Кукла

Владимир Фомичев
Глава первая

Если не останавливаться, то, сколько ни ходи, никогда не потеряешься.
Вот и на этот раз он шел, не глядя под ноги, не рыская по сторонам,  урывками примечая вехи пройденного. Так бредут по кругу ослики, качающие воду из колодца. Спроси его про геометрию маршрута, ни за что бы не ответил. Однако никто не интересовался, даже он сам. Сказочник равноудалился от людей и от себя - нового. Прежний бросил сочинять сказки  в тот момент, когда окончательно убедился, что его усилий на всех не хватит, а ему уже нет дороги назад, ибо уверовал в те немногие, в плену которых не ощущал себя узником. Новый поселился в коконе старых  сказок, передвигался вместе с ним, не пересекая границу, за которой вертелись и куражились чужие сказки. Они – чужие – сталкивались, иногда преднамеренно, порой случайно, и тогда из коконов выпадали посеченные личинки человечков, и многим не удавалось подняться.

Послышался чье-то всхлипывание. Так плачут обиженные дети. Вгляделся – на обочине валялась кукла.
«Выпала из чьей-то сказки, - решил Кукольник (почтальон обращался к  старику именно Кукольник, никак иначе), - или выбросили».
Продолжил путь - допускать чужаков в свой мир не хотелось.
Не пройдя и десяток шагов, он почувствовал не то чтобы раскаяние, скорее -  угрозу. Окружающая жестокость давно перестала удивлять, однако мириться с несправедливостью в пределах своих владений никуда не годилось.  Вернулся, нагнулся, потянул за руку – что за черт? не поддается.  Грязь цепко держала куклу и не собиралась отпускать.  Перепачканное лицо жертвы молило о помощи. Кукольник засучил рукава и, морщась от брезгливости, освободил несчастную. 

Дома старик первым наперво тщательно отмыл находку, наскоро причесал и усадил сохнуть. Выглядела она неважно: синяки под глазами не исчезли, маникюр облупился, то здесь, то там виднелись ссадины и царапины.
-  Крепко ей досталось,- Кукольник вздохнул, собрал и отправил в мусор никуда не годную с его точки зрения одежду, - Надо будет гостью приодеть и придумать для нее новую сказку, не так ли?
Вопрос, адресованный квартирантам молчаливого жилища, никого особенно не удивил. Они привыкли к хозяйским странностям, оставляя за собой право на ревность к вновь прибывшим. Первой отреагировала гутаперчивая собачка. Подошла, внимательно обнюхала, доверительно положила голову кукле на колени, – приняла.
-  Смотри-ка, не испугалась. Видать, в семье собаки водились, - подал голос пластмассовый великан в камуфляже. Если бы не шеврон с надписью «Дорофеевское лесничество», мужчина мог сойти за отставного военного. В доме кукольника он появлялся нечасто: либо с перепоя, либо, скрываясь от благоверной, - Как наречем бедолагу?
-  Может, замарашка? – предложил грязно-белый заяц ( дружная весна торопила косого переодеться), - Мастер, как это звучит по-французски?
-  Су-ю (souillon).
-  А что? Мне нравится, - лесник пожевал губами, - Су-ю. Красиво.
-  Нельзя, - кукольник отрицательно мотнул головой, - у этого слова наличествует и другое значение – шлюха.
-  Так она шлюха и есть, - встряла фарфоровая фрау в замысловатом капоте с яркими ленточками. По всему выходило, что, несмотря на кажущуюся строгость, дама старательно молодилась и стремилась произвести «впечатление», - Приличные барышни в грязи не валяются. 
-  … и потом, - кукольник рассуждал как бы сам с собой, - с таким именем в новую сказку не очень-то… имя обязывает… как на флоте… К тому же, - он развернулся в сторону фрау, - выбирая между шлюхами и проститутками, я всегда предпочитал последних. Ибо ценю профессионализм в любых проявлениях. Вам ли не знать? Нет, Су-ю положительно не годится. 
-  Старый греховодник, - чопорная дама фыркнула и загремела чайной посудой, - да хоть Белоснежкой назовите, мне-то  что. Наплачетесь с ней, помяните мое слово. Ишь, как зыркает!
И правда, кукла обсохла и с неподдельным интересом стреляла глазами по сторонам. Ее явно не смущали ни собственная нагота, ни присутствие мужчин.
-  Привыкшая, - дама бросила гостье вязаную шаль, - Прикройся!
Кукла встала и кокетливо повязала вокруг бедер накидку. Подошла к зеркалу, повертелась, оценила наряд: «Круто!»
-  Вокабулярчик тот еще, - буркнула оловянная фигура солидного мужчины в дорогом импортном костюме, - Позвольте представиться: Валентин Петрович, госсоветник третьего класса.
-  Второгодник? – хихикнула гостья, - Для третьего класса вы слишком старый.
«Остра на язычок, - подумал Кукольник, - Это и хорошо, не люблю ханжей».
-  Видите ли, дорогуша,  Валентин Петрович далеко не без способностей.  Просто существующая классификация гражданских чиновников составлена таким образом… Но, об этом как-нибудь в другой раз. Рад, что вы оклемались, и надеюсь, вам придется по душе наша небольшая, но дружная компания. Для начала попрошу запомнить единственное правило, обязательное для всех обитателей моего дома: здесь проживают исключительно те, кого я придумал. Впрочем, это дело добровольное. Вы вольны покинуть нас  в любой момент. Однако воспользоваться этим правом можете только один раз.  Подумайте хорошенько, до утра обожду. 
Кукла вздрогнула, будто под ударом плети, но тут же взяла себя в руки. Наклонилась над сидящим в  кресле-качалке кукольником: « Дядя, ты меня выгоняешь?»

Глава вторая

-  Зря вы так, - чучело ворона опустилось за спину старика, - Хозяин добр. Я бы даже сказал, излишне мягкотел. Ему легче, - птица зашлась в скрипучем смехе,  - простите, пристрелить, нежели обидеть. Кем я был прежде? И посмотрите на меня сейчас, - ворон, не моргая, уставился на гостью, - Улавливаете?
Кукла поежилась -  во взгляде пернатого адвоката сквозил могильный холодок -  выпрямилась, протянула вмиг озябшую руку и почесала птице затылок:
-  А то! Кавалер стоящий.
«Самообладания ей не занимать», - старик одобрительно покачал головой. Он все больше убеждался в том, что предчувствие его не обмануло: случай, безусловно, трудный, но весьма занятный. Вылепить из подобного персонажа  нечто абсолютно новое вряд ли удастся, однако перенастроить…
-  Как вы отнесетесь к имени Долли*?
-  А зови, как хочешь. Водички можно?
 Деланный смешок гостьи укрепил фрау в подозрениях.

Дни потянулись за днями. «Дядя» примерял к Долли сказку за сказкой. Но, ни одна не приходилась девушке впору.
-  Обрати внимание на ее глаза, - шепнула Мастеру фрау, когда кукла отлучилась в погреб, - они постоянно меняют цвет. Не к добру это.
-  Ничего странного – девушка ищет себя. Ты, ведь, тоже подбираешь сумочку в тон туфлям. Ее душа мечется, приспосабливается к новым обстоятельствам. Глаза, как могут, поспевают. Интересно, какими они были при рождении?
-  Ну вы, хозяин, и даете, - подошедшая собачка, аж, присела, - всем известно, что щенки рождаются со светло-голубыми. И лишь потом, когда личность начинает коренным образом формироваться,  обретают конечный цвет. У людей – преимущественно темный.
Кукольнику стало неловко. Он, действительно, не помнил, как выглядели его дети. Уже задолго до рождения он придумывал для них сказку, где они фигурировали как нечто целое, вне времени и без деталей. В любой момент старик мог обратиться к сыну или дочери в возрасте дошкольном, а через минуту другую беседовать с родителями своих внуков.
-  И опять же – ничего странного, - Кукольник потрепал любимицу за ухо, - Много лет назад, силясь произвести должное впечатление, - он отвесил шуточный реверанс в адрес вспыхнувшей фрау, -  я надумал себе быть рассеянным. Да так вжился в роль, что по рассеянности, забыл вернуться.
-  Уклоняемся от темы, - Валентин Петрович озабоченно тер виски, - Мадам права.
Стук приближающихся каблучков поставил в дискуссии жирную точку. Открылась дверь и в проеме нарисовалась долговязая фигура Долли. Девушка забавно смотрелась в мини юбке с трехлитровой банкой соленых огурцов в обнимку.
«Да, что-то не клеится» -  Кукольник вздохнул и надолго задумался.

