Что-то в последнее время Санек стал нерасторопным, слишком долго не открывает. Санек - охранник с паркинга. Его функция - нажимать кнопку открытия-закрытия ворот и фиксировать в потрепанной тетради номера въезжающих - выезжающих машин.
У арендаторов домового подземного паркинга нет дистанционных ключей. Когда они подъезжают, Саня, увидев их в камеру внешнего наблюдения, открывает ворота. Выезжают с паркинга также как въезжают, за тем исключением, что он видит машину в окошко, а не на мониторе.
Саня сидит на паркинге в специальной комнате, где кроме кнопки и монитора есть продавленный диван, стул, колченогий стол, на котором стоит лампа, электроплитка и набор разнокалиберной щербатой посуды, загнанный в дальний угол, периодически дрожащий крупной лихорадкой холодильник с проржавевшими боками, небольшой телевизор, раскинувший развесистые рога-антенны, и крохотный туалет с видавшей виды финской б/у-шной стиральной машиной. Да, у него еще есть пожелтевшая, с мутными стеклами, душевая кабина, в которой лейка болтается на черном резиновом шланге, а держатель торчит над головой коротким бесполезным обломком.
Санек полностью автономен. При желании он вообще может не подниматься наверх. Сейчас зима, и он почти все время сидит в своей комнатке. Санек не выходит утром и вечером на поверхность, когда поток машин особенно большой. Днем трафик становится рваным и непредсказуемым, но оставить открытыми ворота и сбегать до магазина, как он делает это летом, нельзя - надо поддерживать в паркинге температуру выше пяти градусов тепла. Поэтому сейчас Санек выходит наверх только ночью, через дверь в воротах, запирающуюся на ключ, и, делая короткую вылазку в ближайший круглосуточный продуктовый магазин, быстро возвращается назад.
Не все обладатели парковочных мест знают его в лицо, потому что Санек редко зажигает верхний свет в своей комнатушке, пользуясь в основном настольной лампой. Может это и к лучшему, потому что вид его может и напугать неподготовленного человека с поверхности. Неопределенного возраста, бледный до зелени от отсутствия движения и свежего воздуха, Санек смотрит на мир с высоты своих метр восьмидесяти пяти выцветшими то ли серыми, то ли голубыми глазами. Впалые щеки, поросшие редким, начавшим уже седеть, волосом, розовятся нездоровыми пятнами. Мосластые, когда-то сильные руки, теперь плетьми болтаются при ходьбе. Он всегда расхристан и помят, хотя и не грязен. Видимо утюгом Саня вообще не пользуется. Да и зачем он ему, если значительную часть времени Саня проводит на диване в полудремотном состоянии. Правда, Санин жизнерадостный нрав при этом каким-то чудом все еще сохраняется, только проявления его становятся все реже и короче. Теперь это происходит исключительно после принятия некоторого количества водки. Махнув первые два стакана, Санек, сверкая двумя передними золотыми зубами, начинает балагурить и вспоминать жену, оставленную дома три года назад в одной из станиц Краснодарского края. Запала, однако, хватает ненадолго, через полчаса он незаметно напивается, и в нем просыпается сержант стройбата советской армии. Со словами: “Вешайтесь, слоны!”, Санек выкатывает глаза и начинает строить всех, кто находится в этот момент рядом с ним. Потом он засыпает мертвым сном. Эти этапы перерождения его личности из “доктора Джекила” в “товарища сержанта”, происходят каждый раз с механической точностью, иногда только различаясь по продолжительности.
