Эта книга (см. коллаж) — с необычной историей её создания и особым отношением её содержания как к периоду оккупации Винницы нацистами, так и к ближайшим послевоенным винницким годам — попалась мне на глаза намного раньше, чем я засел за работу над этой статьёй.
Я уже столько написал о винницких трагедиях различных лет и так много в том материале - о человеческих несчастьях и смерти, о подлости и предательстве! И так мало — о чести, благородстве, самоотдаче во имя других, что у читателя, как и ещё до того - у самого автора, могло сложиться или сложилось представление о несовершенстве человека как социального существа, о преобладании в человеке биологического, стадного над общественным, гуманным, человеколюбивым, о доминировании эгоизма над альтруизмом, и прочее. Увы, именно так оно получается, если оценить не только историю двух мировых войн, но и «послевоенные» (начавшиеся после Второй мировой войны) во'йны, по большей части, фактически религиозные (в том числе, и в пределах одной, общей для воюющих сторон мировой — и, по заверениям её высших лиц, миролюбивой — религии, но - её различных направлений).
А если добавить к этому редкие, но от этого не менее отвратительные и, конечно, не побуждающие к дальнейшей работе над изучением трагических событий в истории города, неофашистские реплики, следующие за подобными публикациями... И если проследить, как покорно вдыхают эти дурно пахнущие провокации сотни читателей, не реагируя на них ни отвращением, ни хотя бы своими растолковывающими (в адрес зомбированным ультра-патриотам) суть проблемы комментариями. Так что, не удивительна была моя первая реакция: надо искать другие, более «мягкие» темы для публицистики.
Однако после моей статьи о немецких захоронениях в Виннице неожиданно задал мне Андрей Рыбалка в письме вопрос: знаком ли я с книгой (той, изображение которой дано на коллаже)? Я ответил, что знаком и даже кратко объяснил, почему о представленных Эрнстом Ройссом (Ernst Reuss, 1962-го года рождения, по образованию - юрист, по нынешней деятельности - журналист) материалах ничего не собираюсь писать.
Но недавно неожиданно пришлось срочно процитировать несколько страниц из этой книги в статье «Клинический случай, или низость в степени биквадрат», то есть, невольно сообщить о существовании как бы сравнительного описания судьбы советских и немецких военнопленных.
И я подумал-передумал: ведь сим, приведенным выше как бы «только вопросом» известный знаток винницкой истории военных лет, наделённый немалым жизненным опытом Андрей Рыбалка осторожно намекал мне о желательности, даже больше — о необходимости осветить эту тему. И тут, понятно, ответственность лежит на мне, которому доступна и книга Э. Ройсса, и другая литература о военнопленных обеих насмерть сражавшихся сторон. Вот так.
***
Профессор Ханс Моммсен (Hans Mommsen, 1930-2015) - крупнейший историк ФРГ, один из ведущих специалистов по истории Германии периода от окончания 1-й до окончания 2-й мировой войны (1918-1945) писал: «Судьба советских военнопленных, находившихся во власти немцев, является одной из самых тёмных глав истории 2-й мировой войны.»
Почему же это так произошло?
Сначала — страшные цифры: всего вермахтом было захвачено в плен, по статистике немецкого Верховного командования, 5 734 528 советских военнослужащих, из них в лагерях погибло до 3,3 миллионов, то есть, более половины. Причём, 2 миллиона погибли от голода или были убиты уже к весне 1942-го года. (Немецких военнопленных находилось в СССР около 3 000 000, две трети из них возвратились в Германию.)
В 1-ю мировую войну смертность среди 1,4 миллиона российских военнопленных составляла 5,4%. Во 2-ю мировую войну смертность советских военнопленных оказалась в десять с лишним раз более высокой. Причиной её был голод, полностью не подходящее размещение, транспортировка в нечеловеческих условиях, жестокое отношение к пленным и систематические казни определённых групп среди них.
В приговоре Нюрнбергского трибунала отмечено, что «… обращение с советскими военнопленными… характеризуется особой бесчеловечностью.» В начале войны сдававшиеся и раненые советские солдаты просто расстреливались на месте. Огромное количество было расстреляно после взятия в плен. Если военнопленный был уже зарегистрирован, то в актах стояла стандартная фраза «Расстрелян при попытке к бегству».
