Шла подготовка к встрече Нового года. Я очень любил это время, сразу заряжался энергией и включался в работу. На этот раз мне поручили закупку и доставку елочных игрушек, подготовку оригинальных выступлений. Я уже не помышлял о воровстве, давно не прятал ничего под мостом. Вместе со своей командой из семи человек, мы перенесли елочные украшения в столовую и передали девчонкам. Сами взялись за подготовку театрализованного выступления. К бал-маскараду готовились все группы, а старшие ребята опять создали тайну. Где и что они делали? – никто не знал.
Чаще слышался смех, активней стали танцы, девчата ходили стайками, перешептывались, хихикали. Перед новым годом выпало много снега, это еще больше придало торжества предстоящему празднику. Мы очищали тротуары, делали дорожки, игрались в снежки. Незаметно подошел новогодний вечер. И только теперь я спохватился, что не подготовил маскарадного костюма. Стал метаться, приставать к ребятам, девчонкам, но все были заняты своими делами.
И вдруг, нашим милым, Наталии Паплик и Вере Березовской пришла в голову "сногсшибательная идея" – нарядить меня девчонкой. Как я был напуган?
- Не получится, девчата, я даже ходить не умею, качаюсь, как утка.
- Мы научим, Лопушок, только согласись. Оденем, походим под ручку, станцуем и готово! Тебе подойдет светлое платье, а на голову смастерим красивую соломенную шляпку, у нас в реквизите большой выбор.
Я радовался как ребенок, но поставил условие: одеваться в девичьей спальне. Мне всегда хотелось хоть одним глазом подсмотреть, как сидят девчонки, полу раздевшись на кроватях, расчесывают волосы, смеются. На каждой лифчик, красивая грудь. И они, и их спальня были для нас недоступны, таинственны, притягательны. Как хотелось приоткрыть занавес над этой тайной.
Долго судили-рядили, где меня одевать и решили: быстро одеваю платье в своей спальне, и тут же Наташа и Вера ведут наверх, в девичью, там собирают до конца, так сказать, украшают мой туалет.
- Только платье мне подлинней. Мои костяшки – это не ваши ножки. Вера тут же парировала:
- Не рано ли на ноги стал заглядывать? Ребеночек! Сначала усы отрасти.
- Ладно, больше не буду.
Ох и тяжело! Ну как они платья через голову напяливают? Где рукава? Где эта молния? Полундра, спасите! Вышел я в коридор, все торчит, висит, я весь пунцовый. Вера откровенно расхохоталась и воскликнула:
- Чудо! Чудо гороховое.
Наташа взяла за руку и потащила наверх, почти бегом. Меня – за дверь. А кругом девчата прибираются. Вдруг визг: - Мужичка привели! Одурели?
Кто под кровать, кто за шкаф, за печь попрятались, смех и грех. Меня отгораживают покрывалом.
- Отвернись к стенке!
А я уже успел все разглядеть: аккуратно заправленные кровати, то в одном, то в другом месте девчонки помогают друг дружке одеваться, примеряют что-то там, причесываются, украшают. Ну и конечно, краешком глаза я увидел полуобнаженную грудь в белом лифчике. Уже с угла, куда меня затащила Наташа, я еще раз пытался подглядеть, но Вера тут как тут:
- Куда пялишь глаза, дурень?! Отвернись! Потом философски:
- Вас только допусти сюда…
Собирали меня до умопомрачения. И так крутили, и сяк, и примеряли, к низу пригибали, руки поднимали… Господи! Избавь своего раба божьего от этой немилости.Да не хочу я быть девчонкой!
- Ты что там бормочешь?
- Да не буду я девчонкой, не хочу!
- Помолчи и поворачивайся побыстрей. Вера с булавками, разными проволочками, зажимами продолжала измываться над моей бедной головушкой.
- Еще здесь, так… Здесь плохо держится, м-г-г-гу… ну, теперь ничего, сойдет.
- Все, к зеркалу! Одеяло убрали, в спальне только мы втроем.
- Мы же опаздываем! Да вы из-за меня не собрались?
- Не волнуйся, ты еще не узнаешь нас, на вечере.
Перед зеркалом я оторопел. Девчонка…
- Он похож на тебя, Наталка, только качается слишком. Будешь ты Наташкой! –заключила Вера.
- Здорово! Я всегда думал о том, что если бы стал девушкой, то непременно Наташей.
- Верка! Я побежала одеваться, а ты походи с ним, выровняй это уточку.