Продукты Саньку раз в неделю передает розовощекий, круглолицый, всегда довольный жизнью уполномоченный собственника паркинга Андрей. Это занимает у него ровно пять минут. Надолго он здесь появляется только один раз в месяц, когда приходит собирать месячную плату за машино-места. Андрей непосредственный начальник Сани. Обычно, за несколько дней до срока, он вывешивает два экземпляра объявления с датой и временем сбора денег: одно возле окошка комнаты охраны, второе на выходе из паркинга во двор дома. При въезде, машина, шелестя шинами и помигивая стоп-сигналами, спускается по наклонному пандусу вниз, упирается в стену с окошком и дверью комнаты охраны, затем поворачивает налево и заезжает на сам паркинг, где в противоположном конце есть выход с двадцати пятью ступеньками наверх. Таким образом, объявление, распечатанное Андреем на принтере и с любовью обведенное красным маркером, не может остаться незамеченным. В день сбора платы он открывает окно-амбразуру и усаживается перед ним за Санин стол, всматриваясь через лобовые стекла въезжающих машин в лица водителей ласковым манящим взглядом. Андрей открывает окно не потому, что хочет лучше разглядеть людей, он просто не может сидеть в этой комнате, когда окно закрыто - спертый запах берлоги тяжело бьет в нос. Позади него на диване сидит отечный Санек, который в отведенные шесть часов для сбора денег периодически куда-то отлучается. Андрей отпускает Санька погулять, великодушно беря на себя обязанность по нажатию кнопки и фиксированию в тетради номеров машин. Зарплата у Санька мизерная, но его устраивает, ведь за жилье и еду он не платит, а далекая жена, похоже, давно махнула на него рукой, и ничего не ждет от него. Раз в месяц, после получения зарплаты, Санек выходит на дневной свет и закупает в ближайшем магазине водку. Этот день у него по праву считается праздником, потому что начальство официально разрешает купить водки. Вообще пить ему строго запрещено, но по ночам, когда машины почти не ездят, он открывает заготовленную бутылку, выпивает ее редкими полными стаканами, после чего засыпает. Правда, пьет он гораздо чаще, чем один раз в месяц. В это время его практически невозможно разбудить, и ворота остаются закрытыми, пока кто-нибудь из арендаторов сам не откроет их. Тем, кто выезжает проще: изнутри, возле ворот есть кнопка аварийного открытия. Хуже тем, кто приезжает, они или вынуждены бросать машины на улице, или входить на паркинг со двора, и, пройдя его насквозь, открывать ворота изнутри. В связи с этим, некоторые особо возмущенные арендаторы периодически требуют немедленного увольнения Санька. Поначалу его действительно несколько раз выгоняли за халатное отношение к работе, но мигранты из Средней Азии, которых брали на замену, долго не выдерживали, и Санек всегда возвращался.
У него есть еще одна обязанность, которую он ненавидит и оттягивает до самого последнего момента - это ежемесячная влажная уборка паркинга специальной полотёркой. В будний день, когда на паркинге находится меньше всего машин, Санек моет полы. Воткнув длинный провод в одну из розеток, выведенных на многочисленные колонны, подпирающие низкий плоский свод, Санек толкает впереди себя ревущий, вращающий щетками оранжевый агрегат, который оставляет после себя широкий мокрый след чистого бетона. Глядя со стороны, кажется, что он толкает перед собой гигантскую визжащую улитку, медленно пробираясь между зубами оскаленного прямоугольного рта, с застрявшими кое-где машинками. При этом звук, как мятущаяся душа, носится из угла в угол паркинга, ища выход и, не найдя его, набрасывается на Санька все новыми и новыми волнами, как будто пытаясь, вытолкав его душу, занять ее место в теле.
Постепенно Санек превращался из охранника в пленника паркинга. Всегда незаметный для занятых своими делами владельцев машин, он, тем не менее, обеспечивал упорядоченную жизнедеятельность на территории этого сооружения.
За время с начала своей работы он пережил несколько этапов изменения отношения к паркингу, машинам и их владельцам.
