Где-то наверху с завываниями дуло в чёрную трубу дымохода. Ветхий домик был наполнен скрипами и прочими ночными звуками. Звуки эти существовали и днём, но внимание привлекали к себе в тёмное время суток. Наполняя пустоту вокруг таинственной жизнью, которая представлялась за гранью всего привычного, - эти звуки завораживали и пугали. Семён повернулся на левый бок, правый сильно затёк. Потрёпанное одеяло выбилось из-под него и добрую часть сна он пролежал на голом полу, отделяемый от него лишь серым пальто и прочими предметами его изношенной одежды. Как всегда, в этой комнате стоял какой-то запах. Едва уловимый, как крик из глубины памяти. Казалось, пахло бумагой и чем-то ещё... Более сладковатым.
Мышка сидела в углу, прижав колени к груди, и, по всей видимости, крепко спала в этой причудливой позе. Привыкшие к темноте глаза даже уловили едва заметное покачивание маленькой фигурки, в такт дыханию. Сквозняков не было. С появлением в доме нового жильца были приложены все усилия для того, чтобы избавиться от всех источников этого коварного ветра. Мышка, видно, тоже спала неспокойно, ибо её покрывало отсутствовало. Семён встал и накинул поверх девочки одеяло. Самому вряд ли уже уснуть, а в потемках искать её плед - скорее всего, расшуметься.
Мышку, девочку лет пяти, он повстречал около полугода назад. Она скиталась по местной свалке и уже начала привлекать внимание её обитателей, вечно озлобленных и голодных, испуганных вновь нагрянувшей войной и оттого ещё более неспокойных.
Семёна тогда страшно воротило. Целую неделю он провёл в компании своих не самых лучших знакомых. Они в местной больнице украли десять литров чистого спирта и для коллектива из пяти человек, считая самого Семёна, это стало серьёзным испытанием. Мучаясь похмельем и накатившей бессонницей, он слонялся добрые сутки, сам не понимая, чего хочет. Страшно мутило, чистое летнее небо казалось бездонной пропастью и постоянно грозило упасть на голову Семёна и раздавить как букашку. Снование назойливых мух раздражало пошатнувшийся рассудок чёрными пятнами, а постоянная мысль, что воров могут искать, сводила с ума ещё больше. Похмельная паранойя достигала своего пика. Семён фыркал, махал руками перед лицом и пытался собрать осколки недавних воспоминаний. Задумавшись, он не заметил, как набрал своим немалым ростом крейсерскую скорость и с грохотом какой-то посуды упал в кучу мусора. Тогда-то он и обнаружил что-то ищущую там девочку. Мышкой девочка представилась сама, напуганный её присутствием в столь угрожающем месте Семён не стал допытываться настоящего имени. А дальше и не имело смысла. Поначалу девочка его, конечно, испугалась и кинулась прочь. Ещё бы. Внешний вид Семёна, вкупе с появлением, представлял собой не самого счастливого персонажа из грустной сказки. Но как-то ему удалось убедить малютку, что ей всё-таки лучше с ним, чем здесь. По крайней мере, пока не найдутся родители бедняжки. Тут Мышка, со всей горечью детской беды, расплакалась, и выяснилось следующее. Родителей схватил конвой, который охранял продовольственный путь, лежавший через их малый городок к линии фронта. Схватил естественно при попытке украсть что-нибудь не глядя из кузова одного из нескольких десятков грузовиков. Схватить какой-нибудь ящик, в котором окажется столь необходимый провиант, а возможно и куча ненужных вещей, вроде сотни раз перестиранных одеял или вовсе портянок. Вот такое казино, которое стоило родителям Мышки свободы. Семён вновь не стал расспрашивать, но был уверен, что несчастных людей на такой крайний поступок толкнула отнюдь не любовь к риску. А попасться за кражу военным в такое лихое время - дело безнадёжное. Никакого определённого правительства в голове у государства не стояло, суд был сплошь военным, и скорее всего тех расстреляют. Не помогут людям ни крики о наличии дочери, ни призывы к милости. Хотя надежда была, если они застряли в областном расположении. Тогда стоило, и Семён в дальнейшем прилагал усилия для выяснения местонахождения родителей Мышки. Дела совсем ухудшались тем фактом, что помимо своего имени девочка не называла и фамилии. То ли напрочь отгородилась от реальности, то ли не могла вспомнить из-за шока и в силу возраста. Не оставлял попыток отыскать хоть какие-то следы он и сейчас.
Вот теперь и жили они вдвоём в старом полуразрушенном доме, который не один раз страдал от взрывов при первой атаке колонистов. С тех самых пор, как они повстречались, Семён не пил более ни грамма. Не от того, что этого добра было тяжело раздобыть - отнюдь. На удивление в округе было предостаточно точек, где можно было найти алкоголь. Семён дал себе зарок. В его жизни появилась цель, и он готов был полностью ей отдаться, лишь бы...
В ночи раздалась очередь. Семён цыкнул и потихоньку вышел во двор. Кого-то опять поймали во время комендантского часа. Хорошо, если очередь прошла над головами пойманных, а не по ним. Сильный порыв ветра подхватил старую ушанку и, чуть было, не унёс её прочь, но ловкость ещё присутствовала в старом теле. На деле Семён не был слишком стар, просто в свои шесть десятков жизнь дала ему немало тумаков.
