Предыдущая часть: http://www.proza.ru/2017/04/26/1159
ТАЙНА ВОЛШЕБНОГО КОЛПАКА ИЛИ ДОБРОВОЛЕЦ ВСЕЛЕННОЙ
Но не успели мы разойтись, как Сан Саныч нас остановил. Подождите чуток, ребята, попросил он нас, и оглянитесь вокруг пожалуйста, прочувствуйте грань времени, в котором мы сейчас находимся. И он распрямил плечи, вдохнул полную грудь воздуха и повёл вокруг руками, словно в цирке перед публикой, перед тем как ей раскланяться. Мы с Димоном огляделись по сторонам в некотором недоумении и сначала ничего не сообразили.
И тут вдруг я понял!.. Окружающая нас природа подарила нам небольшое чудо. Чудо счастья и глубинной радости... Вокруг не было ни ветерка. Тёплое весеннее солнце торжественно закатывалось за лесистый горизонт. Сочная молодая зелень обновлённой травы и листвы деревьев рождала в душе ощущение молодости и каких-то сияющих неведомых перспектив. Которые ждали всех нас впереди и непреложно обещали нам счастье. Пение птиц достигло в этот момент своего вечернего пика. Особенно старался выводить звонкие рулады незримый бойкий соловейка в ближайших кустах ольховника и черёмухи.
Мы непроизвольно улыбнулись, а Саныч оттопырил нижнюю губу и вдруг сам защёлкал по-соловьиному, весьма точно подражая его незабываемо красивому пению. На несколько секунд соловей в кустах даже замолк, очевидно обескураженный появлением странного соперника, а затем засвистал и защёлкал с удвоенным рвением, таким образом восстанавливая свои хозяйские права на родные кусты и показывая непрошенному претенденту на лавры лучшего руладника кто тут в доме хозяин.
Мы рассмеялись. А Саныч с любовью в очах обвёл кругообразно вокруг рукою и произнёс каким-то тихим взволнованным голосом:
– Эх, ребятушки! Ну чем не райское сиё место и времечко! Мы ныне не посто так тута стоим-постаиваем, а в святилище солнца находимся, в храме Божием на Земле-матушке. Эх, жить бы да жить во времени этом радостном, и помирать было б не надо. Зачем воевать? Зачем жилы себе рвать в гордыне-стяжательстве? Разве ж об этом лихе суетном Бог нам поведывал? Разве ж мы волки хищные али коршуны злые?
Голос его задрожал, глаза сделались вдруг влажными, а по его старческой щеке скатилась вниз сверкающей капелькой прозрачная слезинка. И я вдруг ясно понял, что деду всё ныне нами переживаемое было очень и очень дорого.
– Ну да ладно, – махнув рукою, вновь повеселел новый скоморох, – так уж у нас есть на Земле: даже в самой светлой радости капля печали, а разлита обязательно. Чай не рай это в самом деле, а всего лишь явь раздельная.
И тут мне вдруг очень сделалось интересно, а как вера дедова видит всё человечество в целом. И я не преминул об этом у Саныча спросить. Тот быстро стрельнул в меня острым взором и хотел было что-то сказать, но потом повелительно махнул рукою и предложил нам спуститься к реке. Что мы и сделали втроём, бегом вприпрыжку сбежав на берег Пружи.
– Видите эту бурную стремительную реку, ребята? – вопросил нас Сан Саныч.
Мы с Димкой ответили конечно же утвердительно. Как же – вот она Пружа, чего ж её не видать-то!
– Вот такое и наше человечество, если образно его показать, бурное, текучее и единое. А сейчас зачерпните-ка водицы из неё себе в ладошки.
И он сам сложил ладони лодочкой и зачерпнул в них себе воды. Мы с Димоном тоже её зачерпнули.
