Глава 2. Ты должна сказать людям

Лариса Дедова
Роман. Там, где начинается жизнь.   
   

   Лариса выпорхнула из проходной завода и устремилась по узкой тенистой аллейке к автобусной остановке.

   Она спешила. Нет, не «скукожившись», как говорила секретарша из популярного фильма, а, едва касаясь земли, шла легко, наслаждаясь свободой.

   Солнечные лучи заплетались в кудрявых ветвях платанов, а затем стекали причудливыми пятнами, образуя на асфальте удивительные рисунки из света и тени.

   Аллея, пронизанная солнцем, всегда приводила Ларису в состояние необъяснимого, странного счастья. А сегодня особенно и женщина, и природа светились радостью, ласковостью и нежностью. В такие дни наступают мгновения, когда в сердцах людей и Вселенной открываются потаённые дверцы рая.

   Белая блузка из тонкого батиста, вышитая красивым узором. Чёрная летящая юбка. Упрямые волнистые волосы, с трудом уложенные в прическу. Несмотря на свой романтический вид, Лариса строго соответствовала требованиям: белый верх, чёрный низ.

   Она шла на совещание, вернее даже сразу на два — к четырнадцати ноль-ноль и к шестнадцати ноль-ноль. Она так была увлечена своими приятными ощущениями, что прошла мимо остановки.

   Перекресток. И тут она вспомнила, что нужно ехать… Прямо перед ней, распахнув двери, остановился автобус.
— Кажется «тройка»? — мельком взглянув на номер,
подумала Лариса. Вошла, задавая себе вопросы:
— Перенесли остановку? Почему автобус изменил свой
обычный маршрут? Это действительно «тройка»?

   К своему привычному пути следования автобус шёл перпендикулярно направо.
— Видимо что-то перерыли, или закрыли переезд,—
успокаивала себя Лариса, всё ещё стоя на ступеньке в передней двери.

   Она открыла сумочку, стала искать мелочь, чтобы заплатить за проезд, вдруг подняла глаза и окинула взглядом салон автобуса. Все места были заняты. Люди, одетые в потёртые серые телогрейки, а женщины, ещё и укутанные в платки какого-то неопределённого цвета, сидели неподвижно и словно смотрели в никуда.

   День по-прежнему был тёплым и солнечным, но Ларису
обдало холодом, как будто морозное дуновение, юркнув за ворот блузки, прилипая, скатывалось по спине, пробирая до костей. Она инстинктивно передёрнула плечиками, как бы пытаясь сбросить с себя что-то, и, так как на неё ровным счётом никто не обращал ни малейшего внимания, стала рассматривать пассажиров. Они сидели по два человека: мужчина и женщина, все мужчины — слева, все женщины — справа. Все были разными, но что-то делало их ужасно похожими друг на друга. Одежда? Весьма необычно летом разъезжать по городу в таком виде. Даже если они ехали на работу: в стёганных ватных телогрейках и весьма тёплых платках, повязанных так, как в деревнях носили ещё наши прабабушки, лбы были закрыты, на висках глубоко заложены складки, и плотно обтягивающие шею концы завязаны сзади.

   Одежда, да. Но, лица! Ни один мускул не шевелился, хотя люди — живые и, судя по телосложениям, весьма здоровые. Лариса пыталась перехватить хоть чей-то взгляд, но напрасно. О таких лицах можно сказать — безликие. В салоне царило всеобщее безмолвие и бездействие.

   Автобус давно миновал город и ехал совсем по незнакомой местности, которая представляла собой почти плоскую поверхность: ровная, как ладонь, степь и дорога, уходящая в необозримую даль.

   Поводов для беспокойства становилось всё больше.

   Наконец-то Лариса почувствовала на себе чей-то взгляд. Она даже обрадовалась этому, но как только встретилась глазами с этим человеком, оптимизма заметно поубавилось. Прямо перед ней рядом с кабиной водителя сидела женщина, то, что это была именно женщина можно понять только по платку на её голове, повязанном так же, как и на остальных. Её лицо и особенно глаза не выражали ничего женственного, у неё были суровые черты и свинцовый тяжёлый взгляд, который пытался расплющить Ларису, впечатывая в дверь этого злополучного автобуса.

