Глоток ледяной водки, и мои непослушные пальцы поднесли ко рту сигарету. Глаза слезились и чесались, словно в них насыпали песка. На экране монитора, перед глазами мельтешили уже с трудом различимые буквы.
Я смотрел на раскрытый дневник Филиппа, и всеми силами пытался понять, с чего он мог начать перевод доисторической Торы. Как он мыслил?
Незначительная информация из его дневника, не позволяла перевоплотиться в этого человека. Нужно было подумать: Немецкий офицер, который привык работать на свой страх и риск. Военный, делающий карьеру на изучении необъяснимого. Человек, обладающий блестящим предвиденьем и крепким лбом, чтобы пробиться через закрытые веками, двери тайных доктрин.
Теперь, я возможно догадался в чем дело. Я снова стал перечитывать дневник, когда жена принесла бутерброды. Уверенная, что ей не удастся меня отговорить от этой затеи, она делала вид, что принимает и одобряет мое занятие. Выпив еще водки, я принялся за бутерброды.
Потом открыл страницу с текстом Библии на церковнославянском языке. Елизаветинское издание 1900 года. И стал переводить, через слово, заглядывая в толковый словарь Даля.
Любопытство, причастность и скептицизм, поочередно управляли моим настроением. Помимо всего прочего, оставляя в стороне вопрос о Филиппе, я утвердился во мнении, что сам смогу найти ключ к потерянной книге Моисеевских мистерий.
По части написанного в дневнике Филиппа, у меня особых надежд не было, зато сказанное во сне, действовало на меня как многолетний опыт.
Погруженный в эти мысли, я не заметил, как уснул. Было часа два ночи, когда я открыл глаза и увидел, что все спят. Поясница затекла и жутко болела. После операции по удалению грыжи, не было и дня, когда, она мне о себе не напоминала. Экран погас. Все буквы исчезли и вместе с ними пропал и свет. Я пошевелил мышкой и разбудил, уснувший компьютер.
К моему удивлению, вскоре появилась Ольга.
- Заканчивай, - сказала она, и поставила передо мной чашку, наполовину наполненную ароматным кофе. - Пойдем ложиться, хоть эту ночь поспи немного.
Я улыбнулся. Ее забота обо мне, доставляла мне неподдельное удовольствие.
За день до этого мы собрались в гостях у Ростислава на квартире, которую он снимал у старого еврея Драгомана и которого мы между собой называли Изя. Изя занимался антиквариатом еще тогда, когда Россия была Союзом Независимых Государств. Однажды Изя, в миру Александр Иосифович Драгоман, не стесняясь, дамы, которая была в гостях у Ростислава зашел к ним в спальню и просидел там до тех пор, пока Ростик не расплатился с ним за месяц вперед.
Ростик был старше меня на семь лет. Кстати сказать, воспитание, которое дали ему родители, благоприятно отражалось на всех нас, когда мы собирались. И теперь, когда у нас зашла речь о переведенном мною тексте, он всячески старался, может даже неосознанно, поддержать меня в моем начинании.
- Сегодня ночью я был один, - сказал я, - лежа на спине, я видел в окно облако. Оно было похоже на птицу. Я где-то слышал, что птица называемая удод, в благодарность за подаренную жизнь, строит для своих родителей гнездо, когда те состарятся. Согревает их теплом, кормит и возвращает зрение с помощью только ей известной травы. Ну разве это не показатель благодарности? Почему тогда христиане выбрали своим символом не удода, а голубя? Птицу, которая скорее является символом неблагодарности, чем святости, - заметил я. - Из всех птиц, только голубь сражается со своим собственным отцом до тех пор, пока не выгонит его, завладев его голубкой?
- Интересно! Даже не слышал о таком, - заметил Ростик. - А христиане его выбрали потому, что он был священным в культах Венеры и Афродиты. Задолго до христианства.
- Верно! Только в этих культах, он почитался, как эмблема йони и ассоциировался с воспроизводительным аспектом.
- Конечно, с чем еще мог ассоциироваться голубь у Афродиты и Венеры,- причмокнул Клим, вопросительно на меня посмотрев. - Признайся, что с самого начала ты навязывал нам веру в то, что нашел потерянную книгу Моисеевских мистерий. По одному переведенному отрывку судить об истинности текста, мне кажется рановато.