– А вот это как-бы мы с вами, – пояснил дед, – небольшая такая толика водицы из общей человеческой сверхреки. В ограде наших бренных и временных тел... Вот поживём мы, поживём, помыкаемся тут, поучимся, ума-разума понабираемся, или дури какой наоборот, а потом раз! – и сызнова в реку жизни возвращаемся.
И Саныч выплеснул воду из ладоней в общий водный поток. Которая тут же смешалась с речными обильными водами. Мы с Димкой повторили то же самое, и наши водные резервуарчики унеслись вниз по течению вослед за водою Сан Саныча.
– И теперь видите, ребятушки, – созерцательно глядя на реку, в некоторой задумчивости сказал дед, – насколько важно нам всем не загрязнить во время своей краткой земной жизни данную нам в пользование общую водицу всякой грязью и дрянью. И даже более того – мы обязаны эту воду в себе очистить возможно более, чтобы после воссоединения нас и остальных вод общая река сделалась хоть чуточку чище чем она была. И очень жалко что слишком многие люди делают свою хрустальную в идеале водицу грязнее прежнего. А потом клянут чёрта рогатого, что это, дескать, он в неё нагадил. Но виноваты ведь мы сами, увы... Так осознаем же мы наконец свою общность и ответственность перед чем-то гораздо более могучим, чем наша пошлая шкурность! И да заживём мы наконец по-божески, а не по эго-чертячьи! И тогда всё постепенно у нас наладится. Так что с Богом, ребятки! По солнечному пути! Ура!
– Ну, пошли что ли? – спокойным уже голосом предложил Саныч. – Пора ужо и баиньки по домам...
И он направился вверх, по тропинке к посёлку. Ну а Димыч ещё несколько секунд посидел на корточках у воды, зачёрпывая и выпуская обратно чистые речные воды. И я его таким задумчивым никогда, признаться, не наблюдал.
После этого мы тоже пустились в путь за Сан Санычем, а поднявшись на гору, направились каждый к себе. А я потопал прямиком домой, чтобы засесть на часик-другой за дописывание своей сказки.
Сказку я полностью окончил и отшлифовал за две недели. Ещё до завершения учебного года я успел показать её учительнице русского языка Ирине Дмитриевне, которая горячо её одобрила и рекомендовала отослать в какое-нибудь сказочное издательство. Что я и сделал незамедлительно. Причём отослал сказку не в одно, а сразу во многие издательства., надеясь на скорый благоприятный для меня ответ. Однако ответа ниоткуда не пришло. Кроме одного весьма известного издательского дома, где мне ответили, что сказка могла бы быть у них напечатана при условии значительного её сокращения и упрощения. Что я сделать категорически отказался, поскольку считал что именно в этих возможных сокращениях как раз и может оказаться вся главная доброволшебная суть произведения.
Нет, я не опустил руки. Более того, при помощи волшебного скоморошьего колпака я увидел в своём чудесном сне следующую сказку, которую записал уже летом, на каникулах. Главным героем там оказался русский солдат, отставленный от службы по возрасту. Не знаю почему, но он оказался удивительно похожим внешне на Сан Саныча, только гораздо моложе его. Солдат был рыжим и конопатым, тютелька в тютельку как Саныч, и до того хитрым, смелым и сообразительным, что мне казалось, будто это какой-то его предок очутился нежданно-негаданно героем волшебного приключенческого действа.
И в этом случае я будто наяву увидел всё происходящее, и даже кажется лучше чем наяву, более сосредоточенно и вдумчиво.
Ну а после окончания работы над второй сказкой я сделал маленький перерыв для отдыха, во время которого посетил летний школьный лагерь. Всё это время я продолжал заниматься с Димкой и другими ребятами из его бойцовского окружения рукопашным боем, часто ходил в синяках и ссадинах, но это дело меня так заинтересовало и втянуло, что я уже не представлял своей жизни без разудалой русской кулачки. Мама, правда, была категорически против этого моего нового увлечения, но батя, убедившись, что я совершенно охладел к тлетворному и липкому виртуальному мирку, меня решительно поддержал.
