Бабочка

   
    В июль катилось всё, даже лето… Почти прозрачная  личинка с пока еще большими  чёрными глазами перекатывалась по поверхности воды, собираясь лопнуть, давая  жизнь новому существу. Что появилось раньше, бабочка «Подёнка» или её личинка? Вопрос глупый. Решать его философам в жарких летних спорах, но только после того, как они  разберутся с курицами и их яйцами. «Подёнками» называются бабочки, не способные к подённой работе, они от работы устали, работали, употребляя в пищу почти всё, что попадалось, два года с перерывами на холодные времена этих лет. Правда, выросли из маленьких яиц до более чем сантиметра в длину каждая при прежней стройности фигуры. Стоило ли появляться, всего на один день? Таков срок жизни бабочки - однодневки, даже перекусить не успеть, да и нечем. За малолетнюю прожорливость в виде личинки её лишили даже рта. Вот о ком можно сказать - рождена только для любви, поэтому награждена семью глазами сразу, это самое необходимое для создания семьи. Глаз да глаз нужен за этими эфимерными красавцами с усами прямо из хвоста, напоминающими фалды фрака. «Вот рассветёт, и я появлюсь на свет в виде бабочки», - думала личинка, но … .


     Вперёд появился дождь, он начался после сильного порыва ветра, когда совсем ещё было темно. Сначала редкими, но крупными каплями, которые с большой высоты бесшумно падали в мелкую придорожную пыль. От неожиданности пыль даже не успевала намокнуть и слегка дымилась от таких резких одиночных ударов. Это походило на обстрел пыли из сотни винтовок, стреляющих невпопад и в разнобой, но никто этого не видел. Была ночь, а продолжавший своё раскачивание, горевший всю ночь фонарь на открытой веранде не мог осветить всего пространства. Сам фонарь видно было издалека, даже с самолёта, но своим светом он перекрывал всю видимость окружающего мира.


    Упав вниз, свет этого фонаря проявлял кусок реальности, оторвав её у кромешной темноты ночи. Не видно было  луны и звёзд, не видно было даже тех облаков, которые наглухо затянули всё небо и не собирались его отдавать не торопившемуся рассвету. Даже в этой темноте по всему было видно, что день будет дождливым, о том говорил будильник, ожидавший своего часа тревожить людей, но его опередил порыв ветра. Слегка приоткрылась форточка окна, выходившего на дорогу. Свет раскачивающегося фонаря то заглядывал в окно, то бегал по ступеням лестницы крыльца, спускался до последней ступени и сразу поднимался вверх, а потом как будто позабыв  или потеряв что-то, возвращался.


    И вдруг успокоилось сразу всё - ветер, фонарь, один только будильник чакал, а его секундная стрелка дёргалась по кругу. Кто-кто, а он знал лучше всех время начала торопливой жизни, поэтому и не торопился. Его бы неправильно поняли, если бы он начал торопиться. Начали бы крутить его торчащие сзади ручки, сверять его показания с другими показаниями свидетелей времени. Если бы и это не помогло, отнесли бы в ремонт, а может и просто закинули под крыльцо, на забаву внуку. Тот быстро бы разобрался с содержимым будильника, как внешним, так и внутренним. Если Дед даст ему отвёртку, вскрытие только ускорится, но будет менее болезненным. Старый будильник, не раз получавший по куполу чем попало, постоянно глохший от мягкой подушки, был ко всему готов. Значит, пришло его время, уйти на покой, а тут такая возможность, раскрыть ребёнку тайну измерения времени. Не забыть бы, рассказать о предшественниках, у которых сыпался песок, и не бросить тень на более старых солнечных предков. Нет, пусть лучше о предках рассказывает Дед, это его святая обязанность.