- Н-да, - согласился Ростик.
- Одна глава может быть случайностью, две - это уже совпадение, а когда три и больше - это уже закономерность. Вам не кажется? - заметил я спокойно.
- Это потому, - начал Клим, - что ты стал подгонять слова под нужный тебе смысл.
- Ты так считаешь? Думаешь, я вот так просто взял и все придумал? Как бы не так! Первая глава дополняет не только вторую и десятую, но и последнюю. В них нет ни малейшего расхождения, в отличие от так называемого оригинала, который, вы штудируете в поисках истины.
- Будем спорить? - предложил Клим.
- Да какой тут спор, в тексте действительно все ложится одно к другому, - поддержал меня Ростислав.
- Значит, ты тоже считаешь, что такой перевод имел место быть и приемлем для большинства из нас? - спросил Клим.
- Примерно так, - кивнул Рост. - Я считаю, что он более понятен и больше вписывается в рамки человеческой жизни.
- Тогда может попробуем изменить мир. Заодно денег и авторитета подзаработаем, - предложил смеясь Клим.
- Верни текст обратно.
Мне было интересно, о чем сейчас действительно думает Клим. Я мог не доверять ему, но это не исключало взаимоуважения между нами. Мог не слушать его пустословие, но всегда при этом ценил его мнение.
- Да, пожалуйста! Только с одним условием, я участвую во всех начинаниях, что связаны с переводом, - немного выпалил он.
- Сделку предлагаешь?
- Торгуешься? - усмехнулся Клим.
- Да черт с тобой. Только займись делом.
Клим, предстал перед нами с неоконченным высшим образованием, и был единственным среди нас, кого не отягощал внутренний багаж его собственных знаний. Впоследствии будет видно, что ему свойственно нести всякую ахинею, но, все-таки иногда, он может удивить своим умственным развитием.
Мы сидели в комнате. Было где-то шесть часов вечера, когда Клим начал рассказывать интересный случай из своей жизни. Рассказывая о нем, он постоянно употреблял слово фамильяр. Этим словом, которым мало кто пользовался, Клим видимо называл что-то, чему не мог дать разумного объяснения.
- По-твоему фамильяры действительно существуют, - последовал мой вопрос, на очередное упоминание о необъяснимом.
- Ну, говорят, что их частенько видят разные люди, - деловито ответил Клим.
- Чего только люди не воображают. Уверен, что в большинстве случаев, это не что иное, как услышанный странный звук или неясно видимая тень, - заметил Ростик.
- Согласно средневековым поверьям, фамильяр - это тероморфный дух, который состоит на службе у ведьмы или колдуна.
- Ты за свою жизнь, много раз видел духов, будучи в здравом уме? - деликатно спросил Ростислав, глядя на Клима.
- Сам не видел, но знаю место, где можно увидеть, - с живостью в голосе, ответил он.
- Что за место?
- Усадьба, на Комсомольской улице.
- Только давайте не будем выяснять, что там внутри, - серьезным тоном сказал Ростик. - Я и здесь себя нормально чувствую.
- Пойдемте господа, пойдемте! Я отвезу вас туда. Заодно, проверим теорию о фамильярах и приведениях, - игриво заметил Клим, и его глаза блеснули беспечным азартом.
Мы довольно долго сомневались, но потом все-таки решились на эту поездку. Следуя по старым улицам города, мне казалось, что Клим специально едет по окружным дорогам, чтобы придать поездке больше таинственности. Уже стемнело, когда впереди показалась знакомая улица.
Не буду подробно рассказывать, как мы решились на это путешествие, но выражаясь образно, для нас это было умственной нагрузкой. Своего рода физическим упражнением.
Отсутствие исторических документов об этой усадьбе, объясняют двумя причинами: Первая, относится к 1920 году, когда размещенное там ЧК, в целях конспирации сожгли все документы. Вторая, когда в 1943 году немцы, уходя из города, уничтожили весь городской архив.