Меж тем гостья успешно обживалась, что не замедлило сказаться на ее внешнем облике. Из потрепанной куклы с расхристанной прической и такой же всклоченной душой Долли превратилась в смешливую барышню-переростка, всюду сующую длинный с горбинкой нос. Непосредственность, с которой она задавала кучу вопросов, умиляла настолько, что даже строгий чиновник прощал вопиющую необразованность и терпеливо пускался в  разъяснения. Мало-помалу роли репетиторов  распределились  следующим образом: Валентин Петрович обучал математике и русскому языку, ворон истории и обществоведению, собачка – навыкам послушания. Под нажимом общественности Фрау согласилась поделиться секретами хорошего тона (Лесник по причине нечастых посещений выполнял для них роль наглядного пособия). Общее руководство, естественно, взял на себя Кукольник.
Ученица выказала недюжинные способности. Однако бьющий через край темперамент не позволял надолго сосредоточиться на отдельной взятой теме. К тому же она была далека от обобщений, предпочитая сухую конкретику: кто, с кем, когда, почем и т.п. Таким образом, любимым предметов неизбежно стала история. Личная жизнь царей, императоров и прочих вождей интересовала Долли гораздо больше, нежели причины социальных и политических катаклизмов, в основе которых она усматривала неуспехи руководителей государства, опять же, на любовном поприще.
Как-то раз, протирая на полках пыль, девушка натолкнулась на фундаментальный труд о знаменитых женщинах различных эпох. С тех пор каждую свободную минуту она прилежно штудировала красочный фолиант, а предугадать ее поведение стало сравнительно легко – достаточно найти в книге закладку.

-  Примеряет чужые сказки, - встревожился Кукольник, - а вдруг какая да подойдет?
-  А ты на что надеялся? – Фрау отложила в сторону любовный роман французского автора, - С чего решил, что твоя будет лучше?
-  Я этого никогда не утверждал. Просто, не хотелось бы ее терять. Но правило есть правило, и я стар что-либо в нем менять.
-   Поэтому в нашем доме так пусто. Даже гости обходят стороной. Твой идейный эгоизм далеко не всем приятен, - Фрау сделала вид, что вновь углубилась в чтение.
-  Нет позволь, - старик вырвал книгу, - для кого стараюсь? Неужто  прежняя жизнь вам милее? Ваши собственные фантазии не распространялись далее … Впрочем, извини, не хотел обидеть. Извини.
-  Ладно, уж. Ты хороший сказочник. «Добрый», как сказал бы ворон. Главного он не упомянул, из чувства такта, наверное. Вот говоришь – старый, а давишь людей, словно пресс виноградный. Перелицовываешь под себя, - женщина улыбнулась, а затем, не сдержавшись, громко рассмеялась, -  мы, все, даже говорим, как ты - из-ла-га-ем. Мысли наши и то подменил. До встречи с тобой в подобной ситуации я бы наверняка расплакалась, а сейчас смеюсь, и знаешь, почему?
-  Знаю. Ты самая удачная из моих неудавшихся сказок.
-  Дурак. Так и не научился понимать простых вещей. Пожалей девочку, не ломай, - пересушишь.  Да и не по зубам она тебе.

В тот вечер Кукольник долго не ложился. Последняя фраза лишь укрепила его в желании вырвать куклу из прошлого и не с кем более не делить.
 
Глава третья

Иван Сергеевич выбрал профессию почтальона не ради денег. Какая у почтальона зарплата? - пшик и мелочью вдогонку.
Начнем с того, что  Сергеич сменил работу, когда его попросили из судейского корпуса. Причиной для увольнения послужила склонность к вынесению неожиданных вердиктов. Да, да. Справедливость здесь не при чем: стареющим служителем Фемиды ни с того, ни с сего овладела тяга к острым ощущениям. Он начал проявлять нездоровое любопытство к реакции участников процесса на непредсказуемый результат. Впрочем, понять его не трудно. С женой познакомился на втором курсе института, дети разъехались, от дома до работы пять минут на трамвае – скука смертная. Отпуск и тот зарегламентирован донельзя: путевка в ведомственный санаторий либо ужение карасиков в дачном пруду.  Вот и подался отставной чиновник в почтальоны: кому приглашение на свадьбу, кому – на похороны.
Чего греха таить, иной раз возьмет, да и нарочно перепутает телеграммы, а сам всматривается в глаза адресата – каково, мол? Ну, извинится потом, дескать, торопился, очки дома забыл…  Начальство покричит, покричит, пар выпустит и успокоится. Все одно желающих грязь месить за копейки днем с огнем не сыщешь.
Со стариком Иван Сергеевич познакомился при довольно любопытных обстоятельствах. Прослышал на службе, мол, живет в его районе некий странный гражданин. С виду такой же, как все: две ноги, две руки, шляпа, калоши… вроде, не пришибленный… а ничем не проймешь. Уж, ему и хамили, и по-хорошему, нет! на контакт не идет, хоть ты тресни. В конце концов,  плюнули, определив в городские сумасшедшие. Город не маленький – места хватало всем. Была своя филармония, библиотека. Среди прочих хозяйственных построек выделялось ветхое здание общественной бани. В отличие от частных сородичей, где мысли вертелись вокруг ежеминутных потребностей, монументальное сооружение навевало на граждан тоску по имперским амбициям. Еще свежи были в памяти времена, когда один гигантский кокон вмещал все население, рассаживал строго по разнарядке Главного Сказочника и карал за любые поползновения к сепаратизму. Тогда-то молодой, подтянутый, законопослушный юрист Ваня Громов и выбился в люди.
Нынче же мешковатый Сергеич искал предлог нагрянуть к «странному» субъекту, проживающему в «его районе». Случай долго не выпадал, ибо связь с внешним миром жилец поддерживал неохотно.
«Если гора не идет к Магомету…» - решил новоиспеченный почтальон и отправился по известному адресу, импровизируя на ходу возможные поводы для посещения.
Одноподъездный дом располагался в лесопарковой зоне в самом конце Лучевой просеки. Печная труба, резные наличники, увитые плющом стены выпадали из контекста современной городской застройки. Скромный палисадник  и собачья будка дополняли картину таинственной  обособленности.
Дверь открыл сам хозяин:
-  Чем обязан?
-  Да вот заблудился в ваших, хе-хе, лесах. Мне бы позвонить, в диспетчерскую.
Дверь захлопнулась и, спустя пару минут, отворилась вновь.
-  Прошу.
Гость прошел в полутемную гостиную. Зыркнул по сторонам: старорежимный телефонный аппарат висел при входе на стене. Сергеич набрал неполный номер и принес извинения за «возможную задержку».
-  Вы закончили?  А теперь соизвольте объяснить, чем вызван интерес к моей персоне.
-  Я же говорю: заплутал, на работе беспокоятся…
-  Товарищ, или как вас там, - прервал старик, - мы не в Эфиопии, к тому же я не больно охоч до чужих сказок.
-  Причем здесь Эфиопия? Там и почта, небось, голубиная.
Хозяин снял очки, потер переносицу:
- Да будет вам известно, православная община этого древнего государства убежденна в том, что хранит у себя в церкви святой Марии Сионской подлинный Ковчег Завета. К слову сказать, никто, кроме монаха-сторожа, реликвию не видел, однако верят поголовно все. А телефон у меня года полтора как не работает.
Послышался ехидный смешок. Гость огляделся: в комнате они были одни, если не принимать во внимание пестрый ряд кукол на полках в книжном шкафу. Разглядеть в деталях не позволяло скудное освещение, но определенно фигурок насчитывалось с добрую дюжину, не меньше.
-  Каюсь, соврал, - Сергеич, если б смог, покраснел, - дал ложные показания.
-  Из прокурорских?
-  Бог миловал, - почтальон поправил казенную сумку и мелко перекрестился, - Судья. Бывший.
-  Экая метаморфоза! Занятно, занятно… Ну что с вами делать? Присаживайтесь. Чаю?
Хозяин наполнил чашку и, молча, уселся напротив гостя. Чувствовалось, что к беседе он не расположен. Тему о погоде не поддержал, на вопросы о соседях отвечал односложно: не знаком, не знаю, не видел.
Допив в одиночестве чай, Сергеич с профессиональной бестактностью перешел к главному:
-  Один проживаете?
-  Давайте без обиняков. Я готов время от времени терпеть ваше присутствие в обмен на городские сплетни и прочую ерунду, но ровно настолько, сколько мне представляется интересным. На сегодня лимит будем считать исчерпанным. А по поводу женщин… По моим наблюдениям они благосклонно - даже с неким азартом – воспринимают донжуанский список в сотню-другую, но никогда не прощают шорт-лист.
 