- Идем к зеркалу еще раз, так … спинка прямая, голова поднята, немного набок, так… улыбнись. Да не смейся, улыбка должна быть легкой, безразличной. И когда тебя пригласят на танец, опусти веки. Они у тебя как метлы, не нужно наклеивать. Попробуем… я приглашаю тебя… да не прячь голову, не крути, как наш бычок Мишка, просто опусти вниз. Больше безразличия, гордости, тебе все нипочем.
- У-у-ух, эти девчонки, все умеют, обманщицы. Вер, а откуда такая прическа, чьи это волосы у меня на голове?
- Все, я побежала. Встретимся у елки и проведем настоящий урок…
Я посмотрел на убегавшую Веру и где-то в глубине сознания почувствовал ее намек, но не осмыслил. Было некогда. "Божечки! Я девчонка, сейчас выйду на улицу, а меня хвать и в угол… ужас… нужно пищать, хихикать, а я… подерусь, что будет?.."
Я припомнил, как мы хватали девчонок и прижимали в угол, а в школе так издевались над сестрами Маковскими – ложили на стол, пытались сорвать одежды… Они пищали, истерически смеялись, но никогда не жаловались. Я потрогал свой лифчик, по телу пробежал холодок. "Не хочу быть пискухой, дурень, зачем согласился?" Оглядываясь по сторонам, короткими перебежками, иногда, прыжками, достиг столовой. А там гулянье, вовсю. Пары кружатся вокруг елки, летают разноцветные ленты, смех, шум. И тут я осознал, как плохо быть лжедевчонкой. Мужик же я, без всякой задней мысли пробрался к своим пацанам.
Ужас! Меня приняли за настоящую девчонку, давай хватать, щипать в задние места…
Полундра! Спасите!
Смываюсь к "своим", дошло…
Со мной заговаривают, поправляют шлейку лифчика… "Чорти што… со мной любятся девчонки, трогают руками, не-е-е, надо бежать отсюда, не по мне это…"
Не доставало зеркала – увидеть свою мордочку в эти минуты.
Вдруг, меня приглашают на танец. Пацан! Ой, что будет? Иду, молчу.
- Ну, продолжим урок?..
- Вера! Ну ты даешь, не узнать?
- А тебя тоже не узнают. Наши девчонки приняли за свою подружку. Смотри, не ходи с ними на улицу.
- О-о-о, Верка! А как же мне туда?.. Я бы с пацанами пошел… Совсем закрутился, все с ног на голову.
- Никуда не ходи, держись и танцуй.
- А ты очень вписалась, запросто так, всамделишный мужик.
- Я всегда хотела быть парнем, выросла с ребятами и теперь постоянно играю с вами.
- Да уж, вечно дерешься, коготки свои выпускаешь.
- А как же с вашим пацанским войском не драться? Вас только допусти…
После двух-трех танцев я освоился и более-менее играл трудную и прекрасную женскую роль. Были розыгрыши, шуточные выступления, малыши дали концерт.
И наконец, объявили главные призы: они достанутся тем, кого не узнают в маскарадном костюме.
Неожиданно зал ахнул. У елки стояли настоящие, сошедшие со страниц книги Александра Дюма, три мушкетера. Я не узнавал ребят в этих шикарных французских шляпах, ярких накидках, с крестами на груди, и со шпагами на боку. А лица? А усы? Ну, настоящий Д'Артаньян, Атос, Арамис, недоставало Портоса. Я вдруг вспомнил, как Федя Хоминец носился с книгой "Три мушкетера", читал во всех уголках и засыпал с ней. Даже Елена Ивановна не могла уложить его в постель. Так это же он посередине! Нет, он слева, а посередине высокий Витя Чмырь. Да, точно! А справа, кто же справа? Похоже на Шевяк Богдана, это его стальной взгляд. Посыпались приветствия, поздравления и выкрики: - Первый приз! Первый приз!
Но тут появился, во всем своем великолепии, в красных сапогах, в богатой широкополой шляпе "Кот в сапогах!" Никто не узнал Кота в сапогах. Кажется это был Лозьо.
- Первый приз! Первый приз!
Пока в воздухе витали восторги, появилась Она – "Золушка". Это был восхитительно-пышный наряд, с золотым сиянием; блестящие туфли, легкая вуаль на лице, черные очки. "Кто же это?… похоже на нашу красавицу Ульяну?" О! Шарль Перро41, мы влюблены в твоих героев!
Ну недостаточно ли на сегодня? Нет… Елена Ивановна привела маленького человечка.
- Как тебя зовут? – послышалось со всех сторон.