«Счастье» многих, переживших плен, состояло в том, что они использовались на принудительных работах, то есть, немцы были заинтересованы в них как рабочей силе.
Высшее командование вермахта сообщило, что из 1 053 000 зарегистрированных выживших советских военнопленных 875 000 выполняли разные функции на производствах. Следовательно, тут преобладали не гуманитарные, а чисто народно-хозяйственные соображения, сделавшие возможным выживание этой части военнопленных.
Казалось бы, в советской исторической литературе трагическая судьба большей части советских военнопленных должна была найти достойное отражение. Но этого не случилось по многим причинам. Главная из них — политика советского государства: не сообщать народу и миру о многом, зарыть сведения в архивах, покрыть всё негативное тайной, извратить факты и - лгать, лгать, лгать.
Признаться в том, что уже в лето 1941-го года советские вооружённые силы потеряли пять миллионов солдат и офицеров, взятых в плен, руководство страны во главе с «великим полководцем», будущим генералиссимусом никак не могло. Тем более, было ясно, что причиной сего, кроме прочего, стал бессмысленный террор конца 30-х годов, коснувшийся в немалой степени и армейского командования. А также — дипломатические просчёты, стратегические ошибки в подготовке к возможной войне. У истоков всего — «великий вождь» и его выдвиженцы на решающие должности в государстве.
Очень важно также вспомнить, что, согласно доктрине кремлёвского деспота (Приказ № 270 от 16-го августа 1941-го года), советский военнослужащий, попавший в плен к немцам, a priori считался дезертиром и предателем родины, совершившим наказуемое преступление. Советская пропагандистская машина призывала никогда не сдаваться в плен, а в безвыходных случаях — лишать себя жизни. Такова была «забота» вождя о народе.
Более того, карались семьи попавших в плен. Даже невестка Сталина - жена его сына Якова, попавшего в июле 1941 г. в немецкий плен, была заключена в тюрьму, из которой вышла только в 1943 г., когда стали известны подробности смерти Якова, застреленного в апреле того же года в лагере Заксенхаузен.
Все выжившие советские военнопленные находились под подозрением в сотрудничестве с гитлеровцами, проходили после окончания войны через так называемые лагеря фильтрации (депортации), допрашивались — и во многих случаях приговаривались к долголетнему заключению уже в советских лагерях. Страшное время, страшное руководство страны, страшные исполнители его иезуитских решений …
О том, что творилось в немецких или советских (депортационных) и далее — сибирских лагерях, мы знали немного: правду рассказывать никто не решался. В «Моей Виннице», в разделе «Винницкие врачи» я привёл свои воспоминания о профессоре Р. Д. Габовиче, три с лишним года (!) проведшим в немецком лагере. Наше хорошее знакомство началось ещё в мои студенческие годы, потом мы несколько раз встречались в Киеве, где он жил и работал. О многом он мне рассказывал, но о Слуцком транзитном лагере советских военнопленных — ни слова. Его воспоминания «Командировка в лабиринты смерти» была издана друзьями и учениками профессора только в 2002-м году (в год смерти Рафаила Давидовича) во Львове. Книгу эту я не видел.
Что касается ФРГ, то в первые годы после капитуляции всё ещё присутствующее ложное сознание своего превосходства над «славянскими недочеловеками» приводило к ликвидации памятников, всяких следов о лагерях пленённых красноармейцев. Такие памятники и даже мемориальные комплексы возникли позднее: после образования ГДР (на востоке страны), при изменении общественного климата в ФРГ (на западе). Но популярной в среде учёных-историков эта тема всё равно не стала. В ГДР нельзя было упоминать о зверствах немцев (пусть и нацистов) по отношению к народам братской теперь страны, в ФРГ — на фоне Холодной войны Запада и СССР — такие исследования не могли спонсироваться властями.
Как и запущенный нацистами Холокост, систематические массовые убийства, скалькулированные голодные смерти советских военнопленных не имеют подобного в истории человечества. Лагеря содержания советских военнопленных были превращены в лагеря уничтожения — и в этом утверждении нет никакого преувеличения.
