Добрый край повесть целиком

Добрый край
Сказочная повесть
(Для детей среднего школьного возраста)

Первая повесть трилогии "Приключения Юстаса и его друзей"


Невидимое зло всего тревожнее.
Публий Сир, римский поэт, I век до н.э.


Глава 1. Жареный петух

Петуха Юстаса раньше звали не Юстасом. Как его звали, никто не знал, и сам он об этом молчал. Но как-то должны были называть, поскольку у героев есть имена. Тем более у таких отчаянных.
Перед домом Сомовых Юстас появился ранним июньским утром и тут же троекратным оглушительным криком сообщил о своем приходе. Явился он не один, а с двумя курицами и цыплятами.
Разбуженный петушиным криком из дома вышел Петр. Увидев кур, он подошел к ним, чтобы узнать, кто такие, откуда и что им надо на его дворе. Но не успел хозяин задать вопроса, как петух коршуном бросился на него. Петр успел увернуться от шпор и клюва вояки и на всякий случай отошел подальше от драчуна. Тот, играя перьями хвоста, грозно смотрел на хозяина двора. Красные глаза и налитый кровью гребень не предвещали ничего доброго.
— Тю на тебя! —  воскликнул Петр. — Сдурел?
— Не смей приближаться к моей семье! — проорал петух. — Накажу!
Петр почесал затылок:
— Серьезная птица. Не иначе из отряда соколиных. Оставайся, раз пришел.
Он открыл сарай и широким жестом пригласил кур в их новый дом. Там Петр выделил пришельцам половину помещения, соорудил загородку, прибил жердочку, чтобы у птиц был насест, бросил охапку сена, поставил кормушку, поилку, насыпал туда пшена и риса, налил воды, и, достав из холодильника пару бутылок пива, пошел к соседу, эстонцу Калле, сообщить об утреннем происшествии. Петух тут же подошел к кормушке и подал сигнал семейству приступать к трапезе.
Дом Сомовых находился в небольшом финском поселке рядом с городком Сюсьмя на озерном острове, связанном с берегом насыпной дамбой. В поселке жили финны, шведы, немцы, эстонцы и несколько семей из России. Общались жители друг с другом каждый на своем языке, но вроде как понимали друг друга.
Поскольку хозяйки не было, соседи уютно расположились на террасе дома. Хозяин угостил гостя скворчащей яичницей, и Петр рассказал ему об утреннем нашествии пернатых. Калле, задумчиво глядя на озеро, предположил, уж не тот ли это петух, который на днях убежал вместе со всеми курами из соседнего поселка от финна Инту Мартонена. Говорят, об этом сообщили даже в телевизионных новостях.
— Наверняка он, — сказал Калле. — Это петух не обычный…
— Да ты же не видел его, — возразил Петр.
— Ну и что? Увижу еще. Этот петух был сущий цепной пес. Инту Мартонен и держал его за такового, даже дрессировал его, как боевого петуха, пока тот совсем не отбился от рук. Налетал на всех, кто заходил во двор, а за детьми гонялся по всему поселку. Как-то к Мартонену пришли сватать его дочь Миию. Раньше целый обряд был. Сватать приезжали по-темному, чтобы кто не прознал да не сглазил. Заходили в дом, присаживались с краешка, мыли косточки знакомым, а сами — и сваты и родители — ждали, когда к ним выйдет невеста. Выйдет, и сваты дарят ей колечко с подарками. Как только она возьмет их, тут же накрывают стол, и начинается сватовство. А не выйдет, знать, от ворот поворот, и гости едут домой искать другую невесту. Но Мартонен современный человек, к тому же его родственник — член парламента Эдускунта, далек от этих традиций. Да и сваты, похоже, тоже. Приехали днем. Мартонен приготовил шашлык, шампанское. Но только гости зашли во двор, петух налетел на них и разодрал будущему свату рубашку, а сваху напугал до полусмерти. Инту Мартонен рассвирепел, схватил петуха и бросил его на мангал. Мангал у него был жестяной, тут же рассыпался, а петух с горящими перьями стал кидаться на всех. Гости убежали, сватовство сорвалось…
— А дальше-то что?
— А дальше вот что произошло. Так по телеку сказали. На другой день Инту Мартонен помирился с будущими родственниками и пригласил их к себе еще раз. Те пришли, на этот раз ближе к вечеру. Вечер выдался теплый, хозяин поставил стол и скамьи на свежем воздухе. Посреди стола на блюде лежал зажаренный петух. Все посмеялись, вспомнив вчерашнее приключение, разлили шампанское и собирались уже приняться за еду, как из курятника вдруг вышли две курицы с цыплятами и прямиком направились к столу. Инту Мартонен как раз угостил всех перед шашлычком горячим кофе, с прибауткой: «Девушка хороша юная, а кофе горячий» и схватил было ветку, чтобы прогнать их, и тут петух подскочил с блюда, полетел к Мартонену и вцепился ему прямо в зад!
— Брось! — воскликнул Петр. — А что потом?
— Что было потом, история умалчивает… Потом он к тебе пришел!
— Жареный?
— А какой же еще? Теперь давай выпьем за петуха.
Выпив за жареного петуха, Петр вернулся домой.
— Как вас теперь называть? — обратился он к петуху.
Тот молчал.
— Молчишь, Штирлиц?!
Петр лег подремать, но тут позвонила жена Ирина и сообщила, что приедет завтра с Машей и Дашей на поезде «Аллегро». Петр не стал говорить ей о прибавлении в доме и на ночь не стал закрывать сарай — вдруг куры захотят вернуться к прежним хозяевам. Еще неизвестно, как отнесутся в поселке к присвоению чужой птицы? Тут воров не жалуют…
Утром Петр поехал встречать семью в Лахти. В машине он рассказал о нашествии петушиного семейства. Девочки стали возбужденно обсуждать предстоящую встречу, а Ирину не оставляла мысль, как бы чего не вышло из этого дурного.
— Вы только близко не подходите к сараю. Пусть привыкнут, а то напугаются.
Петух тут же опроверг слова нового хозяина и, выскочив из сарая, помчался на приезжих. Те едва успели спрятаться в доме.
— Ну, орел! — перевела дух Ирина. — Мужественный паренек. Надо ему имя подобрать.
— Имя! Имя! — запрыгали девочки. — Надо дать ему имя! Петухан Куриханыч!
— Это слишком просто, — сказала мама. — Я что-то такое уже слышала.
— Он вчера откликнулся на имя Штирлиц, — сказал отец.
— Штирлиц! Что ты! Профанация имени народного героя! И не финское имя!
— Тогда Юстас, это позывной у Штирлица.
Тут зашел Калле. Узнав, что подбирают петуху имя, тоже принял участие.
— Юстас — неплохое имя, но… архаичное. И не финское. Тут же нет Юстасов? — обратилась мама к Калле.
— Почему? Есть. У меня сосед справа Юстус. Юстус Виртанен.
— Всё равно. Фамилия финская, хоккеист, кажется, такой, а вот имечко прибалтийское, надо финское подыскать.
— Не прибалтийское, — поправил Калле. — Стран Балтии.
Мама открыла планшет и стала искать подходящее имя для петуха.
— Нашла. Вот: Анри.
— Какое же это финское! — засмеялся папа, — Чисто французское. «Жил был Анри Четвертый, хороший был король…» — запел он.
— Анри — финское, — сказал Калле. — Все богатые с этим именем живут.
— Вот! — ткнула мама пальцем в планшет. — Что я говорила! «Имя Анри означает потребность доминировать. Всегда и везде». Вот! Замечательное имя. Нам петух с таким именем и нужен.
— Это не петух, это же цепной пес.
— И отлично! — поставила точку мама. — Охранять участок кому-то надо!
— У Чехова рассказ есть, «Лошадиная фамилия», — съязвил папа, но мама отрезала: — Оставь Чехова в покое! Займись полкой в кладовке!
Тут (и тому масса свидетелей: вся семья Сомовых и эстонец Калле) на веранду взошел петух и заявил, что отныне он будет называться никаким Анри, а Юстасом. И никем больше! Петух вскочил на бруствер и во все горло проорал:
— Юстас! Юстас! Юстас!
Так за ним и закрепилось это имя. Кур назвали Пеструхой и Дурой, а цыплят решили пока никак не называть. «Надо дождаться осени, тогда и посчитаем их, и заодно имена дадим», — решили родители.
Пеструхой курицу назвали за пестрый наряд, а Дурой — другую курицу, приземистую и бестолковую. Судя по повадкам, именно Дура вывела цыплят, но совсем не занималась их воспитанием, а стала днями напролет высиживать яйца, которые несла Пеструха. Юстас пробовал урезонить ленивицу и трепал ей загривок, но та упорно возвращалась к насиженному месту. Потом Ирина в воспитательных целях переименовала курицу в Жанну, хотя непонятно за что — Дура ей было больше к лицу.


Глава 2. Дарий-Григорий Второй

— А про Гришу-то забыли! — воскликнула мама. — Водички дай ему.
Петр достал из багажника клетку, выпустил кота.
— Прости, Григорий, отвлеклись на петуха.
— Какого петуха? — Кот потянулся и чихнул. — Свежо тут у вас!
— Да прибился, понимаешь, петух, кров искал. Не мог отказать бедняге.
— Больной?
— Не совсем. Пошли, твое место покажу.
Григорий, распушив хвост, прошествовал во двор.
По происхождению кот был персидской породы — иначе говоря, перс, чем сильно гордился, а по паспорту — Гриша, что его сильно раздражало.
— Какой я Гриша? Разве похож я на Гришу? Я Дарий!
Гриша любил смотреть телевизор, но только не новостные и развлекательные каналы, на которых показывают всякую чепуху, а исторические передачи и фильмы ВВС о животных. Одно время он смотрел передачи про еду, но после того, как увидел экспертов-диетологов кошачьей еды, утверждавших, что в сухих кормах одних марок мяса больше, чем в других, понял, что все они вруны, так как мяса не было ни в каких кормах. Из телевизора кот узнал, что в Древней Персии некогда жил царь Дарий Первый, мудрый правитель, покоривший многие народы. Поскольку Гриша считал себя мудрым и особой царских кровей, то пожелал называться Дарием, пусть даже Вторым. Он не раз пенял Петру за то, что тот записал его Гришей. Петр тщетно пытался разубедить кота, раскрывал его паспорт:
— Гриша, ну что ты вредничаешь?! Что написал, то написал. Откуда я знал тогда, что ты Дарий? Вот, смотри. Это сведения обо мне. А вот о тебе. Фото — узнаешь себя? Дальше. Имя: Гриша. Пол: Кот. Даже шифр: Один ноль — как в футболе, в твою пользу, значит.
— Это я знаю, — говорил Гриша. — У кошек ноль один, потому что они всегда в проигрыше.
— Порода: персидская. И так далее. Что тебе надо еще?
— Ошибочка. Тут ошибка, в графе «Имя», — возражал кот. — Ты же отлично знаешь, что я Дарий. Второй. Ладно, Григорий. Был такой римский папа.
— Послушай, Григорий. Зачем тебе древнее имя? Дарий какой-то! Давай окончательно остановимся на Григории. Современно.
— Что значит, «какой-то»! Дарий по-персидски — «добронравный». Я самый добронравный кот на свете!
— Ну, не знаю. Котов называют не по паспорту, а по, пардон, морде. Вот я на тебя тогдашнего поглядел — Гриша, сейчас гляжу — конечно, Григорий! Настоящий Григорий Котовский! Только не лысый.
— Всё еще впереди, — зевнул кот.
Как бы там ни было, Ирина и дети, ничего не знавшие об этих прениях, продолжали называть кота Гришей, а Петр, дабы лишний раз не обижать воспитанника — Григорием. Сам себя Гриша с годами всё больше позиционировал с Дарием и редко снисходительно соглашался на Григория.
Такое плотное общение с Гришей нужно, конечно, поставить в заслугу Петру. Известно ведь, что коты с людьми разговаривают лишь тогда, когда те разговаривают с ними. Когда Петр взял котенка, он еще жил один, без семьи, и часто вел с котиком долгие беседы, объясняя ему, как надо есть, пить, писать и какать (Петр любил показывать всем, какой у него кот умница — ходит на унитаз!), и истолковывая исторические события и особенности поведения животных из телевизора. Гриша поначалу лишь мявкал в ответ да мурлыкал, но со временем перешел на членораздельную речь, и у них все годы шел нескончаемый диалог, который, правда, понимали только они одни.
Как-то Петр спросил Григория:
— А как ты общаешься с другими животными — с собаками, воронами?
— На кошачьем.
— Как, на кошачьем?
— Да так. У животных один язык, который Адам дал, до того, как женился. Знаешь Адама?
— Поэта Мицкевича? — почесал затылок Петр (он никак не предполагал вести с котом богословские беседы). — Или экономиста Смита?
— Да нет, просто Адама, кого бог из дома прогнал.
— Хочешь сказать, что у Адама был кошачий язык?
— Тебя это коробит?
— Да нет, но всё же…
— У всех зверей и птиц остался тот язык. Мы ведь не строили Вавилонскую башню!
— Всё равно не понимаю, — не сдавался Петр. — Как вы понимаете друг друга, если у вас всех разный язык?
— А как в оркестре — у каждого инструмента свой язык, а говорят все на общем, чтобы их человек понимал!
Справедливости ради, надо заметить, что к этой теме они больше не возвращались, конечно, скорее всего, из опаски Петра потерпеть в диалоге с котом фиаско.
Жили они дружно и сильно привязались друг к другу. Перс всегда поджидал Петра в прихожей на консоли. Однажды Гриша сильно заболел, не мог от бессилия вспрыгнуть на консоль и поджидал хозяина на половичке. Когда Петр увидел его, у него сжалось сердце от жалости. Он тут же отнес кота в ветеринарный участок, располагавшийся в доме напротив. Ветеринар радостно сообщил, что у пациента приступ мочекаменной болезни. Если бы промедлили еще пару часов, коту был бы конец. Эскулап тут же занялся Гришей, ни на минуту не прерывая своих баек.
— В воскресенье лег пораньше, думал, высплюсь. В первом часу ночи звонит женщина, рыдает — ее собаку в брюхо укусил клещ, бедняга вот-вот ласты склеит. Капни, говорю ей, маслом на клеща и выкрути его против часовой стрелки. Только задремал, снова звонит! Не выкручивается. Вези ко мне, говорю, но за беспокойство плата двойная. Привозит. Гляжу. Клеща не вижу. Где клещ, спрашиваю. Вот он, на брюхе. Ой, тут еще один. Где? Да вот! Это, милочка, не клещ. И это не клещ. Это титечки. Обрадовалась, заплатила и уехала на такси. Люди совсем с ума сошли со своими котами и псами, и я скоро сойду с ними.
— А что ж вы работаете ветеринаром?
— Кушать иногда хочется.
Идиллию нарушила женитьба Петра на Ирине, невольно отдалившая кота и хозяина друг от друга. Когда родились Маша, а потом Даша, от малюток кот претерпел много неприятностей, начиная с их пронзительного визга и кончая постоянным тисканьем и укутыванием во всякие тряпки. Но он ни разу не поцарапал девочек, хотя иногда с возмущением шипел на них. С той поры Гриша стал мелко пакостить, особенно когда семья садилась за стол или отходила ко сну. Он отправлял свои естественные потребности, сопровождая их окончание радостным воем, яростно драл обои и мебель, открывал закрытые двери, гонял по полу мелкие предметы, а то просто орал, особенно весной. Неугодным же гостям он даже гадил в обувь. Его ругали, закрывали в ванную, пару раз посадили на ремешок, но он устраивал такой тарарам, что его тут же с извинениями выпускали на свободу.
Как-то Ирине попалась статья о персидских кошках.
— Что пишут! — Ирина с возмущением посмотрела на Петра. — Нет, ты послушай, что пишут котоводы! «Персидская кошка наделена мягким и приятным голосом, но его использует не часто». Всё наоборот! Твой кот, похоже, не читал эту статью!
— Обучи! — парировал Петр.
Впрочем, Ирина срывалась редко, и особых взаимных обид ни у кого не было.
Но вот когда летом выезжали на дачу, благонравный Григорий пускался во все тяжкие. Он устанавливал «мудрое и справедливое правление» не только на своем участке, но и на всех примыкающих. Даже собаки вынуждены были считаться с его царскими амбициями. Особенно, когда на нем шерсть вставала дыбом, горели глаза и усы топорщились так, что ими можно было пробить доску в заборе. Связываться с «этим тигром» никто не хотел, а Григорию достаточно было факта признания его авторитета. Поэтому разгневанным его практически никто и не видел. Раз только, когда Трифон, кот с дальнего участка, пришел к Гришиной зазнобе, соседке Мурке, Григорий явил себя во всей своей красе и гнал селадона далеко за территорию общества. Возвращаясь мимо участка зазнобы, он исполнил песнь торжествующей любви «Мурка, ты мой Мурёночек», дома с аппетитом уплел миску жаркого, после чего сморился в кресле полуденным сном.
Много неудобств Гриша испытал при переезде семьи в Петербург. Кота не разрешили взять в салон самолета, и пришлось сдать его в багаж. Когда прилетели, клетки на транспортере не оказалось. Григория принесли перенервничавшим хозяевам через двадцать минут. Оказывается, от шума двигателей и холода бедняга чуть не сошел с ума, выбил дверцу клетки, и грузчики никак не могли поймать его в грузовом отсеке.
Однако, пора вернуться в Сюсьмя.
Отобедав, Гриша решил пройтись по участку, осмотреться, пометить, где надо, границы участка, а заодно разобраться с петухом, обретшим кров у хозяина. Услышав шевеление в сарае, кот не стал заходить туда, решив не беспокоить больную птицу во время сиесты. «Пусть наберется сил», — рассудил он.
Побродив по участку и обнюхав все цветы и кусты крыжовника и смородины, уловил запах мышей, зайца и ежа. Затем кот пошел к озеру, раскинувшемуся перед глазами во всю ширь горизонта. На берегу он заметил недогрызенный мосол, видимо, оставленный каким-нибудь псом, и улегся рядом с ним на мягкую траву. Озеро горело золотыми и серебряными огнями, было тепло. Гриша задремал.
Разбудила кота ворона. Она подковыляла к мослу и стала долбить его. От неожиданности Гриша подскочил, распушил хвост и усы и зашипел. Но ворона ничуть не испугалась его:
— Чего жадничаешь, кот?
— Ты кто такая?
— Ворона.
— Звать как?
— Ворона и звать.
— Будешь Чернавкой.
— Это кем же?
— Да царицей, вот кем.
— Царицей — ладно, а то меня твой хозяин воровкой обозвал.
— У меня нет хозяина, — буркнул кот. — Я сам по себе.
— Рассказывай! Небось хозяин кормит?
— Небось... Вульгарная ты птица, ворона, вот что я тебе скажу! Хоть и царских кровей, хм, хм…
— Да уж какая есть!
Тут раздалось рычание, и на ворону из кустов бросился пес. Гриша взлетел вверх и с шипением упал на спину собаки. Старый пес от испуга присел и замотал головой. Перед ним в боевой стойке, изогнув спину и задрав трубой хвост, стоял крупный рыжий кот, который не думал ретироваться. Связываться с таким было не резон, но и сдаваться тоже как-то обидно. Спасла положение ворона.
— Так это ты, Маклеод! — воскликнула она. — Чего бросаешься на старых друзей? Забыл, как я тебе на той неделе кость дала?
— Извини, обознался. Я думал, это ворона со двора Аарна Какконена.
— Ну что ты! Разве я похожа на побирушку? Кстати, меня с сегодняшнего дня звать Чернавка. Царица, то есть.
Тут послышалось:
— Григорий! Ты где? Кис-кис-кис!
— Тебя зовут, Григорий! — каркнула Чернавка. — Хозяин.
— Ага, небось. — И кот не спеша с царским достоинством пошел по тропинке на голос Петра.