Аудиенция подошла к концу. Гость встал, надел форменную куртку, кепку и стал походить на куклу почтальона.
-  Благодарю за радушный прием. Как-нибудь наведаюсь, если не возражаете.
-  Предупредите накануне. Можно по телефону… - улыбнулся хозяин.

Проходя мимо собачьей будки, Сергеич не удержался и заглянул внутрь конуры. На соломенной подстилке белела костомаха неведомого происхождения.  Он мылено примерил внушительный мосол к своей фигуре: «Однако…»
До калитки гостя сопровождало недружелюбное рычание.
«Чертов кукольник» - Сергеич спрятал голову глубже в воротник и поспешил на автобусную остановку.

Глава четвертая

С первого же момента появления Долли в доме сказочника привычно тихая атмосфера приобрела - как подметил высоколобый Валентин Петрович – «элементы турбулентности». Ворон выразился еще конкретнее: «беременна грозой». Непосредственность, с которой гостья играла очередную роль - будь то коварная Мата Хари или домовитая Золушка - не просто подкупала, но заставляла поверить, что очередной образ и есть подлинная сущность юной барышни. Однако стоило домочадцам повестись на подкупающую искренность, как Долли делала разворот на сто восемьдесят, унося призы и награды. 
-  Она нас всех с ума сведет, - негодовала фрау, - не девка, а мыла кусок.

Единственной, кто спокойно реагировал на происходящее, оставалась гутаперчивая собачка, по имени Бетси. И тому старик находил обоснование:
-  Старая сука воспринимает ее как щенка. Видишь?- облизывает.
Тем не менее, профессиональная гордость кукольника была уязвлена. Тщеславие – верная спутница творческих натур – не могло мириться с поражением. Он давно осознал, что навязать Долли чужое мнение не удастся - слишком крепко сидел в ней неподатливый стержень, принуждая  окружающих вертеться,  словно стриптизерши вокруг шеста.
«У кого-то, ведь, хватило сил втоптать девушку в грязь. Значит? Значит, должно быть слабое место. Если только… - от этой мысли старика покоробило, - если только грязь не ее естественная среда».

Упертым масоном Кукольник себя никогда не считал. Однако в неоднозначном сообществе его привлекало наличие людей незаурядных, способных воздействовать на общественное сознание. Вот и решил старик посоветоваться с членом одной из авторитетнейших лож, - глядишь, и найдется ключик к душе строптивой куклы.
 
Вольного каменщика он застал за весьма прозаическим занятием – седовласый масон играл сам с собою в шахматы. Причем ходы записывал не какими-нибудь симпатическими чернилами, а рядовым чертежным карандашом. Остро заточенный грифель периодически рвал тонкую ученическую тетрадь, и тогда возмущенный шахматист поминал всех архангелов поочередно. Выходило довольно забавно: Люцифер тебя подери!  Левиафан тебе кланялся! Азазель тебе в задницу!
Притаившись в углу сумрачной кладовки, Кукольник наблюдал за происходящим с неподдельным интересом. Окон в помещении предусмотрено не было, и свет от уличных фонарей едва пробивался сквозь вентиляционное отверстие. Битва длилась до тех пор, пока король черных, споткнувшись в очередной раз о разбросанные по доске проклятья, не воскликнул: «Ну все – сдаюсь. Достал!»
Польщенный игрок потер руки и повернулся к старику:
-  Слушаю.
-  Не пойму, чему радуетесь? Ведь вы равным образом и проигравший.
-  Победа и поражение могут одинаково доставлять удовлетворение, и даже -  ликование. Кстати, вас это также касается. И давайте дискуссию на тему  взбалмошной барышни на этом закончим. Еще вопросы имеются?
Проницательность невоздержанного на язык потомка тамплиеров и прежде поражала своей глубиной, но в этот раз Кукольник и рта не успел открыть…
-  Сдаюсь и я, - старик театрально поклонился, - о девушке больше ни слова. Вот вы утверждаете, что в неустанных поисках Истины и Высшей Справедливости Вольные Каменщики не признают  никаких ограничений. Но  одновременно с этим они привержены к уважению личности и свободы других людей, признают за каждым право на собственное мнение и его свободное высказывание.
-  Безусловно, - масон расставил фигуры в начальную позицию,- Не вижу противоречия. Что вас, собственно, смущает?
-  Смущает? Скорее – настораживает. Представим, что вы нашли Истину, и она заключается в неравноправии членов общества перед Высшей Справедливостью. Как быть со вторым постулатом?
Гроссмейстер окинул взглядом шеренгу белых, затем черных. Поправил королевскую пешку:
- Зарвалась, видите ли. Пусть себе высказываются, мы их не ограничиваем… - и с поразительной для его возраста ловкостью вскарабкался на верхнюю полку стеллажа, вмиг обратившись в припорошенную временем куклу средневекового рыцаря.
 
Хозяин покидал секретную комнату в радужном настроении. Непродолжительная беседа с авторитетным господином убедила не останавливаться на полпути и поменьше обращать внимания на чужое мнение.  «Путь в тысячу ли начинается с одного шага, - вспомнилось старику высказывание Конфуция, недаром подхваченное такими же мудрецами, - Дорогу осилит идущий*».
В узком коридоре Кукольник столкнулся с летевшей на длинных ногах Долли. К слову сказать, девушка никогда не ходила, а именно летала, не разбирая пути, от чего синяки и ссадины переводились крайне редко. 
-  Дядя, а что там? Ну, в той комнате?
-  Этого тебе знать не положено, - строго настрого наказал Кукольник, сжимая  под рубашкой заветный ключ, - И прекрати называть меня дядей. Какой я тебе «дядя»!
-  Ну не папик же? – рассмеялась девушка.
-  Пожалуй… ты права. Уж лучше – дядя.
Очередной раунд со счетом один ноль выиграла юная вертихвостка.

 
* Viam supervadet vadens – латынь, предположительный автор Луций Анней Сенека.