И ранее, и даже теперь в ФРГ распространено мнение, что все ужасы, сотворённые на оккупированной территории СССР и в Германии по отношению к советским военнопленным, это — дела' только эсэсовцев [SS - военизированные формирования Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП)] . И лишь — в ответ на чудовищные преступления советских войск. Как говорится, круг замкнулся …
Эрнст Ройсс, прослеживая судьбу своих дедов, один из которых служил в комендатуре лагеря советских военнопленных в Виннице, а другой оказался заключённым уже лагеря немецких военнопленных в той же Виннице, пытается дать в книге взвешенное представление о том, как и что там и там действительно было. Импульсом же к проведению собственного исследования и написания книги явилась всему миру известная фотография расстрела «Последнего еврея Винницы» (я её приводил не раз), увиденная Э. Ройссом в 1999-м году на одной из выставок о Холокосте.
Результаты: книга «Пленён!» («Gefangen!, 2005) и её дополненное издание (256 стр.) - «Как немцы и русские обходились с их противниками ВОЕННОПЛЕННЫЕ ВО 2-Й МИРОВОЙ ВОЙНЕ» (название по-немецки — на фото), 2010 edition ost im Verlag Das Neue Berlin, Berlin.
***
Эрнст Ройсс (старший) — дед автора, названного в честь его, 1908 года рождения, отец трёх сыновей — происходил из баварской Франконии, из семьи столяра. Получил образование торговца, работал в конторе машиностроительного завода. В 1933 г. вступил в нацистскую партию, с 1935 г. возглавлял молодёжную организацию Гитлер-Югенд в небольшом городке в той же Нижней Франконии. В 1940 г. добровольно вступил в вермахт. Благодаря своему профессиональному образованию на фронт не попал, а начал служить в одном из огромных лагерей военнопленных (до 31-й тысячи бельгийских, французских, польских, югославских, американских, советских — с июля 1941-го года, английских и итальянских солдат). В этих лагерях заключенные содержались в барачных помещениях, но только - не советские военнопленные, которые, согласно приказу, находились за колючей проволокой под открытым небом. Отсюда, в частности - такой высокий процент смертности среди пленённых красноармейцев. Другой причиной гибели являлись непереносимые для многих пленных изнурительные марши из одного промежуточного лагеря в другой.
В Германию подстриженные наголо (борьба с завшивленностью) советские военнопленные транспортировались в невероятно переполненных товарных вагонах. Переезд, например, из Винницы длился примерно одну неделю — это время многие не переживали. В зимнее время смертность колебалась между 25 и 70 (в открытых товарных вагонах) процентами. Поначалу в вагонах не было никакой подстилки, потом были даны указания с этой целью использовать солому, опилки, мелкие ветви деревьев, а также выставлять в вагоне ёмкость для сбора нечистот.
В самих лагерях гигиенические условия были не лучше: скученность, отсутствие организации удаления экскрементов, никакой возможности для помывки. Отсюда — вспышки инфекций, больше всего - дизентерии, причём часто со смертельным исходом. С холодами почти исчезала дизентерия, но возникали эпидемии сыпного тифа, переносимого от больного к здоровому вшами (в больших лагерях - до 500 смертных случаев ежедневно).
В сухие ли, в дождливые ли дни лишь днём разрешалось находиться в лагере стоя; ночью по тем, кто не лежал, стреляли.
Питание в лагерях выглядело примерно следующим образом.
Утром — то, что называлось чаем или эрзац-кофе, не обязательно имеющее вкус этих напитков, но, по крайней мере, горячее.
В обед — баланда: жиденький супчик, состоящий из неочищенных брюквы, кормовой свеклы и небольшого количества картофеля.
На ужин — так называемый «Русский хлеб», выпекаемый специально для советских военнопленных из примерно 50% ржаных отрубей, 20% измельчённой сахарной свёклы, целлюлозы, измельчённых соломы или листьев. На 5 - 10 человек полагалась одна 1,5 - килограммовая буханка такого хлеба.
Посуда не выдавалась. Она должна была быть у пленных или они обязаны были изготовить её сами.
Приведенное выше сведения — в основном о лагере в городке Zeithaim (Цайтхайм) в Саксонии, в котором поначалу служил Э. Ройсс (старший). Там теперь — мемориал: см. https://ru.stsg.de/cms/node/765 (текст на русском языке).
В 1941-м году Э. Ройсс был переведен в Центральный лагерь (Stammlager, сокращённо – Stalag) 329, который получил с августа 1941-го года статус фронтового лагеря. С 20-го августа по 2-е октября 1941 г. лагерь находился в Жмеринке, далее, по ноябрь 1943-го года, в Виннице. В Жмеринке, Гайсине и Бердичеве имелись дополнительные лагеря шталага 329.