– Молодец, Сашок! – заявил он как-то раз в июле месяце, когда посетил наши занятия на лугу и оценил степень моей подготовки в таком истинно мужском занятии как драка. После чего добавил: "Ну, с мамкой мы как-нибудь это дело уладим. Папка – за, а это, брат, главное. Дерзай! Тренируся! Стоящее занятие. Во!"
И он воздел кверху оттопыренный большой палец.
Вернувшись из лагеря, я «скачал» из Страны Скоморохии и третью сказочку, из современного материала сработанную. Там рассказывалось про одного паренька-неудачника, который подружился со своим высшим я, с Солнечным Посланцем, сделался постепенно настоящим добрым молодцем, победил современную ведьму и её колдовскую родню и встретил свою любовь.
Эти сказки я покамест никуда решил не отсылать. Я подумал, что чёрные колдуны научились дистанционно управлять всевозможными издательствами тоже, и ждать оттуда поддержки и понимания истинно русскому человеку нынче особо не приходилось. Но я был уверен в нашей, добрых волшебников то есть, конечной победе, и потому совершенно от этих мелких недоразумений не отчаивался и даже не огорчался. Правда, я распечатал все три сказки на принтере и сделал из них несколько книжек. Вернее, их мне в городе прошили и оформили обложками. Обложки были красными, на них я попросил сделать золотое тиснение в виде солнца и название тоже придумал завлекательное, которое было оттиснуто чёрной краской. «Сказки Страны Скоморохии» – вот как я назвал этот минисборник! Также я добавил туда картинки нашего классного художника Артёма Семенихина, он здорово их сделал, с душою и фантазией. Себе я оставил одну из книг, а остальные отдал в школьную библиотеку, где они на полочках, к счастью, не залёживались.
Мои занятия рукопашкой продолжались. Неожиданно для себя я в очень скором времени сделался вторым после Димки бойцом, хотя большинство ребят занимались куда дольше, чем я. Видимо, в моём теле и душе активизировались дремавшие до поры скрытые способности рукопашника, и я их лишь взращивал и поливал водою усердного труда, то есть потом и даже, случалось, своей кровью.
В середине лета мы с Димкой собрались съездить в город. Нас пригласил к себе на день рождения Кирюха Чуров, с год назад переехавший туда жить. Естественно, мы от приглашения не отказались, поскольку лишний раз выбраться в город из нашего посёлка было делом отнюдь не скучным, а даже радостным. В ночь перед поездкой я решил ещё раз околпачиться, чтобы увидать в странном волшебном сне новую сказку. Однако никакой сказки мне показано на сей раз не было. В ясной сновидческой псевдояви мне вдруг привиделся Сан Саныч, который шёл по скошенному полю с каким-то крепким на вид высоким мужиком. Мужик был в белой русской рубахе, расписанной кое-где цветочным орнаментом, полосатых штанах и красных кожаных сапогах. Он был белокур, широколиц, его коротко подстриженная борода и усы были пшеничного цвета, а глаза оказались серыми и смотрели бойко и весело.
– Ну вот, Сашок, – деловито произнёс Саныч и хлопнул по плечу своего богатырского облика спутника, – ты маленечко тормознись насчёт сказок-то. Это потом, когда времечко приспеет, ты ими снова займёшься. А теперича мой друг тебе кое-чего из практического умения покажет. Из нашенского, из рукопашного. Это ого-го какой ещё мастер! Стопроцентный витязь, язви его в дышло! Вояка, каких мало! Эх!
И он сызнова хлопнул новоприбывшего по каменному его плечу. И как-бы пропал оттуда, а воин подошёл вразвалочку почти вплотную ко мне и, добродушно усмехаясь, потрепал меня за отросшие за лето лохмы.