глава пятая

Пока за калиткой странного дома без номера искушенные сказочники боролись за наивные души обывателей, квартирантка с неопределенным цветом глаз прилагала максимум усилий, дабы выведать тайну секретной комнаты. Тщетность попыток действовать напролом стала очевидной после суровой отповеди хозяина и серии неуклюжих поползновений разговорить домочадцев. Валентин Петрович ссылался на незыблемость Правил Проживания, мудрый ворон всячески уходил от прямого ответа, претворяясь немым чучелом. Собачка Бетси лишь рычала в сторону «нехорошего помещения», при этом шерсть на загривке дыбилась, а обрубок хвоста поднимался до отметки 10.30 по полудню. Обратиться к фрау Долли не решалась. Но руки не опускала…

Для кого-то дни тянулись за днями, а для сказочника недели наступали друг другу на пятки. Уж больно не терпелось старику увидеть, как его представление о Долли приживется к оригиналу. В целом оно воображалось следующим образом: трудное детство, вынужденное грехопадение, осознанное стремление к преображению, неожиданная встреча, забвение прошлого и … Вот с этим «и» многое было неясно. Да и насчет «осознанное»  грызли сомнения.

Минул год, может – три. Или пять. Категория времени в доме Кукольника отличалась размытостью, словно нечаянная лужица под порывами игривого ветерка. Ибо сказки его не имели конкретных очертаний,  сюжеты с одинаковым успехом  перетекали из настоящего в будущее и отыгрывали назад. «Завершенность примитивна, - оспаривал Кукольник педантизм Валентина Петровича, - к тому же попахивает мертвечиной».
Хозяйская убежденность в собственной правоте располагала к себе искренностью и отсутствием малейшего намека на моралистику. Тем паче, за домочадцами сохранялось право на обратный билет. В один конец.

Вот этот – one way ticket – и бередил душу темпераментной барышни. Процесс инициации явно затянулся, и перед Долли все чаще маячил искус покинуть – да -  гостеприимный, но чуждый мир, где обитатели виделись  людьми пожившими, враждебными ко всему новому, упругому да смачному. «Ну, ничего. Передохну, наберусь силенок, а там…»
Нельзя сказать, что в доме Кукольника совсем ничего не менялось. С появлением новой куклы, помимо «всеобщей турбулентности», он стал значительно просторней. Нет, его не перестроили – упаси господь! – и даже дело не в том, что настырная барышня уговорила хозяина выкинуть на помойку кучу старых вещей, просто, самое присутствие вездесущей девушки раздвигало горизонты, где бы она ни появлялась. Комнатные цветы, и те, будто глотнули свежего воздуха. Что, уж, говорить о «застегнутом на все пуговицы» чиновнике:  Валентин Петрович начал бриться дважды в день, следить за весом и, втихаря, краснея, изучал молодежный сленг.  Наблюдая за происходящим, мудрый ворон иногда о чем-то шептался со старой сукой, и она понимающе хихикала.
Смягчила позицию и мнительная фрау:
-  Разреши девушке выходить во двор. Мы ей наверняка осточертели.
Скрипя сердцем, Кукольник согласился.
С этого дня Долли могла гулять по палисаднику в светлое время суток, правда, в сопровождении четвероного надзирателя. И барышня не преминула воспользоваться дарованным послаблением.

Очень скоро Долли вычислила месторасположение запретной комнаты и узрела в обороне многообещающую брешь.
Теперь вариантов для достижения цели насчитывалось уже два: пробраться через вентиляционное отверстие, либо в постель к хозяину с целью украсть заветный ключ. Второй казался сомнительнее, учитывая возраст и общий настрой Кукольника.

Газон вокруг дома идеально пострижен, немногочисленные деревья растут ближе к забору, дорожки вымощены булыжником, цветочные клумбы, розы на шпалерах и ни одного мало-мальски подходящего предмета, с помощью которого девушка сумела бы дотянуться до вентиляции.
-  Эх, кто бы подсадил, - косясь в сторону лопоухой спутницы, Долли почесала ярким маникюром затылок, - Шучу я, Бетси, шучу.

глава шестая

-  Давненько не заходили, - хозяин впустил почтальона в прихожую, - Что так?
Сергеич снял обувь, надел предложенные тапочки и бочком прошел в гостиную. Как обычно, в комнате, кроме кукол, никого не наблюдалось.
-  Опасаюсь, - прогоните. Я, видите ли, не приемлю отказов и потому никогда не прошу сверх дозволенного.
-  Удобная позиция, - Кукольник усадил гостя за стол, - Чаю?
Сергеич успел привыкнуть к тому, что время, отведенное на визит, измеряется одной единственной чашкой. Он скоренько поделился городскими новостями, экономя минуты для интересующих  его - лично - вопросов.
-  Вот вы в прошлый раз говорили, что собираете, кхе, и каким-то чудным образом реставрируете куклы не ради наживы. А, если кто-нибудь предложит хорошие деньги? Или предъявит права на какую-либо из кукол? Ее могли потерять, украсть… да мало ли что?
Послышалось тихое рычание. Гость вздрогнул.
-  Это материализовался ваш подвох,- голос хозяина звучал ровно, даже  – скучно  - Верите в материализацию мыслей?
-  Как вы, наверняка, успели заметить, я жуткий прагматик и стремлюсь добиваться желаемого практическими шагами. Моя любознательность, вполне, предметна. Мне чужды фантазии, которые нельзя, кхе, попробовать на вкус. И все же?
-  Куклу я вам не продам. Забудьте! Допили?

Проводив гостя до калитки, Кукольник окликнул фрау.
-  Слышала? Что думаешь?
-  Гнилой человек. Поверь, такие в детстве препарируют из любопытства кошек, голубей и прочую беззащитную живность. Из них вырастают неуловимые серийные маньяки или батюшки извращенцы. Вычислить мерзавцев архи сложно: в быту они примерные семьянины, любящие отцы, квалифицированные сотрудники. С годами…
-  Да ясно. Не расходись.
Кукольник встал, подошел к книжному шкафу:
-  На Долли глаз положил. Не находишь?
-  Не на меня же! – распалившаяся фрау схватила гостевую чашку и швырнула в мусорное ведро. Долго мыла руки и, немного успокоившись, добавила, - Чует, гнида. Чует слабину.
-  Если б на тебя, я бы его понял, - старик обнял женщину за все еще трясущиеся плечи, - Понял, но не простил.
Что говорить? умел Кукольник делать комплименты в самый, казалось бы,  неподходящий момент, - умел.
Глаза женщины увлажнились, и, кабы не тактичное покашливание Валентина Петровича…

