Чаще всего Стас приставал к Альбине на химии, литературе и истории, поскольку учителя по этим предметам были не слишком строгие. На уроках стоял шум и гам, по классу летали записки, и самые интригующие – конечно те, которыми обменивались Стас и Альбина. К середине второй четверти они вели оживлённую переписку, и если самое первое послание Стрельникова Альбина порвала, то на последующие – не столь высокопарные – уже отвечала. Чаще всего записки были в форме шуточек. К примеру, он писал ей: «Пригласи меня к себе домой!» – а она отвечала: «Обязательно. Оркестр заказывать?»
Я через Алино плечо читала всё, что пишет ей Стрельников, а его друг Саша Вишняков, сидевший рядом с ним, вслед за Стасом читал ответы Альбины.
Поскольку Альбина не верила в искренность Стрельникова, любое его слово могло быть истолковано ею совершенно в обратную сторону, и в ответ она всегда находила, чем его ужалить, – её выпады против Стрельникова были куда острее, чем всё его паясничество. Зная, что Стрельников крайне самолюбив, – она била по его самолюбию. И удары попадали в цель. А Стасу далеко не всегда удавалось подобные обиды проглатывать. Нередко он ей отвечал, со своей стороны тоже стараясь задеть её за живое. Впрочем, Альбина обладала одним веским преимуществом – она не была влюблена в Стрельникова, поэтому ей было всё равно, что он подумает и как надолго обидится. Стасу же, напротив, было далеко не безразлично, как Алечка отнесется к его словам, и он не решался задевать любимую девушку слишком сильно.
Главным оружием Альбины, которое никому не удавалось отразить, была её способность сочинять довольно меткие эпиграммы. В школе большой популярностью пользовались эпиграммы на директрису и завучей. Правда, Альбина старалась не афишировать свое авторство, да и сами эпиграммы, дабы не нажить себе лишних неприятностей. Читать позволяла только ближайшим друзьям – под строжайшим секретом. Однако от меня у неё секретов не было, и мне были известны все её эпиграммы, как и лирические стихи, посвященные Вадиму Большакову. Впрочем, последние ей удавались далеко не так хорошо, как эпиграммы, – может быть, чувство было не слишком сильным. А вот антипатиям №1 и №2 досталось по полной программе. Здесь Альбинка могла оттачивать своё перо совершенно безбоязненно, и эпиграммы ходили по рукам, кто-то их даже переписывал – настолько пришлись по душе. Один Стас, значившийся антипатией №3 и часто служивший объектом насмешек прозаических, поэтому не столь обидных, всё никак не становился объектом её музы. Но однажды на Альбину нашло вдохновение, и она сочинила стихотворение под названием «Старая пластинка», которое сперва дала прочесть мне, – и, разумеется, мне оно показалось занятным. А на первом же уроке, получив от своего лирического героя очередное послание с очередным признанием в любви, она принялась старательно переписывать своё творение на отдельный тетрадный листок. Я поняла, что она собирается отправить его Стрельникову в качестве ответа и прошептала ей на ухо: «Аля, не делай этого!» – «Почему?» – удивилась она. – «Боюсь, что Стрельников юмора не оценит». – «Это уже его проблемы», – усмехнулась Алечка и, дописав стихотворение с соблюдением всех знаков препинания – поскольку придавала этому большое значение, – пустила послание по рядам, и уже через две минуты Стас держал его в руках, а Альбина краем глаза следила за его реакцией, с трудом сдерживая улыбку. Но, как я и предполагала, Стас не разделил её веселья, напротив, заметно помрачнел и больше ни разу в течение урока не посмотрел в её сторону. Разумеется, никакого письменного ответа не последовало – Стрельников не мог сражаться предложенным оружием и ответить в поэтической форме и достаточно остроумно, чтобы нейтрализовать Алины выпады. Впрочем, в сравнении с другими эпиграммами, сочиненными Альбиной, данное стихотворение было вполне безобидно. Но, конечно, не для такого самолюбивого молодого человека, каковым являлся Стас. Тому было более чем неприятно читать следующие строки, вышедшие из-под пера любимой девушки:
Всё начинается сначала,
И в честь мою заводишь вновь
Ту песню, что уже звучала, –
Про вечную твою любовь.
Не ожидала вновь услышать
Я эту старую пластинку.
Не мог бы сделать чуть потише? –
Ведь знаешь сам, что не в новинку.
Мой милый мальчик, чтоб развеять
Свою тоску – мог что-нибудь
Найти немного поновее
И полиричнее чуть-чуть.
Совсем уж не оригинально
Одну и ту же песню петь.
И в детстве на ухо, случайно,
Тебе не наступил медведь?
Со слухом явно есть проблема.
Без фальши можешь ноту взять? –
Всё ж ведь любовь – такая тема… –
И сам бы должен понимать.