     Этот хранитель отвёрток и других «хирургических» инструментов, большой мастер рассказов о прошлом, настоящем и будущем. Как ему удаётся связать все времена в одно целое? Наверное, книгу прочёл под названием «Связь Времён». Вон она лежит поверх всех стоящих на этажерке, мебели прошедших времён. Самое удивительное, как ему удаётся связать не только времена, но и правду реальности с правдой вымысла, а то и вовсе удариться в сказки. Не те, которые он читает в книгах перед засыпающим внуком, а свои придуманные им несуразицы. Даже внук прерывает его рассказы скромным вопросом - «Шутишь?». Этот черноглазик с бордовыми пухлыми губами и копной чёрных густых, немного вьющихся, волос, готов поверить в любые книжные персонажи сказок, но не сразу поверит Деду. Вот если бы Дед написал книгу, а в самом начале была напечатана его «бородатая» фотография, тогда другое дело, а так много других дедов, не у всех правда есть борода и сказок без книжек они не рассказывают. Нормально себя ведут безбородые дедушки, выглядят аккуратней и не «шутят» по каждому пустяку. Вот, например, какую небылицу с непонятными  терминами рассказал бородатый Дед - бывший инженер своему четырёх летнему внуку, правду говорят, что «бывших» инженеров не бывает.


     В большой широкой бочке, стоящей под потоком с крыши, жила личинка, сама почти прозрачная с большими чёрными глазами, как у тебя внучек, «Шутишь»? Конечно. Жила она там уже два года, наедала себе чёрные глаза, «Шутишь»? Нет, глаза её становились всё черней и больше. «А мама говорила, что глаза не растут». «Слушайся маму, внучек, иначе у тебя начнут расти глаза, и тебя посадят в мокрую бочку с водой». «Шутишь»? Конечно. Много раз личинка меняла своё тело, ну это как твоя мама одежду, только уже больше не надевала старого, ну это как королева  Великобритании. Личинка не была такой привередой, как королева, она просто росла и увеличивалась в размерах. Чернеющие глаза у неё были как очки, она их тоже больше не надевала, у неё вырастали новые очки, по размеру глаз. Близился её коронный выход из последнего тесного тела, она мечтала о полёте. «У неё же крыльев нет». « У тебя тоже нет, но ещё раз перебьёшь полёт моей мысли, вылетишь с дивана, ты меня понял внучек». «Шутишь»? Нет.


     Ещё ночью пошёл дождь, сначала крупный, была надежда, что скоро пройдёт, но не сбылось. Дождь мельчал, выливаясь из бесконечного уже серевшего неба, шуршал, а не стучал по намокшей крыше. Равномерно стекал по желобам в бочки, стоящие по углам дома, в одной из которых жила личинка, готовившаяся стать бабочкой. Небо стало свинцово – серым от края до края, никаких просветов не было видно, дождь зарядил на целый день. Жизнь не состоялась, и у кого? У существа, которое два года готовилось к этому дню - Дню Любви! Хоть топись в этой большой бочке, но было уже поздно, вся вода на поверхности устремилась к одному краю.


    Сопротивляться было бесполезно, личинку несло навстречу своей судьбе, вернее к её краю. Края у этой бочки были очень неровные, а образовавшееся течение воды довольно быстрым. Хорошо, что не придётся долго мучиться, но мучиться не пришлось вообще.  «Старое тело» зацепилось за что-то на краю, глубоко вздохнув, личинка надулась, лопнула старая оболочка, но не пошла ко дну. Стала, натыкаясь на край бочки, медленно поворачиваясь разными боками к месту стока воды. Как в индейской пироге стояла бывшая личинка, а ныне уже бабочка, переминаясь по очереди своими ножками, боясь перевернуться на бывшей своей оболочке. При очередном повороте её развернуло так, что крылья, которых она не чувствовала,  оказались за краями бочки. Сверху прямо на нераскрытые и сложенные крылья падали капли дождя, они опрокинули бабочку через край бочки, и она полетела вниз, как высохшие семена клёна.