Хозяин пригласил всех адептов в кабинет обсудить назревающую проблему. Долли как не прошедшая обряд посвящения осталась в гостиной. Собственно, обряда никакого не существовало: достаточно было выразить  желание присоединиться к Ближнему Кругу хозяина.
Лесник, не дожидаясь приглашения, причастился хозяйским коньяком, поправил за поясом топор и высказался со всей пролетарской прямотой:
-  Делов-то. Тюкнул, и - в Архив.
Его супружница – один в один бабка-на-самоваре – пихнула мужа в бок:
-  Выпил, – молчи. Слушай, что образованные скажут.
Матрена начала сожительствовать с Василием (а именно так звали смотрителя за лесным хозяйством) задолго до официального брака, класса, эдак, с восьмого.  Поначалу девицу смущала простота его решений: то в глаз, то в койку, но с годами женщина пообвыкла  и научилась принимать супруга таким, как есть, – без выкрутас, Тем паче, что мужик он был справедливый и по-своему добрый. Помимо жалования Василий подворовывал (а как иначе?), и в доме не переводился достаток, а у Матрены – хорошее настроение. Единственным, что омрачало семейную жизнь, являлось отсутствие детей (в юности женщина застудилась, и врачи поставили неутешительный диагноз «бесплодие»). Однако супруги не падали духом, уповая на то, что Мастер внесет коррективу и в их сказку.
-  Красноречивый, ты наш, - ворон  пошерудил клювом под крылом, - надо смотреть на проблему шире. Задача - не мостить для нашей Долли дорогу в светлое будущее трупами сластолюбцев, а перевоспитать, таксазать, девушку, перенаправить. Я верно, хозяин, излагаю?
-  Вот-вот, - закивала Матрена, - слушай, что умные люди говорят.
Кукольник с сомнением покачал головой, прошелся по комнате, остановился напротив старинного барометра. Прибор показывал «переменно».
-  Действительно, любой талантливый сказочник в состоянии надумать из уличной проститутки мадам Бовари, либо госпожу Софью Ивановну Блювштейн, широко известную под кличкой Сонька Золотая Ручка...
-  А если сказочник так себе? – усмехнулась фрау Герда.
-  … боюсь, в таком случае  дело дальше кающейся блудницы не продвинется.
-  Говорю же тебе, не ломай девчонку, не ломай. Довольно уже.
-  Пожалуй, ты вновь права. Ломать не стану. Но доведется, - спасу. От нее самой же и спасу.  Господа, мы сегодня ужинать будем? Долли приготовила замечательную яичницу.

На протяжении молчаливой трапезы присутствующие (включая виновницу дискуссии) испытывали нешуточную озабоченность - тяготило отсутствие окончательного решения. Наконец все с облегчением перебрались в удобные кресла для традиционного вечернего прослушивания. Все, кроме Долли и Бетси: девушка на дух не переносила любую классическую музыку, собачка – наличие в партитуре струнных. 

Из-за плотно прикрытых дверей тишину кромсал Каприс номер 1 Николо Паганини. Неистовый итальянец играл с особым азартом, будто в него вселился сам Дьявол. Маэстро повторял и повторял одно и то же произведение бесчисленно множество раз, вгоняя в ступор, в транс, и будь он трижды масон, никому до того не было ровно никакого дела.
Безо всякого перехода скрипичное соло сменила токката и фуга Иоганна Себастьяна Баха.  Мощное органное звучание раздвинуло стены, смело границы участка и, слово цунами, вырвалось наружу.
 
В этот раз домочадцы непривычно долго ждали, пока хозяин очнется и позволит очнуться другим.
-  Не так давно, - Кукольник умолк, продолжать не хотелось… - я встретил на прогулке даму. Гражданочка вела на сворке кучку безродных, брешущих шавок. И я подумал: а ведь это она свои мысли выгуливает. И если отнять у нее эти безмозглые ничто, одарив взамен породистыми, женщина, наверняка, будет страдать.
-  …страдать… -  старик встал и прошел, сгорбившись, в свою комнату.

Кукольник ворочался с боку на бок – не спалось. Он не знаел, как поступить с Долли. Девушка не помещалась ни в одну из его замечательных сказок: то здесь, то там из кокона торчали длинные конечности, и этот, несуразный, словно от другой куклы, нос…  Но почему? Чем она отличается от прочих?
Впрочем, ему ли не знать, как нелегко вытравить из памяти дурное.
Ибо Зло ярче Добра, и, зачастую, искреннее. Фальшь. Вот ключевое  слово! Именно она – фальшь, как сусальное золото декорирует многие благие намерения. Его сказки – не исключение.

Легче не стало. Кукольник явно трусил: а вдруг ошибается? А вдруг ее прошлое не так уж и скверно? Или же – наоборот?
Забрезжил рассвет. С ним пришло и решение: «Понянчусь, не убудет. В конце концов, человеком движет не реальность, человеком движет его представление о реальности** - как-нибудь затолкаю".

глава седьмая

Всем другим телепередачам собачка предпочитала рассказы о животных. Бетсюню хлебом не корми, дай послушать, как двуногие с умным лицом рассуждают о повадках «братьев меньших». Опять же, забавлял явно нездоровый интерес прямоходящих к тонкостям воспроизводства отдельных божьих тварей – это ей напоминало вульгарное пип-шоу***.

-  Ух ты! - собачка впилась глазами в экран, - Ух ты!
-  Я жду, - Долли стояла с поводком в руках, - Завтра досмотришь. Утром обязательно повторят.
-  Могут с эфира снять...
-   Так ты идешь?
-   Потом, - отмахнулась, не оборачиваясь, Бетси, - я догоню. Ух ты…
Куклы на полках, хозяин в кабинете - девушка выскользнула за дверь.
Не пройдя и десяток шагов, она встретила почтальона.
-  А я вам свежую прессу несу. Вечер добрый! – как ни в чем не бывало, поприветствовал Иван Сергеевич.
-  А Главный сейчас занят, - соврала Долли, - Прогуляемся?
-  С нашим превеликим, - Сергеич взял девушку под руку, - Не холодно?
Смекнув, что действовать надо решительно, Долли подвела ухажера к запретной комнате:
-  Дядя, подсади. А я тебе поцелую.
Странная просьба, казалось, ничуть не удивила почтальона.
-  Забирайся, - он слегка присел, - а поцелуешь… потом.

Не успел король черных спрятаться за рокировкой, как из вентиляционного отверстия показалась взлохмаченная голова, а затем и кукла целиком. Она  повисла верх ногами, платье задралось, обнажив подранные коленки. Кукла беспомощно вертела головой, шарила руками по стене, пока не наткнулась на швабру. Ухватилась и ловко спрыгнула на пол.
- И вам, здрасьте! – девушка отряхнулась, поправила прическу.
-  Привет, подруга! – схожие, словно из одной грибницы, пацаны отвлеклись на секунду от игры в буркозла****, - Греби сюда, не пожалеешь.
-  Добро пожаловать в Архив! – усмехнулся седовласый шахматист, - Сбежали из Ближнего Круга?
Глаза Долли к этому моменту уже адаптировались к полумраку, и она успела заметить, что помещение значительно больше, чем ей представлялось.  Повсюду сидели, лежали, стояли фигурки кукол.
-  Поясню, - не дожидаясь ответа, встрял интеллигентного вида господин с газетой-толстушкой на портфеле. На импровизированной скатерти-самобранке  красовалась бутылка, граненый стакан и огрызок яблока, - мы, сударыня, из разряда необращенных, в Ближний Круг не входим. В некотором роде – хозяйский виварий. Крепленное употребляете?
-  А то! – девушка решительно сделала шаг навстречу. 

Вскоре захмелевшая Долли перезнакомилась практически со всеми постояльцами. А спустя еще чуть-чуть они начали ей жутко нравится. По большей части простые, понятные люди. «Без закидонов. Взять, к примеру, двух густо накрашенных девиц: шалавы,  шалавы и есть. Пацаны – типичные бандиты, пехота. А вот кто у них за главного только предстояло выяснить. Чудак с портвейном – алкаш конченный. С работы, видать, поперли, вот и сидит целый день, газету насилует. Да и ту, наверняка, подобрал где-нибудь у остановки. На пойло жена разведенная присылает, или соседи сердобольные подбрасывают. Короче, товарищ не интересный. Другое дело тот, что в компьютере торчит, ноут у него знатный. Тетка с выводком  добрая, конфетами угостила. Шахматист – ботаник. Хотя…»
Проживали в хранилище и другие персоналии, но большого интереса к новенькой не проявили. Девушка по этому поводу не сильно расстроилась -  ее  закружил хоровод «Со свиданьицем!». К тому же впервые за последние годы она чувствовала себя в своей тарелке, и потому оттягивалась по полной.
Еще бы! Музыка - не какая-то пропахшая нафталином классика, а самая настоящая, любовь-морковь с визгом и толчеей на клубящемся в дыму  танцполе. 
-  Шебутная девка, - тетка дала подзатыльник старшенькому, - Перестань глазеть – шею вывихнешь!
Женщина собрала на стол и усадила детвору кушать. Ей мучительно захотелось присоединиться к танцующимся. Недаром когда-то посещала драмкружок, у нее и грамота имеется. А лишние килограммы, что ж? – попробуйте стольких народить.
-  Огонь девка, - силясь перекричать музыку, тетка повернулась к господину с газетой, -  Вылитая я в молодости. Помнишь?
«Чудак» растерянно развел руками (он так делал всякий раз, когда его возвращали к прошлому):
-  Смею заметить, вы и сейчас – дама, хоть, куда.
-  Да иди ты, - гражданка беззлобно рассмеялась, - Ни хрена не помнишь, а комплименты отпускать не разучился. Возьми бутерброд, небось, опять не закусывал.

