Бедняжка рассказ в письмах

               
                Б  Е   Д   Н   Я   Ж  К  А               

                (  рассказ в письмах )


    Письмо  первое, от неё. 5 июля  198… г.

   Здравствуй, Андре! Я загадала, что если придёт письмо шестого, то я тебе уже не буду отвечать, но  оно появилось как раз вовремя, и вот я тебе пишу , хотя ждала твоей весточки чуть ли не с самого первого дня , как здесь нахожусь, то есть всё те же пять дней. Цветы, подаренные тобою в аэропорту, ещё не завяли, я их поставила в вазу, подлила туда водицы, подсыпала порошку и теперь каждый  день смотрю, когда же они завянут, - это значит, - ты меня забудешь. Или нет? С тобой мне  очень было хорошо, правда – жутко интересно, я даже не ожидала от себя такого финта, однако ж ты тоже оказался не на высоте – полез  целоваться в первый же вечер, шалун эдакий. Но твой рот – « сплошное целованье», как у Цветаевой, губы твои были такими сладкими и нежными, что вот, потеряла голову и отвечаю тебе. Раньше я переписывалась с одним мальчиком, мы с ним дружили ещё в начале моей учёбы, потом он уехал. Далеко. Знаешь, ты даже чем то  похож на него, потому я и откликнулась на твоё предложение потанцевать, когда ты в первый раз меня пригласил. Это было моё прощание с танцплощадкой, с парком, с друзьями, - с ними я провела три счастливых года, и в первые два была такая  бесшабашная, весёлая, авантюрная даже, но только  теперь , и тогда , с тобой, поняла, уже после всех экзаменов, что потеряла что-то дорогое, чего уж не вернёшь. Ты, конечно, терпишь эту мою писанину и бурчишь себе под нос, что это сантименты, но такая уж я уродилась. Терпи, дорогой. Мне одиноко сейчас, не с кем поделиться откровенным словом, надеюсь я на твоё расположение и чувствую, что ты меня поймёшь, - ты добрый, раз учишься в таком институте. Всё дело в том, что я уже начинаю  сатанеть от тех нескольких дней, проведённых здесь, дома. Родичи ограждают меня от улицы, от подруг, на каждом шагу дают наставления, советы, без глазу нельзя  ступить ни шагу. А вчера прямо состоялся семейный военный совет : как мне жить дальше? С начала августа предстоит ехать по распределению в далёкое село, за сотни километров отсюда, Пыёлдино, учить рисовать первоклашек, где я пропаду и зачахну, где погубятся мои молодость и красота. Отец говорит – ехай, а мамка ни в какую, - так и проругались весь вечер. Сошлись на том, что мне срочно надо выйти замуж, и обязательно за военного, потому что их регистрируют сразу, через военкомат, не дожидаясь двух месяцев, и тогда я по закону никуда не могу  уезжать от служивого. Другой вариант –
мамка хочет меня устроить на завод, чертёжницей, а потом написать ходатайство о свободном распределении через партком, -у них не хватает в штате этих самых малевал. С замужеством, конечно, всё равно ,что менять шило на мыло, - радости для меня мало  -  ведь можно попасть с мужем бог весть куда, в какую дыру. Вот если только он будет служить за границей, вот тогда
другая жизнь, только ,конечно  не там , где война. Скоро приезжает моя сестрёнка, с мужем, будем общаться хоть немного  по душам. У неё есть ребёнок, такой славный хорошенький мальчик, мне нравиться с ним возиться. Сестра старше меня на три года, но уже вполне взрослая и самостоятельная, не то ,что я – недотёпа. Погуляем с ней по нашему здешнему парку, который не хуже того, где мы с тобой познакомились… По правде, я не особенно тогда хотела танцевать, но тебя приметила сразу, как ты появился и твоего друга тоже. Вы были новыми и держались скромно, но с достоинством, и на это я тоже обратила внимание, ибо все другие, остальные, - парни, - давно уже приелись своей пошлостью и зазнайством. Но я никак не предполагала, что  ты подойдёшь именно ко мне. В этом  письме тебя ожидает сюрприз –догадался? Да, это актёр Галанов – он очень похож на тебя и он мне нравится. До свидания.
Целую. 
                Я.
               
               
                Письмо  ответное, от него.   8 июля.