    Мелкие капли дождя били её  с одной стороны, но они тут же разлетались в разные стороны. Бабочка попыталась раскрыть свои крылья, но  получился только  наклон плоскости крыла, её понесло в сторону. Этот полёт вскружил ей голову, она сильно боялась, то её ударит обо что-то твёрдое и именно головой. Потерять голову, а может быть и лишиться её уже в первом неудачном полёте, ей совсем не хотелось. Её пронесло мимо всех препятствий, угрожавших её жизни. Она плавно приземлилась на сухое место под крыльцом открытой веранды. Как раз тем крылом, на которое не попадал дождь, иначе своим немного вымокшим крылом она бы угодила в гребень пыли, накопившейся под щелью пола этой веранды.


    Теперь можно было  просушить свои почти прозрачные крылья, она раскрыла их в первый раз. Нам не понять её ощущений, это не схоже даже с чувством собственного достоинства, только превратившись в ангела, человек может испытать то же самое. Лётчикам даются только одна десятая тех чувств, но на них лежит груз ответственности за выполнение полёта и масса всяких условностей - маршрут, приборы, топливо. Бабочке проще - взмахнул крыльями и полетел, но куда, на улице дождь хоть и мелкий, но на целый день. Махая крыльями, она сначала поднялась над гребнем пыли, лежавшей годами, потом медленно на бреющем полёте облетела всё пространство под верандой. Ничего интересного не было даже для неё, родившейся только сегодня. Внизу пылевые гребни, вверху нестроганые лохматые доски. Бабочка приземлилась  на то же место, откуда и начала свой полёт.


   Трудно летать в ограниченном пространстве, нельзя выше, нельзя ниже, крутые повороты, быстро теряется высота. Медленные взмахи крыльев не дают выхода энергии, накопившейся за два года постоянных  завтраков, переходящих в обеды, а за тем и ужины. Стоило только повернуться на улицу, как слепил неяркий свет серого неба, резко повернувшись к улице хвостом, хоть и не полная темнота ослепляла сразу. Повернуться к свету боком было ещё хуже, начинала болеть голова, несмотря на такое количество глаз. Пробовала перевернуться на лету вверх ногами, чтобы не делать крутых поворотов, чуть не рухнула на землю. Стало понятно, что этому надо долго учиться, а жить оставалась всего половину дождливого дня.


     Накопленная энергия нуждалась в выходе, и бабочка начала махать крыльями сильней и чаще, она даже не заметила, как оказалось на улице, где лил проливной дождь, снова огромными каплями. Бабочка, которая так страшилась этих крупных капель, теперь перестала их бояться. Они как бы повисли в воздухе и лишь медленно опускались вниз, прозрачными, немного приплюснутыми шарами. Размеры этих шаров были с её голову, но расстояние между ними было настолько велико, что позволяло свободно пролететь между ними, но даже если не удавалось пролететь между ними, не происходило ничего страшного. Силы натяжения поверхности капель были настолько велики, что невозможно было нарушить их образовавшуюся в полёте форму. На них можно было даже сесть и медленно опускаться вниз, но куда приятней было перескакивать с одной капли на другую, более высокую, поднимаясь всё выше и выше, как на бесконечно большой лестнице. Это занятие ей понравилось, потому что кинетическая энергия полёт, с большей пользой превращалась в потенциальную энергию набора высоты, к тому же вид поверхности земли увеличивался по площади, но изменялся в масштабе. Несмотря на все искажения медленно падающих капель, можно было рассмотреть, что находится внизу, а так же по сторонам, только взгляд вверх ничего конкретного не давал.