   Водитель — мужчина, он, как и его пассажиры был абсолютно безучастным и также смотрел в никуда. И он, и женщина, сидящая возле него, полностью вписывались в общую картину, но было всё же одно отличие: они как бы поменялись местами: женщина сидела слева, а мужчина — справа.
— Я должна заплатить за проезд,— сказала Лариса. Голос
прозвучал необычно глухо.— Но скажите, пожалуйста, куда идёт этот автобус, мне нужно в центр, я посмотрела, мне показалось, что это «тройка», но теперь вижу, что я ни туда попала…
— Туда - туда,— словно отрезала женщина.— Автобус идёт на жатву, мне как раз не хватало одного человека, а теперь всё по разнарядке.
— На сельхозработы? — неуверенно переспросила Лариса,— но мне нужно на совещание, да и, вы видите, я одета совсем не для работы в поле.
— Я сказала — по разнарядке,— опять «отрезала» женщина.
— Вы, наверное, здесь главная,— пыталась продолжать разговор Лариса,— поймите, у меня важные дела, откройте дверь, я выйду, я опаздываю на совещание.
— Куда выйду?— также безапелляционно спросила «главная», но то, что она задала хоть какой-то вопрос, Ларису обнадёжило.
— Выйду отсюда. Из автобуса выйду, откройте! Откройте дверь!!!— громко и требовательно заявила Лариса.
— И ты думаешь отсюда ты доберёшься назад, посмотри вокруг, ты должна ехать с нами,— сказала женщина, и в её глазах, в самых уголках, сверкнул злой огонёк.

   Лариса развернулась, и что было сил, стукнула кулаком в
дверь:
— Откройте, я выйду!
— Останови, пусть идёт,— приказала водителю «главная»,— всё равно сгинет.
   Это уже была откровенная угроза, не дожидаясь полной
остановки, Лариса протиснулась в полуоткрытую дверь.
—   Скорее, скорее выбраться из этого зловещего
автобуса,— стучало в её висках.

   Автобус тяжело ухнул, взвизгнув, захлопнулись двери и, набрав скорость, он исчез в клубах дорожной пыли.

   Лариса глубоко и судорожно вздохнула, огляделась по сторонам: степь, на все четыре стороны — ровная выжженная солнцем степь, и ещё — дорога, дорога в оба конца, уходящая за горизонт.

   Дорога была совершенно пустынной, так же, как и всё вокруг, ни единого автомобиля, никакого другого транспорта.
—   Пойду пешком!— бодро подумала Лариса.

   Она очень обрадовалась, что оказалась на свободе, да ещё на какой свободе! Необозримый простор и полное безлюдье не пугали её
— Надо не перепутать в какую сторону идти, при таком пейзаже, глазу не на чем остановиться, никаких опознавательных знаков, продолжала думать Лариса.

   Она перешла через дорогу, повернула налево и пошла вдоль неё, как казалось по направлению к городу.

   Шла она достаточно долго, по дороге уже проезжали редкие автомобили, но почему-то в одну сторону, навстречу Ларисе, и ни одного — в нужном ей направлении.

   Вдруг Лариса поняла, что, оказывается уже некоторое время, она идёт вдоль длинного, очень длинного забора. Забор был высокий из кованных чугунных прутьев достаточно большого диаметра и очень частых. Расстояние между прутьями было примерно таким же, как их толщина.
— Странный забор, да вообще так не делают заборы,— недоумевала Лариса.

   Она подняла голову — прутья оканчивались пиками. И казалось, что они  вонзались в небо, а может быть, поддерживали его.

   Толи потому что этот необычный забор напомнил ей железнодорожный путь, толи потому что она уже поняла, что до города очень далеко, Лариса с радостью подумала: «Вокзал?» Она не стала даже пускаться в дальнейшие рассуждения — кому нужен в этом безлюдье, среди голой степи вокзал, но что-то внутри неё придавало ей уверенность, что именно там за этим забором есть то, что поможет ей благополучно вернуться домой.

   Она шла вдоль этого непривычного, нескончаемо-длинного забора, ускоряя шаг и, как в детстве, проводила рукой по прутьям, словно хотела удостовериться, что забор всё ещё здесь, и что он действительно пока не имеет ворот или калитки, как будто боялась пропустить, не заметив их.

   Она даже не пыталась остановиться и заглянуть между прутьями забора, чтобы разглядеть, что же там за ним. Она торопилась, будто знала, что может не успеть, может опоздать, что нельзя терять ни минуты. Нет, это не был страх, и это не была паника, а только — внутренняя уверенность, что нужно спешить, что нельзя медлить.

   Наконец-то она поравнялась с воротами, это даже не были ворота как таковые, а — очень большая калитка. Лариса вошла во двор, он был просторным и заполнен людьми, слева и справа — какие-то строения, скорее всего жилые. Во дворе росло огромное красивое дерево, его мощный прямой ствол был настолько высоким, что казалось — упирается в небо. Раскидистые ветки образовывали обширную крону, и всё дерево было таким надёжным и уютным, что хотелось скорее укрыться под его сенью.
— Такое огромное дерево трудно не заметить, ведь оно должно быть видно издалека, но, интересно, почему я увидела его только, когда вошла во двор?