Лагерь состоял из прежней казармы и 10 - 15 деревянных бараков. Он был рассчитан на пребывание в нём до 50 000 пленных. Точное количество заключённых в лагере не известно; по одной из официальных сводок, там находилось около 19 000 человек (см. далее).
Э. Ройсс - старший умер вскоре после войны, задолго до рождения автора книги. Посему от него не дошли никакие детали лагерной жизни. Отсутствуют какие-либо акты о лагере в немецких архивах. Либо они сгорели в пекле войны, либо были преднамеренно уничтожены. Единственное свидетельство (немецкого повара: «на 60 000 пленных — 10 полевых кухонь») вызывает сомнения. Он сообщил также о голоде среди заключённых лагеря, но это было ясно и без него.
[Согласно Генеральному плану «Восток», намечалась германизация европейской части Советского Союза вплоть до Урала, искоренение азиатского влияния на европейскую культуру, как писал в своих дневниках генерал-фельдмаршал фон Райхенау (Walter von Reichenau, 1884 – 1942, на счету которого и расстрелы еврейских детей в Белой Церкви, и Бабий Яр, пр.). Для этого нацисты намеревались освободить европейскую территорию от не-арийского населения. Так как снабжение продуктами питания вермахта предполагалось исключительно из российских ресурсов, местное население в этом случае являлось бы, по мнению гитлеровцев, только лишними едоками. Хотя считается не доказанной разработка фашистской верхушкой хорошо продуманного плана организации голода на захваченной территории, массовая смерть от истощения населения СССР воспринималась руководством Рейха как «вынужденная необходимость» для достижения более важных, чем мероприятия против голода, целей.]
Недалеко от шталага 329 (район Тяжиловского шоссе) проводились расстрелы еврейского населения. Позднее советскими военнопленными там были вырыты ямы, в которые «спрятали» трупы.
О расстрелах мирных жителей немецким военнослужащим запрещалось беседовать между собой, писать в письмах на родину и, тем более, - пересылать туда соответствующие фотоматериалы. Э. Ройсс придерживался запрета: в его письмах, как сообщает внук, шла речь о хороших впечатлениях — и земля, и местное население ему нравились в такой степени, что он намеревался после победоносной войны сюда перебраться. Среди высланных им в Германию фотографий имеются такие, где он заснят в кругу украинской семьи.
Между тем, его жильё было недалеко от шталага 329, а значит — и мест расстрела. Не слышать выстрелов, не знать, кого убивают — он не мог.
И после войны Э. Ройсс никогда об этом он не говорил. Считалось, что он служил в Виннице, далеко от фронтовых действий, в канцелярии. А после войны, как и другие бывшие простые солдаты, покалеченные или заболевшие, был полон забот повседневной жизни, борьбы с последствиями потери здоровья. Душевные раны и вопросы причастности к преступлениям вермахта были табуизированы.
Автор сообщает лишь о единственной семейной фотографии, из которой следует, что в шталаге 329 также речь шла о жизни и смерти, однако в подробности изображённого не вдаётся.
Автор специально останавливается на допросах, свидетелем которых был его дед. В лагере Цайтхайн в день проходило до 20 - 30 допросов, целью которых было выявление комиссаров и евреев. Набиралось таковых в Цайтхайме 40 - 50 человек — их транспортировали в ближайший концентрационный лагерь.
Уже при прибытии в лагерь военнопленных служащий SS визуально отделял некоторых пленных: определённые черты лица иногда были достаточны для смертного приговора.
Заключённых, имеющих еврейскую внешность, перед убийством пытали, требуя назвать имена других евреев или «подозрительных элементов». Убивали также мусульман, так как они, подобно евреям, перенесли обрезание крайней плоти и поэтому считались подозрительными (не евреи ли?). Отделяли также носителей очков как «интеллигентов». Немного более длинные волосы, чем у остальных, могли быть достаточным основанием для причисления к комиссарам.
Часто такая сортировка выполнялась совершенно произвольно, чтобы набрать определённое число: считалось, что из общего числа военнопленных около 10 - 15 процентов пленных должно быть, как выражались, «нетерпимыми». Один из свидетелей сообщал о совершенно бесплановой сортировке, при которой главным было выделить «нетерпимых» не менее, чем их выявили в соседнем лагере, где отсортировали 15 - 20 процентов военнопленных.