     Верхние глаза, да, да, верхние глаза,  наблюдали, как из серой массы облаков появлялись маленькие капельки дождя, падая вниз, увеличивались в размере, но это только если зависнуть на одной высоте. Если же  присесть на одну каплю и падать вместе с ней, то взгляд наверх не меняется с течением времени, все капли как бы замирают на месте, лишь новые появляются, но только меньших размеров. С течением времени! Всё стало ясно. Изменилось течение времени, но только для бабочки, для капель дождя оно осталось прежнем,  наверное, от избытка накопленной за два года энергии и быстрого её выхода в полёте.


   Теперь становилась понятной медлительность человека спускавшегося с открытой веранды за своими, полными воды, калошами. Пока он выливал воду из своей обуви, он успел изрядно вымокнуть, а бабочка успела, два раза облететь вокруг всей усадьбы, сделав последний круг почёта перед расставанием со своей колыбелью. Лететь вверх сначала было легко, но с набором высоты всё труднее и труднее. Воздух охлаждённый потоками воды становился более холодным, это напоминало бабочке осенние дни перед зимней спячкой. Чтобы не простыть и не впасть в спячку, она полетела к извилистой ленте реки, над которой также как она летали бабочки - однодневки, то сбивались в кучу, то расслаивались на два облака, верхнее и нижнее.


        Только теперь она поняла, это и есть Танец Любви! Её собратьям и сёстрам был абсолютно безразличен нескончаемый дождь, снова ставший мелким и редким. Казалось, что он вот-вот прекратится, но его плотные косяки снова начинали наступать с той стороны, где должно было, садится солнце, которое так и не смогло показаться за день. Плотные, но мелкие капли дождя своими полосами наводили рябь на поверхности речки с очень тихим течением. Жёлтые кувшинки даже не стали раскрывать своих цветов, берегли пыльцу для других нужд. Бабочки - Подёнки, уже совершившие свой Танец Любви, падали прямо на поверхность воды. Для того, чтобы отложить микроскопические яйца как можно ближе к берегу, чтобы их не унесло неведома куда.  Сами становились легкой добычей не больших карасиков, у которых в этот день состоялся большой банкет по случаю Дня Любви каких-то мотыльков. Карасиков не интересовали микроскопические яйца, осевшие на дно, они не могли даже разглядеть их своими выпученными глазами, большой банкет превращался в День Обжорства.


    На берегу реки появился человек в большом прорезиненном плаще с балахоном, но без рукавов. Из прорезей плаща высовывались руки, одной он держал длинный шест, на конце которого болтался огромный сачок, во второй руке он нёс тёмно-зелёное пластиковое ведро. Человек тихо прошёл по тропинке до первых укреплённых на сваях мостков, ведро оставил на берегу, сам остановился на самой кромке уходящего в реку трапа. Тихо перебирая руками шест, завел накидку подальше от берега, опустил её до самого дна и стал быстро выбирать, опять перебирая шест руками, но теперь уже на себя. В метре от себя он почти вертикально поднял шест и вытащил из воды большой сачок, в  котором запутались полдюжины карасей средних  размеров. Одним взмахом он поднял и опустил сачок в ведро, стоявшее на берегу, подошёл и  вытряс   добычу.


    Так с сачком-накидкой на плече и ведром с карасями он бодро пошёл к дому. Дверь ему открыла дочь лет десяти, которая ждала его прихода у окна, выходящего на веранду. «Я рыбы наловил», - хотел обрадовать её отец. «Чистить будешь»? Но увидев выражение лица дочери, не стал больше к ней приставать. Не снимая плаща, он вынес ведро на улицу и отпустил рыбу в бочку. «Завтра  мама приедет, я твоим сачком для бабочек ей карасей ловить буду прямо из этой бочки. Значит, у нас завтра будет «Рыбный день»». Каких только дней не бывает: День Любви, День Обжорства, Рыбный День, но он будет только завтра. Его нельзя будет назвать Днём Обжорства, шестью карасиками не наешься, даже если приготовить их в сметане, а Дни Любви у людей бывают очень долгим, бывают на всю оставшуюся  жизни. Это надо уметь,  как рыбу ловить или летать.