- Горожане говорили, что его в конце 18 века, построила грузинская княжна, которую за глаза прозвали царицей Тамарой, - заметил Ростик.
- Почему Тамара? - удивился я.
- Ну, вроде бы, она была очень ревнива и не прощала измен своим неверным любовникам, от которых, хладнокровно избавлялась на заднем дворе этого особняка.
- Н-да, я слышал, что после нее, эту землю купил известный в городе купец Игнат Волобуев. А дом подарил своей дочке Аннушке, на свадьбу. Аннушка, прожила там со своим мужем Сергеем Деревщиковым - городским головой, недолго, пока он таинственным образом, внезапно не исчез прямо из дома. После этого, Анна Игнатьевна спешно его продала и уехала, - как бы продолжая, сказал Рост.
- Все правильно, - подхватил Клим, - После ее отъезда, у дома было много хозяев. Но, никто долго там жить не мог. Говорят, что однажды, в одной ночной рубашке, из него выскочила молодая хозяйка с криками: «Больше так не могу, они повсюду!» Бедняга не вынесла ночных кошмаров.
- Так вот, после этого случая, его отказались покупать жители города, и власти сдали его внаем, игуменье Иоанно-Марьинского женского монастыря Феофиле. Так и она там не задержалась. По городу тогда поползли слухи, якобы она вызвала монахов из Закавказья, для очистки дома от нечистой силы, но они не справились и объявили усадьбу проклятой, - сказал Ростислав. - Но, на этом история дома не заканчивается. Во время гражданской войны, его отдали под военный госпиталь, куда свозили умирать раненых с поля битвы, а потом, во времена Советской власти, усадьбу превратили в застенки, где велись допросы, в стенах которой встретили смерть сотни солдат и офицеров.
- Да! Я слышал об этом. Но, случай, когда горские офицеры ворвались в госпиталь и перерезали горло 30 раненым красноармейцам. Заставил город ужаснуться и вновь вспомнить историю этого дома, - ответил я.
О чем на самом деле думали сейчас мои друзья?
Может, о странном доме, который уютно расположился возле центрального парка, по улице Комсомольской, где цветут каштаны и звонят колокола, недалеко расположенной церкви. Может о фамильярах и привидениях, но внезапный, истошный крик, заставил всех нас вздрогнуть и встрепенуться. Мы переглянулись. Затем еще раз и еще, непонятные чавкающие звуки со стороны ныне заброшенного особняка, вынуждали поверить всем слухам об этом доме. Мне стало страшно.
До этого я никогда не обращал внимания на серое, одноэтажное здание, расположившееся напротив таинственной усадьбы. Но в этот раз, я не смог не заметить его ворот, из которых, словно из тьмы, начали выползать ползучие гады. Я увидел их первым и вздрогнув, тут же расслабился. На воротах здания, в темноте, можно было разглядеть разнообразные фигуры земных пресмыкающихся, а буквы над ними гласили «ЗооЭкзотариум».
- Вот вам крики фамильяров и шепот привидений, - улыбнулся я, - прямо как у Вергилия:
« Меч Эней обнажил, внезапным страхом охвачен,
Выставил острый клинок, чтобы встретить
натиск чудовищ,
И, не напомни ему многомудрая дева, что этот,
Рой бестелесных теней сохраняет лишь
видимость жизни,
Ринулся он бы на них, пустоту мечом рассекая...»
Все эти земноводные, млекопитающие и птицы, издавали такие звуки, от которых ночью, любой прохожий, идущий мимо, мог запросто наложить в штаны.
- Приятные новости! - сообщил испуганный не на шутку Клим, - одной загадкой стало меньше.
- Мне казалось, что ты из тех, кто контролирует свои эмоции, - заявил Рост, посмотрев на испуганного Клима. - Значит, по большей части, слухи растут именно отсюда.
- Это вряд ли. Этот Экзотариум, находиться здесь с 1998 года, - показал я, цифры на табличке, рядом с воротами.
- Значит, продолжаем экскурсию. Предлагаю расположиться на втором этаже. Как вы смотрите на это, господа? - не обращая внимания на слова Роста, спросил Клим.
- Решено! Я иду первым, вы за мной. Только, на пятки не наступайте, но и не отставайте далеко.
