Глава 25. Часть2 Шаги по земле. Здравствуй, мама

Марат Носов
               Глава 25. Здравствуй, мама.
    Мой пассажирский поезд  Минск – Караганда подходил к платформе железнодорожной станции провинциального в те годы города Акмолинска (ныне столица Казахстана – Астана).
  На перроне встречающих людей было немного, и среди них я увидел женщину, взгляд которой встречал и провожал каждое окно останавливающегося поезда, в надежде кого-то увидеть.
– Может это мама, получив мою телеграмму, встречает меня, – мелькнула мысль в голове, но тут же она исчезла.  Расставшись 18 лет тому назад с девятилетним сыном, трудно его узнать в окне движущего вагона.
    Вагон остановился, я взял свой небольшой чемодан и стал спускаться из тамбура на перрон.  Женщина, которую я увидел из окна вагона, стояла рядом и, увидев меня, кинулась ко мне громко крича:
– Сынок, родной мой, наконец-то я дождалась…, – она не успела договорить, что хотела сказать:  ноги её подкосились, и если бы я не успел поддержать,  она упала бы  на тротуар перрона. Да, – это была моя мама. Увидев меня в окне вагона, её материнское сердце подсказало, что это её сын, сообщивший телеграммой о своём приезде  этим поездом в Акмолинск,  но в ней  не был указан номер вагона. Многолетняя разлука и лагерная жизнь не помешали женщине узнать родившего ею на свет человека.
    Два посторонних парня помогли мне довести маму в здание вокзала, где
она через несколько минут окончательно пришла в себя.  Спустя час мы были  на улице Степная, где матушка снимала жильё у хозяина маленького дома одинокого мужчины сантехника Павла за оплату быть его помощницей по хозяйству в доме.
    Павел оказался добрым порядочным человеком. Отнесся ко мне дружелюбно: для встречи и знакомства купил бутылку водки, а мама испекла пирог и приготовила прочую закуску. Скромно отметив за столом нашу встречу, мы делились друг с другом событиями в годы длительной разлуки.      
 – После ареста твоего отца, – рассказывала мама, – я написала письмо Сталину, который хорошо знал моего мужа –  Ивана Петровича Носова, члена ЦК партии. Ответ через 2 дня последовал ошеломляющий: меня, неработающую беспартийную женщину–мать двоих маленьких детей арестовали среди ночи, как жену «врага народа».  Затем была тюрьма «Бутырка», следствие, признание виновной неизвестно в чём, и приговор 18 лет, из которых восемь лагерного содержания  и плюс десять лет ссылки, где я нахожусь по сей день, – закончила она своё повествование.
– Мама, об Акмолинском лагере, 26-ой точки НКВД в Малиновке, можешь не рассказывать, так как  я  туда заезжал, когда ехал с Дальнего Востока в киевское танковое инженерное училище.  К сожалению, с тобой мне повидаться не пришлось: ты сильно болела и лежала в лагерном лазарете.
– Хорошо, – согласилась она, – расскажу о сегодняшней своей жизни:
– Когда вышла после болезни из лазарета, мой срок пребывания в лагере закончился,  и я  могла уехать из Малиновки, но была очень слаба здоровьем после перенесенной болезни. Начальник лагеря Баринов, предложил поработать вольнонаёмной  работницей в лагерной хлебо-пекарне, чтобы набраться сил. Такое предложение меня устроило, и я работала там довольно
долго, пока не нашла работу заведующей и одновременно продавщицей в  маленьком магазине Акмолинска.  С работой я справляюсь, но был случай, когда мой магазин ограбили.  Находится он на нашей улице, но довольно в безлюдном месте. В основном магазин продуктовый, однако, есть и другие домашние товары массового потребления, например посуда. Посетителей всегда достаточно; многих, которые ходят постоянно, я знаю хорошо и они меня тоже. Одним из таких постоянных  посетителей был инвалид Великой отечественной войны  Олег Сергеевич, передвигающийся на двух костылях.
   К этому посетителю я относилась всегда с особым вниманием: оставляла ему дефицитные продукты, которые он любил, винно-коньячные изделия.