Глава 3. Гормоны счастья

— Где пропадаешь? Зову, не откликаешься, — спросил Петр.
— С песиком подружился. Верная псина.
— На службу хочешь призвать? — насмешливо спросил хозяин.
— Староват. Пусть в приятелях походит, а там посмотрим. На службу я Чернавку нанял.
— Это еще кто?
— Ты знаешь ее. Ворона. Ты ее воровкой обозвал.
— А-а, достойная компания. Чем промышлять думаете? Смотри, тут воришек не любят.
— Ты выпил? — ушел кот от темы.
— С чего ты взял?
— Учуял. Ты ж знаешь, я эксперт.
Когда подошли к домику, эксперт учуял еще одного выпившего — Калле. Эстонец откинулся в кресле и блаженно улыбался.
— Твой друг? — спросил кот.
— Сосед. А там посмотрим. Иди, поспи, а мы посидим, пока наши не вернулись.
Когда Ирина уехала в магазин, Петр хотел заняться полкой в кладовке, но пришел Калле, под градусом. По словам эстонца, на высоких широтах жизнь может идти достойно только под высоким градусом.
— Петр! Тебя ждут крупные неприятности! — Калле уселся в кресло и, похоже, надолго. — Кур чужих присвоил? Ja, да, присвоил. О намерении содержать кур в городском доме в коммуну сообщил? Ei, нет, не сообщил. Курятник как надо оборудовал? Ei, нет, не оборудовал.
— Не части! — Петр достал из холодильника пиво. — Кур я не присваивал, сами пришли. И я их не содержу, разок крупы насыпал. А как оборудовать мой сарай, извини, я разберусь без финского государства!
— Ошибаешься! Не разберешься! Тебе советчик нужен, а лучший советчик — это я. Слушай. То, что куры финна Инту Мартонена сбежали к русскому, уже в Лапландии знают, это далеко на север. Так что скоро этот Мартонен явится за ними, придется отдать, да еще с вознаграждением, если не хочешь с полицией разбираться. Куры у тебя, значит, ты их и содержишь, а о своем намерении содержать кур ты коммуне (конкретно Аарно Какконену) не сообщил.
— Какое намерение, куры пришли, я их и приютил. И тут не город!
— По российским меркам не город, а по финским город! Средневековая церковь, два театра, дом молодежного творчества, два музея, библиотека, два фестиваля, десять вилл — что там еще? Заповедник, дендрарий, крупный балансирующий камень Сюсьма на вершине плоской скалы Хейнола. Три шикарных магазина, рынок, ярмарка, асфальт, коттеджи. И всё это на четыре тысячи горожан! «Не город» — именно город! А вот сколько квадратных метров ты выделил курам? Пол сарая? Пять метров. Петух, две курицы, пять цыплят — восемь. А на каждую птицу положен один квадратный метр!
— Пять цыплят, это ж не куры! И вообще курица не птица…
— Шути-шути, я тебе серьезно говорю. Подлей-ка. Это еще не всё. На петуха нужно особое разрешение. А чем кормишь их?
— Что было, тем и покормил, рисом, пшеном.
— Ну вот! Защитники прав животных придерутся, не отборным зерном кормишь, моришь птицу!
— Да я же морю ее тем, чем и себя морю!
— Не важно. У них написано, что кормить птицу надо отборным зерном!
— Слушай, Калле, поговорим о чем-нибудь другом. Свалились эти куры на мою голову! Что-то Дениса Волочаева давно не видно. Зинку видел, а он где?
Волочаевы были тоже из Петербурга. Они жили напротив Сомовых, на взгорке. Маклеод был как раз их собакой.
— Ты не знаешь? А, вас же не было прошлой осенью. Да и зимой тоже. Денис с Зинаидой в конце сентября хорошо собрали белых грибов, продать — на машину хватит. Насушили, весь дом провоняли. Как-то Денис на рыбалку пошел. Вернулся за полночь. Замерз, как суслик, проголодался, выпил, закусил чипсами из пакета, стал наливать в ванну шампунь и уронил флакон. Взбил пену и целый час лежал в ней, как эта, ну которую ты поминать любишь…
— Афродита.
— Она. После ванны пошарил по кастрюлькам, еды никакой. Зинаида спала уже. С полки достал еще один пакет с чипсами. Утром его разбудили вопли жены. Та орала так, что разбудила пол посёлка. — Калле замолчал, сосредоточенно прожевывая колбасу и улыбаясь.
— Чего орала-то? — не выдержал Петр.
— Кто? А, орала, потому что Денис весь покрылся собачьей шерстью. Как Маклеод. С тех пор Зинка стала в молельный дом ходить.
— Почему он шерстью-то покрылся? Сглазили?
— Какое! Маклеод постарел, шерсть клочьями лезла. Вот Зинаида и купила два пакетика гормонов для роста шерсти. Там надо по чуть-чуть добавлять в еду. И шампунь — по чайной ложке для мытья шерсти. На псарню хватило бы, а Денис оприходовал всё за раз. Вот и оброс за ночь.
Петр с недоверием отнесся к этой истории, поскольку Калле и без градуса сочинял иногда такое, чего отродясь не было даже на экваторе. Ну да небольшая ложь лишь украшает беседу.
— И где он теперь, Денис?
— Тут несколько передач прошло. В Америке даже показывали. Денису оттуда письмо пришло, из собачьей клиники доктора Мопса, звали к себе, обещали вывести шерсть и вернуть человеческий облик. Оплатили всё — и проезд, и проживание, и лечение! Профессор Мопс снял фильм, книгу издал с фото Дениса до и после. Я видел. Классные фотки!
— И где сейчас Денис?
— У вас, в Железноводске. Лекарствами сбил себе кислотно-щелочной баланс, теперь восстанавливает.
— Надо Ирине рассказать. А вот и она!
К дому подкатила машина. Петр с девочками перетаскал пакеты, а Ирина прошлась по двору. Заметив уснувшего Калле, она позвала мужа:
— Петь, а чего это Калле спит?
— Спит, — подтвердил Петр. — Столько ужасов рассказал о проблемах, которые куры могут принести.
— Я вижу. Я хорошо вижу, как вы решали эти проблемы!
— Да ладно тебе! Я серьезно…
— Ну тебя! Какие проблемы от кур? — Она приблизилась к кусту, под которым копались куры. Петух на нее не отреагировал. Ирина подошла к нему и погладила по спине. Юстас дернулся, остро взглянул на новую хозяйку, но агрессии не проявил.
— Молодец, Цербер ты наш!
— В греческой мифологии Цербер — порождение Тифона и Ехидны, — уточнил Петр. — Он трёхголовый, как наш Змей Горыныч. Прежде чем в лапшу его класть, три башки надо срубить, но лапша всё равно отравленная будет, у него слюна ядовитая.
В детстве Петр запоем прочитал пятнадцать раз кряду «Мифы и легенды Древней Греции» Н.А. Куна и с тех пор по всякому поводу делал экскурсы в культуру Эллады, что не совсем нравилось Ирине.
— А то еще есть совсем жуткие создания — сторукие гекатонхейры…
— Фу! Гадость какая! Вечно ты со своими древними греками! Где они? Где ты их увидел? — Ирина широко повела перед собой рукой.
Греков и впрямь нигде не было. Зато с пригорка, с которого устремлялись высоко ввысь тонкие березы, спускалась Зина Волочаева. Зинаида была, конечно, не сторукой, но вполне гекатонхейрой, так как ей и двух рук хватало, чтобы присвоить что-нибудь чужое. (Она работала продавщицей в овощном отделе универсама). Точь-в-точь Чернавка, только в человеческом обличии. В Финляндии Зине стоило огромных усилий держать себя в руках, чтобы не брать то, что плохо лежит. А тут всё плохо лежало. Лодки, велосипеды, двигатели, машины, дрели, садовый инвентарь, строительные материалы лежали и стояли там, где их оставили только что или год назад, без цепей и замков; дома, гаражи и сараи редко запирались на ключ, а если и запирались, то все в округе знали, где он лежит. Хотя, по мнению финнов тут плохо лежали лишь пустые банки из-под пива, обертки от мороженого и окурки, которые бросали под ноги новоселы из России.
— Маклеода не видели? — спросила Зинаида.
— Да вон он, на берегу, — указал Петр. — С нашим котом подружился.
— Круто! — сказала Зинаида. — Слышь, Петь, пивка нет? Что-то горло пересохло.
«Права финская поговорка: «Мужчина без жены — что сарай без крыши», — подумала Ирина. — А жена без мужа — что крыша над Парижем».


Глава 4. Посланница богов

С Юстасом Гриша познакомился уже вечером после глубокого спокойного сна. Потянувшись, он вышел на террасу и увидел под кустами смородины красного петуха с семейством. Кот еще разок потянулся, размял косточки и направился к курам. Петух грозно застыл на его пути. Но Григорий вовсе не думал ссориться с нездоровой птицей, хотя та на вид вовсе не была таковой. «С чего это Петр решил, что петух больной?» — подумал кот, упустив из виду, что так решил не хозяин, а он сам. Гриша, не приближаясь к главе куриного семейства, сел, миролюбиво умылся и мурлыкнул:
— Привет что ли!
— Привет! — отозвался петух. — Ты кто?
— Я перс, Дарий-Григорий Второй.
— А я Юстас. Единственный, — добавил петух.
— И я единственный. Просто из царей я второй. Говорят, ты болен?
— Что? — спросил петух. — Не понял.
— Раз не понял, значит, здоров. Дольше проживешь. Пошли на бережок, перетрем. А пернатых тут оставь. От них писк один.
Оставив Пеструху с цыплятами (Дура-Жанна сидела в сарае) во дворе, Григорий с Юстасом прошли к мосткам возле лодки Петра. Вскоре к ним присоединился и Маклеод, рыскавший по камышам в поисках уток и прочей водоплавающей птицы. К петуху он отнесся с подозрением, но без враждебности. Не успела тройка найти общий язык, как прилетела Чернавка. Она уселась на лодке и с интересом прислушивалась к беседе.
— Кто это? — спросил Юстас, скосив на ворону глаза.
— С вашего позволения Чернавка, царица! — опередив всех, представилась ворона. — По мнению вашего нового хозяина, воришка. Это у него ошибочное мнение, так как я не ворую, а лишь беру то, что лежит без призора. Это не воровство. Воровство, когда берешь то, что охраняется.
— Что-то мудрёно, — сказал Григорий, — И это уже грабеж.
Тут Григорий вспомнил, что сболтнул Петру о том, что нанял ворону.
— Я вот что подумал, Чернавка. Сослужи-ка ты нам службу. Решил я оказать тебе царскую милость и, поскольку ты сама царица, взять тебя на царскую службу.
— Какую? — с готовностью откликнулась ворона.
— Посланницей. Посланницей богов. А нас трое: я, Дарий-Григорий Второй, Юстас и Маклеод.
— А что посылать?
— Посылать не надо, Надо лететь туда, куда посылают.
— Это я и так делаю, без службы, в качестве хобби.
— За особые поручения будет особое, царское вознаграждение. Какую пищу предпочитаешь?
— Какую найду, ту и предпочитаю.
— Я имею в виду царскую.
— Зимой и хлебная корка — царская еда.
— Упрощаешь! Представь настоящий царский обед…
— Как у Аарно Какконена? Он иногда готовит шашлык, вот это по-царски, хотя около костей мясо вкуснее.
— Разбираешься, — хмыкнул Маклеод. — Шашлык-то удалось попробовать?
— Да! Сам всё съедает, даже жилы.
— Прекрасно! За службу будешь получать от Аарно Какконена шашлык! Обещаю, все трое приложим к этому лапу!
— Боюсь, я не приложу, — сказал петух. — Я частичный вегетарианец.
— Почему частичный?
— Червяков люблю.
— Ты, Юстас, отвлекать будешь Аарно, а я уж как-нибудь стяну пару кусков, — успокоил его кот.
— Вот мы и вместе! — резюмировал Григорий, на что ворона живо откликнулась:
— «Вот мы и вместе», — сказала бабка, как с волком в яме очутилась.
Маклеод, всё время молчавший, поднял нос, втянул воздух и подал голос:
— Какконен шашлычок готовит. Сыроват еще. Может, попробуем?
Направились к дому Какконена. Чем ближе подходили, тем больше нравственно страдал Маклеод от аромата изощренного блюда.
— Вы идите, я тут подожду, — не вытерпел он. — Для моей психики это слишком. Давненько не пробовал мяска. Зинаида перестала в магазин ездить, воздухом, что ли, питается.
Во дворе Аарно Какконен колдовал над мангалом. Он то и дело проворачивал над углями три шампура, поливая большие куски мяса маринадом.
— Это он напрасно делает, — заметил кот. — Вовсе не обязательно поливать. Вот что, Юстас. Лезь в кусты и хрипи оттуда погромче. Да сухими ветками потрещи. Только не кукарекай, догадается. Сможешь?
— Запросто!
Так и сделали. Юстас забрался в гущу и стал громко хрипеть и топтаться по сухим веткам. Какконен снял шампуры с огня, чтобы не пережглись, и подошел к кустам. Григорий в это время метнулся к мангалу и стянул один шампур.
— Получай, Чернавка, аванс! Учти, обжегся, пока тащил.
— Ребята, а мне кусочек можно? — уронил слюну Маклеод.
— Бери, друг! — сказала Чернавка. — Мне трех кусков хватит, пять ваши.
Григорий великодушно отказался от своей доли, и пес в мгновение ока проглотил пять кусков и уставился на ворону, рвущую крепким клювом ароматное мясо.
— Маклеод, не сглазь! — засмеялся кот.
— Ладно, бери еще один, — разрешила ворона. — Мне двух кусков хватит.
Каково же было удивление Аарно Какконена, когда он, вернувшись к мангалу, обнаружил пропажу одного шампура! Потрясенный бедняга обшарил весь двор и даже оглядел со всех сторон близстоящую сосну, точно шашлык мог сам вознестись на нее. В тот же день он рассказал об этом чуде всем знакомым. Вечером Калле, случайно встретив Петра возле помойки, поведал ему о том, что Аарно Какконен стал готовить шашлык (из петуха!), и тот, не успев дожариться, взвился с мангала прямо в небо!
После того, как Маклеод славно поужинал, он повел Григория к себе показать свой двор. На старости лет пес предпочитал спать в доме, в тепле, но Зинаида так громко храпела, что он долго не мог уснуть, а если и засыпал, то ему снились жуткие монстры, от которых он никак не мог убежать или спрятаться. В конце концов, пес нашел себе уголок на террасе под столом, притащил туда старую куртку Дениса и стал на ней спать.
Григорию понравилась лежанка приятеля.
— Не дурно! Не дурно! — похвалил он. — Свежий воздух, звезды! Романтика!
Тут он вспомнил, что вчера в телевизоре услышал свою песню «Мурка, ты мой Мурёночек»!
— Ты представляешь, — воскликнул кот, — поют «Мурка, ты мой Мурёночек», а автора слов и музыки не называют! Это же моя песня! Я ее посвятил одной из моих невест. Помню, пел ей: «Мурка, ты мой Муреночек!», а она мне: «Гриша, ты мой котёночек!» Надо же, спели, а меня не назвали! Плагиат!
— Ты письмо напиши на ТВ, — посоветовал, зевнув, пес. — Пусть извинятся и сосисок пришлют, молочных.
— Пришлют они, ага! Сами слопают! Видел бы ты, сколько они в телеке еды готовят. Сготовят и тут же едят! С утра до вечера!
— Может, их на убой откармливают?
— Не думаю. Кто их есть станет?


Глава 5. Оковы сняты!