- Я, сразу за тобой, - оживился Ростик.
Мы планировали исследовать этот странный дом за один вечер. Если потребуется, было решено задержаться и на ночь. Сосредоточившись на втором этаже, нас в основном интересовал факт присутствия чего-либо необычного. И мы очень надеялись, пополнить свои знания информацией о новых «формах жизни». Ну, если их можно так назвать. Оставалось только ждать и я, с опаской, представлял себе, что может произойти.
Когда-то, двухэтажное здание с мезонином и подвалом, выделялось среди прочих домов города, своей объемной композицией и цветовым решением. Построенное в стиле модерн, стилизующее готические мотивы, оно привлекало взгляды, как горожан, так и приезжих, своим характерным обликом. Нынешнее же состояние усадьбы, словами передать трудно. Высокие потолки, больше четырех метров, стены с облезлой краской и сквозными дырами, в которых, шумно завывая, гуляет ветер. На прогнивших полах, тут и там, виднеются металлические балки. Ступени, на которые лучше не вставать, ведут на второй этаж, и дальше на крышу этого готического особняка.
Я сразу заметил, что здание делится сквозным коридором на две части, - северную и южную. Вероятнее всего, северную его часть когда-то занимали парадные помещения и вестибюль. Некоторые стены, особенно южной части дома, которая выходит окнами в сад, кажутся темнее, чем остальные, следовательно, они больше отсырели, и значит менее крепкие. С близкого расстояния на них можно хорошо разглядеть черную плесень и сероватый грибок, от которого, в безветренную погоду дом наполняется запахом сырости и гниения. Окна, в большинстве своем, полукруглые, забиты фанерой и старыми прогнившими досками.
Через час, наше крайне возбужденное ожидание, сменилось горячим диалогом на тему переведенного мной, текста еврейской Торы, и ее отношения к философии.
- И все-таки, я придерживаюсь мнения, что философия, - это наука о природе основных принципов.
- Интересная трактовка, - заявил Ростислав, - для Цицерона, философия была наукой о вещах божественных, для Лейбница, о достаточном основании, а Шеллинг называл ее наукой об абсолютном.
- По мне, так, сколько определений у вашей философии, столько и спекуляций, охватываемых вашей философией, - небрежно бросил Клим.
- Ты говоришь так от незнания. Вот это и есть последствия пожара Александрийской библиотеки, - парировал с иронией Рост. - Великая трагедия философского мира.
- Ничего, со временем поймет, - улыбнулся я.
- Было бы желание.
- Желание у меня есть, - заявил Клим.
- Конечно, есть, - согласился Рост, - только давай сейчас начнем с того, что тебе уже известно, а не с того, что ты думаешь узнать, - быстро заговорил он. - Почти все переведенное Карлой, было известно и раньше, просто никто не догадывался, что это могло быть спрятано Библии. Например древние посвященные говорили, что человеческое тело не нужно рассматривать как личность, оно должно рассматриваться, как дом для этой личности. То, что человек есть непрерывный и бессмертный принцип, это было известно еще в Древнем Египте.
- Язычники заслужили репутацию многобожников, не потому, что поклонялись не одному Богу, а потому, что множественного Творца, представляли как единое целое.
- Ради Бога, - воскликнул Клим. - Большинство из людей, найдут весьма непонятным, взгляд, согласно которому, они и есть вселенная для множества маленьких человечков. Профану не объяснишь, что знание, основанное на оценке этих соотношений, воистину глубоко, - с сарказмом заявил он.
- Голова, две руки и две ноги, - пять конечностей, и число человека. Четыре конечности - четыре элемента. Пятый элемент - это мозг, контролирующий остальные четыре элемента. Современная нейрология, изучает то, о чем утверждали древние.
- И о чем они утверждали? - важно спросил Клим.
- Что любая часть человеческого тела, имеет свое соответствие в мозгу. Именно это знание и было секретной доктриной античности, - ответил я.
