В школу мы с Алей пошли в 1976 году.
Время от первого до восьмого класса пролетело очень быстро. Мы были всё такими же неразлучными подружками, сидели за одной партой, читали одни и те же книжки, только летом я на две смены ездила в лагерь и на месяц в деревню к бабушке, а Альбина жила на даче или гостила у родственников. В 14 лет Аля была абсолютной красавицей, в точности похожей на свою мать – те же пышные светло-золотые волосы, ярко-голубые миндалевидные глаза, длинные изогнутые ресницы, правильные черты лица и стройная фигурка с осиной талией. Роста она была среднего – немного выше меня. Но меня звала Сонечка-Дюймовочка. Мы по-прежнему воспринимали друг друга как сестрёнки, и долгое время никто не пытался вклиниться между нами. Хотя с другими девчонками из нашего класса мы всегда были в хороших отношениях. А на мальчишек не обращали внимания. Хотя мало кто из них не обращал внимания на Альбину. Но ни один из её поклонников в идеалы не годился, а меньше, чем на идеал, Альбина была не согласна. Впрочем, и я тоже. Хотя в школе у меня не было такой популярности, как у Али Шаховской, но тем не менее у меня были поклонники и в лагере, и в деревне – ведь там не было моей красавицы-подруги. В лагере я даже получала записки с признаниями в любви. Но ничего на них не отвечала, поскольку верила, что моя настоящая любовь ещё ждёт меня в будущем. Ту же надежду питала и Альбина. Мы обе были особы романтичные, с двенадцати лет зачитывались романами Дюма и Жорж Санд и ждали появления своих благородных героев. И наконец-то дождались. Первая любовь пришла к нам с Альбиной почти одновременно.
А незадолго до этого у нас появилась новая подруга. Впрочем, знакомы с ней мы были еще с дошкольного возраста. Она жила в нашем доме, ходила в тот же детский сад, что и я, но мы никогда не дружили. Лора была на год нас младше, но в первый класс пошла одновременно с нами. Родители устроили её в элитную спецшколу с углублённым изучением английского, чем Лора весьма гордилась. Поскольку школа была в нашем районе, мы были достаточно наслышаны об этом престижном учебном заведении, куда детей возили со всей Москвы. Но Алина мама, прекрасно владевшая несколькими языками, считала, что её дочери не нужен углублённый английский в школе – у нас, мол, своя домашняя спецшкола по иностранным языкам, – а в общеобразовательной пусть будет упор на другие предметы. А для моей мамы было важно, чтобы я училась недалеко от дома и, главное, чтобы мне не нужно было переходить дорогу. В итоге нас с Алей отдали в школу, до которой было всего 10 минут ходьбы и никаких автомобильных дорог на пути. И мы ничуть не завидовали Лоре, которой приходилось как минимум на целых полчаса раньше вставать по утрам и почти всегда позже возвращаться после занятий.
Вообще Лариса Шкурко была у нас во дворе личностью довольно популярной – особенно в кругу молодых людей. Девушки её не слишком жаловали, поскольку Лора слишком много о себе мнила и претендовала на звание первой модницы и красавицы Сокольников. Большие светло-карие глаза в сочетании с маленьким ротиком считала своей главной изюминкой – потому что таких огромных выпуклых глаз действительно не было больше ни у кого, за исключением её матери. Но у Лоры глаза светло-карие и волосы тёмные и прямые, а у Эммы Петровны глаза серые, а естественный цвет волос неясен, но красилась она в пепельную блондинку. И всегда делала завивку. Пышная прическа в сочетании с огромными глазами и более чем миниатюрным ростом (около метра пятидесяти, включая высокие каблуки, с которыми тётя Эмма за пределами своей квартиры не расставалась) наводили на мысль о малышках из Зелёного города, портреты которых художник Тюбик рисовал по однотипным шаблонам: если у малышки карие глаза и тёмные волосы – шаблон закрашивался соответственно, а если светлые волосы и голубые глаза – по тому же шаблону получалась блондинка. Единственное несоответствие заказанному малышками Зелёного города стандарту – это изящный тоненький носик. Носик у тёти Эммы был пуговкой, а у Лоры, напротив, слегка крючковатый – в папу. Но она считала это признаком аристократизма и поглядывала на других девушек с высоты собственной неотразимости, а на молодых людей – в зависимости от настроения и от личных симпатий. В любом случае, одевалась она с шиком, умела себя подать и поэтому могла показаться особой весьма эффектной.
