Сид подошёл к сгорбившемуся человеку и рывком поднял его на ноги. Хал подчинялся бездумно и без сопротивления, то ли из-за боли во всём теле, то ли действительно смирился с тем, что его замучают до смерти в этих застенках. Но Дор видел, что взгляд проповедника ещё не приобрёл той отрешённой тусклости, которая отличала покорившихся судьбе. Нет, Хал предвидел своё будущее и спокойно ожидал конца. "Что же ты за фрукт?" — Дор во все глаза смотрел на потрёпанного миссионера, которому Сид, прошипев что-то сквозь зубы, раздражённо поправлял разорванную футболку. — "У тебя же есть мозги, есть бешеная харизма, хорошо подвешенный язык, раз ты можешь убедить своих последователей даже через радиоухо, ты прямо-таки идеальный вождь: сильный, красивый, уверенный в себе и одновременно чуткий и внимательный, готовый выслушать любого и найти нужные слова... да, ты прирождённый лидер. Вопрос только: как ты сам-то в это вляпался? Ну не верю я, что ты самолично придумал "Истоки", твою энергию кто-то ловко и умело направлял в нужное русло... так чем же тебя соблазнили, что ты нарушил главный и непреложный закон Ойкумены?"
От потока мыслей Дора отвлекло лёгкое поскрипывание: в камеру зашли трое его заместителей, а позади них двое разнорабочих везли на телеге стулья и стол, а так же странного вида экран и небольшие, похожие на "гипносовские", датчики на виски, тонкие, полупрозрачные, словно лепестки цветов. Такие датчики Дор Стайн уже видел. Они применялись для ментального взлома и ментальной трансляции, считывая мысли подозреваемого, как бы тот ни пытался юлить. Противостоять ментальному взлому было невозможно, он обнажал самую суть человеческого разума, его потаённые уголки и заблокированные воспоминания, он безжалостно вытаскивал на свет божий постыдные тайны и скелеты в шкафах, начиная от детских проказ и заканчивая воспоминаниями последних часов. Ментальный взлом был самой крупной картой в колоде "усиленных воздействий", потому что человек был перед ним полностью беззащитен. На применение этого метода требовалась капитанская санкция "красного уровня" и только после всех остальных испробованных способов получения информации, включая пытки. Но Дор знал, что сегодня он не выпишет разрешение на вскрытие мозга миссионера Хала. Датчики и экран были нужны Пирсу Трею для непрерывной ментальной трансляции во время допроса, метода не менее рискованного, чем взлом. Но рискованного теперь уже для самого Трея.
Пирс вертел головой, изучая обстановку камеры. Он провёл множество часов в комнатах для допросов, один или в паре с Диной (бедняжка так и не вернулась в Отдел после смерти мужа), но в пыточных застенках не был никогда. Камера производила гнетущее впечатление своей абсолютной безликостью. Ни окошка, пусть даже зарешёченного, ни койки, ни умывальника, только в полу ближе к углу виднелось небольшое углубление, забранное металлической сеткой, слегка заржавевшей. "Для крови". Пирсу Трею было крайне неуютно. Проводить ментальную трансляцию в таких условиях показалось ему чуть ли не кощунством. В этом подвале арестант сам выболтает что угодно, лишь бы покинуть бетонную коробку с холодным, крошащимся полом и тусклым светом где-то вверху. Но приказ есть приказ. И Пирс перевёл взгляд на рабочих.
— Поосторожнее! Это дорогая аппаратура и весьма хрупкая! Ставьте сюда. Не прикасайтесь к дисплею! Вот ведь дуболомы, прости господи...
Рабочие, втягивая головы в плечи, устанавливали монитор, стараясь не смотреть ни на капитана, ни на арестованного. Парню не поздоровится, это уж как пить дать. Они расставили стулья и как можно быстрее вышли из пыточной, захлопнув дверь.
Альд Дир проводил рабочих взглядом и повернулся к капитану:
— Это и есть наш субъект? Он что, оказал сопротивление при задержании?
— Сид вспомнил молодость и прошёлся по нему бесконтактным. И Норт тоже. Что вы так смотрите? Вы же присутствовали при допросе и помните, что говорила Линда.
— Так точно. И всё равно неожиданно. Так странно видеть человека... копирующего вас.
