РУССКОЕ ПОЛЕ
1
Степан Шипов разводился с женой. Прожили в любви и согласии двадцать лет и два года, до серебряной свадьбы оставалась самая малость. Но! Молодая, чувственная секретарша с пышной грудью и стройными ногами, всегда мило улыбающаяся своему шефу, смутила Степана Шипова. А главным была её доступность всегда, когда она нужна была Степану Шипову в его непростых делах: «Задержитесь, придите раньше и наберите это письмо, чтобы я мог его взять с собой на совещание, сделайте кофе, но не очень сладкий, найдите Дятикова, этого разгильдяя, хочу посмотреть ему в глаза и сказать ему пару слов, мать его…» - всё исполнялось с улыбкой, тотчас, чётко и дельно.
Степан Шипов уже и не мог представить свой офис без этого существа. И, вдруг, однажды, когда рабочий день давно окончился, Степан Шипов, остановившись на какой-то фразе письма, которое он диктовал, спросил:
– А может оставить на завтра?
– Как скажите, – последовал ответ, и снова улыбка, и ожидание, как он решит.
– Да, пожалуй, на сегодня хватит, – подумав, произнёс Степан Шипов, вышел из-за своего широкого стола, заваленного бумагами и, подойдя к компьютеру, за которым в ожидании сидела молодая женщина, взял её за руку. Она вздрогнула, но улыбки не потеряла. Степан Шипов провёл её к своему столу, решительно отодвинув лежавшие на нём бумаги так, что половина их усеяла пол, ловко подхватил секретаршу за талию и посадил на край стола. Она продолжала улыбаться, но в её глазах появился интерес и лёгкое недоумение. «Шеф явно созрел», – мелькнула мысль в её прелестной головке, когда Степан Шипов начал расстегивать её лёгкую прозрачную кофточку. «А что будет дальше? И как? – уже другая мысль торопила первую. Дальше было, как подучая болезнь, как впервые, после долгого воздержания. И молодая плоть показала, на что она способна. Когда, ближе к полуночи Степан Шипов, утомлённый баталией, затих в своём кресле в нирване, инициативу перехватила молодость, что вконец сразило Степана Шипова. Конечно, глупо было выкать после случившегося.
– А ты не слабак! Трахаешься, как с голодухи. Хочешь ещё? – лукавые глаза вопрошали с интересом. «А что ответит? Да! Шеф в норме».
– Я давно хотела соблазнить тебя. Держался ты стойко. А почему сдался?
– Ты о чём это? – Степан Шипов снова прильнул к этим сладким грудям, думая, что ответить.
*
Ответом стала новая вспышка одичалой страсти, так искусно подогреваемая прелестницей. А потом - совершенно деловой разговор:
– Я тебя отвезу домой. Скажи куда?
– Спасибо! Думала, что придется ночью ловить такси.
– Зачем, я отвезу. Собирайся.
– Я уже готова, – она одёрнула юбку, набросила кофточку, на ходу одела плащ.
– Дома посижу в ванной, – наблюдая за Степаном Шиповым, промолвила она.
Степан Шипов нашёл заброшенные за стол брюки, не попадая в штанины, одел их, затем разыскал рубаху.
– Не спеши. А где галстук? – спросила прелестница.
– А, чёрт его знает, – буркнул Шипов. Галстук искали долго, найдя его среди бумаг на полу.
– Помаду сотри, – напомнила секретарша, ставшая в одночасье жрицей любви.
– Ладно, разберусь, – буркнул Степан Шипов и заглянул в туалетную комнату. Вышел лишь через десять минут тщательно умытый, с увлажнёнными волосами и, как обычно, в свежей рубахе, которую нашёл в гардеробе.
– Поехали, – бросил он и поспешил к выходу.
Лиха беда – начало. Оторваться уже не было сил. Да и не хотелось бороться с этим ураганом. Пусть! Так пролетело лето. Осень не охладило страсти, и молодая женщина, продолжая на работе спектакль в привычной обстановке, вопрошала себя.
– А что дальше? А как быть? – спрашивала об этом и Степана Шипова.
Степан Шипов отвечал порою зло:
– Я разберусь, погоди.
К зиме разобрался. Удар, нанесённый жене, был тяжек! Жена Людмила месяц не могла прийти в себя. Степан Шипов настаивал на разводе, не скрывая ничего. Развод. Раздел нажитого. Дети остаются с матерью: девочка двенадцати лет и парень восемнадцати. Нет, они не осуждают отца, хотя находятся в прострации. Как же это? Благородно оставляет жене четырехкомнатную квартиру, загородный дом с полем в двести гектаров, пансионат с гостиницей, лошадками, другой живностью и … заботы. Положил ежемесячное пособие на семью. Солидное, очень солидное.