После чего вытащил из-за голенища деревянный ножик с резной рукояткой и затупленным деревянным же лезвием.
– Держи-ка полосовик, парень, – сказал он басовитым звучным голосом, – покажу тебе несколько приёмчиков, как с холодным оружием обращаться. Это дело никогда лишним не будет. В таком мире живём, будь оно всё неладно, подставляться под ножи и мечи нам будет не к добру.
После чего богатырь попросил меня пырнуть его куда-нибудь в живот или в грудь. Я конечно это сделать попытался, причём безо всякой раскачки и со старанием, но... тут же остался без ножа. Весельчак ловко и незаметно метнул свою ручищу к деревянному оружию и словно прилепил её к плоскости лезвия, после чего без малейшего труда повернул руку и отнял у меня нож.
Он заставил и меня сделать то же самое, но у меня сначала ничего не получилось. Лишь через полчасика примерно упорных тренировок я понял суть этого приёма и стал регулярно обезоруживать уже и витязя, причём никаких поблапжек он мне не делал. А когда я уже слегка оборзел, преисполнившись чувством собственной воинской значимости и отваги, мужик из второго сапога вытащил другой нож, не деревянный, как первый, а самый что ни есть настоящий, железный и остро притом отточенный. Он повертел его в руках, и солнечные блики заиграли на его полированном лезвии. Тут уж всё моё самодовольство улетучилось. Ещё бы – одно дело играться с деревяшкой, но совсем другое дело пытаться обезоружить противника с оружием боевым и опасным.
Так и случилось. На несколько минут я словно впал в ступор и мои отточенные до того движения вдруг сделались зажатыми и неловкими.
– Не бойся, – подбодрил меня воин, – не жалей свою шкуру! Ну, поранишься чуток, что с того! Представь, что тебе родину надо от врагов лютых защищать, забудь о собственной особе, о деле общем лишь ратуй.
И, странно, но факт: мне удалось-таки освободиться от своих низменных страхов, и вскоре я ловко выхватывал из рук нападавшего острый нож, как-будто он был сделан из тупого безопасного дерева, а не из твёрдого острющего металла.
– Добро! – улыбнулся мне витязь своей фирменной ободряющей улыбкой. – Кое-чему ты подучился... Пока тебе этого вполне хватит. Думаю, что не оплошаешь, коли чё не так. Постоишь как надо за дело наше правое...
После этого он буднично со мною попрощался, подмигнул мне озорным смешливым оком и посвистывая, пошёл себе прочь через ржаное широкое поле.
– Дяденька, а как вас зовут-то? – опомнившись, крикнул я ему вослед. – То есть как вас звать да величать прикажете?
Он перестал свистеть, обернулся и сказал не очень громко:
– Коловратом меня кличут, если что. Евпатием...
И он тоже, как и Саныч ранее, будто оттуда пропал. А я проснулся с сильно бьющимся сердцем и с таким ощущением, словно я только что провёл напряжённейшую тренировку, а не дрых в своей постели без задних ног. Неужели это был тот самый Евпатий Коловрат, о котором мы в школе учили, подумал я? Ну, тот самый рязанский воевода-богатырь, который на Батыя ещё напал и показал себя вместе со своим отрядом настоящим героем? Ответа на этот вопрос я так и не нашёл и порешил спросить о Коловрате при случае у Сан Саныча.
