Давеча коротали ночь со старым, можно сказать, боевым, товарищем: обоим было тошно на душе, алкоголь не лез совершенно, а реанимироваться как-то было надо, и беседы попёрли ровным строем под кофе и сигареты по самый рассвет. Беседы о вечности и любви, само собой: сначала у одного сердце треснуло поперёк, затем к нему присоединилась вторая, озверевшая в своём желании причинять всем и каждому добро, не сильно беспокоясь, упёрлось ли оно куда-нибудь этим всем, или нет.
- Неправильно, - говорит он мне, - ты приоритеты расставляешь. Надо о себе думать, а ты о других. Вон, даже есть не можешь в одиночестве, и спать тоже. Нельзя помещать своё счастье во внешний объект.
- А в себе его носить просто неинтересно. Ведь неинтересно одному пить вкусное вино, неинтересно одному бродить по пляжу, заглядываясь на далёкие звёзды, неинтересно даже носиться с утра по квартире, опаздывая на работу, если не с кем столкнуться в коридоре.
Товарищ недовольно цыкает, качает головой, словно убедился в только что поставленном диагнозе:
- Целью должен быть не человек, а процесс. Хочешь быть счастливой - ищешь тех, с кем тебе по пути, и точка. А остальных отсеиваешь.
Пожимаю плечами:
- И по какому же принципу их отсеивать?
Задумался, выпуская струю дыма в потолок.
- По взаимной нужности.
- Как-как? - удивляюсь.
- По взаимной нужности, - разводит руками, - ну то есть с коллегами всё понятно: у вас общая цель вместе слаженно работать. В клубе по интересам та же история - вы вместе читаете или боретесь с алкогольной зависимостью, так же и во всём остальном. Ты хочешь заботиться о человеке, и он хочет того же, ты к нему шаг навстречу, и он тоже к тебе шагает. Если кто-то замешкался, ничего не получится, понимаешь?
Киваю, соглашаюсь.
- А нужность-то в чём заключается?
- А друг в друге. Разве это не очевидно? Ты звонишь мне, спрашиваешь, как я до дома дошёл, не промок ли под дождём. А потом я звоню тебе и пою тебя чаем с вареньем, чтобы быстрее выздоравливала от простуды. И нам хорошо и предельно просто. Ты мне, я тебе, по собственной воле.
- Вот так элементарно?
- А в жизни вообще всё элементарно, кроме этих твоих психологических самокопаний: сама себе проблему выдумывает, а потом мужественно её преодолевает. Не надоело?
Смеюсь, доливаю кофе из кофейника - сначала ему, потом себе. Нужность же.
- Ну, поднадоело, конечно. А что до любви? Какие там правила?
- А хрен её знает - отмахивается. - Сколько лет живу (ему слегка за сорок) - никакой формулы не вывел. Так, теории, разве что.
- Огласи хотя бы одну? - умоляюще прошу, инстинктивно нашаривая в сумке блокнот.
Глубоко вдыхает, закатывает глаза, молчит.
- Ну хорошо, вот тебе теория, не раз доказанная практическим опытом. Назовём её теорией трамвайной вежливости.
- Даже так! - в предвкушении ахаю я.
- Ага. Вот слушай. Есть, предположим, человек. Весь такой добрый, воспитанный и исключительно положительный. Чем не герой? И начинаются все эти конфетно-букетные обхаживания. Я на этой стадии сразу вычисляю, получится у пары что-то, или нет.
Интригующе молчит, следит за моей живой реакций, подмигивает.
- Вот если он к тебе относится вежливо, обходительно, поможет, там, чем-нибудь по мелочи, веник припрёт подарит или в киношку сводит - то это хорошо, да?
- Ну да, вполне.
- А вот ни хрена! - обрывает меня товарищ. - Пусть эти общественные нормы морали, поведения и прочие стандарты оставит для серой массы, а с тобой он должен быть как подорванный: то накосячит, то испугается, то соплю уронит. А лучше, если большинство его поступков будет вызывать недоумение, рвать шаблоны, понимаешь? Чтоб видно было в каждом жесте, что он душу вкладывает и переживает так, что писает, прошу прощения, зигзагами, вот тогда его отношение что-то значит. А всё остальное это так, побаловаться или отвлечься. - Делает эффектную паузу, во время которой трагически мнёт в пепельнице окурок. - Обоснование теории банальное: если человек заинтересован в ком-то, и заинтересован сильно, значит, это для него уже особенный человек, и относиться стандартно, как ни крути, не получится. Такие вот дела, если втюрился - тут уже не до трамвайной вежливости.
