Утро... Открываю глаза и сразу включается в ощущения всё тело. Ноет, болит, тянет до последней жилочки. Это крепатура - привет из зала. Есть такой воздушный номер - полотна...
Ну, встаём. Мышцы судорожно дёргает. Руки чужие. Локти и подмышки в тугих кровоподтёках. Голеностопы и бёдра,ближе к паху, просто фиолетовые. С румяным глянцем. Местами сам себе напоминаю расписную русскую матрёшку. Разгибаюсь, встаю. В ванной умываюсь до пояса и начинаю воспринимать действительность более бодро. Поперёк спины красная полоса. Уже взялась корочкой. Это дёрнуло на срыве - ожог. Мягкая ткань может ободрать не хуже железной тёрки.
Теперь десять обязательных упражнений и мир наливается красками по мере того, как кровь наполняет мышцы, выгоняя молочную кислоту. Ем,собираю сумку на репу и думаю:
- Может, ну его сегодня ? Раз не схожу. Отдохну. Места уже живого нет...
Выталкиваю себя за порог. На улице замечательно. Солнце, небо заполняет голову синевой, воздух приводит в чувство сродни нашатырю или камфоре.
Иду. Крутятся мысли в башке, стряхнутой срывом с "восьмёрки". Ничего страшного - просто ноги заплетаются тканью и падаешь спиной вниз, повисая в узле на ступнях. Скорость такая, что при резкой остановке внизу разогнавшийся мозг стукается о черепную коробку. И начинаешь немного плыть. Ступни очень жёстко затягивает и боль приводит в чувство.
Мысли о номере плавно сползают в быт. Встречаю знакомых, здороваюсь. У некоторых усмешка прячется в уголках глаз. Мол,здоровый мужик, а занимается чёрт знает чем. Или так - нормально устроился. Вышел, покрутился пять минут, деньги получил. Мда...
Пальцы ноют, чёрт. Пытаюсь снять кольцо ( на репе будет мешать ), удаётся с большим трудом.
Вхожу в раздевалку и понимаю, что запал кончился.
- Завтра,- думаю с облегчением.- Сегодня отдохну. Оставлю барахло здесь и потом с новыми силами...
И вдруг понимаю, что я уже в зале, переодетый. Стою возле крепежей и отматываю трос. Погнали !
Разминка. Бег. Потихоньку втягиваюсь. Главное - локти и спина. Кисти опухли от обрывов на полтора метра вниз, в "бланш". Но держат - я сильный. Вот с гибкостью хуже. Добираю мощью и настырностью. Самое страшное для меня - обрывы вперёд. Кто сказал, что гимнасты не боятся? Не боятся только дураки и герои. Смею надеяться, что я не из тех и не из других.
Когда висишь на туго впившейся в тебя струне, а под тобой десятиметровая глубина, в которую надо упасть лицом ей навстречу, ищешь какие-то зацепки, толкающие тебя на это. Шагать вперёд вообще всегда труднее, чем отступать. Срывы спиной вперёд, например, мне даются абсолютно без напряга. Самое подлое здесь то, что привыкнув к одной высоте и перепрыгнув выше, всё начинаешь сначала. Было десять стало пятнадцать. Снизу и незаметно. А сверху - твою мать!
Да, есть такая штука - вера в себя. Но, когда ты вымотан ежедневными 4-5 часовыми репетициями и отупел от постоянной мышечной боли, это плохо работает. Но есть ещё другая вера - вера близких тебе людей.
Ты висишь на туго натянутой тетиве своего страха и похож на стрелу, заряженную в лук. Мокрые опухшие пальцы удерживают звенящую струну полотна. Предплечья немеют, но отпустить не решаешься. Завис.
И вдруг, когда уже почти сдался и готов униженно сползти вниз не выполнив задуманного, внутри раздаётся звонкий маленький голос:
- Мой папа большоооой и вооот такой сильный!
И другой, спокойный, мягкий и тёплый, полный неколебимой твёрдости:
- Он может всё!
Ап! - говоришь ты себе и, отпустив натянутую до звона струну ткани, делаешь шаг вперёд.