В шесть утра поселок еще спал. Рано встают лишь по нужде. Но Юстас уже бодрствовал и, стоя на садовой скамейке, каждые три минуты громко и протяжно возвещал миру о приходе нового дня. Красуясь и горланя на открытом месте, да еще при отсутствии людей, петух сильно рисковал, подзабыв о том, что самый ранний петух — первая добыча ястреба. Но на этот раз пронесло — ястреб кружил в небе вдали от поселка. Зато прилетела Чернавка. Каркнув, что у нее есть новость, ворона сорвалась, полетела к Маклеоду и оглоушила пса известием, что Инту Мартонен с дочкой только что выехал из дома и едет за Юстасом.
— Откуда знаешь? — откашлялся пес. — Постой, промочу горло.
— Знаю, — ответила ворона. — Не твое дело, откуда. Будешь знать — скоро состаришься.
— Да уж куда стариться, — буркнул Маклеод. — Мосол уже не могу разгрызть.
— Надо отвести тебя к родне. К Ворону. С ним я, правда, в контрах, но он омолаживает. Особенно дур ворон!
— Омоложусь еще. Юстаса надо предупредить!
Петуха застали всё в той же позе и с той же песней.
— Юстас, хватит глотку драть! Хватай семью и тикай отсюда, Мартонен едет!
Потеряв от известия голос, петух с трудом выдавил из себя:
— Кто сказал?
— Я говорю! — Чернавка с возмущением посмотрела на тупицу. — Кто сказал?!
Юстас забежал в сарай. Послышались шум, кудахтанье, писк, из сарая выскочила Пеструха, следом цыплята, последняя кубарем вылетела Дура-Жанна.
На террасу степенно вышел Григорий и, жмурясь от солнца, поинтересовался:
— Что за шум с утра?
— Мартонен едет! — каркнула ворона.
— И что? — невозмутимо сказал кот. — Мало ли тут их ездит Мартоненов! Тут все Мартонены. Из-за каждого шуметь?
— Инту Мартонен едет забирать Юстаса! Да еще со своей дочкой Миией, та своего не упустит. Вся в мать и отца. Шишка недалеко от ели падает.
— Хватит болтать! Стать в строй! — скомандовал петух своим. Те стали ломаной линией перед папашей. Цыплята было запищали, но Дура-Жанна, впервые проявив материнскую заботу, стала клевать им загривки.
— Отставить! — приказал Юстас. — Сейчас выступаем! Идем вглубь острова!
— Я поведу вас! — воскликнула ворона. — Я знаю вышку, на ней укроемся!
— Не суетись, Чернавка! — охладил кот вороний пыл. — Как они взберутся на вышку? На вышку могу взобраться один я. Ну и ты, конечно. Им надо что-нибудь пониже. Знаешь какую-нибудь пещеру или заброшенный дом?
— Я знаю, — вспомнил Маклеод. — Недалеко от вышки есть дом лесника, он пустует уже года два. Там и гараж есть, для велосипеда. Мы там были с Денисом.
— Я тоже с вами пойду, — сказал Григорий. — Малость перекушу. Возле лодки подождите.
— Я их подальше уведу, — сказала ворона, — а то ими перекусит Мартонен.
Юстас посадил в Машину корзинку цыплят, приказал им не пищать и не прыгать, туда же поставил ведерочко с зерном и попросил Макледода нести корзинку. Пес взял ручку корзинки в пасть, и отряд двинулся в путь. Цыплята, видя над собой оскаленную пасть собаки и ощущая ее жаркое дыхание, испуганно запищали, но батюшка прикрикнул на них, что оставит их на съедение Мартонену. Устав бояться, цыплята успокоились. Вскоре им стало казаться, что пес улыбается, и они уснули.
Едва успели беглецы скрыться из виду, как к дому подкатила машина, из которой вылезли толстый пожилой мужчина с девушкой, а с ними Аарно Какконен и Калле. Подойдя к крыльцу, они стали что-то обсуждать. Григорий оторвался от своего блюдечка, чтобы разглядеть приезжих.
«А почему Калле? Похоже, переводить будет. Финны-то друг с другом столкуются и без переводчика, а с русскими нужен толмач», — рассудил Григорий. Разбудив Петра (хорошо, тот спал на диване), кот сообщил ему о нашествии финнов и о том, что куры уже — благодаря его заботам — вне опасности. Григорий вспомнил фильм, где черные рабы, рискуя жизнью, убежали от белых рабовладельцев, и пожалел, что не досмотрел его до конца. Что сталось с ними? Тут раздался стук в дверь.
— Петр, встречай! — позвал Калле.
Петр вышел на крыльцо, пожал приехавшим руки и, предупредив, что все еще спят, пригласил гостей в дом. Усадив их на диван, подсунул журналы с фотографиями садов и интерьеров Финляндии.
— Калле, переведи им: люблю тысячеозерный край! Швеция богаче, но Финляндия милей! А я пока кофе сооружу. Чего принесло спозаранку?
— Я ж тебе говорил! За курами. Позвонили, чтоб переводил.
Эстонец о чем-то долго шептался с финнами, потом сказал:
— Хотели компенсацию содрать, но я уболтал их. Компенсируешь мне, когда моя уедет куда-нибудь.
— Прошу за стол, — пригласил хозяин гостей. — Кофе с бутербродами.
Не успели допить кофе и несколько натянуто пообщаться, как из спальни вышла заспанная Ирина в ночной сорочке.
— Чего шумите? — Увидев гостей, она ойкнула и скрылась в спальне. Вышла в халате.
— Ирина, — представил ее Калле. — А это Инту Мартонен, его дочь Миия, Аарно Какконен.
— Всё о;кей? — спросила Ирина гостей.
— О;кей, о;кей! — успокоил ее Калле.
— Мы за курами, — сказал Петр.
Двери сарая оказались открытыми настежь. На пороге лежал растрепанный пучок сена. Кур внутри не было, не было их и во дворе. Петр в задумчивости смотрел на сарай. Мартонен сказал что-то Калле.
— Спрашивает, кто открыл дверь?
— А я откуда знаю? Вы же меня разбудили.
Финны подозрительно поглядывали на Петра и о чем-то спорили. Калле не стал переводить, а пришел Петру на выручку:
— Похоже, и от тебя смылись. Не съел же ты их?! Скажу, не знаешь, где они.
Эстонец обратился к финнам, и те затараторили еще громче.
— Не верят, — пояснил Калле. — Говорят, спрятал.
— Где я их спрятал?! Пусть осмотрят дом, сарай, двор!
Какконен предложил гостям осмотреть владения Петра, но Калле всё же убедил финнов не раздувать из-за кур международный скандал — ясно, что птиц нет, ведь не слышно их голосов.
Не солоно хлебавши, Мартонены сухо попрощались и укатили в свой поселок, а Какконен с Калле разошлись по домам.
Беглецы тем временем, опасаясь преследования Мартонена, были уже за поселком. И хотя проводником была ворона, истинным проводником себя считал Григорий, догнавший их уже за последним домом. Он шел впереди всех, задрав хвост трубой. А ворона пусть летает там наверху — тешит себя нехитрым своим делом!
Идти по утоптанной тропинке было легко и приятно, и кот невольно очаровывался красотой местности. Во всяком случае, Дарий-Григорий Второй, воспитанный на телефильмах о разнообразии животного и растительного мира, имел хороший вкус и умел ценить природную красоту! Особенно сейчас, ранним июньским утром, на этой чудесной тропинке, огибавшей озеро. Огромные и стройные, как струны, светлые сосны и березы сменялись такими же огромными, но тяжелыми угрюмыми елями. Там и сям лежали разбросанные ледником валуны и глыбы, похожие на яйца доисторических монстров. Поляны не созревшей еще черники и брусники перемежались папоротниковыми коврами. Кот с интересом отметил, как появилось два солнца. Одно отсекало зеленые верхушки деревьев, росших ниже к воде, а второе резало бурые и белые стволы у основания. Оказывается, вверху было настоящее солнце, а внизу всего лишь его отражение в озере, и то не одно, а неожиданно два, три, пять отражений — в зависимости от ширины водоема в этом месте. Когда шли ельником, стало прохладно и тревожно, и богатому воображению кота померещился уродливый ящер, с клёкотом вылетевший из темной чащи. Григорий даже на мгновение замер, но тут же прогнал свои фантазии. И тут едва не наступил на гадюку, гревшуюся на плоском камне прямо на тропинке. Она была точь-в-точь под цвет камня.
Кот остановился и предостерегающе поднял лапу. Петух, увидев змею, хотел тут же наброситься на нее, но Григорий успел остановить безумца.
— Я поговорю с ней. Я знаю, как надо общаться со змеями. А вы уйдите с тропинки и встаньте в сторонке, на том пригорке.
Кот подошел к гадюке ближе и уселся на задние лапы. Умывшись (он считал, что со змеями надо разговаривать только тщательно умывшись), Григорий обратился к пестрому кожаному чулку. Голос его был мягок и бархатист, он успокаивал и гипнотизировал.
— Доброе утро, красавица… Какое сегодня прекрасное солнце… И настроение чудесное… Недалеко отсюда я видел чудную мышиную норку и слышал, как в ней пищат мыши… Недалеко, прямо по тропинке, сразу за поворотом с правой стороны… Кстати, там же, но надо спуститься ближе к воде, болотце и в нем лягушки…
Не поблагодарив информатора, гадюка шмыгнула мимо него и заскользила по тропинке.
Путники тронулись дальше. Вскоре тропинка раздвоилась, предлагая идти дальше вдоль озера, либо в сторону и вверх, вглубь острова. Ворона прокричала, что надо идти направо, и кот повел отряд в гору, в гущу леса. Появилось много глыб, упавших деревьев, сломанных старостью и ураганами. Приходилось то и дело перепрыгивать с камня на камень, огибать валуны, перелазить или подлезать под упавшие березки и осины — здесь они были совсем другие, чем на берегу, — карликовые и хлипкие, продираться сквозь заросли калины, барбариса, шиповника. Нелегко было Маклеоду на старости лет демонстрировать эквилибристику с корзиной в пасти! Но пес успешно справлялся с царским заданием.
Ступать правее или левее тропинки было страшно, так как земля была покрыта пухлым слоем пружинящего мха, тысячекратно перегнившей листвы и сосновых иголок, трухлявых стволов и веток — под этим покровом наверняка были провалы, расщелины, ямы с неведомыми гадами и чудовищами!
Наконец вышли к вышке. Ворона взлетела на нее и проорала оттуда, что дом лесника уже близко. Похоже, тут уже много лет не было живой души. Всё же пришлось идти по пухлой почве сквозь заросли, паутину и колючки. Под лапами глухо потрескивали гнилые ветки, они то и дело погружались в бурое месиво перегноя. Но вот и дом, черный, покосившийся, с лопнувшими стеклами и дверью на одной петле. Осторожно зашли внутрь. Было глухо и пусто. Рядом с крепко сколоченным столом стояли две скамьи, вырубленные из сосновых стволов. В углу стояла допотопная койка с панцирной сеткой и никелированными шарами на спинках. Поперек ее лежал полосатый матрац, подушек и одеяла не было. Не было ни посуды, ни одежды, ни запасов еды. В небольшом шкафчике стояла банка с затвердевшей солью, лежала коробка отсыревших спичек, толстая оплывшая свеча и два желтоватых кусочка сахара-рафинада.
— Да, братцы, не разгуляешься, — сказал Маклеод. — Придется таскать еду из дома. Боюсь, один не справлюсь.
— Почему один?! — с возмущенно воскликнула ворона. — Мы с Дарием-Григорием Вторым поможем! Ведь поможем?
— Поможем, — кивнул кот. — Щедро, по-царски. Да можно и тут мышей половить. Чую, есть.
— Кому ты хочешь мышей половить? — спросил пес. — Где ты видел кур, которые едят мясо?
— Юстас любит червяков. Сам говорил.
— Курица не птица, червяк не мясцо! — опрометчиво произнес Маклеод.
— Но-но-но! — предостерег петух. — Чтобы я в последний раз слышал это!
Уже вечерело, в доме сгустился сумрак. Загустела и тишина. Она стала как кисель, который очень любили Маша и Даша, а Григорий терпеть не мог! То ли дело зеленые оливки и черный кофе!.. Уставшие и голодные путешественники сидели на скамьях и тупо глядели на пустой стол. Не было сил выйти из дома и поискать что-нибудь съестное. Птенцы уснули, съев перед этим всё прихваченное зерно, а взрослым мерещилась вкусная еда: Маклеоду — кость с мясом, Григорию — всё те же зеленые оливки и черный кофе, Чернавке — кусочки шашлыка, а Юстасу с женами — червяки и зерно. Им уже стало казаться, что сейчас они готовы съесть всё, что угодно, хоть волка. Однако усталость вскоре сморила всех.
Куры тоже стали кемарить, как вдруг в дверь постучали. Звук был тихий, осторожный и оттого устрашающий. Дверь была приоткрыта, и с добрыми намерениями кто бы стал стучать? Подал бы голос и зашел с дружеским приветствием. Кто? Петр? Если Петр, ладно. Хотя он и без стука зашел бы. А вдруг рабовладелец Мартонен?! Отсюда не убежать, не вырваться, даже если Юстасу стать грудью на защиту своего семейства, и всем его друзьям прийти ему на помощь.
— Я сейчас, — сказала ворона. — В окошко выскочу и посмотрю.
— Я с тобой, — поддержал ее Григорий. — Ты сверху смотри, а я снизу.
Через несколько минут они вернулись в дом и сказали, что рядом с домом никого нет. У дверей лежит то ли белый тюк, то ли полиэтиленовый пакет, наполненный под завязку, и черное ведерко на нем, видно лесник забыл.
— А кто-нибудь видел этот пакет, когда заходили? — спросил Маколеод.
И тут снова послышалось: «Тук-тук! Тук-тук!»
— Вот, — пошутил Григорий. — То тюк, то тук! А потом так-так!
— Смотрю я на вас, братцы, и ржу, — стала насмехаться над боязливыми спутниками ворона. — Смотрю и ржу…
— Смотри, ржой не покройся! — сказал Григорий. — Ржет она! Слышала бы ты, как ржет тяжеловоз жеребец Титан породы брабансон! Не похвалялась бы тут! Кстати, неплохо было бы этого жеребца сюда, разогнать страх-тоску. Вот так! Так-так!
И тут в третий раз раздался стук, и скрипнула дверь…


Глава 6. Добрый край

— Так-так! — раздался скрипучий, но вовсе не противный голос. — Так-так! Кто зовет меня?
Глазам ошеломленных скитальцев в дверном проеме предстало белое создание, напоминавшее снеговик, с передними лапками, как у белки, хвостом с кисточкой и в черной шляпе. У куриц и Маклеода душа ушла в пятки, даже Юстас и Гриша слегка смутились. Ворона же предпочла юркнуть в окно и наблюдать за происходящим снаружи.
— И вот на «так-так» явился Так-так! — пробормотал опомнившись кот. — Добро пожаловать, херра* Так-так! — Сломав пять спичек, Григорий зажег свечу и примостил ее в щель на столе.
_______________________
* Herra, херра (фин.) — обращение к мужчине, господин.

— Рад видеть вас, мои друзья, в нашем Добром краю! Не обессудьте, что нет провианта, но это чепуха. В получасе ходьбы живет славная старушка, родом из России — там ее по досадной ошибке прозвали бабой Ягой. Так вот, она моя троюродная бабушка, а я ее двоюродный внучатый племянник, внук ее двоюродной племянницы. Вижу, запутал вас. Короче, седьмая вода на киселе. Я столуюсь у нее. Бабушка рада будет принять нас и накормить от пуза.
— На лопату посадит и в печь! — прошептала Дура-Жанна. Порой и ее осеняла мысль.
— Первую тебя! — зашипел на нее петух. — Нишкни!
— Позвольте представить вам, херра Так-так, моих друзей! — Кот справился со смятением. — Начну с себя. С вашего позволения, сэр Дарий-Григорий Второй, персидскоподданный. Это мои спутники: шотландский барон Гордон Первый Маклеод Единственный, рыцарь Юстас с двумя Дульсинеями, Пеструхой и Д'Жанной, посланница богов, близкая родственница вещего Ворона Чернавка, ну а там спит мелочь пузатая, пока никто. У них обряд инициации по осени будет.
— А что за обряд? — неожиданно заинтересовался Так-так.
— По осени посчитают и решат, быть им курами или табака.
— Турецким табака? — уточнил Так-так.
— Зачем же, финским.
Д'Жанна, попыталась было возразить их благородию, позволившему себе небрежно, вскользь отозваться о ее талантливых детках, но супруг так грозно взглянул на нее, что курица осеклась и не посмела открыть клюв.
— Прошу прощения, херра Так-так, за излишнее любопытство… — Кот сделал паузу. — Вы служите клерком или член Палаты общин?
— Иногда меня называют кодин-халтья, хотя кодин-халтья — даже не клерк, заурядный домовой, маленький человечек, вроде гнома, а я, как видите, посолиднее, просто Так-так. Кстати, дальний родственник Муми-тролля, очень дальний, десятая вода на киселе. Но вовсе не муми-тролль. И даже не ложный муми-тролль. Ну что вы! Это грибы сплошь ложные да царевичи! Конечно, отдаленно я похож на представителя этого славного рода, но все же я просто Так-так, единственный в своем роде. Это мой титул: Единственный в своем роде.
— Как и у меня! — с восторгом произнес Маклеод.
— Ну как же, как же! — воскликнул Григорий. — То-то я гляжу, знакомая морда! Ну конечно же, вы, херра Так-так, Единственный в своем роде, из Долины Муми-троллей, что под Турку! Как же, как же!
Спутники кота с благоговением посмотрели на крупнейшего знатока истории Суоми и ее культуры, а Так-так и вовсе снял пред ним шляпу.
— Повторяю, я не совсем муми-тролль, я просто Так-так, Единственный в своем роде.
— Присаживайтесь, херра Так-так, Единственный в своем роде! Вы же хозяин, а мы ваши гости! Я преклоняюсь перед вашим королевским смирением! — в очередной раз улестил хозяина кот.
Хозяин уселся и стал с любопытством разглядывать незваных гостей, вокруг которых плясали и извивались тени, покинувшие стены жилища. Посидев и помолчав минут десять, он поднялся, надел шляпу и предложил отправиться к бабушке. По его словам, та, зная об их приходе, уже третий час печет вкуснейший пирог из ржаной муки — калакукко с лососем и перловкой и неделю назад замутила бражку.
— Позвольте, — обеспокоился Юстас, — но по-фински кукко — петух! Уж не из петуха ли пирог?
— Уха из петуха! — пошутил Маклеод.
— Ну что вы, что вы! — успокоил Юстаса Так-так. — Она в курсе, что среди едоков будет петух! Как бы она допустила это!
— Как же получается, херра Так-так, Единственный в своем роде, — осторожно спросил кот, — мы знакомы всего четверть часа, а ваша бабушка уже третий час печет для нас пирог и неделю назад замутила бражку? Как такое возможно?
— Что вы удивляетесь, херра Дарий-Григорий Второй? Тут всё известно на неделю вперед. Аномальная зона. Не бойтесь, это не обычная аномальная зона, где происходят всякие ужасы, а единственная необычная, хотя тоже рождена поворотом подземной реки и особым узлом невидимой земной сетки. Аномальная зона добра, Добрый край. У нас еще будет время, и я расскажу о ней. Вам как, комфортно? Не чувствуете беспричинного страха?
— Нет! — сказал кот. — Одно лишь бесстрашие!
— Вот и отлично. Ну что, идем? Свечу захватите, а у меня есть фонарик.
Путники выбрались из дома. Свежий ветер тут же задул свечу. Настала ночь, и поскольку к вечеру стянулись облака, темень была, хоть глаз выколи. Так-так зажег фонарик и повел гостей по едва заметной тропке. За Так-таком шли вереницей ворона (она не стала лететь, боясь напороться на торчавшие в беспорядке сучья и ветки), кот, петух с женами, замыкал отряд пес с цыплятами. Гриша какое-то время терпел ворону впереди себя, но, в конце концов, занял ее место. Проводник изредка останавливался и ощупывал фонариком путников, чтобы удостовериться, не отстал ли кто от группы. Когда узкий луч света прыгал по нависшим веткам, то и дело проваливаясь в бездонную темноту, становилось жутко, но голодным и смертельно уставшим путникам было не до страха. К тому же заметно похолодало. Все мечтали поскорее дойти до приюта, согреться, поесть и как следует отдохнуть. Ведь впереди была полная неизвестность. Край, может быть, и добрый, но к кому? Одним цыплятам в корзинке, прижавшимся друг к другу, было уютно и тепло от дыхания Маклеода.
— Вот мы и пришли, — произнес Так-так и осветил фонариком небольшую бревенчатую избушку.
— А мы поместимся там? — спросил Григорий.
— Поместитесь! Это снаружи избушка выглядит маленькой, а внутри просторно! Я ж говорил про аномальную зону. Тут не только за неделю вперед всё известно, а и пространство раздвигается в любую сторону на пятьсот километров. Хоть до поселка вашего первого хозяина Мартонена, славный рыцарь Юстас, или до вашего Петербурга, славный шотландский барон Гордон Первый Маклеод Единственный.
— Из избушки можно попасть прямо в мой дом? — спросил кот.
— Да запросто!
— Что, и Мартонен может попасть в избушку? — забеспокоился петух.
— А вот это нет! Здесь одностороннее движение, полупроводник, если проходили физику твердого тела. Туда можно, оттуда нет. Оттуда только тем путем, которым я вас привел. Ну да что мы стоим? В ногах правды нет.
Так-так снял шляпу и пригласил пройти в избушку. Гостей встретила старушка, опрятно одетая, в цветастом передничке, гладко причесанная, без всяких пресловутых косм, о которых столько наврали всякие сказочники. Лучезарно глядя на входящих, она протягивала им хлеб-соль и приветствовала:
— Добро пожаловать в мой дом!
Так-так представил ее гостям:
— Моя третьестепенная бабушка, руова* Лоухи.
— Вообще-то я нэити**, — поправила третьестепенного внука старушка, — но это неважно. Я не имею никакого отношения к той Лоухи, что в «Калевале», но я тоже родом из Карелии. Из России. Так что многим из вас землячка. Да и остальным не чужая, так как, сколько помню себя, живу в Финляндии. На два дома в одном доме, во как! Этот домишко пришел сюда еще в девятнадцатом веке.
____________________________
* Ruova, руова (фин.) — обращение к замужней женщине, госпожа.
** Neiti, нэити (фин.) — обращение к девушке.

