Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый». ДКБФ 1971-1974».
Глава 713. Калининград. Дивизион-экипаж БПК «Свирепый». Как строили БПК «Свирепый». Часть 2. Ночёвка в железке. 30 июля 1972.
Фотоиллюстрация из ДМБовского альбома Юрия Казённова: Калининград. ПСЗ «Янтарь». БПК «Свирепый». Такими мы были ровно 45 лет тому назад. 30 июля 1972 года.
В предыдущем:
Бригадам рабочих и наладчиков приходилось оставаться после работы или на ночь, чтобы к утру всё сделать как надо. Естественно, с ними оставались на ночёвку в холодных, голых и тёмных помещениях и мы, матросы и старшины экипажа новостроящегося БПК «Свирепый». Как это было в самом начале нашего пребывания в дивизионе-экипаже в марте 1972 года следует рассказать в отдельной новелле-продолжении…
Ночевать в голом корпусе корабля, без утеплённой обшивки переборок и перекрытий палуб и надстроек, без работающих машин, с аварийным слабеньким освещением и без обогревателей мне и моему другу и товарищу, рулевому Толе Телешеву приходилось ещё в декабре 1971 года и в январе 1972 года на БПК «Бодрый», потому что я пришёл на этот корабль 27 декабря 1971 года в самый разгар заводских ходовых испытаний. Так что мне ночёвка в голом холодном промёрзшем металлическом корпусе корабля, который мы тогда называли «железкой», было не впервой.
Ночёвка в «железке» нужна была для того, чтобы оградить и охранять корабль и всё, что в нём есть от так называемых «несунов». В эти 70-е годы XX века что-то стащить, взять, унести и принести с работы к себе домой в хозяйство, в гараж, в свою мастерскую или на свой корабль было «не западло», а самая, что ни на есть нормальная и естественная вещь. Государство большое, сильное, богатое, мощное, так что на всех хватит…
Честно признаюсь, мы, экипаж новостроящегося БПК «Свирепый», тоже промышляли этим, несли на корабль всё то, нужное и полезное, которое где-то «плохо лежит», «кому-то не нужно, а нам на корабле – в самый раз», «без чего нам, ну, край как будет плохо в море». Моряки несли на корабль с территории завода, из цехов, с других кораблей-объектов буквально всё…
Ребята умудрялись вручную перетащить незаметно и погрузить на корабль через короткие или длинные сходни-трапы тяжеленные электродвигатели, огромную запорную арматуру, фланцы, вентили, задвижки, я уж не говорю о разного рода хозяйственные материалы для боцманской команды, канаты, тросы, такелаж. Даже куски и звенья якорной цепи умудрялись дотащить и погрузить на корабль…
Так как я в дивизионе делал специальные плакаты на деревянных струганных рейках для занятий командно-штабных офицеров и плакаты для занятий в боевых частях по специальности, то я тоже почти каждый день приходил в деревообрабатывающий цех, чтобы поискать среди отвалов отходов производства хорошо обработанные деревянные бруски, рейки, дощечки, куски фанеры, цветного оргстекла, плотного жёлтого пенопласта.
Кстати, мне всё чаще работники этого цеха стали подбрасывать в отходы по моей просьбе якобы «бракованные» доски, рейки и другие изделия, когда я им показал то, что в свободное время делал в дивизионе – ручки для ножей, знаменитые сувенирные открывалки бутылок с пивом в форме обнажённой женской ножки в туфельке с каблуком…
Как в январе 1972 года на БПК «Бодрый», так и в марте на БПК «Свирепый» в холодном и промозглом, провонявшим заводскими запахами и дымами корпусе БПК «Свирепый» на боевых постах были размещены раскладушки, застелены тремя матрацами каждый, на которых посменно спали и отдыхали матросы первого года службы, которых снаряжали на дежурство и вахту от мародёров-несунов.