                Олюшка, Олёна, здравствуй! Не ожидал, что ответишь, но теперь с большим удовольствием продолжаю нашу переписку. Лучше бы наяву, но «лицом к лицу» тоже многого
не увидишь ,так что остаётся узнавать друг друга на расстоянии. Практика моя в городе продолжается и до её окончания ещё долго и ,признаться, порядком уж всё надоело, -несносная жара в том числе, а тут нужно торчать в духоте помещений, проявлять благородство и усердие – скукота, да и только. Тебе ,наверное, тоже там не холодно, - не так уж и далеко ты находишься от меня, всего каких то сорок минут на самолёте. Появляются мысли побыть  с тобою рядом, успокоить тебя, развеять твои сомнения и переживания. Однако после практики мне нужно срочно уезжать в стройотряд, я и так опаздываю туда на несколько дней. Трудиться там буду на благо отчизны до середины сентября, когда все мои  сокурсники уже будут работать в совхозе, а я хоть тогда немного отдохну  потом здесь,  до первого октября, пока не начнутся вновь занятия в институте, в моём любимом Ленинграде. Достаточно было года, чтобы я смог полюбить этот чудесный город. В музеи и театры выбираться почти не приходится, зато все набережные, мосты, улицы , - мои. Гуляешь по городу и удивляешься его красоте,  -хорошо, легко, и лучше гулять не одному, а с кем –то, дорогим и близким человеком… Я сразу понял и определил, что ты из того прекрасного мира, что зовётся искусством, только я подумал, что ты музыкантша, но ты оказалась художницей, но я всё равно удивился своему предчувствию и влюбился в тебя, - какое то наваждение! В отношении твоего распределения хорошо то, что появишься здесь проездом , хоть на день и ты ещё сможешь меня застать, мы  вполне можем встретиться, если ты точно поедешь к первому августа. В письме всё не выразишь, а мы ведь так и не поговорили серьёзно, ничего не решили. Это плохо вышло.
Прости мне, что такой прагматик, но я чувствую, что нужен тебе и мне хочется быть с тобою…

                Андрей.

                Письмо  … пятое. От неё. 28 июля.
       