Первый этап был этапом всемогущества. Поиграв кнопкой, Санек почувствовал ее власть. Возможность простым нажатием открывать-закрывать ворота наполняла его силой. Он использовал ворота паркинга так же, как святой Пётр использовал ворота в Рай, только вместо вновь преставившихся душ участи своей ожидали несчастные водители. Пикантность заключалась в том, что Санек, в отличие от Петра, сохранял некую анонимность, а, следовательно, волюнтаристскую свободу действий. Этот период был насыщен разного рода стояниями машин перед воротами. Не известно чем он руководствовался при назначении наказания, но никто не был застрахован от нелепого простаивания в ожидании, когда же Санек соизволит нажать кнопку. На самом деле, в его действиях никакой логики не было, просто он таким образом реализовывал свою классовую ненависть. Закрытая на замок дверь ограждала его от немедленной расправы, но звонки Андрея, разбуженного посреди ночи взбешенными жертвами террора, настигали его ураганным матом из старенькой Нокии 3310. Саню огорчала такая его лимитированная власть, которая больше всего смахивала на конституционную монархию. Ему хотелось безграничной, абсолютной власти над всеми этими выскочками, которым повезло своровать где-то денег, чтобы купить квартиру и машину, но каждый раз реальность в виде розовощекого начальника грубо осаждала Санины притязания.
Продолжался период “стояния” около полугода, пока Андрей, оштрафованный собственником за уход нескольких арендаторов, не выгнал Санька первый раз.
Через месяц Андреиных мучений с поиском охранника, Санек вернулся на свой продавленный диван, и начался второй период.
За месяц отсутствия Санек соскучился по своему узилищу и табуну железных коней, который он охранял. Теперь по ночам Санек ходил по паркингу и разглядывал, гладил, похлопывал вверенные ему машины. Он напоминал скупого рыцаря, спускающегося в подвал к сокровищам. В это время его фантазия усиленно работала. Он представлял себя владельцем всех этих мерседесов, бмв, лендроверов, кадиллаков и прочих авто поменьше и попроще. От долгого сидения в своей тесной вонючей комнатке, Санек немного подвинулся умом. Он начал ревновать “свои” машины к их хозяевам. Нет, теперь все обходилось без стояния перед воротами, Санек дорожил местом. Ему никак нельзя было лишаться своих машинок. Говорят, викинги внутрь драккаров сажали рабов, которые должны были постоянно вычерпывать из трюма просачивающуюся воду. Через непродолжительное время новичок-черпальщик сходил с ума от темноты, замкнутого пространства и монотонности работы. Он начинал отождествлять себя с кораблем, впрочем, также как и викинги, только свободы плыть, куда он хочет, умереть, когда он хочет, у него не было, и через некоторое время он превращался в нечто среднее между домашним животным и веслом. Некоторые черпальщики могли жить долго. Один такой несчастный обломком меча, случайно упавшего к нему с палубы, за несколько месяцев проделал дыру в дне драккара и затопил его, утонув вместе с ним, таким способом, наконец, получив свободу. Возможно, он даже и не понимал, зачем это делает, подчиняясь только необходимости по давно забытой причине каждую свободную минуту тупо ковырять просмоленные дубовые брусья. Санек все больше походил на такого черпальщика, постепенно теряя чувство реальности. Он начал всерьез верить в то, что паркинг и все что есть на нем принадлежит ему. Неизвестно чем бы это все кончилось, если бы в одну из ночей нетрезвый Санек не сорвался и не наорал на совершенно случайного мужика, собирающегося ехать в аэропорт встречать жену с ребенком. Санек в состоянии “сержанта” орал на мужика за то, что тот посмел трогать машину без его разрешения. На следующий день Санек с вещами пришел к своей зазнобе Ленке - кассирше из круглосуточного.
Через месяц, после очередных мучений Андрея с не говорящим по-русски таджиком и деятельных хлопот Ленки, Санек второй раз вернулся на паркинг.
Эти четыре недели, проведенные у Ленки, пошли ему на пользу, Санек избавился от навязчивой идеи о тайном обладании паркингом и его содержимым. Для борьбы с одичанием подчиненного, Андрей притащил старый компьютер, подключил безлимитный Интернет, и жизнь Санька изменилась к лучшему. Настал третий этап в его подвальном существовании.