Залпом допивает кофе, смотрит на меня долгим взглядом.
- Молчишь?
- Молчу, - соглашаюсь я, теребя блокнот, - что тут добавишь?
- Это правильно, добавить нечего. Только знаешь, я ни разу не ошибался, я тебе даже по своему отношению могу это подтвердить. Помнишь жену мою вторую, как я с ней носился и каким был? Вот! А теперь девочку эту вспомни, которая соседка твоего приятеля. Есть разница?
Киваю, поджимаю губы: всё действительно элементарно, никаких сложностей.
- А чего же тогда люди с головой-то не дружат, - разочарованно спрашиваю я, - чего они любят одних, а живут с другими?
- Да дело не в том, что люди с головой не дружат, а в том, что многие с ней почти не знакомы. Своих тараканов в голове по именам знать надо и воспитывать, чтобы лишнего себе не позволяли, а то потом начинается: то не знаю, то сомневаюсь, то отыгрываюсь на тебе за прошлое, то и вовсе надеваю юбку и закатываю истерику, когда нужно быть решительным мужиком. Нет, приятель, ты сначала в себе разберись, а потом лезь в чужую жизнь. Если у тебя в голове кавардак, то и отношения выйдут такими же, что мы и наблюдаем в статистике разводов - больше половины семей распадаются.
Снова молчит, на этот раз напряжённо и грустно. Спохватывается, наливает кофе сначала мне - хотя этого и не требуется, затем себе.
- Предвосхищая твой вопрос - прерывает он тишину, - в себе разбираться не так трудно, как кажется. Нужна только одна вещь - это честность. При чём не имеет значения, какую правду будут знать о тебе другие - хоть в три слоя ложью покройся, их это волновать не должно, может, так даже интереснее получится, особенно, если у окружающих о тебе противоречивые сведения. Но вот себе врать нельзя категорически. Пара-тройка бесед с собой любимым и дело, считай, сделано. Из личного опыта скажу, что с алкоголем это проходит быстрее и почти безболезненно. А потом как по маслу: встречаешь идиота, от которого у тебя аритмия начинается и раздеться хочется, начинаешь с ним разговаривать, узнавать получше. И если у него от тебя приступы кретинизма не случаются - сваливаешь куда подальше и ищешь другой объект очарования. Повторяешь до тех пор, пока не поймёшь: вот здесь всё взаимно. И точка. Больше никаких принципов нет, любят ведь не за что-то, а просто так. Будь ты хоть самой девой Марией, это тебе никак не гарантирует любви, а есть ведь вредные, склочные и страшные бабищи, а кто-то мнит их смыслом своей жизни! Вон, моя вторая жена готовить не умела и храпела так, что я в холодном поту просыпался, и чего? Слюнями исходил от радости, что это именно она рядом храпит, переворачивал её на другой бок, обнимал и засыпал, как младенец. Всё просто.
Проливаю сгущёнку мимо чашки, крепко задумавшись о новой идее для написания книжки, поданной мне только что на блюдечке: есть такая печаль, что стоит мне погрузиться в свои мысли, как всё из рук валится. Товарищ подрывается за тряпкой, ликвидирует последствия моей рассеянности.
- Вот остальные бы над тобой смеялись, а я знаю, что ты в голове очередной сюжет прокручиваешь, поэтому не замечаешь, что делаешь.
Поднимаю на него ехидный взгляд.
- Подумаешь, пролила, с кем не бывает.
Он улыбается, как кот после сметаны:
- Ты сигарету вместо ложки в сахарницу положила, а саму ложку - в пепельницу. Ты одна просто не выживешь, за тобой присматривать надо.
Смотрю на стол и вижу, что действительно, именно так всё и произошло. Смиренно вздыхаю.
- Это я так трамвайной вежливости избегаю. Не чужие же.
Товарищ радуется и продолжает ликвидацию последствий с ещё большим рвением.
- И вообще, взаимная нужность твоя так и работает, - добавляю, - я свинячу, ты убираешь, разве поспоришь?
Он в шутку одаривает меня подзатыльником и кивает на блокнот:
- Пиши давай, способная ученица. На сегодня уборки хватит.