— Копирующего бездумно, я подчеркну. Это всё шелуха, наносное. Нашими способностями Хал не владеет, даже самой малостью. Я бы очень хотел, чтобы вы присмотрелись к этому субчику повнимательнее. Он не так прост, как кажется на первый взгляд, и, боюсь, всерьёз верит в собственную миссию.
— Для этого вы и вызвали Трея, — кивнул Альд, — будете препарировать?
— Пока только трансляция, мне нужно знать, о чём будет думать этот тип во время допроса. Кстати, после него я планирую отдать Хала вам для щекотки. Вы ведь любите щекотать людей? — Непосвящённым эта вежливая беседа, перемежающаяся учтивыми улыбками, могла показаться непринуждённым трёпом о погоде двух посетителей шахматного клуба.
— Благодарю, но не в этот раз. Наша задача пошатнуть и дискредитировать его убеждения, а не укреплять его веру мученичеством. Если он фанатик, то с готовностью взойдёт и на костёр. Страдания во имя Господа, начало того самого, последнего пути к Небесному Иерусалиму... Нет, господин капитан. Я бы с радостью пообщался с нашим новым другом и показал ему, где именно у него болевые точки, а их на удивление много даже на одной ладони. Но не сегодня. Сегодня наше оружие это слово. Ну и господин Трей, конечно, со своей трансляцией.
Дор кивнул, соглашаясь. Он знал, что достаточно пары несильных прикосновений, чтобы человек катался по полу, задыхаясь от спазмов и болевого шока, но Хал внутренне был готов и к пыткам, и даже к бесконтактному. Его следовало раздавить морально, унизить, показать ему ущербность его извращённой веры и заставить говорить. К концу дня Дор рассчитывал на полное, искреннее и чистосердечное раскаяние, признание вины с указанием всех сообщников, а так же невидимого кукловода.
Последним в камере появился Гельт Орс со своим неизменным планшетом. Он невозмутимо огляделся по сторонам, задержав взгляд на арестанте, уселся на стул и, деликатно прокашлявшись, сообщил:
— Прошу прощения за задержку, я переносил к себе на карту данные по этому человеку. Мы можем начинать, господин капитан?
Дор встал со своего стула, включил запись и зачитал официальное начало допроса, представив всех собравшихся и предупредив об ответственности за дачу ложных показаний. Хал следил за ним с опасливым интересом. Больше всего миссионера беспокоили не смуглые, недобрые фигуры модификантов, не их капитан, похожий на робота из фильмов, и не тихий сутулый человечек, пришедший позже всех. Хала тревожили двое: один, щёголь с идеальным пробором, который шептался с капитаном, а теперь смотрел на Хала зелёными льдинками глаз, и второй, очень светлый блондин в тонких очках, сидевший с полуприкрытыми глазами, точно задремав. К его вискам крепились миниатюрные датчики. И вот тут Хал испугался по-настоящему. Он не знал, чем ему может грозить присутствие этих двоих, но безошибочным чутьём эмпата определил, что эти люди опаснее любых вооружённых бандитов. Щёголь смотрел на него с интересом, чуть прищурившись, изучая, как редкостную диковину, и его тонкие пальцы поглаживали друг друга, как лапки мухи. И это поглаживание почему-то заставляло Хала отводить взгляд в сторону. Оно было... плотоядным. Эти пальцы хотели прикоснуться к нему и медленно, сантиметр за сантиметром, сдирать заживо кожу; эти пальцы хотели потрогать его глаза, а потом осторожно, рассыпаясь в извинениях, вытащить их из глазниц, не обращая внимания на склизкие потёки; эти пальцы хотели нежно надавить на основание глотки, чтобы он рухнул, захлебнувшись кровавым кашлем. Хал даже зажмурился, настолько ярким было видение. Пирс приоткрыл один глаз и чуть заметно кивнул. Дор сделал ещё один шаг по направлению к задержанному.
— Твои полные имя и фамилия.
— Меня зовут Хал. — Миссионер не хотел смотреть на лысого мутанта, но тот притягивал взгляд, как нечто запретное, то, чем интересоваться нельзя, но и пройти мимо, не повернув головы, было невозможно. А потом он понял. Этому человеку (человеку ли?) был подвластен мир за Гранью, он там был и не единожды, он каждый раз возвращался оттуда, принося с собой в Ойкумену тайные знания, но не спешил ими делиться. Хал вздрогнул от очередного озарения, и Пирс снова приоткрыл глаз.
