Маленькая рождественская история

Юлия Захарова 4
— Тихая ночь, святая ночь, — пел церковный хор мальчиков и девочек в длинных белых одеяниях.

Люди со свечками в руках смотрели на них с умилением и благоговением, замирая после каждой спетой хрупкими голосами строчки. И дети, и взрослые улыбались, шевеля губами и неслышно подпевая рождественскому гимну. Все в радостном волнении стояли и терпеливо дожидались окончания мессы, чтобы затем, расцеловавшись друг с другом, спешить домой и накрывать на стол, вешать на ёлку подаренных дружелюбными соседями светящегося ангелочка, наряжать сыновей в белые панталончики, маленькие рубашечки с широкими воротниками, прикалывать к груди брошки в виде снеговика или крошечной птицы, а дочерей — в белые, голубые или розовые платьица с прикрепленными на спине кружевными крылышками и закреплять на головках с завитыми волосами ободки с торчащими на них смешными рожками или коронами. Ведь каждая семья в церковном зале была с ребенком, робко прижимавшимся к подолу длинной материнской юбки или обхватывая ручонками грубую отцовскую ладонь. Но в дальнем углу, прикорнув к стене, стояла молодая девушка лет двадцати шести. Её голова была покрыта цветастым шерстяным платком, скрывая растрепанные светлые волосы. Голубые глаза были опущены. Задумчиво-грустный её вид не привлекал внимания; только один внимательный детский взгляд, мимолетно скользящий по всему, что окружало его обладателя, заметил одинокую фигуру девушки. Ярко-синие глаза мальчика задержались на дрожащих её руках, сжимающих свечу, по которой уже тек теплый воск, точно слезы, застывая на середине пути, ведь никакая печаль не утаится от глаз ребенка. Он вздохнул и тряхнул за руку стоящего рядом отца.
      
— Папа, — тихо прошептал мальчик. — Папа, там грустит девушка.
      
— Генри, веди себя прилично, — спокойно ответил ему мужчина. — Вайнахтсман не принесет тебе подарка, если станешь безобразничать в церкви.
      
Малыш послушно умолк, но стоять и дослушивать песню, до конца которой, казалось, ещё так долго терпеть, он уже не мог. Он снова обернулся. Девушка с цветастым платком на голове всё так же стояла, прислонившись к стене, и не поднимала глаз. Она приходила каждое рождество и внимательно слушала поющих деток, но взглянуть на них была не в силах. Каждое лицо напоминало ей сына, которого она не сумела сберечь. Сына, которого забрали ангелы ровно в святой праздник. Маленького забавного мальчугана с ярко-синими глазами, как у его отца, которого она тоже потеряла. Немногим позже, чем сына. Она не знала и сама, зачем неизменно, каждый год ходит слушать церковный хор, хоть в этот день не стало того единственного, ради чего она жила. Может быть, она надеялась, что её немые молитвы услышит Бог, ведь Он больше и лучше всего слушает молчаливых. А может быть, она просто хотела увидеть кусочек жизни, который был так необходим её умершему от горя сердцу.
      
Голоса хора умолкли. На некоторое время воцарилась тишина, а потом по залу пополз гул, и народ потянулся к алтарю, где священники по традиции выслушивали печали каждого человека, помогая отпустить их, чтобы в новом для них году не было места горю. На память давали хрустальную фигурку ангела с тонкими крыльями, отделанными золотом и нимбом из мелких блестящих камушков.
      
— Да прибудет с тобой Господь и избавит тебя от всех печалей, дитя моё, — из раза в раз повторял священник, целуя каждого и вручая рождественский подарок.
      
Очередь дошла и до девушки с цветастым платком, покрывавшим её голову. Она никогда не задерживалась в церкви, чтобы излить душу, но почему-то тогда ей очень захотелось это сделать.
      
— Что печалит тебя, дитя? — по-доброму спросил священник. — Расскажи мне и помоги Богу облегчить твои страдания.
      
— Святой отец, — помедлив, сказала девушка. — Четыре года назад у меня умер единственный сын. Спустя год я потеряла любимого мужа. Бог поможет мне? — с надеждой спросила она, поднимая глаза.
      
Священник улыбнулся и закивал головой.
      
— Утешься, дитя моё. Твои глаза так ярко сияют. Только чистые люди имеют глаза такого ясного цвета, как у тебя, — он поцеловал её в лоб. — Христос-спаситель с тобой. Он слышит тебя и посылает тебе… — пожилой мужчина протянул было руку к раскрытой коробке, но, пошарив в ней, слегка нахмурился. — Похоже, здесь всё закончилось. Не беда, распакуем новые.
      