Затем Так-так представил пришедших, не забыв титул каждого, а про цыплят сказал, что это наиболее вероятные претенденты на производство финского табака. Дура-Жанна опять было всколыхнулась, но Юстас гневно толкнул ее крылом. Та тут же успокоилась. Когда ее цыплят начинали хвалить, Дура-Жанна от гордости надувалась и лезла вперед, а как переставали, тут же забывала о них.
Гости уже стали переминаться с лапы на лапу от долгой церемонии представления, но тут Так-так пригласил всех за стол, посреди которого радушно дымился огромный ароматный пирог из ржаной муки калакукко с лососем и перловкой и застыла в почтении пред гостями пузатая бутыль бражки.
— На землянике, — указала Лоухи на бутыль.
Так-так ловко разлил бардовый напиток по стаканчикам.
— За тебя, бабуля! За вас, дорогие гости! За Добрый край! — произнес он, ловко объединив сразу три тоста.
Бражка и пирог были такие вкусные, что едоки не заметили, как умяли всё до последней крошки. Кот, отдуваясь, сказал:
— Здесь, и правда, время другое. Хотел бы вкушать этот пирог целую вечность, а он закончился в мгновение ока!
— Благодарю вас, досточтимый сэр Дарий-Григорий Второй за столь изысканный комплимент! — произнес Так-так, а Лоухи подскочила со своего табурета и сделала девичий книксен.
— Я рада! Я так рада! — воскликнула она. — С хорошими гостями и хозяева хорошо покушают! А теперь прошу в опочивальню! — Старушка ткнула пальцем в стенку, и та вдруг покатилась куда-то вдаль, открыв комнату с кроватями, напитанную свежим запахом простынь и наволочек.


Глава 7. Ночная беседа

Едва коснувшись головами подушек, путники тут же провалились в сон, глубокий и спокойный, какой бывает разве что в детской колыбели. Не спалось лишь Григорию. Как ни странно, новое место настроило его на мечтательный лад. При таком настроении кота обычно тянуло на свежий воздух, под звезды и луну, к запахам и звукам бездонной тьмы. В такие минуты он упивался своим одиночеством и воспоминаниями… Гриша поднялся с постели и вышел из спальни. Старушка с внуком сидели возле самовара и пили чай.
— Не спится? — улыбнулась Лоухи. — Что-то мешает?
— Нет, благодарствую. Всё прекрасно.
— Чайку?
— С удовольствием!
Кот сел на табурет и налил чай в блюдце.
— Узнаю русскую привычку пить чай из блюдечка и прикусывать рафинадом.
— Они давно так не пьют, — сказал Так-так. — Это уже пережиток.
— Ну что ты, Такушка! Господин Дарий-Григорий Второй вовсе не похож на саблезубого кота.
— Я выродок, роува Лоухи, — пошутил Григорий.
— Наити, — мягко поправила кота старушка. — Лучше говорите: госпожа.
— Миль пардон, госпожа наити! Горячий не пью, как обжегся на молоке. Хозяйка кастрюльку не закрыла.
— Как, нарочно?
— Ну что вы! Есть грех — любопытен… Какой ароматный чай!
— Иван-чай. Иммунитет повышает и очень полезен мужчинам.
— Я не жалуюсь, — откашлялся кот. — Впрочем, я одинок. Юстасу надо порекомендовать.
— Маклеоду не помешает, — сказал Так-так. — Беднягу утомила дорога.
— Старенький он, — вздохнул Григорий. — А скажите, почему вы это место называете Добрым краем? Это официальное название или аллегория?
— Официальное. И единственное. Другого Доброго края нет. Тут только мы с бабулей живем да теперь вы. Сюда даже злой комар не проскочит без нашего разрешения.
— А как же мы?
— Интересная компашка у вас подобралась, явных злючек нет, есть не очень далекие особы, но это поправимо, тут всё близко. А неявные злючки у нас легко становятся самыми добродушными созданиями.
— Да-да, очень легко! — подтвердила Лоухи.
Незаметно прошел час, может, и больше — время тут не ощущалось. Из спальни вышел Маклеод. Ему тоже предложили чай, но вместо сахара хозяйка подала сахарную косточку, чем растрогала старика до слез.
Так-так, заметив, что кота и особенно пса напрягает обращение по полной форме, предложил демократически обходиться без титулов, бесполезных в этом месте.
— Ведь мы, в конце концов, не в Палате общин, — сказал Так-так и одобрительно улыбнулся Грише, заметив, что тот оценил шутку. Ничто так не сближает и ничто не дается так легко, как чувство юмора, когда оно есть.
— А Юстас не может без титула, — сказал Маклеод. — Он носит его, как орден.
— Петух, что вы хотите! Петуху без титула только в котел или на мангал. А с титулом можно и в историю попасть. В крайнем случае, в элиту.
Услышав про элиту, Григорий не удержался от философской мысли, косвенно намекая, что и он из этих же сфер:
— В элите кого только не встретишь!
— Да-да, — согласился Так-так. — Жаль, в непогоду с элиты сползает позолота, обнажая чернь… Не сочтите назойливым, — обратился он к сеттеру, — ведь у вас нет паспорта? Как вы пересекли границу? И от бешенства не привиты. Хотя и так видно, что вы не бешеный.
— Боже упаси!
— У вас должна быть масса справок.
— Кошмар сколько! — сказал пес. — Я вообще не знаю, зачем людям эта морока с собачьими документами? Себя они не парят — получил шенген и ступай, куда хочешь! А для меня нужны ветеринарная книжка, клеймо, микрочип, всякие прививки, глистогон, международный сертификат… Я породистый, значит, еще справка о том, что своим отсутствием (и кто его заметит, мое отсутствие?) я не нанесу вреда отечественному собаководству! Что я не единственный представитель породы (а ведь я единственный!), что без меня не вымрет порода в стране. Так она и без меня вымрет — вместе со мной. К тому же документы должны быть на английском языке, который Денис не знает и знать не хочет. И это не главное!
— А что же главное? — полюбопытствовал Так-так. — Вы так интересно рассказываете о темном для меня предмете — пограничных заморочках. Мы с бабулей живем без границ. Зачем границы добру? Границы там, где зло.
— Вы правы, именно заморочках! За то время, что проверяют мои документы и сканируют чип, тысячи диких зверей, поодиночке и стаями, без паспортов и без чипов пересекают границу! И никто не останавливает их! Как их остановишь? Когда я шел позади волчьей стаи, пограничники не остановили нас. Навстречу промчались кабаны с поросятами, волки посторонились, а солдаты и вовсе попрятались от них. Страху тогда я натерпелся!
— Повезло вам, — поддакнул Так-так. — Эти растерзают и волка. Теперь понятно, как вы очутились здесь. Вы бродяга без паспорта. Как же так, ведь у вас богатая родословная!
— Се ля ви*, — вздохнул пес. — Собачья жизнь! Я один в шотландской родне без паспорта!
____________________
* C'est La Vie (фр.) — такова жизнь.

— Почему? Когда вас забирали из клуба, должны были выдать паспорт.
— Дело в том, что я не от клуба. Мои родители — папаша с длинной родословной, а вот мамаша беспаспортная, хоть и аристократических кровей. Ее ввезли в Россию контрабандой. Можно, конечно, было оформить паспорт, но Денису не до этого было. И я стал переходить границу, как волк. Хозяин высаживал меня из машины за несколько километров до пункта пропуска, я пересекал границу, а потом подсаживался к нему уже на той стороне. И обратно так же. Практикуем не первый год.
— Да вы, батенька, не просто бродяга, вы злостный нарушитель границы! Упекут вашего хозяина в каталажку!
— Не упекут. Он в России. В Штатах шерсть вывел, теперь на водах.
— Я в курсе, — ухмыльнулся Так-так. — Хотя по статусу вас можно причислить и к эмигрантам. «Без бумажки ты — букашка, А с бумажкой — человек» — помните песенку? Ну да оставим это. Я обещал рассказать о нашей зоне. Вам это будет интересно, а птицы обойдутся — поверхностные создания! Особенно дамы.
При этих словах Гриша самодовольно усмехнулся, а Маклеод жарко задышал, что у него было знаком высочайшего одобрения.
— Вышло так, друзья мои, — продолжил Так-так, — что наш край сплошь окружили аномальные зоны. Люди не замечают этого, у них всё аномальное давно превратилось в нормальное, а отсюда хорошо видно, как там гибнет всё живое. Что вы хотите — гиблые места! Нам с бабулей трудно стало бороться с наползающей лавой зла.
— А как вы боретесь?
— Зло не снаружи, зло внутри нас. Надо изгнать его из себя, и не впускать новое. Как только у нас это получилось, край стал Добрым.
— А практически, как это сделать? Ведь зло с добром не разорвать.
— Мы же знаем, что будет через неделю, вот и разбираемся семь дней, где зло, а где добро, отделяем их друг от друга. Я сделал сепаратор, в котором отбиваю зло и выбрасываю его в сточную канаву. Плохо, конечно, что оно возвращается в человеческий мир. Но там всё равно никому до этого дела нет. Да и это обычный круговорот зла в природе. Зато хоть наш край без зла, и занимает площадь диаметром в тысячу километров!
— А как понять, что тут зона добра?
— Торопитесь вы! Всё узнаете. Комфортно здесь, ничто не гнетет? Это главное — нет страха. Как рассветет, я покажу окрестности. Здесь вы не увидите погибших птиц и животных, выжженной земли и сгоревших дотла деревьев. Тут нет светящихся шаров, странных предметов, нет призраков в белом (не считая меня, но я не видение, можете пощупать), пугающих звуков и мстительных взглядов. Тут вообще нет ничего, что нельзя объяснить. Зато сколько красивых деревьев, кустарников, цветов! Ясень, ольха, лещина, бересклет, крушина... Нарциссы, гортензия, анютины глазки, пеларгония, петуния, рододендроны… Поляны розового вереска и земляники! А малина, сирень! О, скорее бы настал рассвет!


Глава 8. Происшествие

Забрезжил рассвет, но — удивительное дело — Юстас не проснулся, во всяком случае, не драл по привычке горло. Гриша вышел на крыльцо, протер лапой влажные перила. Взошло солнце, зажужжали мухи. Совсем не хотелось спать. Но почему дрыхнет петух? Вышли Так-так с Лоухи.
— Не заболел ли наш Карузо? — спросил кот.
— Чего ему тут орать? — сказал Так-так. — Петушиный крик — пустое, бахвальство одно. Перед кем здесь бахвалиться?
Петух, словно услышав, что речь шла о нем, вышел на крыльцо, громко хлопнув дверью и разбудив всех, кто еще спал. Послышалось кудахтанье, цыплячий писк.
— А где Чернавка? — спросил Юстас. — В спальне ее нет.
— Обследует край, — успокоила петуха хозяйка. — Все встали? Завтрак на столе.
После завтрака Так-так повел гостей на вересковую поляну, потом в малинник, в котором малина созревала на месяц раньше, чем в других местах. В малиннике они увидели ворону. Чернавка с большим аппетитом уплетала ягоды.
— Вот не знала о такой вкуснятине! — воскликнула она.
— Конечно, малина только в Африке растет! — сыронизировал Григорий. — Михал Иванычу оставь!
— Он сейчас рыбу ловит, — сказал Так-так.
— Эх, и я по рыбалке соскучился!
— В чем же дело? — сказал Так-так. — Озеро вон там. В лодке удочки, банка с червями, ведерко. А мы еще походим.
— Я с тобой! — воскликнул петух. — Никогда не ловил рыбу!
— Зачем она тебе? Смотри, сколько ягод, жуков-червяков! — пробовал урезонить петуха кот, опасаясь, что тот своим криком распугает рыбу, но Юстаса было не переубедить. Пришлось взять его.
— Ты хоть ловил рыбу на удочку?
— Рыба летает?
— Всё ясно. Не хуже тебя.
— Юстас! — воскликнула Дура-Жанна. — Ты обещал поиграть с цыплятами!
— Вот и играй! Не лезь в мужские дела! — оборвал курицу петух, а кот добавил:
— Ешь червяков да неси яйца.
Юстас одобрительно засмеялся.
Озеро оказалось невдалеке. Глазам рыбаков предстал тихий заливчик, покрытый лилиями с коридором чистой воды для прохода лодки. Лодка стояла на причале. Они взяли удочки, банку с червями, ведерко для улова и уселись на бережку.
— Нанижи червячка. — Кот поплевал на червяка и ловко нанизал его на крючок. — Делай как я, боец!
Петух поплевал на червяка и проглотил его.
— Нанизал? Теперь забрасывай.
Юстас кинул удочку в воду.
Кот от неожиданности подскочил на месте и покрутил у виска лапой.
— Ты чего? Крючок надо забрасывать, а не удилище!
— Да откуда я знал? — обиделся петух.
— Как теперь ее достать? Плавать умеешь?
— Я? — передернулся от ужаса петух.
— Эх, неумеха! Чего не сделаешь ради друга.
Кот, задрав хвост, на задних лапах зашел в воду и палкой подтянул удилище.
Рыболовы закинули крючки и стали ждать поклевки. У кота клевало, но всякий раз рыба срывалась.
— Не везет, — вздохнул Григорий. — А почему у тебя не клюет? Погляди крючок, червяка нет? Ну да, голый. Рыба съела. Нанизывай нового. Э, приятель, а чего это ты его в клюв взял?
— А чем мне его брать? У меня нет твоих когтей.
— О господи, что у тебя вообще есть, голодранец? Плюй и забрасывай в воду.
— Червяка?! — опешил Юстас. — Ты что? Его — в воду?
— Дурень! На него же рыбу ловят! Дай нанижу!
Знай петух, что придется червяка бросать на съедение рыбам — ни за что не пошел бы на рыбалку! Но скоро у него заклевало, и он вытащил красноперку. Рыбка сорвалась с крючка и, сверкнув на солнце, шлепнулась на песок. В это время повело поплавок и у кота. Григорий схватил удилище и встал на кромку берега. Хвост его распушился, усы встали торчком, глаза загорелись. Не чуждый чувства прекрасного, Юстас подумал: «Хороший вышел бы портрет рыбака Григория, будь я художником!» Затем петух перевел взгляд на прыгавшую рыбку и, склонив голову, с интересом наблюдал, как та прыгала к воде, пока не булькнула в озеро. У кота поплавок замер, он достал леску из воды, на крючке червяка не было.
— А ты чего упустил рыбу?
— Почему упустил? Поймал. Она сама упрыгала.
— Поймал, когда она в ведре будет!
— Зачем ее туда? — буркнул петух. — В озере ей лучше.
Вскоре послышались голоса. Прибежали цыплята, а за ними появились и все остальные.
— Как улов? — спросил Так-так и глянул в ведро. Там было пусто. — Ничего, в другой раз поймаете. Но в другом месте. Здесь одни щуки, а для них блесна нужна.

Незаметно пролетело три дня, и Григорий захандрил. Он вдруг подумал, что Петр наверняка ищет его и конечно же нигде не может найти. «Как же я забыл о нем? — ругал себя кот. — Ведь он никогда не забывал обо мне. Даже уезжая в командировку договаривался с Максимом, чтобы тот приходил кормить меня, причесывать, включать на час-другой телевизор… Какой же я неблагодарный!»
Так-так обратил внимание на упавшее настроение Григория и спросил, не хочет ли тот навестить Петра. Кот обрадовался и машинально спросил:
— Может и Маклеода с Юстасом захватить? О них ведь тоже беспокоятся.
— Захвати. Знаешь что, я, пожалуй, тоже с вами пойду. Посмотрю, как там Петр, Зинаида. Мартонена навещу, давненько не был у него.
— Вы знакомы? — удивился Гриша.
— Общались как-то, — уклончиво ответил Так-так. — Нормальный мужчина.
Но в этот же день отправиться в поселок не получилось. Помешало неожиданное происшествие. В полдень возле избушки Лоухи объявились трое парней. Они о чем-то громко спорили. На крыльцо вышла Лоухи.
— А вот и баба Яга! — загоготал один из юнцов в ковбойской бандане.
— Кто такой, мил-человек? — спросила его хозяйка.
— Экстремал. Бабуся, ты чё, тут в натуре живешь?
— Живу, милок, и тружусь. Вы-то что тут забыли?
— Остров изучаем. Заплутали малость.
— Чего изучать его? Остров как остров.
— Мы спецы по аномальным зонам.
— И с богом! Где вы тут увидели аномальную зону?
— Ну как же, на карте отмечено.
— На какой?
— Въедливая старушка, — бросил речистый экстремал приятелям и небрежно помахал в воздухе рукой: — Да их полно этих карт с геопатогенными зонами!
— Ты хоть одну-то покажи! — не сдавалась Лоухи. Из дверей вышел Так-так.
— А это что за чудо! — воскликнула бандана.
— Чудо-юдо рыба-кит! — отрезал хозяин. — И царь Спарты Леонид!
— Опаньки! — опешил ковбой. — Бабуся, зачем карта? Вот это — разве не из зоны? — Он вдруг захлопал себя руками по ляжкам и дико загоготал. А двое других в восторге стали стукаться лбами, как бараны.
Тут на крыльце появился Григорий. Он сел на перила, свесив задние лапы, и спросил парня:
— Чего гогочешь, гусь?
Юнец едва не лишился дара речи.
— Товарищи! Да тут и коты говорящие!
— Еще и козлы, — не удержался Григорий от оскорбления. Он-то хорошо знал, как не любят люди этого обидного прозвища, хотя, что плохого, скажем, в винторогом козле или в туре? Отменные красавцы!
— Что ты вякнул, комок рыжей пакли? Да я тебя! — Парень замахнулся на кота, но тот неуловимым движением лапы разодрал ему руку.
— Не суйся! Еще получишь, — спокойно сказал он пострадавшему, но тот схватил палку.
Так-так разозлился не на шутку:
— Молодые люди! Вам лучше убраться отсюда подобру-поздорову. Считаю до трех.
Однако поганцы вовсе не думали убираться, а стали подниматься на крыльцо.
— Раз! Два! Три! — сказал хозяин края и дунул на пришельцев. Тех в мгновение ока не стало. Так-так глянул на солнце в зените, словно ища у него поддержки, и обратился к Лоухи: — Как думаешь, в оболочке пробой или что?
— Всё может быть, Такушка. Надо посмотреть.
— Первый раз такое. Как бы за цветочками ягодки не явились… Бабуля, я пошел, до вечера обернусь, а ты продезинфицируй после хлопцев атмосферу.