Гельт Орс смущённо кашлянул, поправляя планшет:
— Артур Пейнз, тридцать один год, безработный. Полгода назад был уволен из Института, где работал младшим научным сотрудником отделения феноменологии религии кафедры религиоведения. Причина увольнения: регулярные прогулы без объяснения причин. В настоящее время получает положенное законом пособие по безработице, на которое может рассчитывать ещё два месяца.
Дор присвистнул про себя. Вот так подарочек этот Артур-Хал, вот, значит, откуда ноги растут. Учёный-религиовед, подумать только. В своё время Сайрус Холт обращался в Институт за разъяснениями по поводу сути современных сект, но внятного ответа не получил. Ну ничего. Сейчас Дор его получит так или иначе.
— Господин Орс, разъясните, что такое феноменология религии, чтобы мы понимали, о чём тут речь.
— Это методологический подход в религиоведении, который стремится выявить сущность религии путём исследований, свободных от искажающего влияния научных или общепринятых ценностей и предрассудков. При таком подходе учёные занимают нейтральную позицию по отношению к изучаемой религии и утверждают, что любая религия имеет своим источником некий религиозный опыт, который и исследует феноменология. Под религиозным опытом понимается некий субъективный жизненный опыт встреч с божественным... м-м-м... мне, право, довольно трудно объяснить эти вещи...
— Ничего страшного, — Дор не отрывал взгляда от арестованного, — господин Пейнз нам сейчас расскажет всё простым и доступным языком. Пейнз!
Хал снова дёрнулся, как от удара током. Старое имя жгло уши, напоминая ему о прошлой жизни, тридцати одном годе никчёмного существования, пока ему не явилось божественное откровение. Но эти люди в чёрном желали вернуть его назад.
— Пейнз! — Лысый урод с искалеченным затылком подошёл вплотную, и Хал против воли зажмурился. Он не был трусом, Артур-Хал, и не боялся грядущего Исхода, как не страшил его Внешний мир, который кучка идиотов, облечённых властью, пыталась закрыть для людей все эти годы. Но человек с залитыми тьмой глазами его пугал. Он был... чужим. Не отсюда, не из Ойкумены, он был пришлым... с той стороны, но почему его глаза полны мрака, а голова обезображена чудовищными рубцами? Урод навис над ним с высоты своего роста.
— Значит, ты учёный. Изучал религии, как полагается настоящему исследователю, отстранённо и нейтрально, анализировал всякие божественные опыты и встречи с высшим разумом, непонятно, правда, на кой чёрт. И я так посмотрю, ты доизучался, количество таки перешло в качество. Ты вооружился всем багажом знаний о религиях и их воздействии на людей и решил организовать свою собственную, а почему бы и нет. Только ты выбрал неправильный вектор.
— Вы не понимаете, — тихо начал Хал, но капитан его резко одёрнул:
— Ты будешь отвечать на вопросы. И не раскроешь рта без моего позволения, иначе лейтенант Кайт снова вспомнит, как хорошо ему удаются невидимые удары.
Хал нервно сглотнул, а Дор покосился на Трея, пребывающего в полудрёме. Трей слегка взмахнул светлыми ресницами за стёклами очков. Задержанный начинал заметно нервничать, и Пирсу Трею это было на руку. Чем смятеннее душа, тем легче её прочесть, а Пирс сидел от Артура Пейнза в полутора метрах и читал его как раскрытую книгу. Очень интересную и увлекательную книгу. Главное, чтобы капитан продолжал выводить проповедника из себя.
— Твои полные имя и фамилия.
— Я уже ответил... вы... ваш человек... ответил за меня...
Через секунду Артур Пейнз выплюнул второй зуб. Сид отёр руку платком и продолжил изучать дыру кровостока как ни в чём не бывало. Некоторое время Пейнз хрипел от боли, пытаясь разглядеть хоть что-то через мутно-красную пелену перед глазами. Словно из бочки до него донёсся вопрос:
— Твои полные имя и фамилия.