   Лариса уже почти перестала удивляться всем странностям и несоответствиям, но всё-таки в очередной раз изумилась тому, что увидела прямо перед собой: посреди двора был выстроен многоярусный хор. На высокой и очень широкой лестнице, как в хоре стояли люди, было понятно, что они совсем не собирались петь, а стояли, словно ожидая чего-то. Многие были явно расстроены и огорчены, кто-то плакал, кто-то тихо стонал, некоторые были абсолютно безучастны и стояли, глядя в одну точку, у некоторых были какие-то повязки на руках, ногах, голове — от всех этих людей веяло обречённостью. А вокруг ходили, что-то носили, что-то делали другие люди, они все были заняты, как казалось, каким-то общим делом, но понять, что же тут происходит, было трудно.

   Лариса прошла вглубь двора, повернула налево и пошла вдоль «хора». Люди сразу оживились и стали звать её, тянуть к ней руки, что-то просить, но из-за всеобщей разноголосицы она не расслышала ни единого слова.

   Чем она могла им помочь, что могла дать, если у неё самой не было ничего? Она с участием и сочувствием стала пожимать тянущиеся к ней руки. Кого-то она гладила, чтобы успокоить, чьи-то ладони задерживала в своих ладонях, как бы передавая живую частицу силы и помощи, кому-то улыбалась, чтобы приободрить. Ей, почему-то было, очень жаль этих людей. Но что она могла для них сделать, что сказать, ведь она совсем не знала, что с ними произошло, почему они тут, что вообще происходит с ними, да и с ней самой?

   Она ведь тоже нуждалась в помощи, да и пришла сюда в надежде её получить, а вместо этого нужно было хоть чем-то помочь этим людям, которые просили её внимания, участия, поддержки. Она проходила мимо, пытаясь хотя бы взглядом, жестом, улыбкой вселить в них надежду.

   Подошла к дереву, провела рукой по его стволу. Дерево было живое и трепетное, чувствовалось движение соков под ладонью. Спокойствием и отдохновением веяло от этого «великана». Дерево защищало, укрывало от напастей, давало умиротворение. Постояв немного, Лариса направилась к дому.

   По ступенькам с высокой просторной веранды быстро спускался человек.
— Священник? — подумала Лариса, стараясь разглядеть его.
Он был в чёрном облачении с массивным золотым крестом, который необыкновенно ярко сиял, как зеркало, отражающее солнце.
— Вот он то мне и поможет, — решила Лариса, ускоряя шаг навстречу священнику.

   Он шёл прямо по направлению к ней, в приветствии раскрыв руки, словно желая обнять дорогую гостью.
— Как давно мы Вас ждём! Хорошо, что Вы наконец-то пришли. Мы давно Вас ждём. Пойдёмте, пойдёмте, — указывал он на ступени, приглашая её подняться в дом.
— Здравствуйте, Вы, наверное, меня с кем-то путаете. Вы не можете ждать меня, ведь я вообще случайно здесь оказалась. Поймите, я заблудилась,— говорила Лариса, поднимаясь по ступеням.
— Мы ждём Вас, именно Вас, — отвечал священник, — Вы должны сказать людям…
— Что, что я должна сказать? Мне нечего сказать людям, что я могу им сказать? — словно оправдываясь, говорила Лариса.

   Они зашли в дом, миновав веранду. Прошли просторную прихожую, повернули направо, пошли по длинному коридору, затем опять развернулись направо и остановились возле двери. Священник открыл дверь и жестом пригласил Ларису пройти. Она вошла, комната была, как всё здесь, просторной и квадратной по форме. Прямо напротив двери было окно, выходящее во двор, напротив окна — дерево, так понравившееся Ларисе.

   Комната была очень светлой. Удивительно, при таком небольшом окне и, не имея никаких искусственных источников света, каким образом она освещалась?

   Посередине комнаты стоял квадратный стол, большой массивный, если бы Лариса могла определить породу дерева, то, наверное, сказала бы, что стол был дубовым. Вдоль стен стояли подстать столу добротные и тоже массивные лавки. Стены, пол, потолок были выполнены из широких досок. При своей простоте всё выглядело очень надёжно и как-то по-домашнему. Где сейчас найдёшь такие дома с такими комнатами и с такой обстановкой?

   На столе и кое-где на лавках лежали древние книги и свитки. Книги в теснённых кожаных переплётах, золотых окладах, с замысловатыми застёжками. Они были от небольших, обычных размеров, до — очень больших, которые, наверное, даже не каждому по силам поднять.

   Свитки, наверное, пергаментные, а ещё из каких-то тканей похожих на шёлк были перетянуты шнурами. Шнуры — из цветных, золотых и серебряных нитей, и тоже самых разных размеров.

   При своей, казалось бы, древности и книги, и свитки сверкали и завораживали своей красотой и блеском.

