В детстве у меня не было домашних любимцев. Моя мама, видимо, прекрасно понимала, что заведи я кого-нибудь, вроде собачки или кошечки - все это прямиком выльется в трагедию для бедного питомца, поскольку парнем я был задумчивым уже тогда, легко мог забыть покормить животное пару дней. И не по злобе, а в силу могучей тяги к чтению и врожденного чрезмерно развитого воображения, которое из читального зала детской библиотеки переносило меня в книжные сюжеты, где я бился с пиратами, покорял моря и океаны, путешествовал на воздушном шаре, находил на таинственном острове подводную лодку капитана Немо... Какая уж тут проза жизни в лице кошечки или собачки! "Не будем садистами!" - сказала мама - "Гринпис нам этого не простит!" Папа молча покачал головой.
Мама понимала, что ей пришлось бы заниматься бедным животным целиком и полностью, а поскольку она тоже трудилась целыми днями, домашнего питомца у меня не случилось... Впрочем, были рыбки. Как сейчас помню - бестолковые такие, мелкие, кажется, их называли "гуппи". Они флегматично тосковали себе в круглом аквариуме на ножках в углу отцовского кабинета до того момента, пока я, проходя мимо с книжкой в руках, споткнувшись, не зацепил подставку и не своротил с грохотом весь аквариум на пол. Вместе с гуппи. Такой вот рыбный апокалипсис. Тогда родители, осознав всю опасность моего свободного и бессознательного перемещения по квартире, сдали меня в музыкальную школу.
По своей мечтательной тупости я закончил в музыкальной школе по классу фортепиано всего два класса, после чего школа от меня с облегчением избавилась, поскольку я вечно все путал, терял и забывал, а выпускной экзамен приехал сдавать вообще в другой Дом Культуры, где принимали у скрипачей.
Помню недоумение на лице председателя приемной комиссии, разговаривавшего по телефону с моим преподавателем, находившимся в этот момент в другом конце города. Мол, что это за юное дарование и чего оно хочет? Чего он приперся? Когда председатель комиссии закончил разговор (при этом в голосе моего преподавателя к концу беседы в трубке явственно звучали нотки отчаяния) и я, решив помочь двум бестолковым взрослым, сказал: "Давайте я вам тут сыграю, вон же стоит рояль!" во взгляде мужчины появилось странное выражение - так обычно смотрят на безнадежно больных или параличных. "Хорошо, мальчик, - сказал он со вздохом, стараясь держаться от меня на безопасном расстоянии. - Сыграй. И уходи. Только поскорей!" Я пожал плечами - отбацал совершенно ошарашенной и ничего не понимающей приемной комиссии "Марш из оперы "Аида" Верди, бодренько так. Раза в три быстрее, чем было положено по нотам - ну меня же попросили поскорее, а парень я был отзывчивый - поклонился, собрал ноты и свалил с чувством выполненного долга. В библиотеку.
Родители после беседы на повышенных тонах с директором музыкальной школы сдали меня в легкую атлетику. Это не очень помогло. Там я тоже регулярно задумчиво промахивался мимо барьеров и забывал остановиться на финише, доводя тренера до искушения закопать юного мечтательного идиота в секторе для прыжков в длину... Но сейчас не об этом. Это другая история.
Про хомяков!!!
Когда я стал уже взрослым, а соответственно еще больше поглупел, дочка с сыном попросили купить домой двух хомячков. Мы радостно поехали в магазин и выбрали двух самочек. Вернее, в данном вопросе я полностью положился на молоденькую продавщицу, она крутила их в руках, вертела, переворачивала животиками к свету и, наконец, безапелляционно заявила: "Самочки!" Мы приобрели еще большую клетку и массу разных причиндалов.
Недели через три я заметил, что что-то не так, когда пришел сын и сказал, что одна самочка другую "обижает, да так, что вторая пищит". Впрочем, я не обратил особого внимания, мне как раз необходимо было дочитать одну очень интересную книжку. Первый звоночек прозвенел впустую..."Помирятся", сказал я "Корма им добавь! Бытие определяет сознание!" Вскоре и правда, хомячихи помирились и спокойно себе дрыхли в клетке, толстея не по дням, а по часам.
В один прекрасный день, жена, заглянув в клетку рассмеялась и долго не могла успокоиться. "Кого вы купили, балбесы? Самочек? Двух? А почему у вас их там теперь восемь?"
В ужасе я понял, что продавщица, определяя пол хомяков, допустила трагическую ошибку. Один оказался не самочкой. Ну то есть, совсем. Вообще. Конкретно. Самцом. Скоро у нас уже было двенадцать хомяков. Пока я думал, как быть с ними, искал специальную литературу на тему "Контроль рождаемости хомяков", в клетке ползало и бегало с довольными мордами уже двадцать восемь штук. Мы же стали счастливыми владельцами хомячьей фермы.
Мы их раздавали по друзьям и знакомым, по их детям, по друзьям и знакомым их детей, но плодились они и размножались значительно быстрее. Тогда с отчаяния мы сдали большую часть обратно в тот же самый магазин. И я понял, на чем зарабатывают магазины животных: на хомяках! Продали двоих - бесплатно обратно получили шестнадцать! До такого навара Трампу с его небоскребами и казино - как пешком до Китая!
Так вот, мы оставили одного хомяка. Самца. Это был крутой парень, тот, самый первый. Патриарх. Брутального вида.
Боже мой, как он рвался на свободу! В течение года он пилил клетку зубами каждый вечер, с 8 до 11 - по нему можно было сверять часы. Растягивал прутья, стараясь пролезть между ними. За этот год я стал искренне уважать его. Это был боец. И по натуре, и по поведению. Он даже заслужил имя. Мы назвали его "Че Гевара". Тяга к свободе Че была неисЧЕрпаема. пытаясь проявить ЧЕловечность, я решил посоветоваться с женой, не стоит ли его таки выпустить на свободу?
"С ума сошел?" - кротко спросила любимая, привычно хватаясь за сердце. - "Чтобы у нас по дому бегал грызун? С меня довольно тебя и этих двоих опоссумов - указывая в сторону детских комнат -, и так голова кругом! Ты мужчина - решай вопрос!"
Пришлось мне поговорить с Че. Я сел рядом с клеткой и, как мужчина мужчине, в течение получаса разъяснил ему, что выпустить в квартире мы его не можем, а за пределами квартиры его точно сожрут соседские коты. Поэтому, ему нужно смириться и найти себе другое занятие. При этом я привел массу доводов, ссылался на авторитетов и цитировал античных авторов. Мне показалось, что я звучал убедительно и проникновенно. Особенно мне понравились мои ссылки на Плиния Старшего и на Страбона. Хомяк слушал меня с непонятным выражением лица, черные бусинки его глаз недоверчиво поблескивали. За моей спиной жена покрутила пальцем у виска. Видимо, под словами "решай вопрос", она имела в виду что-то другое.
Че умер через шесть месяцев. Ни дня, ни часа с нашего прошедшего разговора он не потратил впустую. Он рвался на свободу: качал клетку, растягивал прутья, пилил их зубами. Я перестал читать книги, потерял сон и аппетит. Иногда, по ночам я выходил в гостиную, зажигал свет и смотрел на Че. Он, затихнув на секунду, под моим пристальным взглядом, чуть помедлив, снова принимался за старое: краска с прутьев под его зубами уже давно сошла, а прутья стали тоньше вдвое. Мы похоронили его с воинскими почестями в березовой роще у дома.
Думаю, если бы он прожил еще год, он бы прогрыз клетку и вырвался на свободу. И знаете что? Я бы не стал его останавливать!