А к обеду мы поехали с Димоном к Кирюхе, где весело отметили его день рождения. И чуть было даже на последний поезд мы не опоздали, когда домой возвращались. Выскочив скоренько из трамвая, мы бегом кинулись к кассе. В дверях Димка столкнулся с каким-то чернявым пацаном и даже оттолкнул его в сторону, спеша к единственному кассовому окошку. Там стояла очередь человек на пять-шесть. Димон пристроился сзади, и когда я подошёл, велел мне стать за него, а сам кинулся в туалет, находящийся снаружи здания. Очередь двигалась так себе, ни шатко ни валко, но времени до поезда ещё хватало, чтобы не психовать и без паники его ждать. Взяв билеты, я вдруг почувствовал беспокойство. Димка почему-то не возвращался, хотя справить нужду было делом минутным. Мне почему-то вспомнился недобрый взгляд того пацана в дверях, а также его крепкая коренастая фигура и агрессивный оскал зубов. Быстро выйдя на перрон, я понял, что предчувствия меня не обманули: в стороне, там где находился туалет и не светил фонарь, я узрел несколько суматошно двигающихся фигур и услышал приглушенные звуки ударов и шумное дыхание. Драка! Я сразу же опознал Димку. Он ловко уклонялся то вправо, то влево и отбивался руками и ногами от трёх-четырёх парней, один из которых внезапно мешком рухнул на землю, сбитый с ног димкиной туфлёй.
– Держись, Димон! – истошно завопил я и пронзително свистнул, собираясь в тугую мышечную пружину, чтобы кинуться ему на помощь.
Димка обернулся ко мне и тут же получил удар ногой в пах, после чего согнулся и сцепился с ближайшим врагом, загораживаясь им от остальной лихой компании.
– Сзади!.. – придушенно крикнул он мне, и я машинально обернулся назад, прежде чем кинуться бежать вперёд.
Тот самый парень со злыми глазами оказался буквально у меня за спиной. В следующую секунду я увидел летящее в сторону моего живота жало ножа, и совершенно машинально, как меня учил Коловрат, плавно и молниеносно встретил направленное на меня оружие и отнял его, одновременно безо всякой жалости втаранив своё колено в промежность подлого негодяя. Я даже не стал с ним далее разбираться и бросился к Димону что было силы в ногах.
Однако Димка и сам был парень не промах. Трое его соперников уже лежали на травушке и асфальте возле входа в туалет и корчились от боли, а четвёртый задал стрекача в темень ближнего парка. Так что я приспел уже под самую раздачу. Раздача была короткая в виде пендалей под зад поверженным нападавшим. Это придало им прыти, так что и они, правда не так уж и быстро, а ковыляял и прихрамывая, кинулись оттуда восвояси.
– Не на тех нарвались, гады! – заорал им вдогонку Димка и погрозил убегавшим ссаженным до крови кулаком. – Говорите спасибо, что ещё легко отделались!
Я быстро обернулся. Чернявый парень, напавший на меня с ножом, тоже пропал, будто его там никогда не бывало. Ну а мы с Димоном поспешили на подходящий к перрону поезд. Потом, уже сидя в вагоне, мы обменивались впечатлениями о прошедшей драке и рассматривали наш трофей, вполне себе бандитский нож-выкидуху, которым меня только что чуть было не порезали. Ножик я потом выбросил в пруд. И мысленно поблагодарил Сан Саныча и его друга богатыря Коловрата за добрую науку защиты от активного и наглого зла. Ну а потом мы продолжили свои тренировки, причём включили в них и упражнеия на обезоруживание от ножа. И всё было у нас путём и ладом. А то как же – мы же осваивали стоящее и нужное дело.
Но однажды я внезапно и тяжело заболел!
Причём заболел какой-то загадочной и странной болезнью. В конце июля я пришёл с прогулки поздно вечером и почувствовал себя почему-то очень усталым. Обычно такие вылазки на весь день действовали на мой растущий организм хорошо и здорово – я креп физически и духовно на природе – но тут произошло обратное, и я вдруг как-то совершенно обмяк и обессилел.
Ночью меня бросило в жар, температура скакнула за сорок градусов, и родители вызвали скорую помощь, которая увезла меня в городскую больницу. Там у меня констатировали воспаление лёгких, и я на долгих две недели оказался запертым в стенах скучного и неинтересного лечебного учреждения, полного под самую завязку людскими недомоганиями, недугами и всякими болячками. Мне кололи пенициллин, давали таблетки и заставляли соблюдать постельный режим. А когда меня всё же выписали домой, я был до того исхудалым и слабым, что и не передать.