- А зовут меня Гном, а зовут меня Гном-Тихогром!42 И прислали меня братья Гримм.
Малыши в восторге, визг, писк. Все сказочные персонажи получили главные призы.
Много разных вечеров было в моей жизни, но этот останется в памяти навсегда.
- А как с моим маскарадом-переодеванием, - спросите вы? Меня узнали и очень тепло и восторженно поздравляли. Ну конечно, мои пацаны.
После новогоднего праздника мы как-то сблизились с нашими девчонками. Вместе работали во дворе, затевали игры, катали их и сами катались.
Не дрались, не кричали "пискухи", не свистели им вслед. Мы стали как-то бережней относится к женскому полу. Особенно после одного ужасного события, которое всколыхнуло весь детский дом и заставило мальчишеский род посмотреть на окружающий мир другими глазами. Начало этому событию предшествовали весна и лето. Игры на берегу реки Стрый, частые встречи с шефами-воинами местного гарнизона, по роднили нас.
Мы доверялись солдатам, как старшим товарищам, как родным, и тянулись к ним всем сердцем. Учитывая, что питание в детдоме было впроголодь, мы были готовы сделать все для наших солдатиков, лишь бы получить с их рук что-нибудь вкусненькое.
Во время отдыха, на речке, наши девчонки собирались отдельной стайкой, вместе с Еленой Ивановной. И все, мы, конечно, удалялись подальше от этого таинства: девичьего купания. Да и никому в голову не приходило подсматривать за купальщицами, ведь это были свои подружки, детдомовские. Но я все же увидел Ульяну: стройную, красивую, в светлом купальнике. И не только я, за ней увивались все. А она, со всеми была гордой и неподступной.
Беда случилась не с ней, а с ее подругой Любой. Эта тихая застенчивая девушка, само воплощение кротости и чистоты, поддалась на соблазн. Обласканная, получившая в награду медовые пряники и другие дары, доверилась солдатику, которому наплевать на сирот, на невинность, на будущее этих беззащитных существ… И в одну из зимних ночей, после страшных тревог, попыток убить себя, Люба родила мертвого ребенка.
Как это происходило, знает один Бог. Как она сумела скрыть от обитателей нашего дома свой стыд и позор, тоже никто не знает. Эта мужественная девушка осталась жива и была отправлена в другой детский дом, подальше от наших глаз. А мы думали, гадали по ночам…
Никому не доступны твои думы, мечты, твои сны. Мне часто снились горы и леса, что я лечу, свободно парю, и мне так легко. В эти ночи я летел с Любой, спасая ее от невидимых преследователей. Мне было так сладко и прекрасно. Я решил, что буду всегда защищать девчонок, оберегать их покой. Они слабы и беззащитны.
Влюбился я не в нашем доме, а в школе. Пришла весна, весенняя капель, и лучик солнца золотой упал с моего зеркала на Ее лицо. И вдруг, она повернулась ко мне и улыбнулась. "Что случилось, что со мной? Я снова хочу видеть ее улыбку, лицо… Что за тайна?" Потом еще и еще я ждал, ловил эту улыбку, и так тревожно билось сердце. Однажды мне захотелось написать ей стихи. Бился, сражался с рифмами, на всех уроках! Получилось. Ура!
Чистое небо. Мерцают звезды.
И тишина стоит кругом.
Мир одинок. Мир, как бездна.
И только мы с тобой вдвоем.
Через месяц я подарил ей зеркальце. Получилось запросто. Я спросил: "Хочешь поиграть "зайчиками?" Она улыбнулась и взяла с моих рук драгоценность. Спустя еще две недели я подарил ей песенник: маленький, карманный, в красивой обложке. Я готов был поднести ей полмира, но ограничивался улыбкой и был так счастлив. Долгое время мы не приближались друг к другу, но вот, однажды, на перемене, стали у открытого окна, любуясь сиянием солнца, весенними ликами. О чем мы говорили? Ни о чем, просто слушали Весну.
Я вспоминаю, иногда, свою первую школьную дружбу и Ее, Бигун Светлану,с 9-го"б".
Приближались летние каникулы и мы усердно трудились в школьных мастерских, чтобы заработать обещанную поездку в Закарпатье. Мы с Лозьо делали табуретки, точнее – занимались сборкой. А всю подготовительную работу осуществлял Степа. На верстаках заготовки, на полу клей, в окнах солнышко – все так радует, работа спорится, приближая нас к заветной цели.
Да, мы выполнили поставленную задачу и получили награду – поездку в Ужгород.