Теперь Санек, не принимая близко к сердцу работу и все с нею связанное, полностью перешел в виртуальный мир. По-прежнему нажимая на кнопку и записывая номера машин, он жил теперь исключительно Интернетом. Ленка интересовала его все меньше, а вот два таджика, убирающие двор и подъезды дома, стали заходить к нему все чаще. Эти два достаточно молодых человека с черными бородами, но с выбритыми усами, производили впечатление моджахедов-террористов, которых отправили на отдых и лечение. Некоторые жители дома так и думали, но надеялись, что “этих исламистов” арестуют полицейские. Но они не были моджахедами, они только готовились ими стать. С Саньковского компьютера они заходили на разные фундаменталистские сайты, где велась вербовка на Ближний Восток. Они искали возможность уехать туда, где нужна доблесть простого воина, умеющего только убивать и умирать, где образование, наука и искусство слишком сложны, недостижимы, и поэтому не нужны. На сайтах все было написано или арабской вязью, или кириллицей, но на иностранном языке, и Санек, естественно, не понимал, о чем там говорится. Только один из парней умел читать, и он пересказывал прочитанное второму. Он же периодически на ломаном русском заводил с Саньком разговор о Всевышнем, о справедливости. Санек слушал, и поначалу эти рассказы вызывали у него интерес, а идеи - отклик и сочувствие. Особенно его подкупала идея полного отсутствия ответственности человека за свои поступки, поскольку на все в этом мире имеется воля Аллаха, без которой не шевельнется и лист на дереве, как объяснял Амиджон. Так звали этого парня. “Все, что делает человек, - говорил Амиджон, - он делает по воле Аллаха, который водит рукой этого человека. Мы все орудия в Его мудром, но непостижимом для смертных замысле”. По его словам выходило, что он, Санек, все делал, делает и будет делать по воле Всевышнего.
Неделю назад Амиджон и его напарник уехали туда, куда они так стремились. Санек лежал на своем диване, всматриваясь в высокий потолок, тонущий в сумерках, и раздумывал над своей жизнью. Покорно согнув тонкую кольчатую шею, запыленная лампа упиралась конусом желтого света в стол. Полночь молчала звенящей тишиной. Только в открытое на ночь окно залетало тихое потрескивание остывающего двигателя припозднившейся машины, да в вентиляционной шахте тревожно подвывало. По словам Амиджона получалось, что это Всевышний загнал его в эту конуру для какой-то своей цели, которую его слабый разум не в силах понять. Санька вполне устраивало такое объяснение его положения. Действительно, весь путь не был его осознанным выбором. Санек брел по земле, не оставляя следов. У него не было детей, и жил он раньше в доме, который достался в наследство жене. “Вся жизнь прошла мимо. Как-то не так я жил, неправильно”, - с досадой подумал он. “Вот если бы можно было все вернуть назад…”
Вдруг на улице раздался пронзительный крик. Где-то совсем близко бессвязно кричала женщина. Она не звала на помощь. Она кричала от боли и отчаяния, как будто оплакивала кого-то самого близкого, любимого, кого только что потеряла. Санек привстал со своего дивана. Даже у него, человека лишенного воображения, в голове нарисовался образ женщины, которая, упав на колени и разрывая на себе одежду, воет и рыдает над распластанным на утоптанном грязном снегу телом. Санек нерешительно двинулся к двери и протянул руку к замку, но тут же отдернул ее. “На все воля Всевышнего. Значит, так было надо”, - подумал Санек и повернулся к дверце холодильника. Налив себе полный стакан водки, он начал подносить его ко рту и снова остановился. Он вспомнил, что Аллах запрещает пить спиртное. Немного помедлив, Санек залпом осушил стакан. “Я не виноват, на все воля Всевышнего”, - он облегченно выдохнул, найдя правильное объяснение своему поступку. Крепко зажмурившись от обжигающей пищевод водки, Санек нащупал в холодильнике кусок вареной колбасы.