На шахматной доске пешки и легкие фигуры братались, празднуя дарованную королями передышку, мировую.
 
глава восьмая

Об исчезновение Долли первой узнала собачка. Она задержалась у  телевизора всего-то минут на пять/десять, а девушки и след простыл. Точнее,  смыл невесть откуда налетевший ливень. Бетси в отчаянии утюжила носом мокрую траву, кляня себя за опрометчивость. Страх перед хозяином был ничто перед тревогой за судьбу подопечной. Обыскав все закоулки, раскопав все кротовые норы, убитая горем и перепачканная до кончика хвоста собачка вернулась в дом.
К этому времени постояльцы собрались в гостиной послушать любимых исполнителей.
-  Долли пропала, - пряча глаза, еле шевеля губами, вымолвила Бетси, - не доглядела.
Воцарилась тишина. Но не воздушная, прозрачная, какой бывает на закате, а тяжелая, густая перед грозой. Такая не обволакивает, но плющит, медленно, неотвратимо, подавляя волю, притупляя чувства. Живой организм перестает быть живым. Разразись внезапный  гром и тот останется незамеченным… словно в немом кино перед незрячими.
Стряхнув оцепенение, Кукольник уставился в темное окно:
-  Только-только человек родился, ему вешают бирку. А вслед за ней – ярлык. Забывая, что это вовсе не ярлык, а проклятье. Его и с кожей не отдерешь.
-  А мы ничего такого не говорили, - попыталась за всех оправдаться фрау.
-  Но думали.
Он ушел. Ушел в свою комнату. Куклам показалось, что навсегда. Что он к ним не вернется. Что они взломают дверь, а его там нет. И нет везде. И нет даже там, где когда-то был. Где есть сейчас -  в каждом из них. И каждый схватился за сердце. Тщась не выпустить. Удержать. Кто они без него?  Куклы. 
 
Утром девушка не могла припомнить свое новое имя, которое не без кокетства носила в семье сказочника. Да и с прежним не все обстояло гладко. «Вот засада. Спрошу у тетки».
Многодетная хлопотала по хозяйству. Атмосфера мещанского уюта с привкусом подгоревших оладий и вареной колбасы немного успокоила.
-  Здрасти! Я тут немного покуролесила, ни фига не помню. Имя и то позабыла. У вас тут в вино ничего не подмешивают? Голова раскалывается…
Женщина вытерла о передник мясистые, красные от жары руки:
-  Не переживай. Здесь ни у кого имен нет. Только клички.  Я, например, Тетка. С шахматами – Гроссмейстер…
-  Погоняловы, - авторитетно поправила Пехота.
-  Теги, - уточнил с ноутбуком.
-  Одним словом – ярлыки, - невесело подытожил чудак с газетой.
-  … во-во. А он – Шляпа. От того и жизнь свою прошляпил. И тебе, красавица,  подберем. Садись завтракать.

В прениях, как назвать рыжеволосое пополнение, участвовали практически все необращенные. Предложения звучали самые разные: от Рэд до Барабанные Палочки. Последнее, с намеком на девичьи конечности, высказал отставной козы барабанщик, как себя именовал Шляпа. Трудность с выбором объяснялась тем, что толком девушку никто знал, а судить по глазам не представлялось возможным.
В итоге решили довериться ее величеству Фортуне: каждый из присутствующих написал записочку с именем, бумажки сложили в шлем средневекового рыцаря, потрясли, и дали гостье выбрать.
-  Своя рука - владыка. Тяни!
Привыкшая с детства к обидным прозвищам барышня оробела. Шутка ли? Ярлык приклеится – не смоешь никакими слезами. Вспомнилась лилия на плече миледи из Трех Мушкетеров и незавидная судьба коварной соблазнительницы.
-  Я не согласна! Верните имя, с которым пришла.
-  Ээ, нет. Поздно, - некто невидимый звучал тверже булата, - Прежнее осталось за пределами Архива. К тому же, ты и сама его, кхе, «позабыла». Значит, туда ему и дорога. Тяни!
Девушка в испуге огляделась: десятки настороженных глаз, наглухо закрытая дверь, швабра у вентиляции исчезла. 
-  Тетка! – взмолилась несчастная, - Тетушка! Я и полы мыть могу, и …
-  Тяни, милая, - женщина перекрестилась, - Бог даст, пронесет.
Юная авантюристка потерла шлем, зажмурилась, поплевала через плечо и кончиками ногтей подцепила со дна писульку.
-  Кукла! – огласил один из Пехотинцев, - Ни нашим, ни вашим. Зато по-чесноку. Обмоем, братва?
«Кукла, - выдохнула девушка, - Ну что ж, кукла и кукла. Все лучше, чем…»

глава девятая

«Долли, - Матрена стирала в корыте мужнино белье, - куды ж ты, девка запропастилась? Василий с ног сбился, весь лес прочесал. За мной так не бегал. Чего тебе, дурехе с нами не жилось? Мужики здесь обходительные – не чета моему, фрау только с виду баба вредная,  а на самом деле сердешная, даром что ли Гердой***** нарекли. Ворон, Карлуша день-деньской на коньке тебя выглядывает. Почернел пуще былого. Собачка высохла донельзя – только себя и казнит.  Валентин Петрович всю округу на уши поставил, да что проку? Ежели мы в чем пред тобой провинились, не серчай. Я бы тебе написала, да вот – куда? С утра в церковь схожу, свечку за твое здравие поставлю. Василий денег дал, наказал не жалеть, купить самую дорогую. Учить меня, вахлак, вздумал! - а то сама не знаю». Матрена  с силой выкрутила подштанники, ткань лопнула, женщина чертыхнулась и пошла на двор развешивать.

Натерпевшись страху, Кукла на время прибилась к семейству Тетки. Помощница по хозяйству из нее оказалась никудышная, а Мэри Поппинс****** вышла замечательная. Она вмиг передружилась со всеми детишками, часами с ними возилась, играла и уроки делала. Детвора обожала слушать рассказы веселой няни о том, как здорово кататься в аквапарке на плюшках, а зимою с горки – на ледянке. Похоже, в мире не существовало ни одного аттракциона, где бы она не визжала от восторга.
-  Догоняет обкраденное детство, - умилялся, наблюдая за девушкой, Шляпа.
 