               Ах, Андре, если бы ты знал, сколько мне мучений стоило это решение – остаться здесь                на милость победителей - родителей. Теперь уж бесповоротно, хоть какое то дело, но сделано –
я буду работать здесь. Ты ещё должен успеть получить это письмо до своего отъезда и я очень тебя попрошу сходить в бывшее моё общежитие и взять там, если есть, письма для меня, - они там, в коридоре, в ящичке. Может, быть, ещё будет весточка о моём первом друге, у меня к нему была первая настоящая любовь, но теперь всё кончилось давно, - только не думай, я не виновата, тут другое, может тебе, позднее ,  об этом расскажу.
Окончательно меня решили оставить ещё и потому, что неделю назад я была почти мёртвая –
меня привезли домой на носилках. Вместе с сестрой меня стали отпускать гулять в парк, встретила там старых друзей – ребята возвратились из армии, повзрослевшие, возмужавшие, у них пошла какая то непонятная для меня жизнь. Ну так я про случай. Со мной произошло то, что уже бывало – я задёргалась, как умалишённая и потеряла сознание. Меня в детстве ударили  по голове чугунным самолётиком – игрушкой и с тех пор у меня такие припадки. Было это в парке, перед этим мы немного выпили, но хорошо, что рядом со мною находилась сестра, она знала, что это такое у меня, вызвала «скорую» ,привезли меня домой. Я к тому времени уже очнулась. Наверное, когда ты прочитаешь это, больше не захочешь со мною видеться. В Ленинграде я давно хотела побывать, я ещё там не была, там у меня учатся подружки, которые приглашали к себе. А в Москве я бывала много раз, поступала в суриковский, но не прошла по конкурсу, приехала вся расстроенная домой и тут случайно узнала, что в столице нашей республики открывается в педучилище новое отделение – художественно-графическое, ну так я там и оказалась, три года пролетели незаметно и вот приходится расплачиваться – отказываться  от распределения, неизвестно ещё, чем это кончится. Хоть училась я с желанием и увлечением, кроме предметов по чистой педагогике. Я осталась здесь и решение бесповоротно. Если ты хоть
выбрал денёк- другой и заскочил бы в наш городок! Я бы показала тебе наш уютный парк, все его укромные местечки, мы бы с тобой славно погуляли…
   В общежитие ты заходи днём, когда там почти никого не проверяют. Ящик сразу налево, за дверью. Только не попадись на глаза той злой вахтёрше, а то она снова прогонит тебя и поднимет вой. Все девчонки от неё страдали.
Слышу, как почтальон кладёт что-то в ящик, пойду посмотрю, нет ли твоего письма?.. Письма нет!    Ну и вредный же ты, не стану с тобой дружить, вот! Милый мой, нежный Андре, - это всё от тоски, от разрыва моих устремлений с моими возможностями… Вот выйду замуж и буду делать, что захочу – покажу всем, и родителям – тоже… Как я устала! Как я хочу писать красками!  Уже не  занимаюсь этим почти два месяца – сначала экзамены, потом – распутье.
Какой то дичайший замкнутый обруч! Сдавливает меня со всех сторон. Вот возьму и уеду в  Пыёлдино . Назло всем. Выкраду денег и укачу, встречусь с тобой.
Если письма мне будут, вытащи их из конверта и сложи в свой и обязательно оторви уголочек и пришли его – с обратным адресом. Ты меня  расписал, будто я красавица. Это у тебя от ослепления. Я самая обыкновенная ординарная девчонка, которой не очень повезло в жизни – были потрясения в своё время ; без уверенности в себе, без «светлого будущего». Поэтому посылаю тебе фото, где я совсем не красива. Это меня снимали в общежитии, когда отмечали мой день рождения, в марте этого года. Руки у меня « обрезаны», потому что в одной руке я держу шампанское, в другой – рюмку.
Сестра моя уезжает и снова я остаюсь одна, без близкого человека, с которым можно поделиться сокровенным словом. Кроме оформления на завод , предстоит у меня и «сватовство
майора» - хотят познакомить с одним офицером. Задумывают сделать так, что когда откроется моя афёра с распределением, я уже буду окольцованная . Будь что будет – я решила, что потом можно будет развестись, - не беда, через год я снова буду свободной и попытаюсь, наверное, поступить в институт, только теперь уже репинский, в Ленинграде, где мои подружки. Вот так, понял, что я надумала ?! Поступлю я теперь уж обязательно, у меня большой опыт в рисунке и в акварели ,  и по маслу, есть соответствующие знания. Я уже мечтаю, что смогу встречаться с тобой. Мамка, наверное, заметила твои письма, а я ей вру, что это  от подруг, но после всё равно придётся договариваться переписываться через « до востребования». Ежели ты, конечно, пожелаешь поддерживать со мною отношения? Неужели я тебе нравлюсь? Ведь я не отдалась тебе, помню тогда твою настойчивость, как ты предлагал мне поехать к тебе, на какую то летнюю дачу. Право , мне были приятны твои уговоры, но что бы ты подумал обо мне? И к чему сразу физическое сближение? Без духовного родства? « Сомкни уста и дух сольётся» - это
твой принцип? Однако, сейчас я жалею, что у нас так быстро всё кончилось – всего то   каких – то три – четыре дня и мне пришлось уезжать. Как это несправедливо! Как впрочем и всё, с чем я сталкиваюсь  - и теперь, и раньше… Когда появишься на новом месте, сразу же напиши, я буду поддерживать тебя в трудовых твоих подвигах в стройотряде и если ты в сентябре снова окажешься в родных краях, я там тоже появлюсь. Я обещала быть на свадьбе у подружки – 22 сентября, - отпрошусь у мамки или у нового мужа, ничего –отпустят, или я разругаюсь с ними.  А это и лучше. Склоняю свою головку на твою грудь и вспоминаю , как ты гладил её в последний вечер. Рука твоя вздрагивала, но ты сам успокаивал меня, что всё обойдётся, что мы ещё встретимся, пытался шутить… Но сам  в конце отчего-то сказал « прощай», потом стал оправдываться, что это у тебя такая вредная привычка, -прощаться со всеми…Вышло очень грустно и я подумала, что это было у тебя внутри, то ты и высказал, но я всё равно тебя поцелую в конце за это.
               
 
                Я.
 



      Письмо последнее ( полученное Андреем в октябре). 8 сентября.