У Лукоморья Кот Учёный
Всё по цепи ходил кругом.
Ты пел уже, что ты влюблённый.
Так спой о чём-нибудь другом!
Вероятно, в течение урока Стрельников обдумывал план мести. Такой выпад со стороны Шаховской не мог остаться без ответа. И мои опасения полностью оправдались. Стрельников больше не смотрел в сторону Альбины, но едва прозвенел звонок на перемену и мы вышли из класса, как он догнал нас и, поравнявшись с Альбиной – опять не глядя на неё, – процедил сквозь зубы: «Мымра рыжая…»
Этого было достаточно, чтобы теперь уже Альбина почувствовала себя смертельно обиженной. От её весёлого расположения духа не осталось и следа. И если она сумела на весь оставшийся день испортить настроение Стрельникову, то последнему в отношении неё это удалось ничуть не хуже.
В глубине души она была уязвлена. Её посмел оскорбить какой-то наглый мальчишка, – а подобного оскорбления она не простила бы никому – Стрельникову особенно, – поскольку уверена была, что это и есть истинное его мнение о ней. Она не верила Стасу, когда тот делал ей комплименты, говорил, что она самая красивая, но стоило ему придраться к её внешности, отыскать в ней какой-то недостаток (которого в действительности не существовало) – она тут же решила, что это как раз и есть то, что он о ней думает.
После этого случая они на какое-то время совершенно перестали друг с другом разговаривать. Стрельников понял, что цель достигнута – Альбина обиделась, – но поскольку сам был обижен не меньше – поначалу не хотел ничего сглаживать.
Но продержаться ему удалось не долго. Уже через две недели на уроке литературы он отправил Але записку, в которой говорилось: «Предлагаю мир!» Альбина порвала записку, – таким образом, мир был отвергнут. Тогда Стас написал следующую записку: «Аля, ты на меня совсем не смотришь… – Почему?» – а сам сидел, уставившись на неё, как в былые времена, словно и не было «рыжей мымры». Но Альбина таких обид не забывала. Она так и не повернула головы в сторону Стрельникова. Тогда он подбежал к ней сразу же по окончании урока и в течение перемены не отходил ни на шаг и всё спрашивал: «Аля, почему ты не взглянешь на меня? Я тебя люблю! Ты не веришь?» Альбина молчала. А Стас продолжал: «Аля, почему ты не желаешь со мной разговаривать? Ответь мне!» Но его красноречие пропадало даром, – Альбина лишь смерила его равнодушным взглядом и опять отвернулась. После чего Стас сделал вывод, который изрёк с тяжёлым вздохом: «Ты меня не любишь…» – И тут только Альбина нарушила молчание и, с усмешкой взглянув на Стрельникова, произнесла: «Наконец-то понял». – «Ну почему ты не хочешь меня полюбить?» – произнес он с глубокой печалью. Но Альбина опять ничего не ответила. Так и пришлось ему уйти ни с чем.
Но Стас не мог на этом успокоиться. Он знал, что Альбина обиделась из-за «рыжей мымры» и теперь каждое его слово воспринимает в штыки. Ему необходимо было как-то разрядить обстановку и смягчить смысл прежде сказанного. Задача, казалось бы, невыполнимая. Даже если постараться замять случившееся и никогда более не произносить слово «рыжая» и, тем более, «мымра», то, учитывая женскую злопамятность, Альбина вряд ли скоро забудет досадный инцидент. Как же дать понять ей, что он вовсе не считает её мымрой и ему нравится цвет её волос, как и всё в ней?
Стас поступил тонко. Он не стал обходить болезненную тему и делать вид, что ничего не произошло. Напротив, на другой день он вновь подошел к Альбине и как ни в чем не бывало завёл с ней разговор. При этом голос его звучал так мягко и смотрел он на Аленьку с такой нежностью!.. Жаль, что сама она в это время смотрела не на него, но упорно отводила взгляд. Зато я смогла понаблюдать за ними обоими. И ещё задним зрением успела заметить, что Алёша тоже не сводит глаз с этой пары.
Не добившись от Альбины не то что бы ответа, но даже взгляда, Стас всё так же ласково сказал:
– Аленька, ты не хочешь со мной разговаривать? – и, не получив отклика, добавил: – Моя рыженькая кошечка на меня обиделась? – подчеркнув этим, что он понимает, из-за чего обиделась на него «рыженькая кошечка».
– Алечка, ну прости меня! Если б ты только знала, как я раскаиваюсь, что навлёк на себя твою немилость. Ты на меня совсем не смотришь – для меня не может быть тяжелее наказания. Ну посмотри на меня! Хочешь, я на колени встану?
Альбина перевела взгляд на него и усмехнулась:
– Давай!
Стас сделал движение, выражающее готовность тотчас исполнить повеление своей королевы, и тогда Альбина, никак не ожидавшая подобной выходки, тут же схватила его за руку:
– С ума сошел?