— Артур Пейнз. — Он понял, что если не ответит так, как хотят эти изуверы, то его замучают до смерти за пару часов, и он останется лежать окровавленным мешком на полу этой бетонной коробки. Несмотря ни на что Хал хотел жить.
Дор удовлетворённо кивнул. Он видел краем глаза, как у Пирса мечутся под прикрытыми веками зрачки, а около датчиков на висках набухли вены. Лейтенанту Трею нелегко давалась ментальная трансляция, но она показывала, что Артур-Хал не сумасшедший. Людей с больным рассудком прочесть было невозможно, а Пирс Хала читал и читал запоем. Надо было только ещё немного поднажать.
— Возраст.
— Тридцать один год.
— Место жительства.
— Западный квартал, микрорайон С-15, дом пять.
— Образование.
— Полные пять ступеней плюс магистратура в Институте.
— Специальность.
— Специалист по феноменологии религии на примере христианских конфессий.
— Где работаешь в настоящее время.
— Нигде, — так же тихо сказал Хал, — я был уволен полгода назад. С тех пор не работаю.
— Причина увольнения.
— Я перестал ходить на работу.
— Почему?
— Я... потерял к ней интерес.
— Вот как. — Дор обернулся и встретился взглядом с Альдом Диром. Тот едва заметно покачал головой. "Пока не врёт. Ладно, посмотрим, что дальше." И снова повернулся к мужчине с окровавленным ртом.
— И какие у тебя теперь интересы? Ты вообще понимаешь, за что задержан?
— За свои слова.
— Не пытайся включить дурачка. Ты сказал, что был готов к тому, что вас повяжут рано или поздно. Ты сказал, что будешь отвечать на вопросы, что тебе нечего скрывать. Если ты таким способом пытаешься пойти на сделку со следствием в расчёте на меньший срок, вынужден тебя огорчить. Твоя статья это "Измена Родине". Здесь соглашение со следствием не действует. Тебе понятны мои слова?
Артур Пейнз кивнул. Ему до дрожи хотелось спросить урода, как там... снаружи... что там... видел ли он то, что являлось Халу-Артуру в откровениях или этот тип отверг слово божие навсегда? Но капитан не собирался потакать желаниям Артура Пейнза.
— Тогда рассказывай, кто приказал тебе организовать "Истоки" и косить под модификантов. Врать не советую. Больно.
Несколько секунд Хал молчал. То, что будет больно, его не пугало. Вернее, пугало, но не так, как рассчитывал смуглый тип с черными провалами глаз. Хал боялся, что не сможет, не сумеет объяснить этим палачам всё чудо откровения прежде, чем его вновь собьёт с ног невидимый удар. Или к нему подойдёт этот франтоватый хлыщ с тонкими, чуткими пальцами и ласково погладит по плечу. Блондин внушал Халу ужас. Не зря ещё в Институте Артур Пейнз считался неплохим эмпатом, хотя до менталиста дорасти так и не смог. Но даже тех немногих способностей ему хватило, чтобы понять: зеленоглазый красавчик будет истязать его долго и методично, прерываясь на перекуры, и ему не потребуется ни оружия, ни приспособлений для пыток. Он сам — пытка, человек, наслаждающийся страданием, пьющий его, как освежающий нектар, его извращённая природа нуждалась в чужой боли, чужих криках, чужой беспомощности. Кто он, господи? Хал видел, что блондин накоротке с капитаном, и это заставляло Артура Пейнза горячо молиться про себя. Уж лучше этот град ударов из ниоткуда. Невидимых, но хотя бы понятных.
— Полгода назад со мной случилось... произошло... — Хал мучительно пытался подобрать нужные слова и поражался тому, как быстро в этих застенках у него отнялся язык. Раньше он мог говорить часами, его слушали, ему внимали, ловили каждое его слово, каждое движение, потому что он нёс свет Истины. "Красногалстучникам" не нужна была Истина, им нужно было то, что они называли правдой, не понимая, как много меж ними различий. Эти люди были созданы, чтобы обуздывать и контролировать любые отклонения от ими же придуманной "нормы", и божественный свет им заменили сухие строчки устава. Хал знал, что никогда не переубедит тех, кто разучился даже взмахивать ресницами. И на одно мгновение в его душу закралось сомнение, лёгкое, невесомое, как пёрышко, но успевшее заронить ядовитое семя. Хал подавил вздох. Нет. Этого не может быть. Это ошибка... он всё не так понял... просто ещё одно испытание, может быть, самое серьёзное... или нет?