Отделённых военнопленных умерщвляли различными способами. Кроме выстрела в затылок, в сентябре 1941-го года было впервые на 900 советских военнопленных опробовано умерщвляющее действие циклона Б.
Проводились над ними и другие «научные эксперименты»: сравнение поражающих свойств различного стрелкового оружия, губительного действия холода. При последнем «эксперименте» мученика выставляли ночью на мороз и ежечасно обливали холодной водой. Так «экспериментаторы» пытались выявить влияние охлаждения на пилотов, упавших вместе с самолётом в море.
Других заражали туберкулёзом и, умертвив - после вспышки болезни - на виселице, вскрывали для определения хода развития этой инфекции.
Поначалу описанная выше сортировка военнопленных нередко вызывала конфликты между вермахтом и SS. Я уже писал об удивительном случае, когда комендант лагеря военнопленных в Виннице написал рапорт на своего заместителя, обвинив того в передаче 362 красноармейцев-евреев в распоряжение айнзацгруппы (разумеется, для уничтожения).
В 1969-м году в западногерманском Центре против преступлений нацистов велось предварительное расследование, касающееся действий бывших служащих шталага 329.
В СССР, разумеется, об этом никто не должен был знать, потому что в ГДР подобные дела уже давным-давно были закрыты. Бывшие нацисты, «по всей очевидности», оставались только в ФРГ.
Э. Ройсс - старший, служивший в канцелярии винницкого лагеря, был повышен в ранге: из унтер-офицера (1941) в фельдфебели, то есть, старшие сержанты (1942).
Его начальник, при расследовании сортировок в лагере, отрицал всякое участие в них. Как и все опрошенные по этому делу, никаких убийств он не видел и даже ничего о подобном не слышал. Следовали уперлись в широкую стену молчания…
Только единичные из опрошенных признались в том, что об этом знали. Среди них — один из служащих комендатуры лагеря, с которым Э. Ройсс дружил. Сам Э. Ройсс ко времени расследований уже умер (см. далее). Хотя канцелярия, где друзья служили, находилась предположительно в 15 километрах от основного лагеря, знали они и о сортировках, и о частых расстрелах. Во что-то иное поверить было невозможно.
Своей семье Э. Ройсс об этой стороне службы никогда не рассказывал. Возможно, пишет его внук, он что-то поведал жене, но и она свои предполагаемые сведения о шталаге 329 унесла с собой в могилу.
Управление лагеря, хотя и не принимало непосредственного участия в селекции пленных и расстрелах «нетерпимых», своими действиями облегчало работу преступников. Один из руководителей управления лагеря (Oberzahlmeister) описал при допросах в 1969-м году подробности селекции в шталаге 329: «Внутри лагеря стоял домик, в котором находился допрашивающий офицер. С помощью переводчика он вёл допросы доставляемых ему солдат… Из находившихся в лагере постоянно снова и снова выделялись пленные, которые с помощью ложных показаний желали считаться простыми солдатами. Речь шла о функционерах, комиссарах, евреях, и других.»
Словно животные, отобранные вынуждены были в специальной клетке из проволочной сетки дожидаться расстрела. Клетка стояла рядом с домиком для допросов. Когда собиралось там 5 - 10 пленных, они отводились солдатами службы безопасности (SD) к месту расстрела за лагерем. Солдаты SD находились вне лагеря и прибывали по вызову из центра города, где у них было управление (с тюрьмой). В массовом захоронении убитые пленные находились вместе с умершими в лагере.
Перед расстрелом пленные должны были раздеться. Их одежда собиралась для дальнейшего пользования ею другими военнопленными.
Другой солдат шталага 329, отвечая на вопрос о казнях в Виннице, рассказал: «Расстреляно было приблизительно 1 000 военнопленных. Я не могу определённо утверждать, что это были настоящие военнопленные. Однако я могу определённо утверждать, что это были гражданские лица еврейского происхождения. Место, где происходили казни, не было местом моей службы. Однажды я, будучи свободным от службы, осмотрел место казней, что означает: я хотел хоть один раз увидеть такой расстрел. Мне было известно, что много евреев были заперты в одном из бараков. Шесть этих захваченных евреев должны были сами спрыгнуть в их могилу. SS - фельдфебель стрелял по их затылкам. Этот фельдфебель не относился к нашей роте…
В остальном захваченные евреи — главным образом, гражданские лица — всегда доставлялись сюда приблизительно 20 грузовиками, расстреливались и закапывались. Я видел собственными глазами, как сюда прибывали грузовики с евреями.
