Подошло к концу торжественное вечернее богослужение в Пасху вечером. Днем уже все разговелись, отдохнули после ночной Пасхальной службы. Вечером прихожане снова собрались в храме, и теперь, по окончании службы, выстроилась очередь возле колокольни.
Зачем, спросите вы. А затем, что началась Светлая Пасхальная седмица! И отец-настоятель в эти дни приглашает всех на колокольню, чтобы дать всем желающим позвонить в колокол. Поэтому и собралось так много прихожан с детьми, с внуками, подростками и молодежью.
Вот появился отец-настоятель Серафим с большим ключом от колокольни. Увидел столько собравшихся, и его уставшее лицо вдруг преобразилось радостной, сияющей улыбкой:
– Христос Воскресе! – воскликнул отец-настоятель, и тут же все, не мешкая, громогласно:
– Воистину Воскресе!
– Ну что ж! Пойдемте, будем славить Пасху! – продолжил отец духовный.
Молодежь стала подниматься наверх, вслед за батюшкой, а старички присели тут же, во дворике, на лавочках, с умилением ожидая благовеста.
Поднялись наверх. Святой отец взял в руки веревку от большого колокола и спросил:
– Ну, кто первый? Так, Валентин, давай, вот смотри, как я сейчас буду звонить. Берешь веревку, натягиваешь и легонько, не дотрагиваясь до колокола, начинаешь бить и отпускать. Если язык прижать к колоколу, то звук начнет глохнуть.
Настоятель ударил – и пошел звук по окрестностям.
– Вот, подходи, Валентин, так, давай вместе. Смотри, ударил – и отпустил, ударил – и отпустил. Бом-бом-бом-бом! Так, я убираю руки, давай сам. Ровно, ровно, а я сейчас в маленькие начну звонить.
И затрезвонили, Валентин, пономарь, - в большой, низкий, ровно так: бом-бом… И отец-настоятель – в маленькие: тирли-тирли-тирли-тим!Тирли-тирли-тирли-тим!
Красота-то какая! Все радуются, улыбаются, старички внизу крестятся.
– Так, кто следующий? - продолжил отец настоятель. - Александр, ты в большой, бери веревку, показываю, Валентин, ты давай теперь в маленькие. Александр, давай: Бом-бом-бом-бом!Валентин, вместе: тирли-тирли-тирли-тим! Тирли-тирли-тирли-тим! Все я убираю руки, сам.
Минут сорок звонили, пока все не попробовали.
С колокольни спускаются, кто отзвонил, – лица светятся какой-то детской радостью и благодатью даже у взрослых. Вот это праздник! Вот это Пасха! Все окружили старичков у лавочки и радостным гулом обмениваются впечатлениями. И на душе так хорошо, что уходить по домам никто не торопится. Как будто это и есть их дом, и все они – одна большая семья.
Вот и отец Серафим появился, закрыл на ключ колокольню, подошел ко всем, гул затих. Раба божья Светлана первая заговорила:
– Батюшка расскажите нам что-нибудь.
– Так, – проговорил отец настоятель, – что же вам рассказать?
– Батюшка, расскажите, как вы научились звонить в колокола. Мы и не знали, что вы умеете звонить в колокола. Мы часто видели, как наш звонарь Алексей Тихонович все ходил в колокольню звонить, а тут вдруг вы.
– О, это давняя история, – начал отец звонарь. – Я тогда был двадцатидвухлетним дьяконом, служил вместе с нашим епископом в городе. Владыка жил в монастыре и меня принял туда жить. А монастырей было два вместе – и мужской, и женский. Во времена Хрущева были гонения на церковь, женский монастырь закрыли. Вот тогда местный епископ, чтобы монастырь не пропал, и принял их в мужской монастырь, выделив им отдельный корпус. Так они с тех пор и жили вместе, два монастыря. Недавно я уже слышал, что новый владыка отремонтировал старый монастырь, и сейчас они вернулись к себе домой, но тогда они еще были вместе.
Звонарем была монахиня Евфросиния. Звонила красиво, торжественно, мелодично. И, кроме нее, никто трезвонить не умел.
А когда она уезжала куда-то на несколько дней по какой-то своей нужде, то ее заменял иеродиакон Сергий. Но он, к сожалению, умел звонить только в один колокол.
И вот, однажды, он взял меня с собой на колокольню и показал, как звонить: три раза медленно, после каждого удара нужно прочесть «Отче наш», а затем звонить быстро, приговаривая молитву: «Господи, помилуй», удар, «Господи, помилуй», еще удар. И так можно звонить или тридцать три раза – по числу лет Спасителя, или сорок раз.
Так я и начал звонить в один колокол, замещая эту монахиню. Несколько раз я просился с ней на колокольню посмотреть, как она звонит. Она это делала легко и просто, а мне показалось довольно сложно.
