Безумство

Владимир Тунгусов
   В самом начале, перестройку, начатую Горбачёвым, народ встретил с воодушевлением, ведь как звучало это начало, - борьба с бюрократией, - красиво. Никто тогда даже не заметил, что эту борьбу начинает сама бюрократия. По этому поводу я даже пошутил: «Зря вы с бюрократией, бороться собираетесь, а вдруг она победит»? Но меня никто не слышал, наверное, из-за гласности, когда громко и долго говорят, плохо слышно.


     Первой жертвой этой борьбы стала моя родная сестра Татьяна, она преподавала в техникуме. Надо отметить, она была хорошим преподавателем, это я знаю не понаслышке. Как-то раз, она мне была  нужна, по срочному делу, я пришёл в техникум, а у неё шли занятия, и я целый час стоял перед полуоткрытой дверью и слушал. Такой гордости за свою сестру я никогда не испытывал раньше. Да, она красивая, стройная, женщина, может стать душой любого общества, но чтобы так преподавать надо, во-первых знать свой предмет, а во-вторых, уметь держать слушателей так, чтобы им было интересно. И она это умела, чего я не могу сказать, о множестве других преподавателей, попадавшихся на моём жизненном пути, пытающихся хоть как  то, обогатить меня знаниями.


   Поскольку перестройка началась сверху, основными инициаторами, – глашатаями, были начальники и директоры, то есть сама бюрократия. Это выглядело как обыкновенная провокация, вот на такую провокацию и попалась моя сестра. Директор техникума собрал всех в актовом зале и громогласно объявил о перестройке и гласности. Народ зашушукался, но молчал, как привык за многие десятилетия развитого и неразвитого социализма. Директор техникума не унимался, он настаивал на том, чтобы хоть один человек недовольный действиями руководства, высказался на этом собрании и воспользовался дарованной возможностью свободной  и безнаказанной критики.


    Моя сестра ни в чём не виновата, надо знать наших предков, она не могла иначе. Наш дедушка по причине своей храбрости, не только хорошо воевал в конце отечественной войны, но и попал в штрафную роту, нельзя было неправого  лейтенанта материть. А разве можно было моему отцу,- майору КГБ, бить начальника своего отдела сапогами по голове? Да и я не лучше, но речь не обо мне. Моя сестра Танюшка вышла на сцену, именно на сцену, а ни за какую-то там трибуну, и выступила, - артистка. Нет, говорила она правду, и народ ей восхищался, на этот раз ни её красоте и стройности, а храбрости, об её уме я говорить не стал, потому, что как преподаватель она умница.


     Артистка погорела, дёшево купилась на обещанье безнаказанности. Она забыла, или не знала, что обещаниям начальников, а тем паче директоров, верить нельзя. Можно верить обещаниям ребёнка, с обещаниями друзей надо быть осторожней, все маленькие руководители врут постоянно даже по мелочам, чем выше начальник или директор, тем изощрённей его ложь. Про министров и президентов, я и говорить не буду, и  так видно, особенно у чужих, можно подумать, что у наших лучше, но хочется надеяться. На другой день директор техникума, вызвал мою сестру и чуть ли ни с порога, предложил ей уволиться по собственному желанию, вот и вся гласность, перестройка и демократия.
  Безумству храбрых, поём мы славу,  безумство храбрых вот мудрость жизни!