Жуткими, одинокими ночами Людмила Павловна прокручивала свою жизнь назад, к истокам семьи, жалостливо ища себя в этом новом положении. «Почему? Как же это?» И тысячи вопросов ломились к ней в голову, оставаясь без ответов. А было-то тогда так радостно и счастливо...
*
Боевой генерал Павел Иванович Брусин оставил свою часть там, в горячей точке под Кандагаром, получив срочный приказ явиться в управление в Москву. Предстояли большие события, и его опыт и знания обстановки нужны были начальству. Брусин догадывался о причине его отзыва, но с сожалением покидал боевых друзей. Вертолёт уже приближался к границе, когда вдруг машину стало трясти, она теряла высоту. В салоне, где кроме генерала было ещё дюжина военных специалистов, появился удушающий дым, где-то заполыхало огнём. Паники не было, но волнение было на пределе. Пробравшись к кабине лётчика, Брусин резко спросил:
– Падаем? Что молчишь, капитан?
Молодой капитан, не слыша генерала, пытался совладать с машиной, резко идущей к земле.
– Работай, сынок, – нашёлся генерал и, повернувшись к группе офицеров, гаркнул:
– Приготовьте к жёсткой посадке! Без паники.
Посадка действительно была жёсткой. Вертолёт буквально развалился. Но, на счастье, взрыва не было. Видно выработалось всё горючее.
Генерал с вывихнутым плечом помогал оттащить от вертолёта раненых, среди которых был и капитан. Все остались живы, но было много тяжело раненных, капитан был без сознания.
– Молодец, сынок, всё-таки дотянул, – склонился над капитаном генерал. Но тот не реагировал. Прощупав пульс, генерал убедился, что капитан жив.
– Ничего, парень, держись. Сейчас наши подойдут. Наши появились только через полтора часа. Группа медиков решительно занялась ранеными. Генерал жёстко спрашивал:
– Где болтались, вашу мать? Люди помирают. С радаров ушли давно, почему не реагировали?
*
– Виноват, товарищ генерал! – оправдывался полковник, – сопки, погода, духи.
– Заткнись, полковник! Срочно увози людей в санбат. Потом договорим.
Тяжело раненных бережно перенесли в вертолёт с медицинским оборудованием. Врачи привычно хлопотали над ними, подключая к многочисленным специальным аппаратам. Среди них был и капитан, герой «жёсткой посадки».
– Куда их, полковник? – генерал Брусин ждал ответа.
– В центральный госпиталь, товарищ генерал.
– Добро! Спеши, полковник, головой отвечаешь за них. Понял?
– А вы, товарищ генерал? – полковник ждал ответа. – Может с нами? На базе будут спрашивать подробности, а вы участник, всё-таки.
– А место есть? – спросил генерал Брусин, уже мягче.
– Найдём! – весело ответил полковник, понимая, что туча пролетела. – Давайте я вам помогу.
– Сам! – резко ответил генерал Брусин и, держась за раненное плечо, пошёл к вертолёту.
Через неделю, не став долечиваться, генерал Брусин специальным рейсом вылетел в Москву.
– Ты, Павел Иванович, родился в рубашке! Молодец, людей спас, сам выжил, хвалю, - новый начальник радостно встретил генерала Брусина и вышел к нему из-за своего широкого стола.
– Разрешите доложить? – начал генерал Брусин.
– Не разрешаю, всё знаю, рад видеть тебя на работе, Паша. – Генералы крепко обнялись. – Давно жду тебя. Столько дел, и твой опыт очень важен. Принимай дела, мой помощник всё тебе объяснит, покажет и устроит. Сутки тебе на ознакомление, а завтра жду на оперативке. Есть вопросы?
– Есть, Иван Данилович! Хотелось бы знать, где сейчас этот капитан, командир вертолёта, что смог нас спасти, проявив мастерство и мужество?
– Отлично! Завтра получишь о нём все сведения. Я распоряжусь.
– Спасибо, Иван Данилович! Разрешите идти?
– Иди, жду тебя завтра к двенадцати ноль, ноль.
*
По длинному коридору Красногорского госпиталя в накинутом на плечи белом халате, с букетом цветов и высокой коробкой в подарочной обёртке, шагает генерал.
– А где же палата 506? – спрашивает он молодого солдатика, скучающего в коридоре и потерявшего дар речи при виде генерала. – Сынок, ты что, не слышишь?