Однажды монахиня куда-то уехала, я снова ее замещал. Была полиелейная служба, перед которой полагался трезвон. Идя по дорожке к колокольне, я стал вспоминать, как звонила монахиня. Я остановился и стал бить ногой в такт по земле воображая, что это педаль, к которой привязан большой колокол, а руками стал быстро дергать за воображаемые маленькие колокола. Нога медленнее бьет в большой колокол, а в маленькие - более ритмично. Так, немного потренировался и почувствовал, что я готов звонить, может получится. Тогда ведь не было школ, где готовили звонарей, как сейчас.
Поднявшись на колокольню, я зазвонил сначала в один большой колокол, а потом и в маленькие: к великой моей радости все получилось. Счастливый, я спускался с колокольни, радуясь, что первая главная задача – бить во все колокола у меня – получилась. Только еще нужна была практика, чтобы отрепетировать мелодичность звона. Но, к моему сожалению, в этот же день вернулась из поездки монахиня-звонарь, и я снова оказался не у дел. Я с нетерпением ожидал, что она снова куда-то уедет и я продолжу свою практику звонаря. Но она, как назло, никуда не уезжала, и не уезжала. Однажды я поделился своими переживаниями с другими сестрами-монахинями, что мать Евфросиния не допускает меня до колоколов. А они мне говорят:
– Не переживай, будет Пасха, – будешь звонить, сколько хочешь.
– Как, почему? – спросил я.
– А ты что, не знаешь, что на Пасху всем, кто хочет, разрешают подниматься на колокольню и звонить?
– Правда?!
– Конечно.
– Вот здорово! – обрадовался я. – Вот тогда я назвонюсь от души!
Где-то полгода я жил с этой мечтой в ожидании Пасхи.
Наступила Пасха. Закончилось торжественное ночное Богослужение. Выйдя из храма и направляясь к трапезной, мы услышали заключительный благовест в исполнении монахини, который провожал нас вместе с владыкой и братьями в братскую трапезную. А в трапезной нас ожидало угощение: куличи, творожная пасха, яйца и многое другое, – ведь Пасхой заканчивается самый строгий Великий пост.
Утешившись праздничной трапезой, пропев благодарственную молитву после еды, пропев кондак Пасхи, владыка и братия стали разбредаться по келиям для отдыха. Я решил выйти на крыльцо братского корпуса и еще немного перед сном насладиться пасхальным воздухом. И тут меня осенило, и я громко и торжественно провозгласил: "Пасха!", вспомнив слова монахинь о том, что на Пасху можно звонить всем.
Быстро направился в пономарку, взял ключи от колокольни и, не включая света, вошел. Да и зачем мне свет – я и так знал в колокольне все ступеньки и поворотики. Добравшись до колоколов, я ударил во все. Звоня в колокола, я сам про себя решил, что буду звонить, сколько сил хватит. Иногда я звонил то громче, то тише, стараясь красиво и мелодично отшлифовывать свой трезвон, потом - снова громче. А сердце моё от радости и волнения билось о грудную клетку, словно язык о колокол, выбивая такт вместе с трезвоном. Счастью моему не было предела, как вдруг кто-то в темноте неожиданно схватил меня за руку. Повернувшись. в сумерках узнал, отца эконома, который сердито смотрел на меня. Звон остановился.
– Ты что, с ума сошел, что ты делаешь?! – завопил отец Стефан, так звали эконома.
Вспомнив слова владыки о том, что монахиня, когда заканчивает звон, она в последний раз ударяет в большой колокол и, тем самым, ставит точку звона, решил и я поставить точку, и ударил в последний раз в большой колокол: бом!
Отец-эконом от неожиданности закрыл руками голову и уши. И снова закричал:
– Иди вниз быстро, там тебя ждет отец-наместник с благочинным и казначеем.
Вышел я из колокольни с недоуменным видом, что, мол, могло случиться и что я нарушил?
Но отцы не заставили меня долго недоумевать.
Отец наместник прокричал:
– Вы что, с ума сошли, что вы делаете?! Пять часов утра, город спит.
– Вы почему пошли без благословения, кто вас благословил идти звонить?! – интеллигентно и сдержанно выругался отец благочинный.
– Вот, владыка считает вас за блаженного. Вам ничего не скажет, а мы – начальство, все шишки на нас, – продолжил отец-казначей, и громко добавил: – Гнать надо таких из монастыря, гнать вон!
Я не знал, что сказать, и сказал одно слово: «Простите», и немного поклонился.
– А! Что с него взять, – пробурчал отец-наместник и, махнув рукой, повернулся и ушел.
Я тоже развернулся и пошел, грустный, по дорожке вокруг храма.
На отцов я не обижался. Да и как тут им не сердиться на меня. Они, наверно, только легли опочивать, а тут я со своим трезвоном всех поднял на ноги.
Иду и вижу: мне навстречу идут сестры-монахини, как раз те, которые говорили, что на Пасху можно звонить. Увидев их, поприветствовал:
– Христос Воскресе!
Они громко ответили:
– Воистину Воскресе!
Улыбнувшись, я спросил:
– Ну, как я звонил?!
