Андрогин

Геннадий Моисеенко
   Собирая воспоминания о бабке Аглае я, естественно, постоянно посещал городишко, возле которого находится Торчилово, и в одно из таких посещений я побывал в джигородском Вознесенском соборе, расположенном между чудом сохранившегося после войны жилым многоэтажным домом и тыльной частью кинотеатра «Спутник», на тот момент находящегося в аварийном состоянии. И хоть место это находится в самом центре Джигородска, впечатление оно оставляет удручающее.
   В прочем, я, как всегда, отвлёкся. После службы батюшка обратился к пастве с нравоучительными словами: «Не читайте астрологических прогнозов». Как часто мне приходилось слышать подобные обращения от служителей церкви. Но имеют ли они отзыв? Ничуть! Наш российский народ любит подчёркивать свою набожность, но при этом ни сколько не стесняется тут же обсуждать очередную ахинею прочитанную в журнале или услышанную по телевизору.
   И, поверьте, мало найдётся людей богомольных, которые в тяжёлой жизненной ситуации не побегут к служительницам «чёрных сил» (как называют их попы), таких как бабка Аглая.
   Я же всегда считал (да и сейчас считаю), что уж если и есть служители света, так это бабка Аглая. Судить надо не по лозунгам, декларируемым с амвона, но по делам, творимым на Земле.
   Ох, дела, дела наши. Был такой случай: постучался в двери к Аглае, вроде как правильный такой, богомольный. Но ведь занесло его в Торчилова, а если занесло, значит, проблема есть.
   Встал в дверях проситель, с ноги на ногу переминается, проходить боится.
   - Ну, чего встал как вкопанный? – спросила бабка, - всё равно уже пришёл, так что проходи.
   - Грешно это…, - промямлил мужчина.
   - «Грешно» говоришь? Ничего, замолишь. А сейчас рассказывай о своей беде.
   Мужчина осторожно прошёл по скрипучему полу и сел на краешек ветхой табуретки. Поверьте, эта табуретка побывала под такими задницами, что об их хозяевах табуретка могла бы написать солидную энциклопедию, правда ракурс обзора у табуретки очень уж неприглядный.
   Зато бабка видела своих просителей прямо перед собой и всегда заглядывала им в глаза, даже в тех случаях, когда в них смотреть противно.
   - Рассказывай о своей печальной любви, - прервала затянувшееся молчание Аглая.
   - Откуда Вы знаете, что о любви?... В прочем, я слышал о Вашей проницательности.
   - Раз слышал, значит, тебе будет легче рассказывать.
   - С чего бы начать…
   - Начни с того, что она…
   - Да, она… она поёт.
   - Я так понимаю, что она не на концертах поёт, не со сцены.
   - Всё правильно. Она на клиросе поёт. Я давно её заприметил. Часто я прихожу в церковь чтобы увидеть её, услышать её голос.
   - На клиросе поёт? Хорошо. В церкви – тоже хорошо… А в чём проблема? Познакомься. Мне кажется, вы созданы друг для друга.
   - Как познакомься? Кто я, как подойду? Она ведь вся такая неземная…
   - Все мы неземные, когда влюблены. Только не вижу проблемы. Чтобы понять, чтобы узнать, надо просто попробовать, быть может, всё намного проще, чем ты себе напридумывал.
   - Даже не знаю. Наверное, я боюсь. Боюсь разрушить эфемерность. Вдруг я получу отказ, и всё рухнет.
   - А вдруг не получишь отказа, и попробовать не попытался. Что тогда? По крайней мере, ты будешь знать наверняка. Я почему-то уверена, что отказа не будет, хотя меня гложут сомнения в том, что ты решишься подойти.
   - Так плохо?
   - Как есть. Отправляйся домой, завтра я кое с кем увижусь и, думаю, смогу разобраться с твоей проблемой. Только помни, всё зависит от тебя и ни от кого более.
   - На следующий день, аккурат после заутренней, в дверь избы бабки Аглаи постучали. На пороге стояла молодая девушка в длинном, почти бесформенном, платье до пола, а её головка была плотно закутана коричневым платком так, что дневному свету было видно только её бледное личико.
   - Заходи, красавица. Не жарко?
   - Почему Вы меня об этом спрашиваете?
   - Пора нынче горячая стоит, лето всё-таки, а у тебя тело не дышит. Закуталась, будто осень на дворе.
   - Так лучше.
   - Ну, лучше, значит лучше, тебе виднее. Рассказывай.
   - Знаете, я пою на клиросе во время церковных служб.
   - Ну что ж, дело хорошее, - ответила бабка.
   - Только дело в том, что последнее время я стала замечать, что один молодой человек всё время смотрит на меня.
   - И пусть смотрит.
   - Нет. Все приходят и молятся, а он стоит в толпе и, вроде, тоже молится, только глаза его не к небу обращены, не в землю глядят, а на меня. Если я на него начинаю смотреть, он сразу взгляд отводит, а потом я замечаю, что он снова смотрит. И так каждый день.
   - И в чём проблема?
   - Я не понимаю, к чему это?
   - А он тебе нравится? – спросила Аглая.
   - Нравится… Ой, что я говорю, грех-то какой.
   - Не поняла, почему грех? – удивилась бабка.
   - Ну, что Вы, как можно, он же мужчина. Это прелюбодеяние.
   - Вот что я тебе, милочка, скажу: то, от чего бывают дети, грехом быть не может, иначе мы давно бы вымерли. Что может быть на свете лучше детей? А ты: «грех», «грех».
   - Но батюшка в церкви говорит…
   - А ты своей головой живи, а не батюшкиной. Все женятся, детей заводят, так мир устроен. Веруешь, веруй, дело твоё, а до фанатизма доходить не стоит. Читала историю о Рапа Нуи?
   - Не помню.
   - Я напомню. Это был цветущий остров благоденствия. Люди жили в достатке и мире. И решили они, что надо за это благодарить богов. Стали они вырубать в их честь гигантские статуи и устанавливать их на берегу моря. А чтобы передвигать статуи они стали вырубать лес: и дорогу расчищали, и было чем двигать. В итоге, лес вырубили, настал голод, и не просто голод, а до каннибализма дошло. Когда первые европейцы прибыли на остров то нашли кучку голодных людей, последних выживших. И назвали европейцы этот остров островом Пасхи. А гигантские статуи и сейчас там стоят.
   - А мне как быть?
   - Смотри сама. Жизнь не ограничивается клиросом. Если ты это поймёшь, то всё у тебя будет в порядке, а не поймёшь – очень жаль.
   Как поведала мне молва, никто из этой пары не решился сделать шаг навстречу друг другу.
Через пятьдесят лет, в один год, на Воробецком кладбище Джигородска появилось две могилы. Их разделяло каких-то десять метров, но эти десять метров они уже никогда не смогут преодолеть. Вечность разделила их. И лишь ветер, беспокойный ветер, блуждая между серых бетонный надгробных стел, иногда заносит пожелтевший кленовый листок с одной могилы на другую, напоминая, как легко потерять то, что было совсем рядом.

19.03,23.04.17
Геннадий Моисеенко