- Н-да, - согласился Рост. - Древние не верили, что духовность делает человека разумным, они склонялись к тому, что, скорее разум, делает людей более духовными. Взять, хоть Новый Завет, или Тору, все их персонажи, до сих пор рассматриваемые как исторические личности, на самом деле персонификация определенных процессов происходящих внутри человеческого тела, когда он встает на путь знания и духа. Но, знание было утеряно, а то, которое передавалось из уст в уста, было спрятано в мифах и легендах, бессмысленных для профанов, - рассуждал Ростислав. - И вот спустя столько времени, его все же удалось извлечь. Так что Карла постарался на славу, - добавил он.
- Спасибо, - последовала моя благодарность.
Я уже упоминал раньше, какая была наша главная цель. Так вот, к 12 часам ночи она могла поменяться, ведь батарейки на лампе к этому времени уже изрядно разрядились. Тени на старом и ветхом полу вытянулись, а комната превратилась в мрачное подземелье.
Здесь, по-хорошему, мне нужно опустить некоторые подробности, произошедшего с нами дальше, чтобы не показаться голословным. Но, раз мы говорим об истине, и дабы, пресечь всякие попытки для спекуляций на эту тему, я расскажу все, что знаю.
Когда, заранее знаешь, мрачную историю дома и рассматриваешь его старые стены, покрытые тут и там черной плесенью и серым грибком, заляпанные облезлой краской и грязью. То, такие стены оживают, и могут произвести на тебя эффект, подобный мимолетному виденью. Ты можешь разглядеть в них, лица, различные предметы и даже быстрые движения странных фигур. Это происходит от того, что глаз способен охватывать большинство из известных нам цветов и предметов. Изучать их размер пропорционально степени расстояния и передавать эту информацию в мозг, который дальше, формирует ассоциации. Глаз, как сын видимого пространства, и для него, оно трехмерно. Очертания любого тела, относятся к первому, цветность, в зависимости от расстояния ко второму, утрата четкости к третьему. К чему я это говорю, да к тому, что сразу трем людям, зрительно обмануться никак нельзя.
На улице, поднялся ветер. Редкие капли дождя, срываясь с неба, застучали по обветшалой крыше и уже через пару минут превратились в полноценный ливень. Мы сидели, прислонившись к северной стене комнаты, в которой, еще минуту назад велась оживленная беседа. Сейчас же, в ней воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая, только звуками дождя, доносившимися с улицы.
Мне показалось, что темнота стала сгущаться. Ее мрачные щупальца, потянулись из неосвещенных углов комнаты, прямо к свету гаснущей лампы, которая, стояла в центре на полу.
Говорят, что страх, это плата за особый дар. Так вот, неприятный и липкий, он спустился от шеи, к моему позвоночнику, почти мгновенно, заставив мышцы моего живота резко сократиться, а сердце учащенно забиться. Мое тело как-то странно напряглось, а глаза увидели, как что-то, начало копошиться в трещине стены, что была напротив. Словно, пытаясь выбраться прямо из-под облезлой краски.
Не знаю, как мои товарищи, но я почувствовал брезгливость, наблюдая за этим странным явлением. Чувство страха, заставляло броситься со всех ног, куда глаза глядят, но ноги, меня уже не слушались.
Искаженное пятно извивалось, пытаясь собраться в более четкую фигуру. Серое, блестящее, словно еще не застывшее желе, оно ритмично двигалось, подрагивало и с шумом выскользнуло прямо в воздух. Заставив нас вздрогнуть от неожиданности.
Рост следил глазами за этим странным образованием, серый блеск которого, пугал его до смерти. Для него, это было более реально, чем стена, из трещины которой, это появилось. Его прошиб пот.
В Климе это вызвало беспрецедентный приступ страха, который можно было увидеть по выражению его искривившегося лица.
Пространство, видимое мной, сократилось до размера этой серой шевелящейся массы, которая скользнула в сторону, и растворилась в темноте вестибюля. Я наклонился к Ростиславу, пытаясь что-то ему сказать, но не смог произнести ни звука, слова застряли в горле. Мы молча посмотрели друг на друга.
Показалось! - подумал я, - но, мельчайшие подробности произошедшего, словно выжженные в моей памяти раскаленным железом, говорили об обратном.