– А это ты звонил?!
– Да!
– Здорово, молодец! Пойдем еще позвоним.
– Нет, ответил я, – теперь ваша очередь! Меня уже сняли с колокольни.
– Как сняли, почему? Так ведь Пасха!
– Вот вы когда-то говорили мне, что на Пасху можно всем звонить, вот я и пошел. И теперь меня сняли.
И я рассказал им историю о том, как меня с колокольни снимали.
Они удивленно сказали, что, мол, странно, почему сняли, Пасха ведь. Но сами звонить не пошли.
В этот же день, вечером, совершалась служба, так же, как и у нас с вами сегодня. Перед началом все, уже облаченные, стояли в алтаре, и владыка,уже облаченный, стоял у престола, возглавляя службу в сопровождении двух служащих священников и меня, дьякона.
До начала осталось несколько минут. Все ждали, когда алтарные часы пробьют
семнадцать часов, чтобы начать богослужение. И тут, вдруг владыка проговорил:
– Да, кстати, отцы и братья, кто это звонил в пять утра в колокола? Я понимаю, что есть традиция в некоторых храмах звонить на Пасху, но не в пять утра. Ведь мы живем в городе, здесь не все верующие, кругом жилые дома, люди спят.
Я молчал. Но когда закончилось богослужение и владыка уже выходил из алтаря, я поравнялся с ним и произнес:
– Владыка, вы простите меня, это я звонил в пять утра. Только вы не ругайте отца-наместника, благочинного и казначея, потому что я сам самовольно, без разрешения, залез на колокольню и звонил.
Владыка ничего на это не ответил, лишь прибавил шагу и, торжественной царственной походкой выйдя из алтаря, молча направился в сторону своих архиерейских покоев.
Вот примерно так я научился звонить в колокола.
– Вот это История,- воскликнула Светлана. – Мне кажется, батюшка, вы большой романтик. Потому что только с романтиками происходят такие необычные интересные истории.
– Возможно, ответил отец Серафим, и все рассмеялись.
– Батюшка, воскликнула старшеклассница Анастасия, – скажите, а кто вообще придумал колокола в церкви?
– Вообще, если взять историю, то маленькие колокольчики изготавливали люди издревле, ещё до нашей эры. А вот в храмах большие колокола начали изготавливать уже в нашу эру. Был такой святой святитель Павлин Милостивый, епископ Ноланский, который жил в IV-V веках от рождества Христова. Одно время владыка переживал о том, как созывать верующих на богослужение в храм.
По преданию, возвращаясь как-то с обхода своей епархии пешком, владыка прилег отдохнуть на цветущем лугу. Во сне ему привиделись ангелы, которые раскачивали полевые цветы колокольчики, которые издавали мелодичный звук. Возвратившись домой, он наказал мастерам изготовить несколько колоколов в форме этих чудных полевых цветов.
И к великой радости всех, они оказались очень удачными. И скоро во всей западной Европе начали в храмах использовать колокола, а со временем они распространились по всему христианскому миру.
С одной стороны, колокола завут всех верующих в храм, а с другой, как мне кажется, они напоминают нам о том, что наше сердце должно звучать, как колокол, в чистой молитве к Богу. Колокол все слышат, а нашу молитву не всегда, если мы например произносим ее в глубине нашего сердца, и при этом не раскрывая рта. Но она все равно может звучать громче колокола, и взлетает звон ее в небо, прямо к престолу Господа. Иногда в радости, иногда в печали. И где бы мы ни находились, – в храме или дома, ночью или днем, – Бог все наши молитвы слышит, и видит всю глубину нашего сердца и души, откуда рождаются наши просьбы и молитвы.
– Вот здорово, – воскликнула Анастасия, – что в храмах есть колокола. И что этот святой начал первым их создавать.
– Ещё, – добавил отец Серафим, – этот святой известен как храмостроитель и христианский поэт. Ну, теперь давайте прощаться.Христос Воскресе!
И все в ответ бодро как по команде:
– Воистину Воскресе!
Все стали подходить к отцу под благословение, подошла последней Светлана Марковна:
– Спасибо вам, святой отец, за удивительный вечер, за службу, за музыку колоколов, и за то, что вы у нас есть. Мой внук не захотел прийти сегодня – тяжело ему после ночной службы. Я ему расскажу, как мы сегодня звонили, думаю, он тоже прийти захочет. А завтра тоже можно прийти позвонить?
– Да конечно, – ответил настоятель с улыбкой, – приходите, только не в пять утра!
– Да нет, что вы, нам с внуком это было бы не под силу в такую рань.
После этого отец-настоятель повернулся лицом к храму, перекрестился, поклонился в сторону алтаря, затем Светлане Марковне и быстрыми шагами направился к своему домику.
Перекрестилась на храм, затем поклонилась и раба божья Светлана, и про себя подумала: "Какая интересная и необычная жизнь у священников. Как бы я хотела, чтобы мой внук стал батюшкой". И с этой новой мечтой-идеей поспешила домой.