За дружбу выпито с лихвой,
не счесть бутылок и стаканов.
Бульвар усыпан весь листвой,
листвой пожухлою платанов.
О, листопад, зачем уже
грустишь ты, как грустил Овидий?
Так неприкаянно душе
картины увяданья видеть.
Так неприкаянно, увы,
что и на сердце тоже скверно:
всё меньше в небе синевы,
всё больше оголённых скверов.
И этот ход не изменить,
клин журавлиный в небе тает,
паук серебряную нить
в канву узорную вплетает.
И стаю жирных лобанов
пасут дельфины и бакланы;
прошла пора счастливых снов,
смешных идей, серьёзных планов.
Как листья осени, друзья
поразлетелись в жизни скоро,
и вспоминаю часто я
о них с портвейном и кагором.
Я пью за дружбу, а в душе
печаль перемешалась с грустью,
что сам на неком рубеже,
с которого вот-вот сорвусь я.
И, как оторванный листок,
меня подхватят воды Леты,
когда я отопью глоток
из струй её, как все поэты.
Весёлый блеск утратив глаз,
растрачу дар небесный пенья,
и потому грущу сейчас,
предчувствуя глоток забвенья…