   Лариса обернулась, она была одна в комнате, дверь — закрыта, и ей очень захотелось пройти и поближе увидеть все эти диковинные книги и рукописи.

   Она подошла к столу, стала обходить его, рассматривая всё то, что на нём лежало. Иногда она не могла справиться с желанием прикоснуться, провести пальцами по тиснению и резьбе. Ей захотелось взять свиток и заглянуть в него, словно в подзорную трубу как будто так можно было понять, что же в нём написано. Она даже пыталась расстегнуть застёжку на одной очень красивой и больше остальных понравившейся ей книге, но замок не поддавался, и ей так и не удалось полистать эту таинственную книгу.

   Потом она обошла комнату и осмотрела всё то, что лежало на лавках: книги, свитки, рукописи, какие-то замысловатые вещи, она даже не могла представить их назначение. Подошла к окну, посмотрела во двор, отсюда он выглядел красивым, чистым и каким-то упорядоченным. Она ещё раз полюбовалась деревом и пошла на первоначальное место между дверью и столом, туда, где она остановилась, как только вошла в эту комнату.

   Времени прошло достаточно много, но сориентироваться, сколько минут, часов, она находилась в этом доме, Лариса не могла. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу: справа — дверь, слева — окно. Она поглядывала то на дверь, то на окно и ждала того священника, который привёл её сюда, ведь должен же он за ней придти.

   Дверь отворилась, и в комнату вошёл высокий, статный, светловолосый мужчина.
— Наверное, тоже священник, но какой-то ни такой как прежний, и одет он как-то просто,— подумала Лариса.

   Он уверенно направился к ней и сразу полу обнял её левой рукой, Лариса недовольно посторонилась.
— Что ещё за вольности? Незнакомый человек, а ведёт себя… — она ещё не успела завершить мысленное возмущение, как мужчина быстро и повелительно вскинул правую руку, указывая на окно.

   Лариса повернула голову и посмотрела в окно, — там бушевал огонь. Уже нельзя было рассмотреть: ни двор, ни дерево, ни людей. Ничего не было видно за сплошной огненной стеной. Теперь уже Лариса приблизилась к мужчине, словно искала защиты. Он всё ещё бережно обнимал её за плечи, она повернула к нему лицо, подняла глаза, он смотрел на неё очень серьёзно и строго.
— Спасайся! ОГОНЬ УЖЕ БЛИЗКО! Ты должна спастись. Спасайся!

   Она метнулась к окну. Там по-прежнему был только огонь. Ни единого просвета. Она ничего больше не видела кроме огня.

   В комнате было светло и тихо, никакого запаха гари, никакого дыма. Лариса поняла, что здесь она в полной безопасности. Но во дворе?.. Она опять кинулась к мужчине:
— Там люди, их надо спасать, что-то нужно делать! — кричала она.

   Он спокойно уверенно и, как-то по-особому властно сказал:
— Ты не сможешь помочь им спастись. Запомни — огонь уже близко. Спасайся! — он опять жестом указал ей на окно.

   Лариса повернулась, и от изумления у неё перехватило дыхание. Окно сияло, как будто только что омытое, а за ним — прекрасное дерево в сверкающих каплях дождя, безоблачное глубокое синее небо и, словно очищенный, двор в какой-то необыкновенной гармонии и красоте.
— Слава Богу! Всё хорошо! — радостно выдохнула Лариса.

   Она всё ещё стояла и любовалась необычайной картиной за окном, она была одна в комнате, вдруг вспомнила слова священника:
— ТЫ ДОЛЖНА СКАЗАТЬ ЛЮДЯМ…
— Люди! Что вам сказать? Ведь вам уже так много всего сказано… — она стояла в раздумье, дверь отворилась, вошёл, встретивший её на пороге, священник:
— Уже — время. Вас ждут.

   Лариса пошла за ним, они вышли на веранду, весь двор был заполнен людьми. Она сделала шаг навстречу людям и стала говорить. Она рассказывала им обо всём, что знала, чувствовала, о чём так много размышляла, что волновало её, ставило перед ней вопросы, на которые она так хотела найти ответы.

   Она говорила долго. Она сказала людям…

   Прощались они с сожалением, что приходится расставаться.
— Оставайтесь с нами!
— Мне надо ехать. Я должна возвращаться, у меня — дела, но я обязательно вернусь к вам. Мы ещё встретимся.

   Во дворе стоял странный автомобиль, он был очень похож на трамвай, но без рельсов. Лариса поднялась на подножку, продолжая прощаться. Священник помахал ей рукой:
— Он привезёт Вас именно туда, куда вы желаете. Мы будем ждать Вас. Счастливого пути!




Картина "Огонь Творящий."
Автор: Лариса Георгиевна Дедова.