Пегги
«Творенье может пережить творца:
Творец уйдет, природой
побежденный,
Однако образ, им запечатленный,
Веками будет согревать сердца.
Я тысячами душ живу в сердцах
Всех любящих, и, значит, я не прах,
И смертное меня не тронет тленье.»
(Микеланджело)
Было солнечное венецианское утро. Ничто не могло испортить хорошего настроения хозяйке необычного даже по местным представлениям дома-дворца...
Пегги сидела во дворе на троне, на руках у нее как могли устроились четыре прелестные собачки. Все семейство было омыто лучами утреннего ласкового восходящего солнца. В окружении скульптурных композиций Джакометти, Боччиони, Мура – маленький, открытый дворик с глубокой тенью от ветвистых деревьев, позади – старый дворец. Взору хозяйки открывался приобретенный и
реконструированный не так давно уютный, небольших размеров дворец, раскинувшийся на Гранд-канале. Здесь поселилась коллекция Пегги Гугенхейм – более трехсот работ кубистов, сюрреалистов и абстрактных экспрессионистов ХХ века.
В 1948 году Пегги привезла свою коллекцию в Венецию на очередную выставку Биеннале и влюбилась в город, в который невозможно было не влюбиться –
город, в котором люди рождаются на воде, живут среди воды и уходят из жизни, прощаясь с водой;
город, в котором все движется по воде – жильцы, туристы, грузы, товары, корабли, лодки, гондолы... Вода, вода, кругом вода. Именно Венеции подходят строки известной песни.
Пегги решила остаться в Венеции навсегда, найти место для бесценной значительной коллекции современного искусства, что, безусловно, усложнило задачу. После длительных поисков выбор пал на необычный дворец ХVII века, принадлежавший наследникам венецианских дожей – палаццо Веньер де Леони. Пегги перестроила дворец для размещения картин и скульптурных композиций и в последствии открыла его для многочисленных посетителей. Инсталляции мастеров модернизма и живописные работы были расположены во всех комнатах и коридорах преображенного дома-дворца.
Итак, хозяйка проводила утро, сидя на троне и лаская своих собачек когда посыльный доставил странный пакет с загадочным приглашением к путешествию. Это было как никогда кстати – пришло время развеяться, отдохнуть от всех забот последнего времени, бесконечных посетителей дворца, венецианского
общества и приглашений местной знати. «Что ж, – решила Пегги, – в дорогу и как можно быстрее!» В тот же день были отданы распоряжения по подготовке к путешествию. Через несколько дней в сопровождении четырех собак и служанки-секретаря Пегги покинула Венецию на неопределенное время и вскоре оказалась в персональном вагоне нашего загадочного поезда, отмечая его прекрасные удобства. Пожалуй, ее все устраивало – мебель, комфортабельная кровать, вкусная еда и напитки. Поезд двигался достаточно медленно, ей нравилась музыка колес и осенние пейзажи за прикрытыми красивыми занавесками окнами. Было тепло и уютно, все обещало хорошее путешествие с загадочной, неведомой пока целью. На инкрустированном столике лежало письмо, адресованное ей от неизвестного пассажира, с просьбой принять его после завтрака. Имя адресата на конверте Ашас Веншив ни о чем не говорило. Возможно, какой-нибудь молодой художник или скульптор. Так как обратной связи все равно не было, отказать не предоставлялось никакой возможности. В крайнем случае придется вежливо от него отделаться.
После завтрака Пегги переоделась и присела на диван в ожидании посетителя, поглаживая любимых собачек.
По истечении получаса прозвучала мягкая мелодия замочной скважины, отворилась дверь вагона и на пороге появился молодой человек приятной внешности. Он представился и с позволения хозяйки присел в кресло. Это прозвучало так: «Поклонник многих Ваших деяний, автор письма Ашас Веншив».
Пегги была расположена к беседе, гость вызывал лишь положительные эмоции, а текущая корреспонденция могла подождать своей участи. Нужно было как-то разрядить обстановку, и Пегги попросила рассказать вкратце о себе и о том, что его привело в столь ранний час.
Последовал подробный рассказ о маме, ее занятиях живописью, времени, проведенном в ее студии, художественном образовании, полученном благодаря атмосфере детства, привитой любви к живописи, скульптуре, беседах о различных направлениях искусства и о многом другом.
«И главное, что я хотел бы заметить: мама бесконечно восхищалась вашей ролью покровителя в современном искусстве. Будучи последовательницей абстрактного экспрессионизма, она всегда повторяла одну и туже мысль о необходимости для художника
или скульптора иметь рядом такого человека, как вы – вдохновителя, пропагандиста, коллекционера и материального помощника, и, самое главное, основателя музеев. Человека, который пылает страстью к живописи и ее творцам, без устали сопровождая их по жизни, раскрепощавшего их творческие души, одаривая свободой творчества, вдохновляя на тернистом пути поисков и страданий, понимая их до всей глубины...
Не имея такой личности в своем окружении, многие таланты канули в небытие, так и не испытав успехов и признания при жизни.
Мы с мамой несколько раз посещали ваш музей в Венеции. У меня перед глазами – садик, комнаты с экспозициями, «Всадник» Марино Маррини с распростертыми руками, как будто готовый в любой момент взлететь над каналом и попытаться его затопить. Я всегда вспоминаю экспозиции Макса Эрнста и Джексона Поллока. Зал Поллока замечательный, очень уютный, с диванами посередине, сидя на которых удобно рассматривать картины и концентрироваться
на отдельных из них, особенно ранних работах со множеством закодированных деталей. Сквозь прекрасные решетки в кольцах просматривается фигура «Всадника», с одной стороны, а с другой – канал с проплывающими лодками и чередой венецианских зданий на противоположном берегу. Сложно передать все впечатления, эмоции. Мама бесконечно комментировала увиденное и не могла остановиться». Этот разумный молодой человек все больше располагал Пегги к себе. На это ни в коем случае не влияли произнесенные им приятные слова и комментарии, просто повеяло нотками памяти о дочери и ее печальной судьбе.
За окном проносились осенние пейзажи, от которых она отвыкла, окруженная венецианской водой в течение длительного времени. Виды за окном ласкали, согревали воспоминаниями о поездках в пригороды Нью-Йорка, буйная растительность которых переливалась красно-желто-зелеными волнами осенних красок.
(Продолжение: Звуки живописи 11)