Глава 9. Страшно даже здесь

Так-так успел вернуться засветло до дождя. С собою он принес целое ведро плотвы, окуней и голавликов. Знакомый рыбак подарил ему рыбу в Карелии, где Так-так обнаружил дыру в оболочке края. К вечеру на небо набежали тучи, стал накрапывать дождь. Все зашли в избушку. Быстро стемнело. В наступившей тишине слышно было, как у проголодавшегося пса урчит в животе. Зажгли свечи. Лоухи, напевая песню из репертуара Мирей Матье, колдовала у плиты, но особого аппетита не было даже у Маклеода. Было тревожно, непонятно отчего. Но когда стряпуха подала толстенную рыбную запеканку, источавшую умопомрачительный аромат, никто не стал дожидаться, когда его попросят скушать хотя бы кусочек. С аппетитом пришел и азарт. Блюдо поглощали так споро, что оно и не заметило, как исчезло со стола.
— Ой, бабуля, уважила! С пальцами проглотил. Спиши рецепт, — нарушил молчание Так-так. Оглядев насытившихся гостей, сменил тему: — Однако надо к буре подготовиться.
— Шторм дойдет до сорока трех узлов, — уточнила Лоухи. — Такушка, ты дыру хорошо залатал?
— Не прорвет, бабуля… Как-то не по себе сегодня, а?
— Да, напирает стихия. Как бы не продавила… Ну да вспомни, как раньше было. Осилим и это.
— Ой, а что осилим? — спросила Дура-Жанна. — Сильно беспокоюсь за чад!
— Осилим ужин, драгоценная Д'Жанна! — воскликнул Так-так. — Да уже осилили! Бабуля, запеканка чудо! Спасибо большое! Пойду избушку закреплю, а то унесет куда-нибудь.
Так-так вышел, бормоча: «Всех любителей чад кинуть в озеро Чад! Потом вынуть оттуда — для любителей чуда. Что за чушь я порю! Д'Жанне чушь подарю!» После плотного ужина на него часто находило поэтическое настроение.
— Когда начнется непогода, вы не пужайтесь, — сказала Лоухи. — В моей избенке бояться нечего. Буря побушует и уйдет, и всё будет, как было. Деток уложи, Жанна, пора им спать.
— Я уложу, — сказал Юстас. — Ребятня, за мной!
— Какой у тебя заботливый муж! — сказала Лоухи.
Д'Жанна горделиво поглядела на Пеструху, но та проигнорировала ее самодовольный взгляд, так как подбирала крошки со стола.
Так-так тем временем закрепил избушку, чтобы ее не повалил и не унес ветер. По углам домика были цепи, которые хозяин зацепил за огромные крюки-якоря, врытые в землю. Чтобы избушку не придавило поваленное дерево, буде таковое, Так-так окружил ближайшие сосны и березы специальными подпорками, не наносившими вреда стволам.
Ночью началась буря. С воем налетел шквал ветра, под напором которого ломались ветки и огромные деревья гнулись чуть ли не до земли. Засверкали синие молнии. Трескучий и раскатистый гром, казалось, раскалывает небосвод. Хлынул, как из ведра, дождь. Избушка качалась и дергалась, точно ее несло по волнам. Порывы ветра рвали ее с якорей, как воздушный шарик, но цепи были надежные.
— Это лишь шторм, так что не дрейфь, команда! — прокричал Так-так, перекрикивая рев бури, доносившийся снаружи. — Вот когда шторм переходит в ураган, тогда есть чего опасаться, и есть на что поглядеть, но тут такого не было, и вряд ли будет. Хорошо, здесь не открытое море. Видели бы вы ураган на море. Может, кто видел?
Все молчали. Даже Григорий, хотя по телеку он не раз видел жуткие и разрушительные цунами, тайфуны, торнадо. Одно дело видеть в телеке — «бурю в стакане воды», а другое дело — оказаться в бушующем море.
— Незабываемое зрелище! Я наблюдал арктический ураган на Балтике. Волны выше пятиэтажек. Темно-серо-зеленое небо — низкое, лохматое; море, как бешеный зверь, — коричневое от взбаламученного песка; в воздухе хлопья белой пены и белые чайки. Пену уносит, а чайки висят, как прибитые. Никак не мог понять, почему их не сносит ветер? А они — машут крыльями и сами летят ему навстречу. Молодцы!
К утру буря утихла. Гости уснули. Утихла и тревога, обеспокоившая Так-така своей необычностью. Лоухи внешне оставалась бесстрастной, но видно было, что и ей не по себе. Они оба нутром ощущали в воздухе — в атмосфере — какую-то примесь, вроде запашка паленых перьев.
Лоухи спросила:
— Такушка, тебе не показалось странной наша тревога? Отчего она? От тех недорослей? А Григорий-то — молодчина! А? От бури? Да что буря, не в первый раз… Словно сам воздух вызвал тревогу. Точно в нем растворилось что-то… А ведь когда я дезинфицировала воздух, он не очень-то хотел очищаться, именно — не хотел, как живое существо! Вот, вот в чем дело! Воздух стал чужим!.. Уже светло. Давай-ка выйдем и посмотрим, как там. С якорей сними избушку, не любит она цепей.
Вышли на крыльцо. Воздух был по-прежнему свеж и приятен, небо обычное, совсем безоблачное, светило солнце, дул приятный ветерок. Хозяева занялись очисткой участка от сломанных веток и шишек. Так-так поднял упавшую изгородь, освободил избушку из якорного плена, слышно было, как та облегченно вздохнула. Лоухи засмеялась:
— Я же говорила тебе!
И тут Лоухи обратила внимание, как с запада наползают какие-то странные шарообразные и плоские квадратные облака. Уж кто-кто, а она досконально знала об облаках всё, поскольку много лет преподавала в Высшей школе природоведения предмет «Особенности небесной стихии»! По небу ползли исполины, похожие на листы бумаги салатного цвета и катились, подскакивая, изумрудные мячи. Не было ни одного облака привычной формы — в виде нити, когтя, волны, барашка, башенки, паруса, ряби, куска ваты, слюды, хлопьев, бесформенной кучи, наконец, или фигуры! Не было и привычного цвета облаков — ярко-белого, серого, синеватого, темно-синего, расплывчато туманного или перламутрового…
— Может, это НЛО, Такушка? Но сколько! Не может быть!
Так-так в задумчивости глядел на небо и пожимал плечами.
— Ой, теряюсь в догадках, бабуля. Тебе лучше знать.
— Такушка, а уж не газовая ли это атака наших старых друзей? Сходи-ка ты завтра туда, Мартонена проведай, — сказал Лоухи. — Может, и там тоже новости есть.
— Хорошо, бабуль. С утра отправлюсь.
Лоухи и Так-так называли внешний мир, расположенный за краем их Доброго края словом «там», а если надо было наведаться туда, так и говорили — «туда».
Неожиданно небесные полки, точно испугавшись намерения Лоухи разузнать о них «там», исчезли. Не осталось ни одного облака!


Глава 10. И было утро, и был вечер

С утра Лоухи подготавливала новые грядки для пересадки клубники.
— Юстас, зови сюда своих! — позвала она. — Тут дождевых червей полно.
— Благородное дело — труд на земле! — изрек петух, знакомый с мнением на сей счет телеведущих и ведомых, столь же далеких от земледельческого труда, как и он сам. Прохаживаясь по дорожкам между грядками, Юстас ловко выдергивал из взрыхленной почвы червей, длинных и жирных. Лоухи едва сдержала улыбку — петух мог бы стать идеальным натурщиком для живописца, поднаторевшего на создании монарших портретов.
— И не только благородное, но и здоровое. Думаешь, почему я дожила до моих лет, коим скоро будет сто двадцать пять? Пятью пять — двадцать пять, и еще раз на пять! Пять в кубе — знаком с этой арифметикой?
— Арифметика — мой конек! — воскликнул петух. — А в Кубе живет мой дядя Коко у зятя Мартонена, Педро Ланквиста.
— Да не в Кубе, а на Кубе. Это же не Украина.
— Да не всё ли равно — это грамматика. Арифметика — вот фантастика!
— Ух ты! Именно копошение на земле подарило мне эту фантастику: мои года — мое богатство.
— Я тоже люблю копаться в земле!
— Быть и тебе долгожителем. Ну, хотя бы два в кубе. Соображаешь, сколько это?
— Пока с трудом, но лет через сто, думаю, соображу.
На тропинке показался Так-так.
— Наконец-то! Что долго так, Такушка? Я уж беспокоиться стала.
— Всё то же. Инту пока не накормит до отвала, не отпустит.
— Как он?
— Как бочка стал. Кланяется тебе. Хотя наклониться уже и не может. По петуху скучает. Юстас, Мартонен тебе привет шлет! Бабуль, от Инту новости есть, вернее, от его родственника депутата. Пошли в дом, расскажу, отдохнешь заодно.
— Да я полна сил. Я на земле отдыхаю. Клубнику вот надо было еще в том году пересадить. Шестой год пошел, измельчала совсем.
— Пойдем-пойдем, сам посидеть хочу, устал.
Так-так сел возле окошка и рассказал, что у Мартонена всё хорошо, двадцать четвертого июня, на Иванов день выдает замуж Миию, а вот в мире всё хуже и хуже. Депутат на выходные был у Мартонена, сетовал, что этим летом дети и подростки — не только в Финляндии, но и во всем мире — стали совсем неуправляемыми. Верне, они управляемы непонятно кем из Интернета и социальных сетей. Совсем отбились от рук, не слушаются взрослых, стали жестокими и агрессивными, издеваются над стариками. Малышня — сущие бесенята. Якобы выявлен компьютерный вирус Си-1Ви-1 (C1V1), который разрушает не только компьютерную систему, но и человека.
— Только смотри, об этом никому. Инту по секрету сказал.
— Да от меня кому? Разве что Григорию.
— Ему как раз и не надо. От него Петру, от Петра — Ирине, а женщины, уж прости, как решето. А вот в природе никаких изменений я не заметил, хотя в воздухе и чувствовалась тревога, вроде нашей вчерашней. Может, не столь явственная. Облаков не видел. Мартонен тоже ничего про них не слыхал.
— Вот что я думаю, Такушка, — сказала Лоухи. — Осталось два-три дня, и эти облака появятся и там. Что принесут они, трудно сказать, но определенно ничего доброго. Не настоящие они. И заметь, перед ними случился ураган, едва не унесший нашу избушку в тартарары. Думаю, к вечеру надо ждать еще каких-нибудь гостей или природных катаклизмов. Расслабляться нельзя. Надо понять, откуда эта зараза проникает к нам, в чем ее опасность. Признаться, я в замешательстве. До сих пор не по себе, вон, руки даже дрожат…
— Ты меньше на грядках пропадай. Сколько нам надо этой клубники? Разбила плантацию! Сколько грядок, двенадцать? Столько земли перелопатить за утро! Задрожишь тут!
— Ты, Такушка, лучше скажи, на Иванов день будешь цветок папоротника искать?
— Обязательно. Можно и Григория взять, смышленый котик. А для Маклеода надо баньку протопить, чтоб попарил косточки, а после по росе походил.
Лоухи оказалась права. К вечеру снова появились облака необычной формы и неестественного цвета. Причем они не приползли с запада, как вчера, а словно выпрыгнули из-за горизонта. К тому же они были не разрозненные, а слепленные в фигуру, напоминавшую огромного дракона. Дракон застыл над домом лесника, в паре километров от избушки. Он точно раздумывал, что делать дальше. Воцарилась жуткая тишина. Попрятались птицы, бабочки, муравьи и пчелы. Закрылись лютики, ноготки, бархатцы и гвоздики, точно наступила ночь, даже шиповник, который отходит ко сну лишь поздно вечером.
— Такушка, доставай пушку, — шепнула на ухо внуку Лоухи. — Только не суетись. Надо это облако уничтожить, иначе оно уничтожит нас. Похоже, дракон ждет команды.
Так-так нажал на потайную кнопку под крыльцом, пласт земли уехал вбок, явив вход в подземное помещение. Вниз вели рельсы и ступеньки между ними. Так-так спустился и вскоре выехал оттуда верхом на странном многоствольном агрегате, центральное жерло которого окружали еще шесть стволов. За пушкой тянулся электрокабель.
— Ну что, моя славная, — погладил Так-так пушку. — Займемся стрельбой по воробьям?
— Ты чересчур самокритичен, — сказала Лоухи. — Прошлым летом пушка прекрасно зарекомендовала себя. Помнишь ту «тучку», что весила двадцать миллионов тонн? Заряжена?
— Да, всё готово, — кивнул Так-так.
— Бей дракону по башке. Хорошо, в том месте уклон к озеру, вода туда хлынет, но и нам достанется. Уж очень большая туча.
— Все заткнули уши! — предупредил Так-так.
Пушкарь поставил рядом с собой коробку с запасными капсулами, направил пушку на облако, махнул рукой, чтобы любопытные отошли подальше от пушки, и нажал на рычаг спуска. Раздался грохот. В небо улетели семь снарядов  и через несколько секунд взорвали голову дракона. Так-так быстро заложил в пушку очередную порцию округлых капсул и нажал рычаг спуска. Этот залп добил дракона окончательно, оставив вместо него белое облако распыленного химического реагента. Реагент нужен был для того, чтобы капли воды и кристаллы льда примерзали и прилипали к его частицам, становились тяжелыми и падали на землю в виде дождя.
— Ну, Такушка, Разгонитель туч, закатывай пушку, закрывай подпол. Сейчас придет вода. Все в дом!
Собственно, все и так уже были в доме, один Григорий сидел на своем излюбленном месте — на крылечных перилах.
«Разгонитель туч» быстро спрятал пушку и закрыл люк, но вода так и не пришла.
— Потоп отменятся, — произнесла Лоухи. — Странно. Куда же делась вода из облака? Там ее, по моим прикидкам, хватило бы, чтобы сюда пришла волна высотой не меньше метра. Заряды-то еще остались?
— Да, на два залпа, — ответил внук. — Что-то я устал. Перенервничал.
Он зашел в избушку и прилег отдохнуть.
— Круто! — подал голос Григорий. — Я такого еще не видел!
— Ты еще много чего не видел, Григорий! — сказала Лоухи. — Эта пушка дипломный проект внука — «генератор града». У него есть изобретения и покруче. Одно время он вплотную занимался вопросами охраны природы. Из-за них оставил друзей, девушку, не создал семьи. Как и я, — вздохнула старушка. — Но теперь что уж!..
И тут ее взору предстала пожилая дама, худая, с клюкой, в несколько экстравагантном для ее возраста открытом черном платье, черной шляпке с алой розой и черных очках. Дама подошла к хозяйке, сняла очки.
— Мое почтение, Лоухи!
— Здравствуй, Кольгрима.
— Удивлена?
— Больше тому, что ты без черной маски и с посошком. Такая резвая была и таинственная. Сто лет назад.
— Артрит. Года-года, — вздохнула гостья. — А посошок из крымского самшита, прочный, прочнее костей.
— На коленках ходи. По триста-пятьсот шагов.
— Пробовала. Мертвому припарки! В дом пригласишь? Хоромы-то у тебя не ахти.
— Поместимся.
— Я не одна. Со мной два помощника.
— И где они?
Кольгрима сунула два пальца в рот и свистнула, да так залихватски, что у Григория от восторга отвисла челюсть. Тут же явились два молодца — косматый, одутловатый, нечистоплотный, рохля рохлей и стройный, подтянутый, черноволосый красавец.
— Стикс и Ахеронт, — представила Кольгрима красавчика и рохлю. — Теоретик и практик. Они у меня компьютерщики, хакеры. Стикс спец по программам, а Ахеронт по вирусам.
— Я их знаю, — сказала Лоухи — Они с моим внуком учились в Высшей школе природоведения. На фото выпускников видела. Да вот он и сам!
Так-так, услышав голоса, вышел на крыльцо.
— Привет, Так-так! — приветствовали его хакеры.
Тот с удивлением посмотрел на них и воскликнул цитатой из любимой трагедии «Гамлет» Вильяма Шекспира:
— Ба, милые друзья! Ты, Гильденстерн, ты, Розенкранц? Ну, как дела, ребята?
— Так-так, не узнал? Это же мы — Стикс и Ахеронт!
— Да узнал, узнал. — Так-так поздоровался за руку с однокашниками и поклонился гостье в черном: — Здравствуйте, руова Кольгрима!
Та, холодно взглянув на него, как на посторонний предмет, и поджав губы, сказала:
— Если позволите, я нэити. Мое почтение, херра Так-так!


