Святого, если церковь строилась на месте, где чувствующий энергию почувствовал концентрацию её. Энергия в церкви  такая, что умиротворяет паству, сообщая каждому благостное состояние. В Европе в средние века в церкви люди ходили не только молиться, но и слушать музыку. Об этом я сужу по Домскому собору в Латвии, куда в советские времена водили людей на экскурсии.
Справка:
Рижский Домский собор (латыш. R;gas Doms, нем. Dom zu Riga) — кафедральный собор города Риги, его символ и одна из главных достопримечательностей. Является крупнейшим средневековым храмом стран Балтии. Название собора происходит от латинских выражений — «Domus Dei» («Дом Бога») и «D.О. М.» (сокращение от Deo Optimo Maximo, «Всеблагому Величайшему Богу»). В настоящее время — главное церковное здание Евангелическо-Лютеранской Церкви Латвии. Наравне с церковью Святого Петра и собором Святого Иакова, является высотной доминантой Старой Риги и образующим градостроительным элементом старого города (в частности, ключевым зданием Домской площади).
Главной достопримечательностью Домского собора является его орга;н, установленный в 1883—1884 годах. Орган был изготовлен фирмой «E.F.Walcker & Co» из города Людвигсбург. Он заменил прежний инструмент, работавший с конца XVI века, который неоднократно перестраивался и расширялся. Изменения касались не только механики и труб, но и проспекта органа, его декора и цвета корпуса, поэтому в декоративной резьбе присутствуют детали стилей маньеризм, барокко и рококо.
Впечатляющий орган высотой в 25 метров включает в себя 6 768 труб (по другим сведениям — 6 718), металлических и деревянных, длиной от 13 мм до 10 м. Орган имеет четыре клавиатуры для рук и одну для ног — педаль. На большом пульте — 124 регистра и 47 рычагов для включения различных вспомогательных механизмов. С малого пульта органа, находящегося на нижнем балконе, можно играть на 25 регистрах. Воздух подается при помощи шести мехов. Самый большой из них имеет размеры 2,5 ; 6 м. На момент постройки орган Домского собора являлся крупнейшим в мире. Огромную художественную ценность представляет проспект — фасад органа, центральная часть которого сохранила декор от инструмента конца XVI века. Большая часть декоративной резьбы относится к 1599—1601 годам изготовления и выполнена мастером Якобом Раабом в стиле маньеризм или раннего барокко. Трубы проспекта сохранились от прежнего инструмента и давно не звучат. Новый инструмент Валькера был возведён за старинным корпусом и не соприкасается с ним. Большой орган Домского собора считается одним из важнейших памятников немецкого органного романтизма в Европе. По своим габаритам, конструкциям и красоте интонировки, хотя и не по числу труб, он по-прежнему остаётся самым большим органом всего Балтийского региона и бывшего СССР.
Произведения для органа Домского собора писали, в числе прочих, и такие известные композиторы, как Франц Лист и Макс Регер».

Орган это символ того, во что превратила религия общение человека с Богом. В идеале, как в нашем фильме «Мусульманин», человеку для общения с Богом ничего не надо, кроме чистого поля. Не надо  икон, поскольку это то же самое, что идолопоклонничество, не надо золотом украшенных церквей, не надо священников, -- ничего не надо. Кстати, ТВ показывает, как одевают нашего патриарха на Пасху. Одежд столько, что двое помощников только успевают поворачиваться, чтобы надеть всё это и застегнуть. Само одевание сделали таким ритуалом, что спектакль получается. И каждая одежда что-то значит: рассказывает комментатор. Последним надевают на патриарха   головной убор, который означает, оказывается, кровавую повязку на голове Иисуса Христа. У патриарха эта повязка больше похожа на царскую корону: блестит она золотом и камнями.  Сколько в органе деталей, столько же напридумано религиями разных сцен, которые играются в церквях. И во всех этих сценах есть своя сила воздействия на прихожан, сравнимая с силой воздействия органной музыки.
В восторге должны быть прихожане от церковных игрищ таком же, в каком бывают зрители от искренне исполненной  органистом музыки.
 Различают музыканты музыку детскую и музыку взрослую. Слышат они, когда ребенок играет музыку по-взрослому и говорят о талантливости ребенка в этом случае. Самое лучшее исполнение, когда есть в музыке искренность ребенка и полнота вдохновения, свойственная взрослому.  Одним словом, превратила религия общение человека с Богом в такой спектакль, в котором Богу места не осталось.