Дор крутанулся на месте, почувствовав слабину. Тоже всего лишь на мгновение, но он увидел, как дёрнулся уголок рта у Артура Пейнза. Дор повернулся к мерно дышащему Трею. Тот слабо пошевелил пальцами: "Ещё рано", но приоткрыл глаз, как делал всегда, когда ему удавалось прочесть в мыслях подозреваемого что-то интересное.
— Так что случилось? — Пока Пирс не просит перерыва, мешкать не следует.
— Я был в одной церкви, где священник довольно оригинально излагал концепцию рая и ада. Тогда я ещё не пришёл к вере, как и все сотрудники нашей кафедры, я был над религией и изучал её, как энтомолог изучает бабочку, приколотую булавкой. В детстве я был крещён, на этом настояла моя мать, и я мог спокойно находиться в церкви и даже принимать участие в службе, если это требовалось.
— Что за церковь? — перебил Дор.
— Церковь святого Иеронима на Северном побережье. С тремя крестами, она такая одна во всей Ойкумене. — Дор вспомнил, что Альд Дир рассказывал про эту церковь, именно тамошний священник решил, что мальчик-квестовик одержим дьяволом.
— Отец Ригет проводил аналогию с Содомом и Гоморрой, проповедуя пастве о гневе Господнем, и привёл в пример те места, где сейчас властвует Внешний мир. До войны, объяснял отец Ригет, там были целые государства, погрязшие в грехе, гордыне, братоубийстве и сребролюбии. И тогда Господь сжёг эти страны и эти города, оставив пепел нейтральной полосы как вечное напоминание о своём гневе, а на безлюдных равнинах раскинулся Внешний мир, куда человек не имеет права входить, ибо эта земля запретна.
"Кому Господь, а кому и автопиролиз", — Дор поразился про себя, насколько извращёнными могут быть объяснения существования пепельной долины. Вряд ли Господь лично отдавал приказ запустить реакцию окисления.
— И когда я слушал эту своеобразную проповедь, записывал её, чтобы проанализировать новые веяния в христианских догматах, мне... — Хал закрыл лицо руками, не в силах смотреть на тёмное лицо перед собой. — Мне было откровение. — Он всё же поднял голову, и Дор заметил, что краешек губы Артура-Хала всё ещё дёргается, словно миссионер находился на очередном распутье. Пирс дышал мерно и тихо, точно погрузился в глубокий сон, а Дир очень внимательно наблюдал за проповедником, который только что пережил очередное озарение. Оно и заставило его излагать всё как на духу.
— Пейнз, давайте по существу. — Дор намеренно выводил Хала из себя, перебивая его и всячески демонстрируя недоверие к его словам. Пирсу оставалось совсем чуть-чуть, ещё пара вопросов, и надо будет делать перерыв. Иначе у Дора Стайна будет на одного заместителя меньше.
— Мне было откровение. Я посмотрел наверх, очень люблю сравнивать витражи в разных храмах, они все разные... Я посмотрел и увидел... услышал... да нет, наверно, почувствовал всем телом какую-то непередаваемую вибрацию, она расходилась у меня внутри... тёплую и... живительную, будто открылась какая-то тайная дверца... и я смог вдохнуть... закрыл глаза... но увидел свет... нежный, мягкий свет, он лился отовсюду и искрился... как блики солнца на воде... перед рассветом... я видел этот свет и мне было так необычайно хорошо... легко... я чувствовал себя в невесомости, но знал, что стою на полу церкви святого Иеронима... — Хал говорил всё это, закрыв глаза и пытаясь подобрать нужные слова. Дор слушал очень внимательно, изредка поглядывая на Альда Дира, который тоже внимал проповеднику с самым сумрачным видом. Внезапно вербовщик встал.
— Господин капитан, вы позволите задать этому человеку один вопрос?
— Да, — Дор пожал плечами, — прошу вас.
Хал напрягся. Он не хотел, чтобы к нему приближался этот мужчина с внешностью принца крови и душой чёрной, как самая мрачная, безлунная и дождливая ночь. Но выбора у Хала-Артура не было.