– Никак нет! В конце коридора, налево!
– Спасибо, друг! Как дела?
– Отлично, – рдеет солдатик, – иду на поправку.
– Добро! Держись, парень. Успехов тебе.
Найдя палату, генерал осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. На больничной койке лежал уже знакомый ему молодой капитан. Он был в забытье и даже не отреагировал на появление посетителя.
– Сынок! – позвал генерал. Парень открыл глаза, посмотрел на генерала и только через минуту сообразил, что сам генерал в его палате. Попытался подняться.
– Ты лежи, лежи. Не суетись. Я вот посижу рядом. Как ты?
– Ничего, товарищ генерал. А я вас сразу узнал.
– Ну, так вместе же мы падали с небес… – пошутил генерал и улыбнулся.
– Иду на поправку, как говорят врачи. – Капитан умолк.
– Добро! И мне доложили, что худшее позади, сынок. Так что держись. Держись так, как держался там, в воздухе. Молодчина!
– Держусь, – улыбнулся капитан. Только скучновато.
– Это как так, скучновато? Непорядок! Я тебе пришлю команду молодёжи, дочку с друзьями. Будет весело. Ребята отличные. Быстро поставят тебя на ноги. Не хандри.
– Спасибо! – капитан улыбнулся и кинул взгляд на коробку в руках генерала.
– Вижу, вижу! Это тебе доппитание в некотором роде, если врачи разрешат. Да ты и сам, понимаю, разберёшься. Разберёшься?
– Разберусь, – уже с улыбкой ответил капитан.
– Ты, сынок лечись, не о чём не думай, со службой разберёмся. Таких героев мы не бросаем. Понял?
*
– Так точно, понял!
– Вот это хорошо. Рад был видеть тебя. Лечись. Жди ребят. Надеюсь, подружитесь. Ну, будь здоров! – генерал пожал руку больного, улыбнулся и, снова попрощавшись, покинул палату…
Вот так началась новая жизнь боевого капитана, дочери генерала и всей семьи. Молодые люди понравились друг другу. Дружба перешла в любовь, а там семья, дети, новые заботы и серьёзная учёба. Надо было осваивать гражданскую профессию, после комиссования из армии. И всё с помощью любимой жены… И добился многого. Получил юридическое образование, основал фирму, стал крутым бизнесменом…
«Боже, как всё начиналось…» Снова и снова вспоминает Людмила Павловна. «И вот всё рухнуло, и как жить теперь?» Людмила Павловна совершенно потерялась от крушения этого мира, такого привычного ей. И семьи. «Впрочем, где семья?» – подумала она. «Боже, как стыдно! А что объяснить детям?»
– Людочка! Доченька, – слышала она обращение матери, – ну, не переживай так. Мы с папой рядом, и дети здесь. Всё бывает. Тебе надо жить дальше, да, с болью в сердце. Но жить! Мы, семья, поможем.
– Спасибо, мамочка! Но как тяжко всё это.
– Пройдёт, пройдёт! Только держись. Всё образуется, – успокаивает мама Людмилу Павловну, а у самой слёзы в глазах.
«Что же ты наделал, Стёпа?» – спрашивает, в который раз, сама себя Людмила Павловна.
Но жизнь продолжается…
*
Прошли три года. Людмила Павловна окунулась в новую для неё жизнь. Приходилось по ходу дел изучать непростую науку управления большим хозяйством. Участие родителей, особенно матери, помогало ей в нелёгкие минуты принятия решения по возникающим вопросам. А было их уйма! И здесь выяснилось, что бывшая компьютерщица обладает широким видением предмета, аналитическим умом, способностью предвидеть последствия принятых решений и, что и для Людмилы Павловны оказалось новостью, дипломатическим этикетом, так подкупающим потенциальных соучастников коммерческих операций. Шарм женщины обладающей, как оказалось, мужским характером творил порою чудеса.
– Да ты у меня настоящий генерал, дочка, – хитро улыбался отец, искренне радуясь произошедшей метаморфозе с дочерью. Одиночество постепенно отступало на второй план среди динамичных дел, требовавших внимания и постоянного участия. Но рана саднила. Саднила ещё долго, особенно, когда дочка задавала вопросы, связанные с отцом. Сын был постарше и более деликатен. Уже понимая в своих годах необычность случившегося разрыва в семье, он почти не касался этой темы. Только, когда Людмила Павловна, забыв, спрашивала его о чём то, связанное с отцом, он отвечал ей односложно, почти междометиями. Оба понимали болезненность этой темы.
Работа и новые обязанности полностью увлекли Людмилу Павловну.