1.
Ее кожа пахла кремом. Она была, точно роза Эдема. И ночами, когда она спала, я разглядывал ее, сев в постели и отложив книгу, и диву давался, как в одном сосуде может ужиться богиня и стерва одновременно. Несомненно, в ней шла борьба. В то время мы были нужны друг другу, как воздух. Я боролся со своей неутолимой злобой, а она с личиной стервы. Когда я напивался и у меня начинали чесаться руки, а пятки уже сверкали и дымились, предвкушая долгую бессонную ночь, и все
существо мое уже было готово к выбросу всякой мерзости, накопившейся во мне за сутки, - она могла одним лишь прикосновениям разрушить всю мою часотку,
осадить во мне любого демона, - и тогда я посылал всех в неведомые края, а сам оставался с моей розой Эдема, восхваляя ее, осыпая поцелуями ее стопы... Благодаря ей я научился смеяться своему необъяснимому, желчному гневу прямо в харю, словно говоря ему: "Подавись!". Иногда мы менялись ролями. Видя, как она хихикает с каким-нибудь шалопаем, или узнав, что она флиртует на стороне, я вспыхивал, словно этиловый спирт от спички; в те минуты земля дрожала от моих шагов, все казалось мне в тумане, и если вдобавок к моей ревности во мне находилось порядочно мерзости, я забывал обо всем, забывал даже свое имя, - но она первой находила меня в этом Богом забытом городе, с потекшей от слез тушью и сбитым дыханием, прикасалась ко мне, и... - луна исчезала, шкура зверя сползала с меня, будто облитая кислотой, и я припадал к ее ногам, а она лишь твердила мне, задыхаясь после погони: "Дурачок... Дурачок!". Потом выяснялось, что вся моя ревность не имела никакой почвы, что все причины были лишь моими домыслами, плодом моего разыгравшегося воображения... Дурачок!
2.
Осенью роза увяла. От нее осталась лишь пара лепестков, да и те разлетелись, подхваченные холодным ветром. Поначалу я впал в тоску, и вся моя так называемая
мерзость, увидев, что нет над ней больше тех волшебных рук, полилась из меня стремительным потоком. Я сам отдался осеннему ветру, бесконечным шляниям в ночи и
отвратительным падениям на рассвете. Всюду мне виделась одна грязь, и повсюду оставлял я после себя лишь мусор, видя в этом выражение собственного протеста,
несогласия с грязной и плохо пахнущей действительностью, - Двадцать первый век! - думал я. - Он переполнен газами, его распирает на части. Быть может, это привело
его к вселенской пустоте, к вселенскому одиночеству. Человек вообще существо одинокое, такова природа нашей души, - но теперь... "В будущее!" - кричим мы, а сами катимся в выгребную яму. "Долой старину!" - орут юнцы, но слова их пусты, они подхватывают лишь то, что на слуху, а на слуху - все та же пустота...
Мне хорошо запомнилась одна из тех ночей. Было жутко паршиво. Паршивость моя достигла самого пика. Я плелся по темной улочке, истощенный литрами пива и
собственной дурью, и - самое ужасное - почувствовал внутри себя пустоту. От этой пустоты я заскулил, словно дворняга, и готов был уснуть у первого попавшегося
фонаря, - и вдруг зарядил дождь... Впереди сиял фонарь, и асфальт, освещенный лучом, засверкал, ожил от дождевой воды и фонарного света... И даже переполненные
мешки с мусором, прислоненные к фонарному столбу, не способны были испортить картину. Они дополняли ее, и во всей этой композиции были даже привлекательны на вид. Не хватало лишь негра в черном костюме и с саксофоном. Но воображение поправило эту оплошность, и в голове моей заиграла музыка... Нет, - решил я, - прочь от пустоты. В мире полно грязи, но ради таких минут, когда падающий получает крылья и воспаряет, - ради таких минут мы и рождаемся. Спасение приходит к нам в простом наряде...!
3.
Короче говоря, той ночью я встал и, протрезвев после черной пьянки, опьянел от жизни. Я неожиданно понял, что мгновение назад умер, а в следующее мгновение
возродился. И почувствовав пустоту, я возжаждал ее гибели. Моим первым спасением стала музыка. Я нашел, что музыка - есть жизнь, а жизнь - настоящая музыка. Я
снял с себя цепи и значки, что кричали о моей принадлежности к какому-то течению, - я решил, что не нуждаюсь более в течениях, ибо иду сам по себе, как и все
мы. Так, отбросив скудное прошлое, я увидел впереди рассвет и отправился в путь.
2017