    Здравствуй, Андре – пишу тебе как в бездну, не знаю, получишь ли ты моё последнее письмо, которое я оправляю в Ленинград, на твой институтский адрес, надеюсь, дойдёт.
  Нахожусь я в больнице, в палате с решётками, меня сторожат и проверяют на благонадёжность. Здесь я уже неделю или больше, но только три дня, как перестало мутить голову  и мучать кошмары – как во сне, так и наяву. Такая я  оказалась слабая, кончаю свой жизненный путь «психичкой». Но всё по порядку. Для того, чтобы постараться забыть, нужно высказаться, выложиться, так сказать, на бумаге. Отработала я на заводе всего с неделю, пять дней чертила какие то графики, до тошноты и вот в пятницу, когда пришла домой и хотела отдохнуть, мамка  мне преподнесла «подарок» , золотопогонника, со звёздами(их по четыре на каждом плече, забыла какое звание) и с плешинкой на корню, вроде, говорят от радиации, а мне
кажется, растерял он свои волосики на чужих подушках, уж больно он в свои тридцать выглядел помятым и потрёпанным. Так вот, этот холостой-неженатый  -  сын одной мамкиной приятельницы, служит в военкомате и квартира у него отдельная, прямо в центре. Он мне сразу опротивел, я устроила  неповиновение, закрылась в своей комнате. Он ушёл , а мамка на меня раскричалась. Потом я уговорила отпустить меня на два дня в город, где я училась. Она спросила : « Зачем?» ,я ответила – « просто так». И вот я днём, с утреннего рейса, пробралась к дому моего первого и единственного, самого любимого и самого несчастного человека, брошенного на тяжелое и жестокое испытание. От аэропорта он живёт, кстати, совсем недалеко, - два квартала, да перейти улицу, - ты ведь знаешь, - самолёты в  столице садятся прямо на голову, в центре…
   А он служил на « бронике», когда попал в этот Афган и я узнала об этом, вернее , - догадалась из его писем и расстроилась сначала не сильно, никто  ж толком не знал, что там убивают и калечат, вроде всё тихо, без потерь. Он мне писал такие тёплые письма и в каждой строчечке любовь ко мне, те письма впились в меня как  стрелы и не оставляли спокойной, я ведь любила его, ждала. Он был первым у меня… А потом…Никаких писем, как отрезало. Месяц, другой, третий, полгода и вот ровно год назад, в августе, я увидела его во дворе его дома, - я там часто бродила, вспоминала счастливое время, - его вывезли на коляске и хоть лицо его было искажено, глаза не на месте и ноги закрыты как плети, я его узнала сразу. И так я его видела почти каждую неделю, в теплое время года, его вывозили, - ходила на  него смотреть издалека, он меня не видел, не узнавал и как я поняла, он даже не мог говорить, только мычал. Я долго тогда не могла придти в себя, меня почему то рвало и только  по ночам, а утром кружилась голова , я часто пропускала занятия, но предыдущие два года я училась хорошо и мне прощали. И вот в этом году, когда я приехала посмотреть на него, после скандала с матерью и когда уже не было тебя. Я сразу пошла к его двору, накрапывал дождь, потом пошёл сильнее, мне опять стало плохо, я вдобавок промокла. Пошла домой к старой преподавательнице по эстетике, она живёт одна, в маленькой квартирке, и вот утром, когда она ушла, на следующий день, я выпила все таблетки, которые были у неё, там было много сонных, наверное около сотни, и очнулась уже в больнице, - счастье, как мне рассказывали, что хозяйка, почувствовав неладное, быстро вернулась домой обратно, - как будто её подтолкнули, что со мною плохо…Вены у меня стали как у наркоманки, кости выступили, глаза ввалились. Приезжала ко мне мать, забрала и вот, я теперь в другой больнице, уже психической, в своём городе. О свадьбе не может быть и речи.
О распределении  тем более. Нашелся самый простой выход – получить справку, что я ненормальная, там матери насоветовали. И вот я кривляюсь и делаю вычурные позы, как наставляет меня моя мамаша, вот такие дела. Но чувствую я себя совершенно обновлённо и совершенно изменившейся, уже меня моя любовь, разбитая Афганом, не тревожит. Может и сдвинулась я, но никто ведь не знает моей истории, лишь одна я, да  теперь вот ты. Я пишу тебе последний  раз (письмо передаю на « волю» с санитаром), прошу тебя забыть меня навсегда, ты пророк, правильно со мной прощался. Пусть  это тебе кажется, что  приснился сначала чудесный, а потом –дурной сон. Я написала тебе после такого перерыва, чтобы окончательно поставить точку и прояснить всё – я ведь обещала, что когда-нибудь расскажу( напишу) о боли в моей  жизни . Прости, прощай. Нет больше сил и слёзы душат…



     декабрь  1989 г.  Мурмаши.