   Олег Сергеевич был всегда модно одет, со мной  общительным:  заводил беседу, интересовался моим житьём - бытьём.
– Всё понятно, –  перебил я мамин рассказ, – он тебя ограбил и его посадили в тюрьму, поэтому ты вспоминаешь его в прошедшем времени.
–  Нет, сынок, он меня не ограбил, слушай дальше:
–  В день ограбления была большая денежная выручка: впервые в магазин завезли дешёвую водку, которой я торговала до самого вечера.
Перед закрытием в магазин зашли два милиционера. Первый подошёл ко мне, второй милиционер закрыл дверь и стал около неё.
– Анна Васильевна, – называя меня по имени, обратился ко мне первый, – нам позвонили из горторга и попросили обеспечить охрану при сдаче сегодняшней кассы в банк.
– Мне об этом ничего неизвестно, – сказала я, но милиционер, как будто не расслышал меня, заявил:
– Запакуйте выручку, машина стоит у входа, и примите к сведению, что у нас нет времени.
Моя попытка позвонить в горторг не получилась: телефон не работал.
– Мне надо сосчитать выручку, – чувствуя какую-то опасность, постаралась  я задержать развитие событий.
– Анна Васильевна, у вас будет время сосчитать деньги в банке, очень вежливо посоветовал милиционер, и я вынуждена была выполнить его требование.
   Мы вышли на улицу, где действительно стояла легковая машина, а за рулём сидел шофер в гражданской одежде. Закрыв дверь магазина, я стала её пломбировать. Оба милиционера с деньгами уже сидели в машине, когда я, закончив пломбировку, подошла к машине и открыла заднюю дверь, чтобы сесть рядом. В тот же момент мне был нанесен сильный удар ногой в живот сидящим на заднем сидении милиционером.  Я упала, а легковушка тронулась и исчезла, повернув в переулок в конце улицы.
       Кое-как я добралась до дома. Проснувшись утром рано, решила вернуться в магазин, чтобы узнать сумму нанесённого ущерба и сообщить в горторг о вчерашнем происшествии, понимая, что от меня потребуют возместить убыток, а, может, снимут с работы и отдадут под суд, если не смогу погасить своевременно  недостачу.  Так не хотелось  попасть опять в лагерь.
    Повесив на дверь магазина объявление «Учёт», я стала заниматься подсчётом потерь.
    В дверь постучали: «Анна Васильевна, это Олег Сергеевич, – послышался голос за дверью, – извините, что помешал вам, но не могу без сигарет минуты прожить. Отпустите мне, пожалуйста,  одну пачку «Явы».
  Я открыла дверь инвалиду войны, он вошёл ещё раз извиняясь, глянул на меня и удивлённо спросил: «Что с вами, дорогая моя? На вас лица нет. Поделитесь со мной своим горем – уверен, станет легче».
    Откровенное сочувствие Олега Сергеевича позволило мне рассказать подробно о вчерашнем ограблении кассы магазина.
     Поставив свои костыли в угол, он присел на предложенный стул и, не задавая вопросов, выслушал меня до конца. Не забыла я сказать о возможных последствиях, которые могут у меня случиться.
– Случай страшно неприятный, – согласился Олег Сергеевич, – но в панику впадать не следует: все деньги до копейки вам вернут сегодня до полудня.
 Он встал, забрал свои костыли и направился к двери.
– Куда же вы, Олег Сергеевич, а сигареты «Ява»? – окликнула я его.
– Давайте сигареты. Я должен поспешить, – он взял сигареты и вышел из магазина.
  Когда на часах обе стрелки сошлись на самом верху, в магазин снова постучали, и вошёл мальчик лет четырнадцати:
–  Вы Анна Васильевна? – спросил он и, получив подтверждающий ответ, положил на прилавок, запечатанный мной вчера пакет с деньгами, и добавил, – тётя, просили извиниться: произошла ошибка.
     Сев на стул, на котором сидел Олег Сергеевич, я заревела, как маленькая девочка и, вытирая слезы, задумалась: «Кто лучше помог моей просьбе  – вождь или простой инвалид войны?». 