В самую холодную, ещё морозную погоду и ночи, мы спали одетыми в робы, в шинели и бушлаты, накрывшись одним матрацем, как одеялом. При этом шерстяным матросским одеялом под матрацем мы накрывались с головой, оставляя только небольшую дырочку для дыхания. Два матраца под нами обеспечивали необходимое аккумулирование тепла в этой «берлоге».
Как правило, рядом с раскладушкой на железной палубе лежала какая-нибудь железяка, которой изредка спящий матрос на дежурстве внезапно сильно стукал по палубе, гремел о всякие выступающие детали, кронштейны, конструкции и при этом весело орал спросонья в ночную темноту для устрашения…
- Положь на место, падла!
Кто-то из таких же «дежурных охранников» корабля внизу, сбоку или где-то вдали внутри корпуса корабля тут же откликался и тоже начинал греметь «железяками» по железу, скрести, царапать, стукать или что-то ронять. Такие звуки продолжались до того момента, пока коротко не «взрёвывал» тревожный звонок вахтенного старшины «годка» или «подгодка» у трапа, который единственный из нас был вооружён пистолетом Макарова.
Этот краткий звонок «тревожного ревуна» сигнализировал нам, что «всё в порядке, несите вахту дальше, я не сплю». Мы затихали до того момента, пока опять какие-то посторонние звуки не прерывали наш тревожный морозный сон…
Звуков на мёрзлом корабле было множество: то ветер страшно завоет в отверстиях, то кто-то тяжко вздохнёт, то кто-то начнёт красться неслышными шагами, но со скрипом по наметённому снегу, то ночное освещение вдруг внезапно моргнёт или погаснет, то кто-то из ребят встанет, чтобы повыть на луну, а потом опять начнёт скрипеть пружинами раскладушек, пытаясь завернуться в матрацы плотнее…
Однажды мы с Толей Телешевым проснулись рано утром в штурманской рубке, а все переборки, навигационное оборудование, всё-всё в густой шапке инея и даже наши матрацы над нами, особенно возле тех дырочек в складках одеяла, через которые мы дышим, тоже в густой бахроме инея.
В «берлоге» было тепло и уютно, а снаружи всё вокруг было в искрящемся инее, холодно, сыро, влажно и оттого ещё холоднее. Было очень весело…
Кстати, мы научились тогда стирать после работы наши рабочие носки и сушить обувь тоже под матрацами, вернее между двумя нижними матрацами, под нами. Лежишь себе, греешься, а в твоих ногах под матрацем сушатся твои носки и «прогары». Запах, конечно, соответствующий, зато утром одеваешь не «каляные» замёрзшие сырые ботинки, а сухие и тёплые. Так что, мы с Толиком Телешевым на все утренние построения и сборы приходили первыми, а самое главное – никто из нас, рулевых, тогда не простудился и не заболел!
Это знаменитое: «Положь на место, падла!» понравилось всем и передавалось от вахты к вахте всем и каждому, кто ночевал в «железке». Ребята стали «расцвечивать» это отпугивающее выражение разными добавлениями, ругательствами, оборотами речи, но классическое изначальное выражение было вне конкуренции…
Иногда кричали так: «Куда понёс, падла!?», потом: «Я тебе сейчас, падла, рога поотшибаю!», затем: «Падла! Догоню, убью!» и т.д. При этом разнообразили звуки, который в «железке» ночью были слышны издалека и далеко, долго, звучно. Ребята изощрялись в производстве тревожащих звуков, это было настоящее весёлое творчество, которое вызывало в ночи гомерический хохот моряков. Нас в заводе даже прозвали «свирепо хохочущим экипажем»…
Вначале таких охранных ночёвок в «железке» было несколько случаев, когда ловили «несунов», но потом эти «набеги» прекратились. Ночевать стало скучно, холодно, голодно и неуютно, потому что очень на корабле было очень сыро, плохо пахло, оттого было ещё холоднее. Роба, бушлат и шинель настолько промокали и вбирали в себя сырость, что мы постоянно дрожали от озноба.