Поглотив новенькую, Секретная Комната зажила в привычном ритме, пока владелец «знатного» ноутбука по кличке Яйцеголовый не обнаружил пропажу своего дорогущего портативного компьютера. Мелкие кражи, вялые потасовки случались и прежде, однако носили чисто бытовой характер и особого переполоха не вызывали. Правда, ходили легенды, что сравнительно давно Архив, да, захлебывался от пролитой крови, но никто из нынешних персонажей свидетелем подобных катаклизм не был, либо в том не сознавался...
Легко догадаться, что нынешнее наглое преступление возмутило обывателей всерьез.
-  Найдем суку, репу начистим! - заверили пострадавшего тройняшки Пехотинцы.
-  Мы не при делах, - открестились Шалавы, - Мы и пользоваться не умеем. На хрен он нам сдался?
-  Мои дети ни при чем, - всполошилась Тетка, - Шустрик, ты не брал?
Коротко стриженый мальчуган испуганно покосился на юную воспитательницу. Взоры присутствующих остановились на Кукле. В комнате мгновенно стало тесно. Вселенная скукожилась до размеров одиночной камеры.  Девушка вспыхнула.
-  Я не брала.
Шляпа разгладил на коленях старорежимные брюки на штрипках, сунул ноги в тапочки, приблизился вплотную к Яйцеголовому и, приосанившись, заявил:
-  Сударь! Сдается, Вы напрасно волнуетесь. Меж нас воров отродясь не водилось. По крайней мере, лично у меня ничего не пропадало. Тем более абсурдно обвинять новенькую. Она, во-первых, и проживает-то без году неделю, а во-вторых, во-вторых… Короче, поищите у себя хорошенько. Наверняка, куда-то завалился.
- А у тебя, дядя, и тырить нечего, - загоготала Пехота, - газета, и та прошлогодняя.
Обстановка слегка разрядилась. Общественный защитник, смутившись, ретировался на место, потерпевший приступил к скрупулезным поискам.
Улучшив момент, Кукла подошла к Шляпе:
-  Я, это… ну, в общем… - девушка порывисто, неуклюже обняла пожилого мужчину, -  спасибо, конечно, хошь… стакан помою?
Не дожидаясь ответа, схватила граненый и умчалась к умывальнику.
Гроза отступила, и теткина детвора затеяла возню на кроватях. В ход пошли перьевые подушки, иначе как волтузить соперников ни к чему не предназначенные.
«Опля, - Матрена первой заметила на простыне злополучный ноутбук, - А кровать-то - Куклина».  Женщина сунула вещдок под фартук и бочком, бочком к мусорке.
-  Стоять! – и вновь тот же голос из темного угла привлек всеобщее внимание, - Покажи!
Матрену окружили, не сбежишь. Трясущимися руками женщина достала ноутбук.
-  Старая ведьма! – молоденькая Шалава сделала попытку вцепиться Тетке в гриву седеющих волос.
-  Стоять! – команда пригвоздила к месту не в меру ретивую куклу, - Самосуд нам ни к чему. До вечера пусть посидит в штрафном изоляторе (так в Архиве называли фанерную коробку с замочком снаружи). Заседание суда состоится строго на закате.
Граждане нехотя разошлись в ожидании увлекательного зрелища.
Кукла, как смогла, успокоила детей, накормила, и курила, не переставая  вплоть до назначенного часа.

глава десятая

Яйцеголовый, педант и зануда, особых волнений касательно  предстоящего разбирательства не испытывал. Словно жук скарабей, он всегда был заточен исключительно на результат. Пропажа нашлась и это главное. Каким будет приговор, не столь важно. Судьба обитателей Архива его мало интересовала. К слабому полу молодой человек относился также ровно, как и к представителям его сильной половины, ничем особо не выделяя. Про таких, говорят: «Держит одну туалетную бумагу для себя другую – для гостей».
Иное дело остальные обитатели Секретной Комнаты: для большинства вечернее мероприятие представлялось очередным этапом в поисках Истины и Высшей Справедливости. И пусть каждый в отдельности имел свои, частные суждения по поводу этих философских категорий, тем не менее, все вместе они испытывали нужду в подходах, приемлемых для сообщества в целом. Компактное проживание в замкнутом пространстве научило сограждан терпимости ко всему, что не покушается на личную свободу, до тех пор, пока ее границы не пересекаются с чужими. 

Солнечный диск завалился в цветочные клумбы, судейский молоток лег на стол.
Судья
-  Вы обвиняетесь в краже компьютера у гражданина Яйцеголового. Это тяжкое преступление, и я надеюсь, вы осознаете последствия содеянного. Наличие детей вас не оправдывает. Дурной пример лишь отягощает вину. Что можете сказать в оправдание?
Тетка беспомощно оглядела притихший зал, остановила взгляд на новенькой. Кукла отвела глаза.
Всхлипнул младший из сыновей. Плач подхватили сначала сестры, затем и вихрастый Шустрик.
Слово попросил Шляпа.
-  Ваша честь! Женщина не виновата. Компьютер взял я. Сам не понимаю, как вышло.
Судья
-  И как похищенное оказалось в руках обвиняемой?
Шляпа
-  Бог знает. Обронил по пьяни, наверное.
Судья
-  В таком случае я имею полное право квалифицировать преступление как совершенное в составе группы лиц. Наказание еще строже.
-  Не согласные мы, - загудела Пехота, - Нечего накручивать! Да и не брал Шляпа ноут – куда ему? У него на лбу высшее образование написано – фраер******!
Видя, как Кукла сосредоточенно инспектирует облупившийся маникюр, Тетка не сдержалась:
-  Я не воровка. Детьми клянусь.
Судья
-  Где вы, в таком случае, нашли похищенное?
Тетка вновь с надежной посмотрела в сторону Куклы – увы, реакции не последовало.
-  В кровати… новенькой.
Судья
-  Кто может подтвердить ваши слова?
-  Я, ваша честь! - выкрикнула Шалава, что постарше, - Сама видела.
Судья
-  Кукла, предстаньте перед судом.
Упирающуюся девушку подтащили к трибуне.
Судья
-  Вы сознаетесь в совершенном преступлении?
-  Я не брала.
-  Тогда, каким образом ноутбук очутился у вас под подушкой?
-  Не брала. Слово даю.
Судья
-  Итак, налицо дело I said vs he said, проще говоря: слово Куклы против слова Шалавы. Ибо никакими иными доказательствами суд не располагает. Что ж, ни на Библии, ни тем паче на Конституции у нас в Архиве клясться не принято. А посему Мы примем во внимание заявление обвиняемой, если она сумеет убедить суд в том, что способна держать слово. Заседание переносится на завтра. Все свободны. Подсудимая, задержитесь, я вам объясню некоторые нюансы судопроизводства.
Судья проводил Куклу за ширму:
-  Ну что, Долли, пришло время сдержать данное однажды слово.
Девушку словно током пронзило: имя знакомое, и тембр…
-  Да, да. Узнаешь? – перед ней стояла улыбающаяся кукла Почтальона.
-  Надо отвечать за слова. Так мама учила?
-  Я сирота, - огрызнулась девушка.
-  Врешь.  Читал твое дело. Учти, существует ответственность за дачу ложных показаний. А это уже не один поцелуй, кхе, а два. Как минимум…

Едва забрезжил рассвет, растрепанная Кукла тихонько потревожила спящего Шляпу. Приложив палец к губам, она подвела мужчину к вентиляционному отверстию:
-  Дядя, умоляю - подсади.

Девушка летела, сломя голову, не разбирая дороги,  не глядя по сторонам. С  одной единственной целью - убежать как можно дальше от самой себя, на полном ходу врезаться во что-нибудь, да так, что б, как в сказке, обратиться в принцессу или лебедя белого – все равно, лишь бы никто и никогда не сумел распознать в ней ту – прежнюю. В спину тяжело дышали серое, словно лежалая мука, детство, и такая же нелегкая на подъем родительская любовь, вздорная, без царя в голове юность, нелепое, расхристанное  дальнейшее…
Бежать! Бежать без оглядки! Взапуски с мечтами о дальних странах, роскошных авто с никелированными ручками, в которых отражаются полоски ее загорелого тела,  о смешных и добрых черепах, жующих  с руки листок салата и о многом, многом другом, где места нет вьетнамским футболкам с разводами подмышками.   