     Однако, впоследствии выяснилось, что Олег Сергеевич не был ни участником войны, ни инвалидом.  Воровской мир знал его как крупного авторитета «преступного мира», задержанного спустя два года после рассказанного моей мамой случая, и приговоренного  судом к высшей мере наказания.
     Нет ничего более приятного, как гостить у родной матери: купаешься в заботе и ласке, утром спишь – никто не будит, угощаешься только тем, что любишь, но приходит время уезжать, даже если этого не хочется.
    Мне, как отслужившему в армии, предоставлялось ограниченное время встать на военный учёт по месту жительства и приступить к работе или учёбе. Я решил остановиться в городе  Горьком (ныне Нижний Новгород), на Волге, где проживали малознакомые родственники, тем более, что детство   моё прошло в детском доме на волжских берегах.
       Находясь ещё на службе в Советской армии, я связался со своими горьковскими родными и договорился, что после службы приеду к ним.
     Из Акмолинска уходили письма и мои стихи в Белоруссию новой знакомой Розалии, с которой переписка сулила большего, чем простое знакомство.
  Прошло две недели в гостях у мамы, и наступил час моего отъезда.
    Прощание стало ещё одной драмой для мамы: она предлагала мне остаться в Казахстане у неё, а я не мог согласиться сделаться добровольным ссыльным: «Моя родина берёзовая Россия, а не степной Казахстан, в котором ты принудительно прожила столько лет», – убеждал я её.– «Начну работать в Горьком, который является нашим родословным местом;  обзаведусь жильём, закончится твой срок ссылки, приедешь ко мне, женюсь, в конце концов, народим детишек, будешь их нянчить», – делился я своими планами будущей жизни с мамой.
    Однако, планы начали меняться через месяц, после моего приезда в Горький, где поступил на Горьковский завод фрезерных станков (ГЗФС) используя свою специальность токаря, приобретенную в годы войны на заводе № 45 в г. Марксе Саратовской области.
     Хозяйка, у которой я снял комнату в Горьком, встретив меня после работы, с загадочной улыбкой на лице, передала мне запечатанный конверт со словами: 
– Вам из Москвы пакет,  который принёс ваш дядя Фёдор Иванович.
      Пакет был послан действительно из Москвы на адрес моего дяди, но на моё имя. Вскрыв пакет, я прочитал его отправителя: «Военная коллегия Верховного Суда Союза ССР и подпись: В.Шелковой».
 В тексте мне сообщалось, что дело по обвинению моего отца Носова Ивана Петровича, 1888 года рождения, до ареста – 26 августа 1937 года – первого секретаря Ивановского обкома ВКП(б), осуждённого по статьям: 58-2, 58-7, 58-8 и 58-11 УК РСФСР к расстрелу, пересмотрено Военной  коллегией Верховного Суда СССР 26 августа 1955 года.
   Приговор от 27 ноября  1937 года в отношении Носова И.П. отменен и дело прекращено за отсутствием состава преступления. Носов И.П. реабилитирован посмертно.
     Вернувшись в Москву, я «бросил окончательно  «якорь» на своей родине и понял, что «Шаги по земле» закончены.  В Москву приехали мама и сестра.
Мы поженились с Чаботько Розалией, и у нас родилась дочка Наташа, которая окончила школу с «Золотой медалью» и МГУ им. Ломоносова.
     В качестве ведущего авиаконструктора я проработал  до пенсии в
МАПО(Московском авиационном промышленном объединении, более известным, как Знамя труда.), производящим самолёты, разработанные в ОКБ Генеральных конструкторов:  С.В. Ильюшина – Ил-12, Ил-14,Ил-18, Ил-28Р;  А.И. Микояна с М.И. Гуревичем – МиГ- 21, МиГ-23, МиГ-29 и П.О. Сухого – Су-11, и их модификации.
    Об этом хочется написать тоже, но это совсем другая история и пока, как сказано у  А.С. Пушкина: «Исполнен долг, завещанный от Бога мне, грешному…». Конец повествованию.