Глава 11. Объяснились

Гости повели себя странно. Кольгрима попросила Лоухи удалить из помещения всех животных. «Кроме господина Так-така», — оговорилась она. Думала она оскорбить этой просьбой внука Лоухи или нет — не ясно, но Так-так ничуть не оскорбился, поскольку и всех людей справедливо считал млекопитающими животными, отряда Приматов, семейства Гоминид, правда, типа того — Человек разумный. Гостья отказалась от угощения — мол, она на строгой диете, и попросила лишь стакан холодной негазированной воды, а молодые люди отменно сытого вида, напротив, набросились на фирменный рыбный пирог, как голодные. При этом они не только жадно ели, но и, похрюкивая, чуть не давились от смеха, вызываемого жалкой обстановкой избушки и убогостью ее обитателей. Кольгрима остро поглядывала на своих помощников, замораживая ледяным взглядом готовый сорваться с губ компьютерщиков смешок и прыгающих чертиков в их глазах. Разумеется, молодым людям было мало дела до того, о чем их покровительница рассказывает Лоухи. Да и саму гостью особо не заботило, хочет Лоухи или не хочет знать что-либо об их общих знакомых, многих из которых уже давно нет на свете. Впрочем, и хозяйка не слушала ее. Похоже, одному Так-таку было интересно наблюдать за этой дурацкой беседой. Он попивал чаек и ждал, когда наконец Кольгрима скажет, зачем она пожаловала сюда.
Когда Лоухи надоело слушать всякую чепуху, она прервала гостью:
— Кольгрима! Зачем этот балаган? Накушались, хлопцы? Выметайтесь на свежий воздух! Такушка, покажи гостечкам мою теплицу и грядки!
Так-так повел знакомцев на садово-огородный участок, а у хозяйки с гостьей состоялся жесткий разговор, о содержании которого после ухода незваных гостей Лоухи сказала коротко:
— Кольгрима хочет забрать Добрый край себе. Якобы он ее по наследству. Это ложь, как и всё, что она делает и говорит. Дракона она наслала, а создали его твои сокурсники. Они о чем-нибудь расспрашивали?
— Нет. Хвастали, какие они крутые программисты и что скоро изменят весь мир.
— От этих свинтусов всего можно ожидать.
— Бабуля, ты сказала про наследство. Это твоя сестра?
В это время прилетела Чернавка и сообщила, что проводила визитеров до поворота, за которым те исчезли, будто провалились сквозь землю.
— Спасибо, Чернавка! Это ее шаманы-лопари обучили — летать и исчезать, да еще менять направление ветра… Да, Такушка, это моя сводная сестра. Отец после кончины матушки женился на ведунье из Полесья. Сестренка, она на два года старше меня, с детства отличалась страшной завистливостью и злонравием. Лучше добрая ворона, чем злая сестра. Натерпелась я от нее тычков и наговоров... Такушка, не забыл — обещал Григория с Маклеодом в поселок отвести? Кольгрима до Иванова дня не станет трогать нас, хотя я ей не верю. Тем не менее, если вечером будет спокойно, завтра с утра сходите, только ненадолго, чтобы я не беспокоилась.
Вечер выдался тихий. В воздухе была разлита июньская благодать северного лета, хотелось беспричинно улыбаться и петь. Куры с предводителем самозабвенно рылись в земле, кот дрых кверху брюхом на лужайке, а пес убежал к озеру и рыскал по камышам. Ворона набивала брюхо в малиннике. Так-так, раскачиваясь в кресле-качалке, рассказывал бабуле о том, как во время учебы он любил ходить в оперный театр. День завершился без происшествий. Ночью все спокойно уснули, а Так-так уединился в изолированной от внешних воздействий потайной комнате, включил несколько компьютеров и стал широкозахватным способом собирать информацию со всего света о новом вирусе Си1Ви1 и его модификациях.
После завтрака Так-так, Григорий и Маклеод отправились в поселок. Они так быстро дошли до дома лесника, что кот и пес не успели даже разглядеть дорогу. Едва миновав домик, они тут же очутились на окраине поселка.
— Как это у нас так получилось? — воскликнул в восхищении кот. — Раз — там! Два — тут!
— У нас? — улыбнулся Так-так. — Волшебство!
Маклеод затряс головой, выбрасывая из ушей непонятное ему слово.
— Сначала к Петру? — спросил проводник.
— Вы идите к Петру, — сказал пес, — а я пойду к себе. Чует мой старый нос, что Денис вернулся!
— Смотри, Маклеод, тебе на всё про всё два часа. Потом возвращаемся. Если, конечно, хочешь вернуться в Добрый край.
— Хорошо. Конечно, хочу!
Дома был один Петр, он перестилал пол на террасе. Хозяин так сильно обрадовался, увидев кота, что даже не заметил Так-така. Прижав Гришу к груди, он несколько раз воскликнул:
— Ты где пропадал? Я уж думал, ты совсем ушел!
Наконец он заметил Так-така:
— Это что, муми-тролль?
— Позвольте отрекомендоваться, херра Петр, Так-так, Единственный в своем роде.
— Это мой новый друг! — сказал кот. — Волшебник! А где Ирина и девочки?
— Только что уехали в Муми-дален, вернутся вечером. А вы, простите, мистер Та-так, из Муми-далена?
— Нет, херра Петр, мой дом неподалеку. Простите, я оставлю вас на пару часов, проведаю приятеля в соседнем поселке. Вы его знаете — Инту Мартонена. Кстати, вам привет от Юстаса. Григорий расскажет. Чуть не забыл! Херра Петр…
— Давайте без херра.
— Хорошо. Петр, у вас есть знакомый вирусолог? Я имею в виду компьютерщика.
— Есть. Андрей. Он, правда, не мой знакомый, знакомый знакомых. Из Питера.
— Вот флэшка. Перешлите, пожалуйста, ему несколько файлов с данными о вирусе. Может, он укажет, как обезвредить его. На файле «Имя» я указал мой электронный адрес.
Когда Так-так ушел, Петр сбросил файлы Андрею, после чего стал расспрашивать Григория о том, где он пропадал столько дней. Тот красочно описал случившееся с ним и его друзьями. Петр с иронией отнесся к словам кота о Добром крае и летающем драконе, старой волшебнице и ее гениальном внуке, выраставших из-под земли и в нее проваливавшихся пришельцах, ускорении времени и мгновенном перемещении в пространстве. Явно, неумеренный восторг Гриши перед странными явлениями природы объяснялся недостатком его знаний об окружающем мире! Петр не удержался и с насмешкой спросил:
— Григорий, а НЛО там летают?
— Пока не попадались, — с серьезным видом ответил кот, отчего Петр почувствовал себя неловко и переключился на другую тему.
— Как там куры? Живы?
— Да пока кудахчут. А Юстас сдержаннее стал, за ум взялся.
Незаметно пролетели два часа. Маклеод и Так-так пришли одновременно. Пес был явно опечален, видно, не просто далось ему расставание с хозяином.
— Денис приехал? — спросил Григорий.
— Приехал.
Попрощались с Петром и через пару минут были уже около избушки Лоухи.
Так-так проверил почту, ответа от вирусолога еще не было. В потайную комнату зашла Лоухи. Внук рассказал ей о том, что был у Мартонена, ничего нового о природных катаклизмах или об эпидемиях тот не слышал.
— Значит, у нас еще есть денек, от силы два, — сказала Лоухи. — Мне бы, Такушка, узнать, где владения Кольгримы? Зная ее любовь к холоду и тайную зависть ко всему доброму, могу предположить, что она живет в одном из двух мест. Либо на необитаемом острове в Северном Ледовитом океане в замке, спрятанном во льдах и скалах. Либо в ледяном дворце на плоскогорье Лапландии. Хотя с годами, может, ей и захотелось погреться где-нибудь в подземном царстве, входом в которое служит жерло одного из потухших вулканов на Мадагаскаре? Впрочем, это вряд ли. Конечно, идеальным местом для нее была бы Лапландия. Сестренка хорошо знает страну саамов, там у нее много тайных мест, пещер и подземных лабиринтов, много тайных связей, в том числе, с потусторонними силами, там есть, где спрятаться от мира, и откуда можно весь мир держать под прицелом. Там у нее в распоряжении летучие камни — сейды, шаманы-лопари, медведи-оборотни. Там ей, если что, сама Снежная королева поможет, а Северное сияние укроет. Но мне почему-то кажется — я, как Маклеод, чую моим старым носом — что сейчас она обретается где-то поблизости, может даже сразу за границей Доброго края. Живет себе под личиной ангелоподобной старушки на пенсию в шестьдесят евро и социальный пакет в скромном коттедже, рядом с которым стоит подержанный форд или Ситроен. Вот только под тем коттеджем идут туннели со сверхскоростной дорогой к Альпийским горам и Тибету. И дом тот рядом с домом Петра или Мартонена. А почему бы и нет? Не задумывался об этом? Почему среди простых людей так много злых? Да потому что среди них живет Кольгрима. Ей достаточно глянуть на человека, и тот уже в ее власти. Она знает, чем его взять или купить — предложить, как сладкий пирожок из сдобного теста, какой-нибудь соблазн, напичканный злом.
Да, я всё больше укрепляюсь в мысли, что ее надо искать в ближайших поселках. И не ее саму (она вряд ли выйдет из дома), а ее помощников — тех трех шалопаев, которых ты ловко выдул с нашей лужайки, или твоих однокашников-свинтусов. Можно, кстати, привлечь к поискам и Маклеода с Чернавкой, они хоть черта найдут, прости господи!
— Бабуль, а почему ты Стикса с Ахеронтом называешь свинтусами? Потому что за столом вели себя по-свински?
Лоухи внимательно посмотрела на внука.
— А ты не уразумел? — Старушка вздохнула. — Юн ты еще, юн… Тем паче, надо предупредить. За столом характер человека, конечно, проявляется, но его суть куда глубже. У этих хлопчиков — суть свинская. Да-да, натурально свинская. Чернявенький — дикий кабан, а рохля — домашний хряк. Я не шучу. Они когда-то были свиньями, скорее всего, поросятами, а Кольгрима превратила их в людей. Ей нужны были верные помощники, да такие, чтобы в них совести не было. Какая совесть в свиньях? Зато интеллектом они равны человеку. Нелюди, словом. Не выходцы из нижнего мира — орки и гоблины, что они для нашего мира? Так, страшилки. А эти среди людей живут, и никто на них не подумает ничего плохого. А ведь они одним только своим образом жизни могут превратить очень многих людей в свинтусов и без всякого волшебства. Помнишь волшебницу Цирцею, обратившую спутников Одиссея в свиней? А тут и Цирцея не нужна. Этих двоих, а их ведь может быть сколько угодно, хватит, чтобы многих людей превратить в нелюдей. Принцип — как в твоей пушке. Несколько центров кристаллизации — так их называют? — и огромная туча прольется дождем! Потому Кольгрима и пришла к нам, и так неприязненно глядела на тебя. Ты теперь главное препятствие на пути ее злого замысла! Она точно уверена, что ты раскусил не только тайну ее дракона, но и тайну самшитового посоха!
— Ты хочешь сказать…
— Вот именно! Этим посохом она и превращает свиней в людей! И кто его знает, во что еще! Тебе, увы, предстоит встреча с Кольгримой, и ты должен остерегаться этого посоха. Против остального я тебя обучила, но тут бессильна. Это посох верховного нойда Лапландии, шамана, который Кольгрима обманом выманила у него сто лет назад. Тогда наши пути с сестрой и разошлись. Вот что, — продолжила Лоухи. — Сходи-ка сейчас еще разок к Мартонену и к Петру, к Какконену загляни, попеняй ему о том, что мусор снова стали мешать, не разделяя стекло, бумагу и пластмассу. Калле не забудь. Теперь нам что таиться? Надо людей спасать! Поинтересуйся, не покупал ли кто в последнее время коттеджи, кто расходует больше других энергии и воды, к кому то и дело приезжают гости. Словом, побудь сыщиком. Учти, времени у нас совсем нет.
— Хорошо, бабуля. А если Кольгрима всё-таки на Мадагаскаре? Или в Лапландии, за полярным кругом?
— Ну, тогда что, тогда ничего. Будем делать то, что в наших силах. Вот так, Так-так.


Глава 12. Метаморфозы информации

Так-так уже хотел выключить компьютеры, как пришло письмо от петербургского вирусолога Андрея, в котором тот сообщил, что о вирусе Си1Ви1 он кое-что знал, но не обратил на него должного внимания, поскольку за истекшие полгода число вирусов и вредоносных программ резко возросло. Познакомившись со всей информацией о нем, ужаснулся — такого монстра компьютерный мир еще не знал. Пока неясно, к какому виду его отнести и как исследовать. Хорошо, что он упакован в нескольких зараженных файлах разной длины и различных типов, но это не облегчает задачу, поскольку они архивированы непонятным способом, и при распаковке объем каждого файла может возрасти в миллион или миллиард раз. И хотя этого в принципе не может быть, подчеркивал Андрей, интуиция подсказывала ему, что именно так и будет, произойдет информационный взрыв, который уничтожит компьютерную сеть его лаборатории. «Он опаснее противопехотной мины, и боюсь, как бы не случилось чего-нибудь и похуже (?)» — так с вопросительным знаком в скобках заканчивалось письмо. Неясно было, берется вирусолог за изучение монстра и поиск противоядия-антивируса или нет.
— Похоже, вирус — плод наших свинтусов, — сказал Так-так, прочитав Лоухи письмо. — И это уже свершилось. А вот дракон пока еще не вылетел из своего гнезда в мир, и он наверняка имеет такую же информационную природу. Когда я пальнул в него из пушки, ведь не выпало ни одной капли воды. Но во что-то облако должно было обратиться?! Очевидно в то, из чего было создано. В информацию! Она же невидима, нематериальна, ее словно и нет! И для нее, как для радиоактивного излучения, преград нет! Я фактически взорвал информационную атомную бомбу, которая к счастью для нас с тобой оказалась безвредной…
— Потому что мы с тобой — к счастью — в Добром краю, Такушка! Эта бомба наверняка была напичкана злом, которому наш край не дал распространиться и тут же уничтожил.
— Эти ребята научились сжимать информацию до сверхкритического объема, при котором она конденсируется в видимое облако и перемещается, куда его направит создатель. Бабуля, создатель — с маленькой буквы!
— Так и говори: свинтус! Не страшно, что информация превращается в облако. За это открытие могут и Нобелевскую премию дать. Страшно другое — для чего и из чего создано это облако. Информация-то она самая разная. Ведь можно собрать со всего света одну лишь человеконенавистническую, злую информацию, сжать ее, а потом этого дракона послать куда хочешь, и взорвать его там! Такушка, спеши.
Так-так поспешил в поселок. Его не покидала мысль о грандиозности беды, нависшей над миром, к тому же он досадовал на себя, что в свое время не окончил биофак, вследствие чего не знал сейчас, может ли дракон быть зараженным еще и болезнетворными вирусами.
Так-так сначала побывал у Мартонена, но тот никакой информацией о месте возможного пребывания Кольгримы не обладал. Петр и вовсе не заметил в тихой жизни поселка перемен, ничего странного и тревожного. Оставалось поговорить с Какконеном, но для этого надо было сначала объяснить суть предстоящего разговора переводчику — Калле.
— Чтобы разговорить Калле, у меня есть напиток богов — пиво, а для Мартонена, так и быть, принесу в жертву это. — Петр вытащил из-под стола чемоданчик, на котором было написано «Шашлычный набор».
Вскоре Петр привел Калле, которому по дороге рассказал обо всём. Эстонец, увидев Так-така, ничуть не удивился, точно каждый день пил с муми-троллями пиво. Он плотно уселся в кресле и, потягивая напиток богов, стал увлеченно рассказывать, что однажды светлой лунной ночью (было полнолуние!) видел, как по центральной улице поселка шла некая дама и тросточкой погоняла огромный валун, весом не менее пяти тонн…
— Это как? — не понял Петр. — Погоняла? Он, что, сам шел?
— Нет, летел. Камень летел, а она слегка постукивала по нему своей палочкой. По форме камень напоминал палец, такой вытянутый... А может и все двадцать тонн! — добавил рассказчик. — И что интересно, не просто погоняла камень, как пастух скотину, но еще и разговаривала с ним, как с важным господином. «О великий дух!» — трижды произнесла она, пока миновала меня. Я спрятался под елью. Признаться, мне не очень хотелось, чтобы она заметила меня.
— А что ты делал ночью на безлюдной дороге?
— Я? Прогуливался. Бессонница одолела.
— Ну, шла она, и куда пришла? — спросил Так-так.
— Дошла до тупика, в северной стороне… Там прошлым летом прорубили просеку, проложили дорогу и до зимы успели поставить четыре коттеджа. Дошла до этого тупика и свернула в него. Я, конечно же, не пошел за нею. Но на другой день не вытерпел и заглянул в тот тупичок. И что же я там увидел?
— И что же ты там, Калле, увидел?
— Еще есть пиво? Что же я там увидел? Я там увидел такое, что и во сне не увидишь! Возле одного из домов, на въезде во двор, на двух валунах, выпиравших на проезжую часть, лежал тот камень! Поперек. Но это не всё. Когда я подошел ближе, увидел, что камень опирается лишь одним концом на валун, а второй конец висит в воздухе! «Сейд!» — подумал я. Знаете, что такое сейд? Хорошее пиво, Петр!
Так-так кивнул, а Петр, пожав плечами, сказал:
— Плохого не держим.
— Это природная эквилибристика, — продолжил Калле, — валун в неустойчивом положении. Смотришь на него и не понимаешь, как он может стоять или висеть и не падать. Но это не всё, тут еще мистика разная. Говорят, в сейде духи живут, эльфы, души шаманов, что это вход в потусторонний мир, средоточие космической энергии, чего только не говорят!
— Но ведь сейды поставлены тысячи дет назад, — возразил Так-так. — Какой же это сейд, если его поставили только что, скорее всего с помощью подъемного крана.
— Кабы! — вскинулся Калле. — Никаких подъемных кранов тут уже два года не было! И этот валун с вершины скалы, что за тридцать километров от поселка! Это я точно знаю. Могу даже фото показать из альбома о нашем крае! Так вот. Не о том говорим. Я даже ладонью провел под камнем, чтоб убедиться, есть там зазор или нет. Есть! Тут послышались голоса из дома, я спрятался в сирени. Смотрю: из дома выходит дама в черном, садится в старенький Вольво, камень поднимается, как шлагбаум, вот так, пропускает ее, а потом опускается! Машина выехала на дорогу и тут же исчезла из глаз. Буквально, точно растворилась в воздухе!
— Скорее провалилась сквозь землю, — уточнил Петр. — Да, Калле, дамы в белом, понятно, когда появляются. А вот дамы в черном — от чего?
— Ты можешь насмехаться надо мной, сколько хочешь, — сказал Калле. — Я привык. Но я это сам видел!
— Это очень интересно, что вы рассказали, херра Калле, очень интересно! — сказал Так-так. — Подскажите теперь, как попасть в тот дом? Может, Какконен, посодействует, как официальное лицо? Я, к сожалению, не могу идти с вами, а вы посмотрите, есть ли там люки в полу, аппаратура, компьютеры, сколько их.
Петр захватил подарок и вместе с Калле пошел к Какконену. Тот обрадовался презенту и, услышав от Калле о сути предстоящей акции, тут же пошел с ними. Заодно он собирался потребовать от владельца оплатить долги за чудовищный перерасход воды и электроэнергии.
— За месяц израсходована годовая норма!
Перед домом, опираясь на один из двух валунов, лежал, а вернее, висел в воздухе каменный палец. В пустом дворе мужчина, похожий на дятла, выдалбливал в стволе сосны паз. Гости поздоровались. Какконен представился и попросил показать счетчики расхода электроэнергии и воды. Мужчина стал объяснять, что он не специалист по техническим вопросам, а садовник, но всё же проводил их в дом, где в прихожей Какконен списал в свой блокнотик нужные ему сведения.
— Вы говорите, что садовник, — сказал Какконен, — а где же сад?
— Сад? В проекте пока.
— Хозяйки нет?
— Хозяйки? Тут нет хозяйки. Тут я хозяин.
— А машина чья?
— Где машина? Нет машины.
— А как вы добираетесь до поселка?
— Подвозят знакомые.
— Две просьбы к вам, как к хозяину. Срочно погасите задолженность и уберите с дороги валуны, на которых лежит каменный палец. Вы на метр вышли за границы участка.
— Хорошо, — сказал хозяин-садовник.
На том и распрощались. Когда комиссия вышла из дома — валуны уже были подвинуты, причем на земле не осталось следа от их передвижения!
— Может, они тут и были? — пробормотал Калле.
— Ну что? — задал вопрос Так-так, как только Петр и Калле зашли на террасу.
— Мы в прихожей были, но в комнате наискосок я заметил компьютеры и двух парней за ними, — сказал Петр. — А счетчик так мотал, точно показывал расход электроэнергии всего поселка. Люка вроде нет.
— Что ж, — сказал Так-так, — картина сложилась. Скорее всего, это логово Кольгримы, а на компах ее свинтусы. Надо проникнуть в дом, когда там никого не будет, и уничтожить всю технику. Чем скорее, тем лучше. Надо только как-то выманить их. А пока пошли домой. Обедать пора.
— У меня есть обед, — сказал Петр.
— Спасибо, мы к тебе еще вернемся.
Рассказав Лоухи о последних новостях, Так-так прошел в потайную комнату. От Андрея пришло письмо, в котором он сообщал о том, что срочно выезжает из Питера на поезде «Аллегро» и просит встретить его в Лахти в 14-09. Он будет в третьем вагоне с оранжевым платком на шее, чтоб заметнее. Оставалось десять минут.
— Успею, — сказал Так-так. — Выпью чашечку кофе с булочкой. И Петра захвачу, а то боюсь, на перроне не все воспримут меня правильно.
Так-так выпил кофе, заскочил в поселок, и в 14-09 Петр оказался перед дверью третьего вагона «Аллегро».
— Вы Андрей? — обратился Петр к мужчине с оранжевым платком на шее.
— Да, а вы Так-так. Интересное имя у вас.
— Я Петр. Так-так на стоянке.
Они прошли туннелем на стоянку.
— Станем вот здесь, — сказал Петр, и не успел приезжий спросить, а где машина, как они оказались вместе с Так-таком возле избушки Лоухи.
— Вот и Так-так, — сказал Петр. Андрей, не успев оправиться от резкой смены пейзажа, с удивлением посмотрел на Так-така и протянул ему руку.
— Не удивляйтесь, — сказал Так-так. — Если будете постоянно удивляться, не заметите ничего удивительного.
— К сожалению, у меня совсем нет времени, — сказал Андрей. — Вечером я должен быть в Питере. Но я не мог не приехать. Я всё же разобрался с вирусом-монстром, узнал даже, где его создали. Как разобрался — это ноу-хау. Мало того, я понял, какую опасность несет новое чудовище — «дракон». Удачное имя дали ему, и впрямь, дракон! Его запуск приведет к катастрофическим последствиям. Я же писал вам о противопехотной мине. На самом деле он еще хуже. Надо срочно уничтожить его! Знаю как. Я взломал их защиту, скачал три файла, запускающие «дракона», после чего и разобрался с ними. Эти три файла теперь надо заменить другими, они вот в этой флэшке. Их я взял у них же — они колоссального объема и сжаты невероятным способом. Им я присвоил имена файлов, запускающих «дракона». Когда компьютерщики откроют любой из них — тот распакуется, и будет пламенный привет. Информационный взрыв разнесет всю сеть в клочья! Главная проблема: как зайти к ним в эту сеть. Я не успел войти повторно и произвести замену. Они увидели взлом и тут же вышли из Интернета. Теперь надо напрямую войти и скинуть файлы с флэшки, просто скинуть. Там есть еще один файл, четвертый, хитрый такой, он всё сделает сам и самоуничтожится, никто и не заметит подмены.
— Андрей! Не знаю, как отблагодарить вас! Вы даже не представляете, что вы сделали!..
— Представляю, уважаемый Так-так, очень хорошо представляю. Простите, но мне пора ехать. Осталось полтора часа. Поезд в 16-45.
— Успеем. Пополдничаем. Бабуля сейчас угостит нас отменным пирогом, и я вас доставлю прямо к вагону за пару минут!