Отец Ларисы, Рудольф Сергеевич Шкурко, работал на заводе – был одним из замов директора, – заведовал хозяйственной частью. Кроме того, он был страстным охотником и любил похвастаться своими трофеями, которых в квартире Шкурко было более чем достаточно: рога на стенах, шкуры на полу, и даже чучела имелись – как в кабинете биологии… Было на что посмотреть и от чего содрогнуться. Впрочем, охота в нашей стране не запрещена, и многие партийные лидеры, включая самого генсека, этим развлекались. А чем Рудольф Сергеич Шкурко хуже? Его жена, названная в честь героини Флобера, экзальтированной француженки, весьма им гордилась.
Эмма Шкурко была под стать своему мужу. Она работала товароведом и могла достать любой дефицитный товар – у неё везде были знакомства. Она старалась поддерживать хорошие отношения с нужными людьми и чего только не готова была сделать, чтобы завоевать расположение полезного человека.
Наши с Алей родные семью Шкурко не жаловали, считая её образцом мещанства. Они полагали, что у их девочек не может быть ничего общего с дочерью Шкурко. И действительно, долгое время так оно и было.
Но к девятому классу общие интересы всё же нашлись.
В разгар летних каникул, когда я, как обычно, была в лагере, а Альбина только что вернулась с дачи, где проскучала полтора месяца и приготовилась скучать еще полтора – до моего приезда, – ей во дворе встретилась Лариса. Та тоже скучала в одиночестве. Договорились вместе пойти на дискотеку, неплохо провели время, и с того момента Лариса зачастила к Альбине в гости. У Лоры всегда под рукой были последние журналы мод, она могла похвастаться новейшими записями популярных рок-групп и являлась обладательницей двухкассетного магнитофона «SONY». Она приглашала Альбинку к себе – послушать «QUEEN», «BEATLES», «Арабески» и модных на тот момент итальянцев, – обе были почитательницами таланта Джона Леннона, восхищались вокалом Фредди Меркьюри и утверждали, что у нас на эстраде никто даже отдаленно не может сравниться с их кумирами. Однако находиться в квартире Шкурко Альбина не любила. Всё из-за тех же рогов, шкур и чучел.
– Ощущаешь себя как в склепе, – вздыхала Аля. – Бедная Лариса! Это надо же, так не повезло: иметь отца-охотника. Как я ей сочувствую!
– Увы, родителей не выбирают, – соглашалась я.
Но Лариса и не подозревала, что кто-то может ей сочувствовать. Напротив, она считала, что ей можно только завидовать.
Как уже говорилось, Лора придавала первостепенное значение нарядам и весьма заботилась о своём внешнем виде. На ней всё, за исключением школьной формы, было импортное. Следуя примеру своей матери, она каждое воскресенье посещала парикмахерский салон, где у Эммы Петровны был личный мастер, и делала укладку на неделю – её волосы хорошо лежали не только летом, но и зимой, под шапкой.
Лариса не только усиленно изучала английский в элитной спецшколе, но и брала у Анны Альбертовны уроки французского с целью поступить в МГИМО или, в крайнем случае, в институт иностранных языков – чтобы приобрести профессию, позволяющую общаться с иностранцами. Уже в 14 лет строила планы о том, как выйдет замуж за богатого американца или европейца и уедет из «этой страны». Удивительно, что при подобном миросозерцании у неё могли появиться общие интересы с живущей в воздушных замках Алечкой Шаховской – однако с девятого класса эти девушки стали почти неразлучны. К тому же обе собирались поступать в МГИМО. Однако Альбина не ставила перед собой меркантильных целей о покорении сердца какого-либо иностранца – просто ей хотелось побывать за границей, увидеть Париж, Венецию и Рим – ведь она была католичкой, – но не умереть, а напротив, наполнить жизнь новым смыслом.
http://www.proza.ru/2017/04/29/219