"У-у-ух, да-а-а, дает девятый "бе"! Мы тоже хотим!" Эти возгласы слышались ежедневно, мы были в центре внимания всей школы. Радовались – не передать.
В жаркий июльский день наш маленький автобус спускался с ужокского перевала. Сверху виднелся серпантин шоссе, он описывал почти правильную восьмерку. При повороте дорога то появлялась, то исчезала, а внизу подходила вплотную к реке. Мы прильнули к "иллюминаторам".
- Ух-ты, - вскрикивали то один, то другой, - как в самолете! Как на корабле! Не-е-е, здесь моря нет. Страшно, вдруг не повернет и прямо вниз, в речку… Автобус двигался очень медленно, прижимаясь к обочине и точно вписываясь во все зигзаги. Напряжение спало внизу. Мы прочитали: река Ужок. А лес такой красивый. Высокие ели сменились сосной, дубом и роскошными буковыми плантациями. Везде: на склонах, в низинах, почти у дороги – зеленый живой ковер. Легкий ветерок колышет и переливает его, создавая невиданную доселе красоту морской глади. Такое мы видели впервые.
Когда въехали в город – поразились еще больше. Вдоль тротуаров – шелковица.43 Плоды красные и черные, мягкие и бархатные, сладенькие, тают во рту. Нас еле оттащили от тутовых деревьев. Главная цель поездки – краеведческий и исторический музеи. Это действительно оказалось интересным. Мы увидели различные инженерные сооружения, камне метательницы, приспособления для разливки горячей смолы, закарпатские боевые топорики – все это стало на пути татаро-монголов в 14-м веке, а предводителем армии защитников был народный герой Захар Беркут. До сих пор стены и защитные сооружения гордо высятся над городом, сообщая всем согражданам о великом народном подвиге.
Мы побывали в музее закарпатского народного искусства и любовались вышитыми рушниками, там же полакомились знаменитыми ленивыми варениками.
Эта короткая поездка пленила нас, раскрыла красоту нового, неизвестного нам мира. Мы размечтались о поездке в Киев, Ленинград, Москву. Разве я мог предполагать, что через четыре года буду в Москве, на сцене Театра киноактера и студии "Мосфильм" в составе военного курсантского ансамбля.
Как непредсказуема наша жизнь!
Лето желтое, лето красное, лето колосьев, снопов и звонких песен – оно кормило нас, согревало и вдохновляло на подвиги. Мы возобновили набеги на огороды, сады и урожайные поля. Очистили свои окопы и тащили туда всяческую снедь про запас, а по вечерам сражались. Это были уже не кровавые сражения, а веселые захватывающие игры с предварительной разведкой и мощной атакой с одной и другой стороны. Противники забрасывали друг друга тяжелой глиной и шли в рукопашный бой, применяя при этом борцовские приемы. Но иногда разгорался настоящий рукопашный, и все это за чей-то огород, сад, грядку огурцов. Все чаще приходили жаловаться хозяева близлежащих садов. Все больше падала дисциплина в детском доме. Нет, это было не сопротивление воспитанников, а что-то другое. Старшие девчата собирались группками и уходили в город, возвращаясь к вечеру. А ребята по-прежнему уходили через чердак, но возвращались либо ночью, либо под утро. Иными стали воспитатели: пассивные, нетребовательны, порой безразличны. Даже моя любимая Елена Ивановна перестала делать мне замечания, в столовой. Я научился держать ложку в правой руке, но иногда забывался и тут же доносилось.
- Лопушок, тебе уже пятнадцать лет, пора научиться правильно кушать.
А по утрам она часто приходила в спальню и поднимала ребят. Никто не осмеливался при ней сбросить одеяло, только Федя Хоминец делал это, и тут же наша милая воспитательница убегала.
Теперь этого не стало. Всех захлестнула волна миграции. Кому исполнялось шестнадцать – уезжали. Уехала Катя Козырь в город Гусь-Хрустальный, Наташа Паплик в Тернополь, Степа Дмытрышын в Мариуполь, на Донбасс. Уехали и другие ребята и девчата.
Остались учиться Шевяк Богдан, Лозьо, Хоминец Федя. Мы стали самыми старшими. Как это здорово! Но как хочется уехать, как притягивает свобода, стук колес, сладостное покачивание в вагоне. «Степа в Мариуполе и я хочу там быть! Хочу на Донбасс, теперь у меня адрес Ивана, он в самом Донецке». Я забыл о наказе брата, и моем обещании учиться, стать человеком. Меня все больше притягивала железнодорожная станция, здесь все так знакомо. Плевое дело забраться в поезд и…