Единственным развлечением для нас было дежурство где-нибудь в отдельном боевом посту какого-нибудь новенького молодого матроса, который дежурил в «железке» первый раз. Такого парня якобы случайно и естественно помещали одного на боевом посту с приказом не спать, быть начеку и обязательно отвечать на сигналы вахтенного у трапа. При этом ему не говорили, какие это должны быть сигналы, но за вечерним сладким чаем из термоса с холодными котлетами «сухпайка» говорили, что он должен в случае чего отогнать непрошенных «ходоков-несунов».
Новенький, как правило, долго в первый раз не засыпал, ворочался неуютно под матрацем в шинели, жалел себя, проклинал судьбу и «жизнь забубённую», тревожно прислушивался к шорохам и звукам. Где-то неподалёку от того места, где лежал на раскладушке «новенький», валялась на палубе куча каких-то строительно-монтажных деталей, оборудования, инструментов, к которым был привязан длинный коней (линь).
В другом месте тонкая бечёвка была привязана к качающейся на конце «железяке», – это была знаменитая уличная «стукалочка». Такие небольшие по весу грузики мы привязывали к ставням домов соседей, чтобы потом ночью дёргать за длинную ниточку и слегка постукивать в соседское окошко…
В тот момент, когда всё вокруг затихало и даже мы, «бывалые» уже «клевали носом», кто-то из ребят начинал дёргать за концы и двигать груды инструментов, деталей или вещей, например, рабочую одежду и ботинки, оставленные рабочими или наладчиками на рабочем месте. Когда мне в первый раз привиделись качающиеся в свете ночника робы рабочих на вешалке, я тогда чуть не описался…
Как правило, сначала кто-то сбрасывал со стола или с какой-то возвышенности какой-то привязанный к концу предмет. Грохот падения, как правило, всех будил, но пока только настораживал, потом кто-то начинал тянуть что-то лежащее на палубе, создавалось впечатление, что кто-то чего-то тащил тяжёлое…
«Новенький», как правило, ждал реакции от более опытных товарищей, сжимался в комочек под тёплым одеялом и матрацем и пытался «не слышать», как кто-то крадётся. Тогда в дело вступал третий и опять что-то «тихо» ронял или «тащил». После этого «новенький», как правило, сначала жалобно, потом более громко, потом отчаянно громко начинал однотонно, но с усилением кричать: «Положь на место, падла!».
Давясь от смеха, мы успокаивающе откликались, тоже по всякому орали в ответ и в унисон «новенькому», перекликались, ругали «несуна» во все тяжкие, а заодно и «новенького» за то, что он «реагирует на пустяки». После этого все успокаивались, а через 5-10 минут начиналось главное веселье – «стукалочка»…
Слабое редкое вразнобой постукивание «стукалочки» обрастало в воображении такими подробностями, что «новенький», как правило, вылезал из «берлоги» и крадучись, сгибаясь в три погибели, шёл искал места, где спали-дежурили более опытные дежурные матросы и старшины. Ходить в кромешной темноте по кораблю, который находится в режиме строительства, достройки, наладки и стендовых испытаний очень трудно, - шишек, синяков и царапин не избежать…
Как только «новенький» вылезал из «берлоги» и скрипела его раскладушка, в местах нахождения основных команд дежурных выключался аварийный свет или наоборот, он начинал «моргать»: то включится, то погаснет. В результате «новенький», как правило, начинал бить «железякой» по всему, что его окружало так, что корабль наполнялся гулким грохотом и опять гомерическим смехом «бывалых».
Вы спросите, откуда ты, Суворов, всё это знаешь? Неужто сам бывал в роли такого «новенького»? Увы, нет. Я просто однажды пошутил и сыграл в такую игру, вспомнив наши уличные игры детства. Этот розыгрыш понравился всем, кто в тот раз дежурил и его ещё несколько раз повторили.
При этом знаменитый слоган-выражение: «Положь на место, падла!» вошёл в традиционную морскую речь первого изначального экипажа БПК «Свирепый».