Глава 13. Тайна сейда

Проводив Андрея на вокзал, Так-так попросил Григория понаблюдать за домом Кольгримы.
— Надо разобраться с распорядком ее дня. В доме она или нет, если нет, откуда и когда приходит. Может, у нее свои тайные тропы, по которым она попадает к себе. Так что не только смотри, но и прислушивайся ко всему, что творится в доме. Лучше всего залечь в кустах сирени. Смотри, не усни.
— Обижаешь, начальник!
— Прежде всего меня интересует камень-шлагбаум.
— Понятно — сейд.
— Ты что-то знаешь о сейде? — удивился Так-так.
— Да всё, что положено знать, знаю, — спокойно ответил кот. — Камень как камень.
— Э, брат, тут ты не всё знаешь.
— Я что, вру? Говорю же, всё знаю. Что в нем душа верховного шамана Лапландии, что там царь эльфов, что через него крысы шмыгают с весточками. Они там посыльные, как моя Чернавка. Кстати, ее надо определить в воздушные наблюдатели! Я из кустов буду наблюдать, а она с сосны. Девушка сообразительная, ничего не пропустит.
— Что ж, хорошая мысль…
— Неплохая, — согласился кот.
— Меня дух шамана и эльфы мало интересуют, а вот Кольгрима — очень!
— Надо крысу поймать, посмотреть, что у них там за весточки!
— Поймай. Справишься?
— А то!
Кот и ворона заняли свои посты и притихли там. Когда в спальне Кольгримы зажегся свет, Чернавка перелетела на террасу и стала наблюдать за происходящим с подоконника. В полночь разведчики доложили Так-таку о том, что увидели.
— Вечером из дома вышли три парня, — сообщил кот, — те, что приходили к нам. Они остановились около сейда, кричали о чем-то, гоготали, стали биться лбами, как бараны. Неожиданно каменный палец поднялся в воздух и крутнулся вокруг себя. Одного парня он сшиб на землю, а другим погрозил, вот так. После этого дурни куда-то исчезли. Появилась крыса. Она выскочила из камня, огляделась и не спеша направилась к дому. А там под крылечком уже был я! Конечно, я сильно рисковал, но без риска разве совершишь подвиг?! — Григорий самодовольно заурчал. — Здрастье, говорю ей, а у нее от ужаса глазки стали закатываться. Уж как она умоляла меня отпустить ее! Мол, детки малые ждут, старушка-мать. Я, конечно, великодушно отпустил — в обмен на записку, которая у нее была в ранце. Вот она.
Так-так прочел:
— «Стиксу. Буду через три часа. Планы те же. Начнем под Иванов день, в полночь с пятницы на субботу. Перед сном еще раз проверьте всё! К.» Значит, они хотят выпустить дракона завтра ночью... То-то Кольгрима обещала бабуле не трогать нас до Иванова дня! Подгадала времечко, ничего не скажешь! Когда земля и без нее во власти злых духов. В ночь под Иванов день не дай бог встретить оборотня или лешего. Мало не покажется и от встречи с ведьмой или колдуном. Даже с гадюкой, та вообще бросается на любого, кого видит. С ними точно встретишься, если пойдешь за цветком папоротника! До кладов много охотников, и без этого цветка их не найти. Вот только сам цветок отыскать удается немногим, он распускается всего на две секунды, раз, два — мигнул, и нет его. Даже если успел сорвать, потом всё одно сгинешь. Так-то вот… А пойдешь купаться — и чего всех тянет к воде в этот день? — тебя еще и водяной утащит на дно, Ох, как он не любит, когда мутят воду и портят ему праздник!
— Он что, тоже празднует Иванов день? — спросил кот.
— Нет, он празднует в этот день свои именины. Ну что ж, отвлеклись немного. Григорий, ты действительно совершил подвиг. Добрый край не забудет своего героя!
— Да уж, пожалуйста, пусть не забудет: лучшая награда для меня — зеленые оливки и черный кофе. Ну и медаль, конечно. Ордена не надо, я согласен на медаль. Кстати, не так-то просто смотреть на тот камень. То и дело в глазах мережило, рябь не рябь, туман не туман, непонятно что… Будто светляк в глаз залез и копошится там! Так вот, это еще не всё, что я увидел. Следующий подвиг. Кольгрима появилась из камня ночью и сразу же прошла в дом…
— Я видела, — перехватила доклад кота ворона, в надежде тоже получить медаль и к ней два-три куска шашлыка, — я видела, как она поднялась на второй этаж в свою спальню и легла спать. Я для этого специально, тоже с риском для жизни, перелетела с сосны на террасу. Свою клюку бабуля поставила у изголовья и несколько раз рукой проверила, на месте ли она.
— Не называй ее «бабулей», — сказал Так-так. — Вас никто не заметил?
— Никто.
— Сейчас возвращаемся в избушку. Покажу тебе, Григорий, что надо будет завтра сделать. Пока не знаю, как ты проникнешь в дом, ну да не мне тебя, кота, учить, как незаметно в дом проникать!
— Да уж! — надул Григорий усы. — А чего ты, учитель, сам не проникнешь в дом Кольгримы и не сделаешь то, что надо?
— Ох, въедливый ты какой! Как тебя Петр терпит?
— Терпит. Так как же, Так-так?
— Я легко сделал бы это и без твоей помощи, мне не сложно проникнуть куда бы то ни было, но во владения Кольгримы зайти не могу. Там на меня и на бабулю расставлены ловушки, из которых очень трудно выбраться. Пожалуй, что и невозможно. А против тебя ловушек нет. Для Кольгримы все животные (уж извини!), впрочем, как и люди, всего лишь объекты, которых она превращает во что угодно, хоть в камень. Вот оно что! — стукнул себя по лбу Так-так. — Как же я раньше не догадался?! Этот каменный палец не просто сейд, в котором живет дух верховного шамана Лапландии, это сам шаман! Ну, конечно же! Кольгрима превратила шамана его же посохом в камень! И он теперь у нее в рабстве! О, подлая Кольгрима! Ей нельзя доверять, она от макушки до пяток сплошная ложь, клубок лицемерия, слиток зла!
Настала пятница. Утро выдалось солнечным, высоко кружила мошкара, ничего не предвещало плохой погоды. На дверях многих домов висели березовые ветки и венки, отгоняющие злых духов и гостеприимно приглашающие всех прохожих в дом, чувствовалось всеобщее радостное возбуждение перед праздником.
Так-так тоже ощущал озноб, но не от праздничных предвкушений, а от неопределенности, которую нес день, и опасности, грозившей не только Доброму краю, но и всем жителям земли. Он то и дело поглядывал на часы, на которых стрелки словно замерли. Так-так решил начать операцию часа за три до полуночи, когда Стикс и Ахеронт наверняка уже всё подготовят к запуску дракона, поужинают, расслабятся и будут перед включенными компьютерами ждать команды Кольгримы.
— Скорее бы прошел этот день! Скорее бы вечер! — несколько раз обронил он.
— Всё настанет в свой черед, — успокоила внука мудрая Лоухи. — Не торопи события. Они должны сами созреть. Не успеешь оглянуться, как наступит день завтрашний, и все твои тревоги растают, будто их и не было вовсе! Я тебя сейчас не просто успокаиваю. Я это знаю.
— Да я тоже знаю, бабуля. Но всё равно тревожно.
— Это дозволительно — тревожиться. Расслабляться нельзя. Сегодня вся надежда на Григория. Как, Григорий, не подведешь?
— Разве я кого-нибудь когда-нибудь подводил? — открыл кот глаза и зевнул. Он лежал на своем излюбленном месте, на крылечных перилах.
Лоухи погладила его по шерсти, Григорий закрыл глаза и замурчал.
— Всё будет хорошо! — сказала она.


Глава 14. Соблазны Иванова дня

После ужина Стикс еще раз проверил программу, подготовленную для запуска драконов. Целый год, день и ночь он отлаживал её, и понятно, что ошибок и недочетов в ней не могло быть. И не было. Недаром лучшие компании Силиконовой долины приглашали его на самые высокие позиции! Алчная Кольгрима заломила за программиста такую цену, что фирмы тут же потеряли к нему интерес. Одна организация пыталась за спиной благодетельницы вести с ним переговоры, но после внезапной полосы неудач разорилась. Стикс за год каторжной работы так вымотался, что уже нет-нет, да подумывал, как бы ему вернуться в лес к своим хрюкающим сородичам. Конечно же, задача, которую ему поставила год назад хозяйка, была столь грандиозна, что он тут же воспламенился ею. Стикс сразу понял, что решить ее сможет только он один. Потому что только он один горел таким яростным желанием доказать всем прочим «нормальным» программистам, что он тоже человек, и не лыком шит! Сейчас, когда он уже доказал это, оставалось утереть им (и заодно всем этим «человекам») нос, да так, чтобы его запомнили надолго, как Герострата из Эфеса, когда-то сжегшего храм Артемиды. Но он не просто Герострат, страдавший комплексом неполноценности, он — полноценная личность, покоривший строптивую Информацию, недаром носящий имя реки смерти — Стикс!
Осталось запустить три файла, и целая флотилия драконов вылетит в мир. Бесшумно и стремительно она направится ко всем столицам и крупнейшим городам и мегаполисам мира. Все, все они, от ближайшего Санкт-Петербурга и Хельсинки до самого отдаленного Буэнос-Айреса и Сиднея через несколько часов увидят над собой зелено-желтых ангелов смерти! Ничего они не увидят, ибо слепы они, и невидима их смерть!
Стикс чувствовал ликование в груди. Не хватало воздуха в замкнутом помещении, разогретом работавшей аппаратурой.
И когда все драконы одновременно окажутся над своими целями, он — он, Стикс! — взорвет их всех, и они прольют на все эти людские скопища губительный огонь и серу бесчеловечной информации, созданной ими же. Они все сгорят в огне, который сами и разожгли! Посмотрим, что противопоставят ему умники из той же Силиконовой долины! Впрочем, Силиконовой долины больше не будет со всеми ее умниками…
Всё-таки постоянное затворничество в компьютере может свести с ума! На свежем воздухе он не был уже два дня! До полуночи оставалось три часа. Стикса внезапно потянуло на волю, да так сильно, словно в нем разом проснулись все его звериные инстинкты. Ничего не сказав Ахеронту, он вылез из-за стола и незаметно для садовника-дятла ускользнул из дома.
Ночь была очень светлая. Возле озера жгли костры, слышались голоса, смех, радостные крики. Дорогу перескочил огромный заяц. Косой вдруг замер и оглянулся на Стикса. У того душа ушла в пятки. «Уж не оборотень ли?» — подумал он. Но заяц, сам испугавшись чего-то, подскочил и задал стрекача. Стикс посмотрел по сторонам, никого не было. Но он всё равно ощущал на себе чей-то буравящий взгляд! Чтобы не думать больше об этом, он быстро зашагал к ржаному полю, которое было недалеко от поселка. Почему он пошел туда, Стикс не знал. Он не знал даже, что именно туда идет. Постоянно ощущая затылком взгляд, он, в конце концов, не выдержал и побежал. Дорога промелькнула в мгновение ока. Вот и поле! Оно напоминало шкуру гигантского животного. Стикс потрогал колосья, нагнулся, понюхал их. Услышав девичий смех, он быстро спрятался в тени одиноко растущей приземистой березы. Две девушки подбежали к березе и стали ломать ветки. Они так возбужденно тараторили, что совсем не заметили парня, притаившегося с другой стороны дерева. Стикс вытянулся в струнку и, весь дрожа, прислушивался к их словам. Девушки со смехом обсуждали своих кавалеров, гадая, есть ли среди них суженые. Потом они скинули одежду и стали с визгом хлестать друг друга березовыми ветками. Нахлеставшись, они, как две кобылицы, с гиканьем понеслись вкруг ржаного поля. Стикс никак не мог унять дрожь, но это не был страх. Его словно подтолкнул кто, и он бросился за бегущими красавицами. Он бежал изо всех сил, не зная, зачем бежит, и что будет делать, если догонит их. Одна из девушек обернулась, увидела мужчину и громко крикнула второй: «Стой!» Подруги оказались не робкого десятка. Они остановились и стали ждать преследователя. Тот перешел на шаг и когда приблизился к ним, девушки со смехом набросились на него и стали хлестать его березовыми ветками по лицу, приговаривая:
— Не гляди! Не гляди!
Стикс, закрывшись руками, позорно бежал от них, а девушки продолжили свой забег по первому кругу, ожидая в конце третьего увидеть своих суженых. Почему они Стикса не посчитали суженым, знает, наверное, только ржаное поле.
Когда Стикс ушел, Ахеронт, воспользовавшись тем, что никого в доме не осталось, тоже выскочил из-за стола и пронесся к холодильнику, из которого вытащил кастрюлю с вкуснейшей бобовой похлебкой и стал жадно хлебать ее через край.
— Хоть бы разогрел! — услышал он и едва не подавился.
— Малость проголодался, — виновато сказал Ахеронт, потупив перед суровой Кольгримой свои оплывшие жиром глазки.
— Ты же на ужин съел две миски этой похлебки! — с негодованием бросила властительница. — Хватит есть! Еда пожирает мысли! Дела надо делать впроголодь! Тогда и еда покажется слаще! С завтрашнего дня перевожу на обычный паек! Посмотрю, как выдержишь три дня. А потом подумаю, стоит ли возвращать тебя к усиленному рациону питания или не стоит! Стикс где?
— Только что вышел.
— Только что, говоришь? Ну-ну. Вот только что он делал на ржаном поле? Марш за компьютер! Сиди и жди мою команду!
Когда Стикс вернулся домой, его встретила разгневанная Кольгрима.
— Где ты шлялся, поросенок? Забыл, что сегодня у тебя боевое крещение? Хочешь, чтобы год пошел коту под хвост?! Смотри, парень, еще раз поймаю на ржаном поле, ты у меня точно ржать начнешь! Бери пример с Ахеронта! Корпит молодчага, хоть и обжора, его труд будет вознагражден сполна! А твой — еще посмотрим! Через семь минут полночь. Как часы пробьют, так и запускайте! А я отдохну. — Хозяйка поднялась к себе на второй этаж. Она имела обыкновение, что бы ни случилось, какие бы важные дела не ждали ее, ровно в полночь отходить ко сну. Если же кто нарушал ее сон, его можно было только пожалеть. Страшный гнев волшебницы обрушивался на него, и благо, если это оканчивалось не печальными для него метаморфозами!
Стикс уселся за компьютер. Настенные часы пробили полночь.
— Это ты, Ахеронт, перекинул мне два файла?
— Нет. А мне ты скинул? Что-то долго он распаковывается. Постой-постой…
Раздался пронзительный свист, комп Ахеронта воспламенился, а следом и остальные компьютеры вспыхнули, как спички. Хакеры с ужасом глядели на синее пламя. В комнату забежала Кольгрима. С перекосившимся лицом она тыкала пальцем на горящие компьютеры и провода и визжала:
— Это что? Это что?! Да тушите же скорей! — Кольгрима сорвала со стены огнетушитель и залила горящие компьютеры углекислотой. Немного успокоившись, она скомандовала:
— Окна открыть. Проветрить. Включить вентиляцию и кондиционер. Всё убрать! И с пяти утра восстанавливать сеть, программу, файлы и всё, что нужно. Даю неделю. Не восстановите, вернетесь к своим баранам, как те трое придурков. Пардон, к свиньям. Технику вам доставят из моего замка. Подготовьте список и отдайте садовнику!
Кольгрима поднялась к себе и долго ходила из угла в угол, бормоча: «Ну что же, сестра моя Лоухи! Ну что же, внучёк мой Так-так! Решили, что мы тут все олухи? Ошибочка вышла, вот так!» — Кольгрима не заметила, что у нее от сильных переживаний сложились стихи. — «Обмануть захотели меня? Не учли, что я всё же кремень! Ох, попляшите вы у меня! Ох, устрою Иванов вам день!»
Кольгрима впервые не спала до утра, продумывая, как выманить сестренку и ее муми-тролля в поселок и сторицей возблагодарить их за все «добрые дела». В их «Добрый край» она не хотела соваться, так как там ее чары и посох были бессильны.

— Григорий, тебе надо Орден Почетного легиона вручить или что-нибудь не менее почетное! — Так-так радостно потер руки. — Ты управился в шесть минут!
— Я насчет награды уже говорил: оливки, черный кофе и медаль. Этого будет достаточно.
Весьма довольный хорошо проделанной работой, Григорий сытно поужинал, улегся в кресле кверху брюхом и, закрыв глаза, стал вспоминать, как ловко он, увидев, что оба хакера покинули компьютерный центр, проник в помещение, вставил флэшку и скинул файлы в сеть. Правда, Григорий слегка умалил в своих воспоминаниях роль Чернавки, подсказавшей ему, что Ахеронт вышел из центра, и там больше никого нет. «Ловко у меня получилось!» — думал кот, и блаженная улыбка гуляла по его морде. Кто бы мог сказать в эту минуту, что коты не улыбаются! Улыбаются — почище Чеширского кота!