Стас засмеялся:
– Ну наконец-то моя рыженькая кошечка заметила моё присутствие и даже вцепилась в меня своими коготками. Что ж, можешь меня царапать. Тебе разрешаю. Делай, что хочешь, только не лишай меня своего внимания.
Альбина едва сдерживала улыбку, слушая данную тираду. Заметив это, Стрельников просиял: значит, Аля на него больше не сердится! Что ж, этот раунд остался за Стасом: Альбина вообще была отходчива и не могла на кого-то подолгу злиться – тем более на Стрельникова, – ведь она его никогда всерьёз не воспринимала. К тому же «рыженькой кошечкой» быть гораздо приятнее, чем «рыжей мымрой». А Стас прекрасно сумел показать, что ему очень нравится его «рыженькая кошечка», к которой он обращался с такой нежностью, тогда как «рыжая мымра» сорвалось со злобы, и Альбина прекрасно понимала, что сама спровоцировала его на этот выпад.
Однако, прежде чем принять предложенный Стрельниковым мир, она рискнула отправить ему ещё одно стихотворение – дабы проверить раскаявшегося грешника на прочность. После очередного письменного заверения в любви и преданности со стороны своего настойчивого кавалера, она послала ему такой ответ:
Вас так влечёт моё уродство?
Но проявите благородство,
Над девушкой не издевайтесь, –
Шутя, в любви не признавайтесь.
Не надо вашей лживой лести,
Она не делает вам чести.
Вы слишком подчеркнуть хотите,
Что я вас ниже, – пощадите!
Заметно ваше превосходство.
Но где же ваше благородство?
Ответ был следующим: «Что мне сделать, чтобы ты мне поверила? Я действительно люблю тебя и для меня ты самая красивая на свете. Стас».
Хотя, возможно, Стрельников любил уступать не больше, чем Альбина, но в данной ситуации у него не оставалось выбора: Альбинка ему нравилась, и он хотел добиться взаимности, а пушкинское правило «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» с Шаховской не срабатывало. В этом Стрельников убедился. Теперь он уже не делал ничего, что могло бы вызвать Алино раздражение, но старался дать ей почувствовать, как сильно она ему нравится. С того момента он постоянно стал звать Альбину «рыженькой кошечкой». И на «рыженькую кошечку» Аля не обижалась.
Между тем Стас пустил в ход всё своё обаяние, чтобы очаровать Альбину. Он ни на шаг не отходил от неё; был сама предупредительность и галантность, умея найти самые точные комплименты и вновь умоляя поверить в серьёзность своего чувства. Альбина, кажется, склонна была поверить. Ибо если рассудком она и сомневалась в его любви – ведь по её понятиям любовь проявляется иначе, – то интуиция безошибочно ей подсказывала, что, несмотря на все странности и противоречия, со стороны Стаса это действительно любовь. Во всяком случае, Аля стала относиться к нему гораздо лучше, чем вначале, – уже не старалась каким-то образом задеть или обдать ледяным презрением, и его присутствие больше не раздражало её. Перемену Алиного отношения к Стасу уловила не только я – её заметил и Алёша. Я чувствовала, что он ревнует. И ревность не была безосновательна. В последнее время мысли Альбины были сосредоточены исключительно на Стрельникове – хотя она и говорила, что тот ей нисколько не нравится и ни о какой симпатии между ними речи не идёт, – но симпатия всё же была.
Стас уже не просто объяснялся Альбине в любви и спрашивал, любит ли она его, но заявил, что на ней женится. И первая, кому он это сообщил, была я. В тот день Альбина отсутствовала. Стас, увидев, что её нет рядом со мной, сразу подошёл и поинтересовался: «А где Аля?» – «Заболела». – «Передай ей, что я на ней женюсь», – ни больше, ни меньше.
Однако я не исполнила этой просьбы, лишь сказала Альбине, что Стас о ней спрашивал. Но уже в первый день, когда она вышла, Стас с утра подходит к нам и обращается ко мне с вопросом: «Ты ей передала?» Альбина удивленно вскинула ресницы: «Что?» – «Я на тебе женюсь!» – заявляет он с довольной улыбкой. «Ну конечно…» – отвечает Аля, не склонная воспринимать подобные заявления всерьёз. Но, по всей видимости, Стаса вдохновила данная идея. Теперь он выяснял, будет ли Альбина ждать его, когда он поступит в лётное училище, и согласна ли ехать с ним по распределению. Чтобы добиться ответа на интересующие вопросы, он задерживал Алю после уроков, стремясь, чтобы никто не помешал их разговору наедине.
Я обычно ждала подружку внизу, в раздевалке, и обязательно где-то поблизости дежурил Алёша…
http://www.proza.ru/2017/05/03/168