Он наклонился, кряхтя, и начал торопливо открывать коробку, однако девушка, подумав, незаметной, скрылась за воротами церкви.
      
На улице пушистыми хлопьями падал снег. Сверкающие гирлянды виднелись в каждом окне, во дворах стояли наряженные елки. Соседи обнимались, обмениваясь открытками и подарками, завернутыми в пеструю бумагу и перевязанными яркими лентами. Дети восторженно бегали, падая в снег, скатывая из него маленькие шарики, кидали ими друг в друга, а затем, наигравшись, делали снеговика.
      
— Поиграй, Генри, — добродушно говорила женщина лет тридцати, подталкивая сына к площадке, на которой резвились и кричали соседские дети. — Давай, солнышко, а я пока дождусь фрау Митце. А вот и она! Хельга, как я рада!
      
Мальчик отошел от родителей, занятых разговорами с семьей Митце, и зашагал к стоящей неподалеку ёлке. Остановившись возле неё, он стянул с руки красную шерстяную варежку и легонько коснулся висящего на ветке серебристого шара. Он тихо звякнул и заколыхался. Генри улыбнулся и посильнее пнул шарик; с него слетело несколько снежинок и мягко приземлились на его ладошку. Малыш теперь уже усмехнулся и, задрав голову, взглянул на верхушку ёлки. Где-то там, докуда ему пока не дотянуться, была красивая золотая фигурка, от которой плавной спиралью спускались, переливаясь в свете фонарей, шуршащие гирлянды всех цветов. И вдруг среди всей этой пестроты и блеска мальчик заметил светлое пятно, замеревшее где-то с другой стороны ёлки. Он присел на корточки и гуськом обогнул наряженное дерево; на маленькой скамейке сидела та самая девушка с цветастым платком на голове. Генри обрадовался.
      
— Привет, — безо всякого смущения поздоровался он.
      
Девушка повернула голову и грустно улыбнулась.
      
— Привет, малыш.
      
— А почему ты грустная? Я видел тебя в церкви. И ты даже не пела песенку вместе с хором. Веселись! Сегодня же рождество. Вайнахтсман принесет тебе подарок.
      
Она внимательно слушала мальчика, оглядывая его с головы до ног.
      
— Да, наверно, — неуверенно сказала девушка. — Только сегодня мне не очень-то везет с подарками, даже ангела в церкви для меня не нашлось, вот такая я… Несчастливая.
      
Генри молчал, опустив голову. Ему было жалко эту странную девушку, которая печалится в рождество, ведь все должны радоваться, как ему казалось. Что может быть прекраснее неожиданного приятного подарка от Вайнахтсмана? Или от священника. Священника! Ведь девушке не досталось подарка в церкви, а это нечестно…
      
— Генри! — раздался звонкий голос матери. — Через пару минут домой!
      
Малыш на секунду взглянул на девушку, которая продолжала сидеть на скамейке, съёжившись и уткнувшись носом в замерзшие руки.
      
— Не уходи никуда, — попросил он, подбегая к ней. — Я сейчас вернусь. Я быстро, ладно?
      
Девушка раскрыла глаза от изумления. Что придумал этот мальчик? Она поневоле вскочила, следуя по пятам увлекающего её бегущего куда-то мальчика. Она увидела, как он остановился возле двух женщин, оживленно беседующих друг с другом, потянул сумку одной из них к себе, порылся в ней, затем развернулся и снова побежал к ней навстречу.
      
— Генри! — крикнула мать уже громче и, извинившись перед фрау Митце, бросилась за сыном, однако замерла недалеко от него и девушки с цветастым платком на голове. А мальчик преспокойно протянул девушке подаренного в церкви ангела.
      
— Счастливого рождества, — с улыбкой сказал он и взглянул на неё. Та посмотрела в ярко-синие глаза, и по её щеке покатилась слеза. Точь-в-точь, как глаза сына. И почему-то этот малыш, его неожиданный подарок, его мама, расплывшаяся в улыбке, завидев, что сделал сынишка, — всё это заставило её на минуту забыть о трагедии, произошедшей четыре года назад. И уже когда Генри, ещё раз одарив её теплой улыбкой напоследок, вприпрыжку побежал к гордой матери, цветастый платок сполз с головы девушки, и тут же крупные снежные хлопья начали падать на светлые волосы, тая, спадали на лицо и задерживались в уголках застывших в растерянной, но счастливой улыбке дрожащих губ.