Глава 15. Похищение

Солнечным утром Иванова дня к дому Сомовых подъехала Вольво. Из машины вышла элегантная дама в черном, правда, не праздничном платье. Она слегка прихрамывала и опиралась на посох с резной ручкой. Незнакомка постучала в дверь. Вышла Ирина. Дама поздоровалась с хозяйкой и спросила, где живет эстонец Калле. Акцент выдал в ней тоже эстонку.
— Вы его родственница?
— Да, сестра. У нас печальное событие — скончалась наша бабушка.
— Калле живет на соседней улице, номер дома не помню. Наискосок от поворота. Муж знает, но он на озере. Дочка подскажет. Маша! Покажешь тете дом дяди Калле?
— Конечно, мамочка!
— И я с тобой! — крикнула Даша.
— Хорошо, покажите, и сразу обратно. Завтрак уже готов.
— Мы пешком, — сказала дама. — Пусть машина постоит здесь. Не обременит?
— Да ради бога, пусть стоит, сколько надо!
Дама взяла девочек за руки, посох зажала под мышкой, и они пошли по дороге, о чем-то оживленно беседуя. Звонкие голоса девочек радостно разносились в воздухе, но Ирина вдруг почувствовала беспричинную тоску от их ломких голосов. Вот они зашли за поворот, и Ирина вернулась на кухню собирать на стол.
Прошел час, девочек не было. Вернулся с озера Петр.
— Всё, мотор приладил, теперь можно на остров сплавать и на ту сторону. Там, говорят, очень красиво.
— Девочек что-то нет, — озабоченно сказала Ирина.
— А где они?
— Сестра Калле приехала, их бабушка умерла. Она свой автомобиль возле нас оставила, Вольво, а девочки пошли показать ей дом Калле.
Петр вышел на крыльцо, прошел на парковочную площадку, пожал плечами и вернулся в дом.
— А где автомобиль?
Ирина растерялась:
— Нет?
— Нет. И следов нет, что он был. Я утром выровнял площадку. Следы бы остались. Машина-то была?
Ирина выскочила из дома, стала бегать вокруг дома и звать:
— Маша! Даша! Маша! Даша!
Петр побежал к Калле. Тот чинил вентилятор в туалете.
— Привет! Сестра где?
— Какая сестра? — спросил эстонец.
— У тебя что, их несколько?
— Нет у меня никакой сестры!
Петр без сил сел на пол.
— Ты что? — спросил Калле. — Зачем тебе моя сестра?
— Она к тебе приехала. И с ней ушли Маша и Даша.
— Да нет у меня сестры! — закричал Калле. — С чего ты взял?
— Калле, как позвонить в полицию? Девочек похитили!
— Постой, как похитили? Кто похитил? Кто тут кого похищал когда-нибудь? Опомнись!
— Опомнился. Какая-то авантюристка представилась Ирине твоей сестрой, сказала, что приехала к тебе, но не знает, где ты живешь. Оставила свой Вольво около нашего дома, хотя там никаких следов машины нет, и дочки повели ее к тебе. И пропали, вместе с Вольво.
— Постой-постой, Вольво, Вольво… Что-то знакомое… Ну да, помнишь, мы эту, как ее, даму в черном хотели увидеть. У нее Вольво стоял перед домом.
Петр поспешил домой.
— Ира, эта женщина была в черном платье?
— Да, у нее бабушка умерла. Хотя, какая бабушка? Она сама уже бабушка.
— У нее был в руках посох, трость, костыль, ну что-то такое?
— Был посох с резной ручкой. Я еще обратила внимание, такой изящный.
— Это она! Это она!
— Да кто она?! — закричала Ирина.
— Кольгрима! Надо Так-така искать. Но как?
На машине подкатил Калле и предложил ехать к Мартонену, тот приятель Так-така.
— Да скажите, что за женщина с посохом? — закричала Ирина.
— Не волнуйся. Женщина и женщина. Сейчас найдем девочек.
Мартонен не знал, как найти Так-така.
— Он всегда сам приходит ко мне без предупреждения. Знаю, что надо дойти до обзорной вышки, а от нее куда-то вбок по тропинке. Но всё равно к нему не попадешь, если он сам не приведет.
Петр поблагодарил Мартонена, и они с Калле вернулись домой. Оставив машину на окраине поселка, они углубились в лес. Возле смотровой вышки было тихо и глухо. Мужчины взобрались на вышку. С нее обзор был великолепный, но дома Так-така и ничего, что говорило бы о нем — дороги, тропинки, дымка, звуков жилища — ничего не было!
— Что будем делать? — спросил Петр.
— Самое разумное — ждать здесь. Так-так сам найдет нас.
— Как он нас найдет?
— Не знаю. Он знает всё наперед. Подождем.
— Хорошо, всё равно делать нечего. Как там Ирина?
Через полчаса возле них появился Так-так.
— Знаю, знаю всё, — сказал он Петру, — Можешь не рассказывать. Я Ирину попытался утешить. Сказал, что уже знаю, где девочки, что с ними всё в порядке.
— Ты знаешь?
— Узнаю скоро. Если я за что-то берусь, то всегда довожу до конца. Точно знаю место, где они были, а потом исчезли.
— Как исчезли?
— Самым натуральным образом. Зашли в тот камень. В сейд.
— В тот палец-шлагбаум?
— Вот-вот. Там вход в мир Кольгримы.
— И как мы попадем в него? — спросил Петр. — Ты-то, может, и попадешь, а я?
— Тебе не обязательно. Но до того, как идти к ней, мне надо завладеть ее посохом. Иначе я оттуда не выйду. Боюсь, она для этого и похитила девочек, чтобы меня с бабулей выманить из Доброго края в свое логово. Там мы бессильны против нее, и никто нам не сможет помочь.
— Как же ты хочешь завладеть ее посохом, не заходя к ней в дом?
— Друзья помогут: Маклеод, Григорий, Чернавка, Юстас.
— Как они помогут? Ты смеешься?
— Да уж, какой тут смех! Петр, ты совсем не знаешь их. Впрочем, Григория знаешь. Это настоящие парни, даже ворона. Мы с бабулей разработали план операции. Сегодня ночью посох будет наш!


Глава 16. Самый первый петух

После бессонной ночи и колготного дня, когда пришлось заниматься девчонками, Кольгрима была не в духе. Пленницы достали ее своими воплями, но не страха, а какой-то бессмысленной бравады. «Это что еще за диво? Проходи скорее мимо!» — то и дело кричала старшая, а младшая и вовсе ввинчивала в мозг пронзительные вопли: «Не боюсь тебя, Кольгрима! Проходи скорее мимо!» С ними ничего нельзя было сделать. Никакие угрозы и уговоры не действовали. Бить девчонок или затыкать им рот не хотелось. Что-то удерживало фурию на последней грани благоразумия. Впрочем, она уже готова была обратить их хотя бы на денек-другой в двух лягушек! Особенно достала Кольгриму младшая. Старшая устала через час, а младшая вопила, не умолкая, целых три часа!
Оставив девчонкам булочки и кока-колу, Кольгрима закрыла их в одной из комнат своего подземелья и поднялась в дом. В компьютерном центре Стикс и Ахеронт восстанавливали сеть. При виде хакеров Кольгриму стала душить такая злоба, что она едва сдержалась, чтобы не обратить их в свиней, а еще лучше в камни и бросить их в озеро! Но всё же она одумалась, так как тогда никто не сделает того, что смогли сделать они. Тогда не год, а все двадцать лет, что она потратила на образование этих бестолочей, пойдут насмарку!
Сильно раздосадованная, Кольгрима смотрела на работавших парней и прикидывала, сколько времени потребуется им на восстановление данных, разработку программы и прочее. У Стикса, конечно, превосходная память и острый ум, но всё равно в сутках всего двадцать четыре часа, их не сделаешь даже двадцатью пятью. «Дам им четыре месяца, — решила она. — За четыре месяца должны восстановить. А там и Хэллоуин подоспеет к четвертому ноября. День Всех Святых — тоже неплохой денек и ночка, вся нечисть земли правит бал! И погодка под стать: мрачная и промозглая. Ничего, отыграемся!
После принятого решения Кольгрима несколько успокоилась и побрела к себе в спальню. Сил у нее осталось мало. Надо хорошенько выспаться. Завтра наверняка пожалует сестренка с Такушкой, вот тогда и поквитаемся с «родственничками»!
Было душно. Она открыла окно, завешенное сеткой от комаров, и легла спать. Только-только стала забываться, как вдруг под окнами оглушительно заорал петух. Кольгрима даже подскочила на кровати — так несуразен и странен был этот крик, точно кто из ада тщетно взывал о помощи. Уж она-то наслышалась этих сладостных криков, которые, правда, сейчас были совсем ни к чему!
Она выглянула в окно. Было темно. Зажгла наружный свет, но никого не увидела. Старуха потушила свет и снова улеглась. Едва задремала, опять заорал петух, да еще громче прежнего. С руганью Кольгрима подскочила и выбежала босиком на террасу. Там никого не было. Свесившись через бруствер, она, сорвав голос, докричалась садовника и велела ему найти этого горлопана и свернуть ему шею.
В комнате послышался глухой звук, будто на пол упала какая-то деревяшка, но Кольгрима не стала возвращаться в спальню, а спустилась вниз выпить успокоительных капель. Накапав из пузырька в два раза больше капель, чем обычно, она, передернувшись, выпила неприятное питье и поднялась в спальню.
Посоха не было!
Посоха, который сто лет всегда стоял ночью у изголовья, не было!
Кольгрима упала на колени, обшарила пол, все углы и закоулки. Посоха не было!
Дикий вой раздался из комнаты, от него оторопели жители соседних домов. Так не выли даже волки в голодную зимнюю пору. Так не завывал даже свирепый ветер, который с корнем вырывал столетние сосны и ели.
Маклеод в это время, хрипя от натуги, мчался к окраине поселка. Он нес в зубах посох, который Григорий стащил, когда колдунья выскочила на террасу. Так-так взял посох и поцеловал пса.
— Спасибо, дружище! Ты чудо!
Вскоре прибежали Григорий и Юстас и прилетела Чернавка.
— Спасибо, друзья, — растроганно произнес Так-так. — Вы сослужили мне воистину царскую службу.
Выстроившись перед Так-таком, они дружно, как опытные бойцы, крикнули:
— Рады стараться, Так-так!


Глава 17. Обмен по-честному

Не будучи уверенным, что колдунья после ночного происшествия останется в доме, Так-так все же зашел в него. На пороге ему встретился садовник, который, увидев в руках муми-тролля посох, побледнел и вжался в стену.
— Не бойся, — сказал ему Так-так. — Хочешь опять летать?
— Хочу, — молвил садовник.
Так-так коснулся его ручкой посоха, снимавшей ранее насланные чары, садовник обернулся дятлом и вылетел в дверь.
В компьютерном центре стояли новенькие компьютеры. Стикс и Ахеронт, сгорбившись над клавиатурой, набивали одним им ведомые знаки и символы.
Так-так поздоровался с хакерами. Те, не поднимая головы, ответили, но потом оба взглянули в сторону гостя и вскочили со своих кресел.
— Простите, ребята, — сказал Так-так. — Хочу вашему безобразию положить конец.
— Так-так! — вскричали оба. — Не делай так!
— А я всё-таки сделаю так, — сказал Так-так и тронул концом трости ближнюю к нему ЭВМ. Все компьютеры тут же превратились в песок, который с шорохом осыпался на пол.
— Уберете? — спросил Так-так оставшихся без работы однокашников. — Или уйдете? Вы свободны. Компьютерного центра здесь больше не будет, это я вам обещаю.
— Верни меня обратно! — заревел Ахеронт.
Так-так коснулся рохли посохом и тот, обернувшись огромной толстой свиньей, с хрюканьем покинул дом.
— Ну, а ты? — обратился Так-так к Стиксу.
Тот молча глядел на своего институтского товарища, потом махнул рукой, выскочил в дверь и сломя голову побежал в сторону ржаного поля.
Уничтожив в коробках аппаратуру, еще не подключенную к сети, Так-так покинул дом и подошел к каменному пальцу. Прикоснулся к сейду посохом. Тот заискрился, стал полупрозрачным, в нем открылась дверь, развернулись до земли ступени. Так-так поднялся по ним и вошел в маленькую прихожую, которая продолжилась уходящей вниз винтовой лестницей. Так-так ступил на нее. Лестница ввинчивалась вглубь земли, как бор-машина в больной зуб. Ей, казалось, не будет конца. Минут через десять тишина стала звенящей. Наконец, вот оно, дно. Так-так пошел по коридору, освещенному гудящими лампами дневного света — дрожащего и мертвенного. Коридор заканчивался тупиком с семью дверями, расположенными по вогнутой дуге. Так-так направил конец посоха на двери, и тот указал ему на среднюю дверь. Он зашел. В комнате на кресле резной работы, которому подошло бы слово трон, сидела Кольгрима, в углу находились девочки, пристегнутые к скамейке ремнями.
— Дядя Так-так! — закричали пленницы.
— Новая родня у тебя? — усмехнулась Кольгрима. — Дядя — родной?
— Это что еще за диво? Проходи скорее мимо! — закричала Маша. Даша ее поддержала:
— Не боюсь тебя, Кольгрима! Проходи скорее мимо!
Кольгрима зыркнула на девчонок и бросила:
— Цыц! Сброшу вниз, будете кричать! Пришел? — обратилась она к Так-таку. — А где же твоя «бабуля»? Она тебе такая же бабуля, как мне сестра. Сородичи — не родня!
— А мы с ней родня не по крови, а по душе! — сказал Так-так.
— А-а, ну мне этого не понять, это что-то заоблачное. Душа же она там высоко. А мы тут под землей. Жаль, что второй половины твоей души нет, ну да ладно. Это всё эфемерная материя. Девчата вон они. Забирай. В обмен на посох. Иначе не видать тебе их, как своих ушей! Под ногой у меня педаль, отпущу ее, они тут же провалятся под пол, откуда ты их не вытащишь даже этим посохом. Решай, что тебе дороже.
— Девочки! — сказал Так-так. — Но обмен произведем наверху. По-честному.
Кольгрима при этих, странных для нее словах едва заметно усмехнулась. Сколько раз она слышала это от простаков, которые потом уже никогда не ставили ей никаких условий!
— Хорошо, — сказала она. — Поднимайся по лестнице. А я с девочками поднимусь на лифте. Возле сейда произведем обмен. По-честному.
Возле сейда Кольгрима подтолкнула Машу и Дашу к Так-таку, а тот протянул ей посох. Кольгрима, бормоча: «Камень? Иль жаба? Камень? Иль жаба?», схватила волшебный жезл и ударила им муми-тролля по плечу. К ее удивлению, Так-так не превратился ни в камень, ни в жабу. С ним не случилось ничего!
— Значит, по-честному? — сказал Так-так. — Твой посох без этого, — он показал ей резную ручку, которую он отвинтил от посоха, — видишь, тут заклинания, фигурки, символы, без этой ручки этот посох просто клюка, обыкновенная палка! Хоть в костер ее бросай, не жалко. Разве что самшит... Сила посоха в ручке. Ты этого не знала?
— Попомнишь меня! — завыла обманутая волшебница.
Сейд был еще открыт, и Кольгрима поспешила в него. Зацепившись посохом за верхнюю ступеньку, она выронила его и упала внутрь камня. Слышно было, как она стукнулась об пол. Послышались проклятия, показалась голова Кольгримы в черной шляпке, съехавшей ей набок, но Так-так успел коснуться ручкой камня, и тот исчез вместе с ведьмой. А на земле рядом с посохом валялась черная шапочка колдуньи.
Перед Так-таком стоял в шаманском облачении с колотушкой и бубном, похожим на утиное яйцо, сам верховный шаман Лапландии. На коже, обтягивавшей бубен, были нарисованы такие же фигурки людей, животных и мифических существ, как на резной ручке посоха. Так-так поднял трость с земли, привинтил к ней ручку и с поклоном подал шаману.
Тот принял подарок, молча поклонился Так-таку и, подцепив концом посоха черную шляпку Кольгримы, растаял в золотистом воздухе июня.


Глава 18. Несравненная сеньорита Лоухи

Когда еще все спали, Петр накормил Григория, оставшегося ночевать в комнате девочек, попил кофе и вышел на террасу. В кресле уже нежился Григорий.
— Я что думаю, Григорий, — сказал Петр.
— Что ты думаешь? — лениво спросил кот.
— Может, девочкам попугая купить? Волнистого или серенького жако. Обучим говорить его...
— Говорящий попугай — нонсенс, — изрек Григорий. — Болтун, находка для шпиона. Предатель рода попугайского.
— Почему предатель? А если он полиглот?
— Предатель-предатель, он предал свой птичий язык ради вашего узкопрофессионального человеческого.
— А как же тогда другие говорящие птицы — скворцы, вороны, галки, грачи?
— Те умные и хитрые. Чернавка так вообще царица, как Екатерина Великая. А этот будет дурак. Скажи ему «Попка дурак!», и он, как дурак, начнёт повторять: «Попка дурак!», «Попка дурак!»
— А если я тебе скажу: «Гриша дурак!»
— Скажи.
— Гриша дурак!
— Сам дурак!
Со стороны озера на тропинке показались Лоухи и Так-так. Они привели с собой Маклеода и кур. Чернавка сидела на плече старушки. Куры тут же бодро пошли к кустам смородины, Чернавка, переваливаясь, за ними.
Лоухи и Так-так обнялись с Петром, прошли на террасу.
— Теперь нет нужды прятать их в Добром краю, — сказала Лоухи. — Кольгримы больше нет. Да и Мартонен не требует кур обратно.
Только она произнесла это, к дому подъехала машина, из которой вылезли эстонец Калле и Мартонен. Мартонен сказал, что из Хельсинки в поселок выехала съемочная группа финского новостного канала YLE, брать интервью у Петра и Так-така и снимать про девочек ролик.
— А теперь перекусим, — воскликнула Лоухи. Она, как Марья-царевна, махнула рукавом, и на столе появился вкуснейший пирог из ржаной муки — калакукко с лососем и перловкой. Ирина подала две тарелки золотистых блинов, сметану и вазочки с вареньем из крыжовника. Мартонен привез брусничную настойку, а для Калле Петр достал из холодильника пиво — напиток богов.
— Какой у блинка хрустящий краешек, — сказал Петр. — Ублажила, Ириша! Хороший край, добрый!
— Добрый, добрый край! — подмигнули друг другу Лоухи и Так-так. — Этот добрый край теперь всюду, куда ни пойдете.
— Я знаю! Я знаю! — воскликнула Даша. — Там, где мы,  там везде добрый край!
После плотного перекуса у всех было прекрасное настроение. Когда Инту увидел Юстаса, выглянувшего из-под смородинного куста, он помахал ему рукой, подошел и погладил его по спине. Петух благосклонно поглядел на бывшего хозяина и в ответ кивнул своей благородно посаженной головой.
Так-так стал играть с Дашей в бадминтон, уже делавшей первые успешные шаги в освоении этой богемной игры. Маша села за фортепиано и громко объявила:
— Сонатина! Исполняет Маша Сомова!
— Я теперь знаю не только то, что будет через неделю, — сказала Лоухи. — Я теперь знаю наперед на год. Наверное, потому что без Кольгримы воздух стал прозрачным и чистым. Даша выиграет свой первый матч в Спортивном центре Лахти. Это будет в августе. А Маша получит осенью в Петербурге свой первый диплом на детском музыкальном конкурсе.
Маша стала бодро играть кумпарситу.
— Какая она у вас молодец! — сказала Лоухи. — Так четко играет. Помню, мы очень любили танцевать танго сто лет назад. К нам танго пришло из Парижа, лет за пять до войны. Так что мы успели натанцеваться без угрызений совести!
— Разрешите пригласить вас, — подал Петр руку Лоухи.
— Только, чур, я не буду делать акцент на первый и третий удар, силы уже не те!
После танца, Лоухи уселась за стол и, переводя дыхание, стала рассказывать, какое огромное впечатление произвел на нее Аль Пачино, исполнявший с партнершей танго в одном из фильмов.
— «Запах женщины», — подсказал Григорий. Он лежал неподалеку под солнышком и смотрел, как играют в бадминтон Так-так и Даша, как куры роются под кустами смородины, а рядом с ними прохаживается Чернавка, как Маклеод отдыхает в тени валуна.
— Да, да, «Запах женщины». Как он танцевал! Я после этого картины не смотрела больше ни одного фильма! Всё не то!
Ирина, смахнув слезинку, подошла к Лоухи и поцеловала старушку в щечку.
— Я так благодарна вам с вашим внуком, руова Лоухи!
— Нэити, — мягко поправила старушка. — Впрочем, что это я? Я с детства мечтала  стать сеньоритой! Помните, нет, вы не помните, фильмы с Лолитой Торрес?! Разве я не заслужила это скромное обращение — несравненная сеньорита Лоухи?!

Март 2017 г.

Конец Первой повести
(Продолжение во Второй повести)

Рисунок из Интернета.