Капли дождя, вновь забарабанили по перепонкам, возвращая окружающей реальности громкие звуки. Часы показывали первый час ночи.
- Ты это видел? - не поворачивая лица, тихо спросил Ростислав, - да очнись же!
- Даже не знаю, что сказать, - ответил я обеспокоенно.
- Проклятье! Никогда не думал, что со мной может это произойти. Но, черт побери, откуда здесь взялись летучие мыши? - выдавил Клим, дрогнувшим голосом.
- Ну и напугала же меня эта тварь, - воскликнул, я немного растерянно.
- Мы сюда приехали, потому, что тебе не давала покоя, мысль, о реальности фамильяров и приведений. Лично для меня, это был повод, чтобы убедиться в своей правоте, а не чтобы, лишний раз отстирывать свои штаны, - бросил Рост.
- Ладно! На сегодня довольно. Едем домой. - Улыбнувшись, предложил я.
- Брось, - сказал Клим, указывая на вестибюль, - вечно ты на самом интересном...
Ростик не дал ему договорить, прервав его на полуслове взмахом руки, приподнялся и сделав два шага, по направлению к двери, обернулся.
- Я реально испугался, - сказал он, - в любом случае, кроме летучих мышей, мы здесь больше никого не увидим.
- Ну какой смысл сейчас уезжать, если мы не узнали что хотели, - в сердцах выпалил Клим.
- Зачем пытаться узнать то, что за гранью нашего понимания, - произнес Ростик, поддерживая меня.
Дождь заканчивался, на уснувшей улице стало тихо, как и внутри усадьбы. Мне стало спокойно в доме с мезонином, у которого, наверно была самая жуткая история среди городских легенд.
Итак, с домом было все ясно: в городе он был на особом счету, благодаря слухам и «фастфудным» журналистам.
- Рост, я слышал, что ты после института, пробовал себя в журналистике?
- Было дело. Работал за бутерброды, на одну зажравшуюся скотину, каких мало. В свое время, он скупал ваучеры, потом перепродавал, на эти деньги купил типографию и стал издавать газету. Теперь бизнесмен, гребет бабло со своего «Альманаха».
- Ты писал для «Альманаха»?
- Только один раз, для его выходного выпуска, в колонке «полуправда-полу вымысел», - уныло ответил Ростик. - На самом деле, вшивая газетенка!
- Я читал пару раз.
- О-о, в ней было столько вранья, что нынешняя желтуха, нервно курит в сторонке. Хотя, было и хорошее. Работая там, я познакомился с одним известным московским журналистом. Он корреспондировал самые известные газеты еще с 90-х годов. Побывал в чечне во время первой компании, обличил некоторых наших генералов. После чего, судьба перестала ему благоволить. Его обвинили в активном пацифизме и заставили эмигрировать.
- Ты с ним после этого встречался?
- Один раз.
- С удовольствием прочел бы, твой очерк для «альманаха». Кстати! О чем он?
- О Фаусте.
- Гете, если не ошибаюсь!
- За 300 лет, до выхода в свет «Фауста», жил человек по имени Георгиус Сабеликус Фаустус-младший, во всяком случае, себя он называл именно так.
- То есть ты писал о человеке, образ которого, Гете описал во всем произведении?
- Ну, как-то так, - мягко подтвердил Ростик.
- О таких известных колдунах, читать интересно.
- Вообще! То, что Фауст колдун, первым написал пастор протестант Иоганн Гаст. Он тоже пользовался словом фамильяр, - Ростик посмотрел на Клима и продолжил, - он и выдумал историю, что собака и лошадь Фауста его фамильяры.
- Я же говорил, что фамильяры существуют, - воскликнул Клим.
- Да нет, причиной популярности легенды о фамильярах Фауста, была реформация. Извращению христианства католической церковью, противились протестанты, поэтому решили вернуться к церковной практике «Чистого божьего слова». Для них посягательство Фауста, как и любого человека на Священное писание, считалось нечестивым.
- Так он был колдуном или нет? - поинтересовался Клим.
Его нос с весьма уплощенным переносьем, напоминал мне сейчас нос бушмена, который принюхивается к окружающему миру в поисках добычи. Русые волосы спускались на покрасневшие уши, подчеркивая испуганное и бледное лицо.