Дир подошёл к нему, пару секунд поизучал сведённые в судороге скулы, улыбнулся чему-то и поинтересовался:
— Господин Пейнз, как часто вы бывали в церкви святого Иеронима?
— Один раз, — Хал упорно смотрел в пол, — один-единственный раз. Тогда. В... тот день.
— У меня больше нет вопросов, — возвестил Альд и сел на стул как ни в чём не бывало.
— Продолжим. — До перерыва оставалось минут пять, Дор, и Альд периодически бросали встревоженные взгляды на дремлющего Пирса Трея, у которого жилы на висках были уже размером с канаты. Светлые волосы прилипли ко влажному лбу, кожа блестела от мелких капелек пота, руки безжизненно свисали с подлокотников. Со стороны могло показаться, что у Трея как минимум высокая температура. Губы были приоткрыты и сквозь них прорывалось хриплое дыхание. Ментальная трансляция отнимала у очкастого блондина все силы, выпивая досуха. Дор вполне обоснованно опасался, как бы вторую часть допроса не пришлось бы переносить на завтра или на какой другой день, Трей блестящий менталист, но он не железный и его мозг нельзя насиловать бесконечно. Капитан повернулся к Халу и бросил:
— Заканчивай про свои откровения и побыстрее. Отвечай чётко и по существу, без вздохов и заламываний рук. Ты почувствовал вибрацию и увидел свет, хотя стоял с закрытыми глазами. Дальше что?
— В этом свете я сначала услышал голос, а потом увидел... ангела?
— Тебе виднее. Увидел ангела. — "Может, самому лечь в психушку на недельку? Отлежусь, витаминчики попью, мозги прочищу... после всего этого... а не то мне тоже так вот явятся голые мышки на тонких лапках и печально скажут: "Всё". — Как выглядел этот ангел? Он был похож на человека?
— Наверное... Там было очень много света, я не сразу смог увидеть лицо. Но его я узнаю из тысячи.
— И что дальше?
— Он сказал мне... что все эти годы я ошибался... я был слеп... не замечал очевидного... Он сказал... этот голос до сих пор у меня в ушах, как гром... что я должен донести людям правду о Внешнем мире...
— Перерыв! — не своим голосом заорал Дир, бросаясь к Пирсу и срывая с его висков датчики. — У него сейчас инсульт будет!
— Этого в соседнюю камеру, — отрывисто рявкнул Дор Сиду, — и врача сюда, живо.
Гельт Орс с неожиданной для его возраста сноровкой подскочил к хрипло дышащему человеку, деликатно, но настойчиво отодвинув Дира, и начал быстро развязывать галстук и расстёгивать трижды доктору наук пуговицы на рубашке. Перехватив удивлённый взгляд капитана, он чуть смущённо улыбнулся:
— Уж на своём веку я ментальных трансляций повидал, — и принялся массировать Пирсу какие-то точки около висков. Через пару минут менталист с трудом разлепил веки:
— У-х-х... Давненько меня так... — и снова устало прикрыл глаза.
Передав обессилевшего Трея с рук на руки запыхавшемуся дежурному врачу, Дор поманил пальцем Альда и тихо поинтересовался:
— Почему вы спросили Хала про церковь?
Альд тонко улыбнулся:
— Потому что этот религиовед, каким бы учёным он ни был, очень плохо представляет себе внутреннее убранство храмов. Он изучает вероучения априори, умозрительно, как наш добрый друг Мэт Хард свои теории множеств и аксиоматические функции. Артуру Пейнзу нет нужды выяснять, почему в церкви алтарь находится именно там, где он стоит, почему круглое окно называется "роза" или зачем эти дурацкие деревянные кабинки. Артур Пейнз изучает религиозные опыты, мистические экстазы и тому подобную нематериальную чушь. Артур Пейнз был в церкви святого Иеронима всего один раз. Артур Пейнз не знал, что в этом храме установлен действующий орган.
— И?..
— Артур Пейнз, он же Хал, пал жертвой прекрасно разыгранной мистификации, а с учётом того, что он занимался исследованиями встреч с божественным, как системой, ничего удивительного, что он прекрасно представлял себе, как это обычно выглядит. Он стал жертвой собственных знаний. Сейчас Трей оклемается и расскажет нам, правильно ли я понял нашего горе-проповедника.