При расстрелах я не присутствовал.
Я только незаметно посмотрел на еврейские могилы. Как я уже сообщил, лично я видел расстрел только шести евреев.»
При опросах служащих шталага 329 бросалось в глаза, что они случайно «были в отпуске» или свободными от службы в те дни, когда бывали расстрелы. Лишь некоторые сознались в присутствии при таких акциях, но никто не ответил положительно на вопрос об их личном участии в расстрелах.
Третий служащий шталага 329 сообщил: «Расстрелы русских военнопленных, включая партизан, выполнялись айнзацкомандой приблизительно в 300 метрах за лагерем, вблизи массовых захоронений. Нашим заданием было посыпать мёртвых хлорной известью и покрывать землёй…
Во время расстрелов не было разрешено никому другому, кроме служащих айнзацкоманды, при этом присутствовать.»
Судебное преследование против главного обвиняемого Макса Р. - SD-офицера шталага 329, производившего селекцию военнопленных, было приостановлено. В прокурорском заключении от 3-го июля 1970-го года значится:
« Свидетель М. лично наблюдал тогдашнего капитана Р. при сортировке военнопленных. Также Х. свидетельствовал, что ему известно про отбор Р. еврейских военнопленных, комиссаров и других функционеров, направление их в особые бараки. Айнзацкоманды SD уводили отобранных и расстреливали вне территории лагеря. Р. и комендант лагеря присутствовали при этом.
Обвиняемый Р. слышал эти свидетельства. Он отрицал своё участие в сортировке военнопленных. Или он свидетельскими показаниями был изобличён — может быть, но у Р. рак и он не является, по состоянию здоровья, способным участвовать в судебном заседании. Дело против него поэтому не будет продолжено. Рассчитывать на улучшение состояния Р., учитывая его возраст (почти 78 лет), не приходится… Дальнейшие расследования против других персон не имеют никаких видов на успех.»
Между прочим, больной раком обвиняемый Р. во время предыдущего допроса 9-го октября 1968-го года заявил - для протокола - следующее: «Я тяжело болен (рак). Поэтому я уже был оперирован. Я потерял 25 кг веса. Врачи не говорят мне всю правду о том, насколько я болен. Я в состоянии сидеть только на мягком, не в состоянии больше совершать поездки. Только в Suderburg, в полицию.
Я был в лагере ангелом-защитником пленных. Я спас жизнь многим заключённым. Я должен был, собственно, быть в лагере офицером почты. Я не могу, учитывая мою болезнь, долго подвергаться допросам… Я не выдержу их.»
Вот почему ушёл из жизни Р. не признавшимся, не покаявшимся, не наказанным.
В шталаге 329, подчинённом вермахту, согласно данным Управления лагерями военнопленных, максимальное число бывших советских военнослужащих достигало 19 379 человек. Комендантами лагеря были офицеры, оставившие службу ещё в 20-е - 30-е годы (и вновь призванные). Означенное выше Управление требовало ежемесячного подсчёта числа заключённых в лагере. Сохранились только единичные данные об этом: на 1-е сентября 1941-го года в лагере находились 13 491 человек, а через 13 месяцев (1-го октября 1942 г.) означенное выше самое высокое число военнопленных.
В первые месяцы нерусских военнопленных, особенно украинцев, отпускали, поскольку до'ма, на захваченной украинской территории они могли быть задействованы в немецких интересах. Как следует из письма начальнику канцелярии рейха Мартину Борманну, всего освобождено 75 117 украинцев (им выдавалось специальное удостоверение). Но уже в ноябре 1941-го года Герман Гёринг, опасаясь роста партизанского движения, отменил особый статус военнопленных - украинцев.
В последующие (после сентября 1941-го года) месяцы число военнопленных в шталаге 329 колебалось от 12 497 до 15 941-го. Состояние пленённых было очень тяжёлое: из уже указанного максимально числа (19 379) только 4 877 были пригодными для выполнения каких-либо работ. То есть, 14 с половиной тысяч военнопленных оставались в лагере, когда другие отправлялись на работу. Один месяц перед тем из 13 812 заключённых 11 347 ещё были работоспособными.