глава одиннадцатая

Если не останавливаться, то, сколько ни ходи, никогда не потеряешься. А вот потерять вполне возможно. Даже не «потерять», а просто - обронить, себя самого. И даже не заметить, не всполошиться, не испытать раскаяние или радость, не оценить ни пропажу, ни вновь приобретенное. Если не останавливаться…
Заложив руки за спину, старик мерил шагами осеннюю стужу. Так случалось  всегда, когда он пребывал в дурном настроении, независимо от конкретного сезона и сводок Гидрометцентра. Чувство тревоги все не покидало, и в каждом затоптанном листе ему мерещился умирающий фрик, не вписавшийся в залитованную и принятую к печати сказку.
Под ногою хрустнуло, будто наступил на елочную игрушку. «Экая досада – испортил людям праздник. Впрочем, бог даст, склею». Нагнулся, вгляделся: на дороге лежала припорошенная кукла пожившей женщины, с промозглыми глазами, безвкусно наряженная, растрепанная, отчаянно жалкая. «Может, так и должна выглядеть Истина… но только не Высшая Справедливость!»
Фигурка, словно жертвенная пешка, лишенная надежды стать королевой, в немом порыве потянулась к старику…и, обессилив, опала.
Дурнота подступила внезапно. Старик скрючился, рванул ворот рубашки. Его тошнило. Рвало неокуклившимися желаниями, кокон трещал, венозные нити расползались.
Полоснул  свет приближающихся фар. В последний момент старик схватил, отбросил куклу на обочину.
Машина со служебными номерами, нехотя, остановилась. Шофер почтительно открыл заднюю дверь. Пассажир с трудом выбрался наружу, медленно подошел к месту аварии. На проезжей части распласталась фигурка сказочника в смешном колпаке и синем со звездами халате. Пассажир легонько пнул жертву ярко начищенным ботинком: «Вот, собственно, и все. Чертов кукольник!»    

Внезапность, с которой Василий откочевывал в запой, поражала стремительностью и абсолютной непредсказуемостью. «На ровном месте - так Матрена объясняла причину очередного ухода супруга от реальности, - щас начнет чудить». И верно: лесничий мог на неделю-другую скрыться в лесу, запереться в бане, а то умотать неизвестно куда, вернуться с кучей мелких подарков и на расспросы «где тебя нелегкая носила?» лишь пожимать плечами и хмурить кустистые брови. Он вообще словоохотливостью не отличался. Застольные беседы с мужиками его не влекли, потому как после второго стакана сводились к ругани в адрес начальства и наивному, словно первородных грех, национальному вопросу. От постоянного общения с природой-матушкой лесник отяготился философскими обобщениями, глубинный смысл коих был не совсем ясен, но поделиться, ни с кем, кроме Хозяина, он не решался. В редкие минуты откровений Василий пытался уговорить Кукольника, дать хоть какие разъяснения, ссылаясь на тот бесспорный факт, что согласившись однажды на условия проживания в доме, он и стал тем, кем ныне является  – лесником Василием.  Его прямота подкупала, однако ответить тем же старик не мог или не горел желанием. Причина уклончивых ответов, мол, мир полон красок, но у всех разное зрение… возможно, таилась в боязни потерять чересчур любознательного персонажа с таким трудом собранной коллекции, а может, у Мастера, действительно, зачастую не находилось вразумительных ответов.  Второе виделось Василию маловероятным, и червоточинка в их взаимоотношениях никогда не исчезала. Тем не менее, лесник продолжал любить и почитать Хозяина со  щенячьей преданностью и простодушием. 

-  Вы ему, пожалста, не наливайте, - Матрена упрашивала фрау Герду, - никак не уймется.
Возмутитель спокойствия подпирал дверной косяк с отсутствующим выражением на обветренном лице. Еловые иголки украшали с ног до головы: от вязанных шерстяных носок, далее по укороченной солдатской шинели, торчали в нечесаной бороде.
-  Ну, герой, скажи на милость, зачем спирт понадобился? – фрау понимающе кивнула Матрене, - В доме полно хорошего вина и прочих элитных спиртосодержащих напитков.
-  Опять, небось, в лесу спал? – не сдержалась Матрена, - Застудишь последнее, не видать мне детишек.
-  Не боись, отогреешь. Дык, я войду?
Лесник, осторожно ступая, прошел в гостиную и примостился на лавке под гобеленом Иван-царевич и серый волк.
-  На ель лазил. Оттуда звезды виднее.
-  Час от часу не легче, - фрау притворно вздохнула, - мало нам одного блаженного звездочета … Спирт-то, тебе, зачем? Белок спаивать?
Ворон оценил, собачка прыснула, Валентин Сергеевич ухмыльнулся.
-  Хозяину бы сказал,- Василий надулся и замкнулся.
-  Ты бы лучше, лихоманка моя, помог Бетсюне  участок  охранить, – смягчилась Матрена, - чуть не всяк день кто-то в окно подглядывает.
И то правда, собачка сбилась с ног, рыская вокруг дома, но неведомый соглядатай выбирал исключительно мокрое время суток, и выследить «вражину» не удавалось.
-  Не боись. Найду, убью.
Присутствующие ни на йоту не сомневались, что Василий именно так и поступит. Несмотря на общий романтический склад,  в некоторых вопросах лесник проявлял пугающую категоричность и склонность к простым решениям. Каким образом в добродушном великане уживалась столь противоречивые, на первый взгляд, черты, ведал только автор сказки о Леснике.
-  Василий! – одернул «убивца» Валентин Петрович, - На правах старшего я запрещаю вам высказывать подобные суждения. Вы эдак нас всех под монастырь подведете. И потом, смею заверить, с вершины дерева,  каким бы высоким оно не казалось, небесные светила вовсе не ближе. Ребячество какое-то, ей богу.
Неизвестно, сколь долго бы отчитывали провинившегося, но распахнулась дверь и Долли вкатила инвалидную коляску.
-  Принимайте старшого! Фрау Герда, а поесть нечего?
Фрау поманила пальцем Василия, достала из его кармана папиросы, ломая спички, прикурила и посмотрела Кукольнику в глаза:
-  Дай догадаюсь: опять ногу сломал?
Старик расплылся в улыбке:
- Клевую сказку я придумал?
-  Клевую, дорогой, клевую. Вот, уж, и словечек от нее набрался.

Дом  вновь забеременел грозой.
И только старый мудрый Карлуша с напускным равнодушием следил за происходящим, словно главнокомандующий верхом на полковом барабане. Встрепенулась птица лишь раз, когда Долли, укрывая хозяина пледом, шепнула старику на ухо:
-  Дядя, научи играть в шахматы. 

P.S.
Время от времени строение б/н на Лучевой просеке навещал почтальон. Казенный человек приносил сплетни, пил чай, рассматривал коллекцию кукол. Новенький отличался невысоким ростом, благородной сединой и носил фирменную фуражку, глубоко надвинув на глаза наподобие рыцарского шлема. Прежнего почтальона нашли по весне мертвым в лесопарковой зоне с колотой раной, удивительным образом напоминающей по форме шпильку женской туфли.


примечания

Versus — латинское слово, означающее «против». Часто сокращается до vs
*doll – игрушка (англ.)
** Эпиктет
*** [англ. peepshow < peep - подглядывать + show - зрелище] - заведение, в котором посетитель за монету (жетон), опущенную в автомат, может из кабины посмотреть в окошечко на раздетую женщину
****азартная карточная игра
*****Герда -   Андерсена «Снежная королева»  ... В большом городе жили по соседству двое бедных детей — Кай и Герда.
****** Мэ;ри По;ппинс (англ. Mary Poppins) — героиня сказочных повестей детской писательницы Памелы Трэверс, няня-волшебница, воспитывающая детей
****** человек, не имеющий никакого отношения к блатному миру, чужой в уголовной среде

13.04.17