- Репутация у него была, от обманщика до чернокнижника. Хотя, о его реальной жизни известно совсем немного: В 1509 году, он окончил Гейдельбергский университет, потом стал астрологом. В 1520 году, жил при дворе Георга 3-го, составлял ему гороскоп. Это, пожалуй, все, что о нем известно. То было время, зарождения, большинства из известных нам сейчас, легенд и мифов о ведьмах и чернокнижниках, - сказал Рост.
- Не сомневаюсь, что в те времена, было много интересных личностей, - добавил я.
- А что с ним случилось потом? - не унимался Клим.
- Убили. В 1540 году нашли со сломанной шеей на постоялом дворе, - подытожил Ростик и потер руками, словно пытаясь их согреть.
Его манера выражать свои мысли, не оставляла места для сомнений. Складывалось впечатление, что он рисует свой рассказ словами. При этом, Роста скорее вдохновляла историческая правда, чем признание его таланта как рассказчика.
Клим был его противоположностью. Он был далек от журналистики, зато, как сам считал, стал близок тайным учениям, к которым проявил интерес, после прочтения Радужного текста. Романтично настроенный, он следовал за новыми знаниями, скорее всего, ради удовлетворения собственных амбиций.
- Да будет свет! - Клим поменял батареи и холодный, белый свет, вспыхнул с новой силой, осветив комнату, которая когда-то была гостиной или спальней, а может быть палатой для больных солдат или комнатой для допросов.
- Кстати, о свете! Антропологи из Колумбийского университета провели анализ язычества, и пришли к выводу, что первые жрецы поклонялись именно свету, - сказал, улыбнувшись Ростик.
- Не спорю. Только за долго до идолопоклонничества, жрецы в святилищах устанавливали статую человека. Именно она, символизировала власть Богов, во всем их множественном проявлении. Человеческое тело, было наиболее древним, из всех известных символов. Потом пришли времена идолопоклонников. Ключи к древним мистериям были потеряны, и уже никто не знал, откуда взялись и что обозначают образы, стоящие на алтарях, поэтому фигуру человека на алтаре, начали почитать как бога, по образу и подобию которого, сотворен человек.
- Аnima mundi, - заметил Ростик.
- Современный мир и его Аnima mundi, находится в неведении о том, что медицина является краеугольным камнем нынешней религии.
- Ты говоришь о христианстве? - спросил Клим.
- Тебе знаком символ Кадуцея?
- Ну да, - ответил Клим, - медицинский знак.
- Так вот, с появлением культа Гермеса, Кадуцей становится символом тайного знания того времени, затем символом алхимии и средневековой фармацевтики. Сегодня это символ медицины.
- А при чем здесь христианство?
- О-о, это история, о которой не принято говорить вслух. В 1-м веке н.э. Палестина охвачена дуалистическими спасительными движениями. Оппозиционеры из народа, не надеясь на разумность государственной власти и грубую силу его военной машины, пытаются оказать психологическое давление на общественное мнение, созданием сильной религиозной секты. В то время, герметизм как продукт объединения греко-египетского религиозного культа набирает силу и мощь. Вышедший из оккультных знаний Древнего Египта, он является достоянием избранного меньшинства, которое и предпринимает шаги по созданию христианской секты, для управления невежественной массы.
Принимается решение к осторожному началу деятельности. Вначале на тормозах, народу напоминают о времени величия Египта и Греции. Об их объединении. О древнем знании, которое и есть путь к спасению. Шепчут о великих фараонах и греческих мыслителях, людях божественного ума, но недальновидных по отношению к своей пастве. О том, что, в конце концов, эти великие люди проиграли и уступили место новому христианскому богу. Богу восставшего народа.
Державшиеся вначале несколько особняком от множества других спасительных движений, миссионеры христианства, покинувшие Египет, занимаются поглощением герметизма и неортодоксальных оккультных знаний, где понятие Знание, толкуется как - Познай самого себя!
Поглощая древние знания, христианская секта живет очень скромно, дабы не привлекать лишнего к себе внимания, она не грешит любовью к вину и прелюбодеянию. Отказывается от культа императора, за что подвергается гонению. Постепенно набирает силу и множится сторонниками.