— А орган тут причём? Это вообще что?
— О. Это, наверное, самый большой музыкальный инструмент в мире. Он устанавливается в храмах для исполнения церковных гимнов. Сейчас в Ойкумене остался только один, чудом уцелевший орган в церкви святого Иеронима на Северном побережье. В остальных муляжи, как часть внутреннего убранства, а музыка идёт в записи, и далеко не всегда, да что там, вообще не органная, а современные сочинения. Звучание настоящего органа вызывает вибрацию в теле человека, как и описывал нам Пейнз, особенно на низких частотах, а звук у этого инструмента очень необычный, его невозможно воспроизвести на синтезаторе. Всё дело в трубах, я вам расскажу поподробнее, если вам будет интересно, по окончании допроса. Но я убеждён на сто процентов: существенную часть "откровения" составляет совершенно особенная, ни на что не похожая органная музыка. Орган недаром устанавливали в храмах и соборах. Его звучание вызывает... благоговение. Как у нашего уверовавшего феноменолога.
Хал сидел на полу камеры, ничем не отличающейся от предыдущей, разве что включён был всего один тусклый светильник, и глаза безрезультатно шарили по пустому сумраку. Руки затекли от неудобного положения, наручники прилипли к вспотевшей коже, а рот до сих пор наполнялся кровью от выбитых зубов. Но физическая боль Хала почти не тревожила. Ему не давала покоя мерзкая, постыдная и еретическая мысль, которая внезапно пришла ему в голову, когда над ним наклонился этот жуткий тип со шрамами на затылке и чернотой вместо глаз. Он отгонял эту мысль, пытался не думать об этом, запрещал себе... и всё равно возвращался к этой трещинке, что ширилась с каждой минутой, ширилась, разветвлялась, превращая его душу в подобие растрескавшейся почвы на солончаках. Он пытался внушить себе, что это всего лишь очередное испытание, посланное ему свыше за его грехи и малые усердия, просто испытание, и не самое страшное, но Хал с горечью понимал, что чем больше он увещевает сам себя, тем больше множатся сомнения в его душе. Этот человек, капитан... капитан Стайн, как он представился Халу. Высокий смуглый безволосый молодой мужчина с неподвижными, будто искусственными глазами почти без белков. Он был там. Был за Гранью. Он был во Внешнем мире, как и те двое, что награждали Хала невидимыми ударами. Но капитан Стайн отличался от них, как тигр отличается от домашней мурлыки. Он был чужим. Страшным. И страшнее всего было то, что капитан Стайн знал о Внешнем мире что-то такое, отчего кровь стыла в жилах. Хал это видел. Как эмпат, он мог, хоть и не всегда, воспринимать настроения собеседников, их эмоциональное состояние. И когда капитан наклонился над ним, сверля остановившимися глазами, Хал против воли почти услышал крик, ворвавшийся в уши и грохотом камнепада разносящийся по всей голове: "Куда ты лезешь, несчастный идиот? Куда? Там только смерть во множестве форм, на каждом шагу, на каждом вдохе, на каждом ударе сердца. Куда ты хочешь привести своих последователей, доверившихся тебе? Куда, чтоб ты сдох прямо здесь, куда? Ты убьёшь их всех. Убьешь... убьёшь... убьёшь... и все эти смерти будут на твоей совести, и ты ничем не искупишь это зло." Хал даже вскрикнул, настолько ярко перед ним сверкали нечеловеческие глаза, а неслышимый крик барабанным боем отдавался в висках и затылке. "Эта земля не для людей. Она отринула их, отряхнула, как прах со своих ног и забыла навсегда, оставь и ты её. Господь ли, дьявол ли, человеческий гений или звериное нутро, жаждущее крови... кто бы ни сотворил Внешний мир, он отделил его от людских владений. Это не Эдемский сад, воссиявший из пепла опустошительных войн. Это геенна огненная, то, что придёт на смену аду после Судного дня... то, что уже пришло и воцарилось за долиной скорби... и туда нет хода живущим на земле..."
По щеке Хала медленно ползла одинокая слезинка. Он стоял на распутье, не зная, во что верить, и отчаянно нуждался в утешении, которое привык дарить сам.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/05/01/464