Что это означает? Почему вдруг всего один месяц позднее (1-го ноября 1942-го года) в лагере насчитывалось всего 7 403 военнопленных? Куда исчезли без малого 12 000 заключённых? Умерли они внезапно от голода и инфекций, убиты или освобождены?
Освобождены они не были. К этому времени рейхсфюрер SS Химмлер предупредил шефа Высшего командования Кайтеля об опасности перехода освобождённых в ряды «банд», а также об использовании имеющих у них свидетельств об освобождении шпионами, разведчиками, агентами и саботажниками противника. И Кайтель принял решение о приостановлении практики освобождения из лагерей.
О массовых расстрелах военнопленных в это время не имеется никаких сведений. Скорее всего, военнопленные были транспортированы в Германию, где наступила острая нехватка рабочей силы. Провалившаяся скоротечная война («блиц-криг»), потери в живой силе потребовали мобилизации лиц, прежде освобождённых от военной повинности. И минимум два миллиона свободных рабочих мест надо было кем-то заполнить. Условия транспортировки, о чём уже упоминалось, были страшные.
Хотя позднее лагерь военнопленных в Гайсине, который был создан из расформированного шталага 348, причислили к шталагу 329, а 19-го октября 1943-го года в шталаг 329 влился (из-за отступления немецких войск) также шталаг 328, число военнопленных в шталаге 329 постоянно уменьшалось. В марте 1943-го года — 9 533, а при последнем подсчёте (1-го октября 1943-го года) — только 1 959 (без прибывающих из шталага 328).
Фельдфебель Эрнст Ройсс, в связи с изложенным выше, был ограниченно загружен — и получил на Рождество 1942-го года отпуск. На обратном пути с родины в Винницу он сильно простудился, в результате чего - с левосторонним воспалением лёгких и эмболией - попал в лазарет. В марте 1943-го года возник рецидив воспаления — и он был переправлен в Германию, в военный госпиталь в городе Швайнфурт. Несмотря на возникшее к тому времени и поражение сердца, Э. Ройсс вынужден был ещё раз вернуться на Украину и был свидетелем закрытия там шталага 329.
Шталаг 329 в ноябре 1943-го года перевели в Восточную Пруссию. Что произошло с заключёнными шталага 329 — не известно. В конце 1943-го года шталаг 329 был передислоцирован в район Люнебургской пустоши (земля Нижняя Саксония), а 21-го февраля 1944-го года был переименован в офлаг (лагерь военнопленных офицеров) 83.
Как уже указывалось, комендантами лагерей были пожилые военные, вышедшие в отставку за многие годы до начала 2-й мировой войны. Первый — 1874-го года рождения (служил в шталаге до мая 1942-го года), второй — 1880-го года рождения. Оба остались после окончания войны в Восточной Германии. Сведения о расследовании их деятельности в Виннице, материалы судебных процессов против них отсутствуют. Судопроизводство против третьего коменданта, рождённого в 1885-м году в Граце, было приостановлено, так как, по австрийским законам, он оказался неподсудным из-за давности срока возможного преступления.
Первый офицер контрразведки, служивший в лагере, 1885-го года рождения, умер в 1965-м году, ещё до начала расследования против служащих шталага 329. Другой офицер контрразведки, уже упоминавшийся Макс Р., 1892-го года рождения, имел злокачественное заболевание.
Э. Ройсс, после переформирования шталага 329 в офлаг 83 служил - до окончания войны - на хорватском полуострове Истрия в штабе пехотного полка. Снова заболел, попал в госпиталь, потом в плен к англичанам, снова в лазарет (уже английский). В январе 1946-го года Э. Ройсс был освобождён, возвратился домой. Снова — больница, в 1947-м году — левосторонний паралич после эмболии мозгового сосуда. Работать Э. Ройсс был не в состоянии.
В июле 1949-го года — новая тромбоэмболия мозга, а в апреле 1950-го года Э. Ройсс - дед автора книги - скончался.
Вдова Э. Ройсса добилась признания его болезней следствием войны — и получила пенсию, что помогло ей с тремя сыновьями пережить тяжёлое послевоенное время.
Продолжение: http://proza.ru/2017/04/28/1822.