Лидер христианской секты, Иешуа бен Пандира «рожденный от Отца, не сотворенный», сын знаменосца и гражданин Рима, увлеченный общими настроениями патриотического толка, начинает проповедовать истинное герметическое знание о Христе - Богочеловеке в каждом из нас.
- Это не доказуемо, - сказал Клим.
- Я знаю, о чем говорю, - сказал я. - К чему я это говорил? Только к тому, что впоследствии, к 325 году в Палестине собирается великое множество уже не герметистов, а гностиков с Востока и Запада. Константин решает собрать более-менее окрепших епископов, чтобы поставить жирную точку в деле образования христианства. В июне того же года, в городе Никея, церковь, которая находится в неоплатном долгу у эллинизма переваренного и поглощенного иудеями за 300 лет. Начинает объединение наиболее сильных представителей гнозиса. Замалчивание первоисточников герметической мудрости, принимается за самый действенный способ борьбы с более слабыми сектами, наводнившими Палестину.
Гностики резко исчезают со сцены ораторского мира, сразу после окончания Никейского собора. Это и понятно, ведь им поручено создание священного текста Библии. В этом им помогают эллины, совершенствуя его в сторону греческого arete, так называемого деятельного добра. Создают образ героя, олицетворяющего человеческий идеал в его моральном совершенстве, наполняя его простотой и добродетелью.
Все доступные оригиналы герметических знаний, изымаются для того, чтобы не нарушить ход мирового времени вселенского колеса, о ходе которого знают только посвященные в великие тайны древнего учения.
Так что, герметисты или гностики, называй, как хочешь, имеют непосредственное отношение к образованию христианства как религии и написанию главной религиозной книги, всем известной как Библия. Основанной на фундаменте древнего знания о Человеческом теле и Богочеловеке внутри него.
- Вот тебе и краеугольный камень, - заметил Ростик.
- Все ясно, - сказал Клим. - То есть, это было на самом деле?
- Иного и быть не могло.
- И как подтверждение этому, переведенный Карлой радужный текст, - сказал Рост. - Еще то, что оригинальные тексты гностиков практически не сохранились. Если бы не находка свитков Мертвого моря и библиотеки Наг-Хаммади, мы бы так и не узнали, какими плодовитыми были писатели гностики.
С наслаждением кота загнавшего мышь в угол, я достал копию папируса с утраченным названием, известного под № 19 из библиотеки Наг-Хаммади, в котором содержится любопытная трактовка крещения Иоанна: - «Река Иордан есть сила тела, то есть сущность удовольствий, и вода Иордана есть желание плотского сожительства» - прочел я. - Вот тебе первоисточник, подтверждающий мою теорию сокрытого в Библии.
- Косвенно, может и да, - неуверенно проговорил Клим. - Но, тогда как быть с искуплением?
- Догмы, утверждения, бесспорные истины. Все это уводит нас от реальности, в которой ортодоксальная церковь видит средством искупления - веру, а гностики - истинное знание. Они оба недалеки от истины, ведь искупление это Спасение, где истинное знание - это познание самого себя, а вера - это принятие этого знания.
Я устал, и мне захотелось домой. У меня больше не было желания делиться с ним сокровенным. На миг мне показалось, что он сейчас не в той весовой категории, чтобы оценить это по достоинству.
Я снова осмотрел довольно просторную комнату. Лампа горела ярко-белым светом, освещая все ее потаенные уголки. Внутри было тепло, несмотря на прошедший ночной дождь.
Странно! За все это время, нас никто не побеспокоил, хотя свет лампы в этой усадьбе, ночью привлек бы внимание любого прохожего.
Не знаю, правильно ли я поступил, поделившись своими мыслями с друзьями. Я втянул их в игру, о которой сам пока не имел понятия. Да и если бы не Радужный текст, то может, и не было бы этой истории, не сидели бы мы здесь, в полуразрушенном доме с мезонином и не разговаривали о религии и философии.
Я пока не знаю, чем закончится история перевода текста Библии, но одно могу сказать наверняка, начало положено.