Так прошла ещё неделя, затем другая. Моя поправка отчего-то затягивалась и затягивалась: в груди я чувствовал боль и тяжесть, ночью меня кидало в жаркий липкий пот, и я буквально им обливался, отчего простыни становились влажными, а я сам вялым и обессиленным. Врач тётя Аня Колобова не знала что и сказать, она прописала мне витамины и рекомендовала побольше лежать, чтобы снова не простудиться и не получить какое-нибудь грозное и опасное осложнение.
Только вот эта моя заморенность и казалась мне самым настоящим вредным осложнением. И я уже стал было паниковать, подумывая о внезапной и скоропостижной своей кончине. Наверное, решил я, мерзопакостные чёрные колдуны достали-таки меня своим магическим дистанционным методом, и скоро мне настанет каюк от их происков и злонамеренного поганого вредительства.
И ночью они мне принились, проклятые! Чёрные колдуны медленно вползли по воздуху в мою спальню, все такие в тёмных одеяниях и с отвратительными гнусными рожами, и принялись смеяться надо мною, показывая на меня кривыми пальцами с крючковатыми когтями вместо ногтей, дыша на меня болезнетворным вредным перегаром и напуская на меня особые заморачивающие сознание чары.
Но я плюнул на них и послал их всех к чёртовой бабушке, решив ни за что не поддаваться их гипнотическому очаровывающему воздействию. И они враз оттуда пропали. Наверное, отправились искать чёртову бабку где-нибудь у чёрта на куличках или ломанулись ещё куда подальше.
А под самое утро мне неожиданно приснился Сан Саныч. Он привиделся мне так же явственно, как и сказочные персонажи из моих сказок. И был он отчего-то не стариком на восьмом десятке лет жизни, а молодым таким весёлым парнем, здорово похожим на солдата Ивана Хвата, порождённого коллективным скоморошеским сознанием. Саныч был разодет в пёструю, чисто попугайскую одежду, конечно же скоморошескую, а не какую-либо другую, а в руках он держал свою верную потёртую балалайку.
Недолго думая, он возложил персты на серебряные струны и в своей фирменной манере пропел весёлую песенку:
Мы на солнышко глядели
Спозаранку на заре.
Мы ж не крысы, в самом деле,
Чтоб сидеть в своей норе!
Ой, водица! Ой, водица!
Ой, водица, хороша!
Хорошо с таким водиться,
В ком задорная душа!
– Ну, чего разлёгся-то? – весело подмигнув мне, сказал моложавый Саныч. – Прямо не я старикан, а ты, Санёк Батькович... А ну-ка, поутру марш на реку, да гляди у меня, поторапливайся, а то и впрямь колдуны треклятые тебя как комарика какого высосут. Я-то теперь не в счёт, я почитай вне игры уже ныне, а ты молодой да здоровый, кровь как говорится с молоком и косая сажень без малого в плечах молодецких... Али мы с тобою не добрые волшебники, чтобы дурь на себя напускать да всякой мрази покоряться? А?! Х-хэ! Э-ге-гей, Саня – держи хвост торчком, а не загибоном! Мы с тобою ещё на этом свете за добро поборемся. Ещё как поборемся, поверь! Ну... мне пожалуй пора. Будь здоров! Пока. До свиданья!
И он плавно в воздухе растаял.
А я постепенно впал с забытьё и провалялся в постели до самого утра. Но утром я заставил себя встать, одеться и поплёлся на Пружу, где мы с Санычем близко познакомились, и где я катал на горку свой увесистый камень.
Ага, вот и он, камешек мой здоровенный! Лежит себе как ни в чём ни бывало и наверное меня тут дожидается. Я чувствовал прежнюю непонятную ватную слабость во всём своём организме, поэтому порядочно устал, дойдя до речки. Тяжело дыша, я в изнеможении присел и какое-то время посиживал на камне, грустно думая о своих печалях. И тут вдруг... Нет, не может быть! Мне отчего-то показалось, что камень стал тёплым и даже почти горячим. Я насколько мог быстро вскочил с него и пощупал гладкую поверхность слабою рукою... Да нет вроде, камень как камень, температуры вполне себе обыкновенной... Не печка же он в самом деле... Я вздохнул и подумал, что болезнь очевидно проникла мне уже в самый мозг, поэтому всякие глюки теперь тут и мерещатся.
Кряхтя и морщась от напряжения, я начал спускаться к речке. А спустившись к её шумливым водам, почувствовал внезапно щекотание в носу и громко чихнул. Потом ещё раз чихнул, ещё и ещё...
Короче, я чихал там с перерывами минут пять, если не больше. А отчихавшись, почувствовал вдруг с огромным удивлением, что слабость моя как-то незаметно прошла, и лёгкие стали чистыми, лёгкими и вместительными почти как прежде.
Что за чудеса, подумал с удивлением я?! Действительно ведь я вызоровел, и хлипкая немочь в самом деле покинула моё молодое тело в неизвестном направлении.
Домой я вернулся намного более сильным и бодрым, чем его покидал. Я был обрадован и почти счастлив, ибо загадочная болезнь оказалась мною побеждена. А может и не совсем мною, подумал я тут? Может, это добрый волшебник Сан Саныч мне помог из гиблой непрухи выбраться, оно ведь и так могло быть, да и было так наверняка, поскольку сон же с ним я видел явственно и ясно.
После завтрака, который я съел с большим аппетитом, чем несказанно порадовал свою маму, я собрался сходить к Димону. Но он неожиданно пришёл ко мне сам. Димка был какой-то потерянный и глаза у него оказались красными. Я даже сперва подумал, что он тоже заболел, но всё оказалось гораздо хуже, чем я думал.
– Дед умер, – горестно промолвил мой друг. – Вчера вечером погиб в Москве. Убился на машине. Авария, понимаешь...
И он рассказал мне, что дед ехал вечером из театра домой и какой-то пьяный урод на джипе выехал на встречную полосу и врезался в дедовскую «Тойоту». Дед погиб на месте, а этому уроду хоть бы хны, его спасла подушка безопасности.
Я так и сел на диван! Эта новость буквально меня потрясла. Как же, подумал я, но ведь я разговаривал с Сан Санычем ночью, с молодым Санычем причём, не с мёртвым же... И тут я припомнил, как он сказал мне тогда, что он-де ныне вне игры, и вся надежда теперь на меня. И помог мне выкарабкаться из капкана странной болезни. Советом своим помог...
В сильном волнении я снова пошёл на реку. Где пробыл до обеда, постепенно успокаиваясь и приходя в норму.
И наконец меня осенило! А ведь мы совсем-то не умираем, догадался внезапно я. Саныч, он же живой ко мне пришёл, даже может быть живее чем он был в своём стариковском теле. И я тогда улыбнулся и расправил поникшие было плечи. Ну уж дудки, чёрные колдуны, твёрже некуда решил я – вам нас ни за что не одолеть! Трусы вы и подлецы, раз такими подлыми методами расправляетесь с Добровольцами Вселенной. Ничего у вас не выйдет, чёрная плесень, всех нас вы не убьёте и рты всем не позатыкаете! Наша возьмёт! За нами правда-матушка, а не за вами! Мы победим! Ур-ра! Вот!..
И преисполненный этой мощной уверенностью и даже крепчайшей верой, я пошёл по направлению к дому. Я был совершенно спокоен. Спокоен, как гранитная скала. И жаркое августовское солнце, словно салютуя мне с вышины, рождало в моей душе радость и добрую светлую надежду.