Мягким движением он полез во внутренний карман своего пальто и аккуратно выудил один из окурков. Хотя чего он о них тревожится? Только что беспокойно спал и ворочался с боку на бок, естественно, они могли рассыпаться. Это, наверное, и пугало. Курево - единственная вещь, которой трудно отказать. Тем более оно неплохо притупляло постоянное чувство голода. Под ложечкой сосало у Семёна всегда. Всю найденную в течение дня еду он старательно отдавал Мышке. Она, конечно, в своей детской доброте стремилась с ним делиться, да и понимала она всё, что вокруг происходило. Но Семён врал. Врал, что ел в приёмнике. Пока эта ложь срабатывала, но выглядел Семён день ото дня всё хуже и хуже. Вокруг глаз чернело, а рёбра выпирали через толстовку. Он и сам не мог иногда понять, а когда он действительно ест? Ведь он жив, стало быть, где-то что-то перехватывает? Иначе и быть не может. Но как он ни старался, вспомнить эти бытовые моменты не удавалось.
С куревом дело обстояло хоть как-то. Раз в несколько дней Семён заглядывал к старому товарищу, он нёс дежурство ночами на малой продовольственной базе и иногда по старой памяти помогал, чем мог, Семёну. Отношения с этим товарищем не портились, ибо Семён по природе своей был не конфликтным и весьма скромным человеком, но что-то витало и там. Тревожное время тревожит умы всех, и каждый начинает думать о том, что действительно близко, - о своей шкуре. Так казалось Семёну. В общем, по пачке папирос удавалось урвать, а это было гораздо больше, чем ничего. Так же Семён давно выработал привычку зорко смотреть под ноги. Окурки выручали - ибо этим делом он злоупотреблял, хоть и старался терпеть изо всех сил. А окурков этих было до странности многовато, будто и нет никакой войны и всех тяжестей, ей сопутствующих. Семён списывал это на благосклонность не такой уж и щедрой судьбы. Положив в уголок рта окурок, Семён всё из того же кармана выудил старую бензиновую зажигалку. Горела она ещё скорее всего на парах, поэтому прикуривать нужно было быстро. Открыть крышку, чиркнуть кремнем, прикурить, закрыть - и всё это желательно за секунду. Периодические порывы ветра грозили этому предприятию провалом, поэтому Семён отвернулся к стене дома и глубоко зарылся в пальто. Во тьме чиркнуло, появилось крохотное пламя, и жирный окурок на затяжке выпустил первый дымок. Семён курил и смотрел на мигающий огонёк кропаля. "Может быть, там, где то в недрах этой ничтожной жизни пламени, маленькое вечное Солнце...".
В небе серебрилось, что свидетельствовало о приближении рассвета. Пора было собираться и топать на поиски какой-нибудь пищи. Сегодня Семён планировал предложить помощь всё тому же товарищу с продовольственной базы. Отработав с утра до ночи грузчиком, можно было перехватить пару-тройку пайков. А стало быть, можно было бы наконец-то и поесть самому. Силы вроде ещё не стали так стремительно покидать тело, так что Семён надеялся, что желающих на вакансию будет мало, да и знакомство могло сыграть на руку. Если, конечно, товарищ тот сегодня был там.
Семён тихонько вошёл обратно в комнату с намерением разбудить Мышку и предупредить о том, что собирается уходить. Однажды он не стал её будить, ушёл на весь день. А несчастный ребёнок буквально сходил с ума и не знал, что ему делать. Обвинения из уст плачущего ребёнка в предательстве и желании её бросить звучат для сердца особенно тяжело. Так что с того времени Семён всегда будил девочку.
- Уходишь, деда? - Девочка откликнулся на легонькое прикосновение моментально, будто ждала. - Не забудь покушать. - Мышка начала тереть свои глаза, потом взъерошила короткие чёрные волосы и попыталась улыбнуться.
- Обязательно. - Семён положил руку ребёнку на голову и легонько потрепал. - Обязательно поем, малютка, и тебе принесу чего-нибудь. Может, сегодня будет сахар. - И он подмигнул.
Тут Мышка расплылась в улыбке и выдала:
- Ну смотри. Обманешь, домой не пущу. - Она театрально погрозила пальцем и попыталась сделать лицо серьёзным. Это не удалось, и она прыснула ещё больше.
Семён мог и не выполнить обещание по поводу сахара. Главной задачей было поднять настроение девочке на грядущей день. Но эта улыбка и вера, врождённое чувство юмора... Теперь он должен был наизнанку вывернуться, но отыскать хотя бы пару кусков рафинада. А ещё было бы превосходно найти жменьку чая и ночью на маленьком костерке вскипятить котелок воды и... У Семёна рот наполнилось сладкой слюной и он помотал головой. Нельзя идти на поиски еды и при этом нестерпимо, по-звериному, хотеть жрать. Это помешает и скорее всего день ни к чему не приведёт.
Когда Семён выходил за хлипкую калитку, серебра вокруг прибавилось и оно начало отдавать депрессивной утренней серостью. В этих краях осень всегда была пасмурной и грязной, что не прибавляло этим краям красоты. Он обратил внимание на мелькающую метрах в ста фигурку, которая, переваливаясь с ноги на ногу, брела вдоль балки к его дому. Семён про себя выругался: "Сумасшедшая старуха со своими талонами на питание. Господи, и опять ко мне! Ну хорошо, что я её застал. А то началось бы. Кто такая? Что за девочка?"
Екатерина Сергеевна, в прошлой жизни почтальонша, завидев Семёна, прибавила скорости к своей хромоте. Несчастная женщина тронулась рассудком и разносила людям какие-то непонятные, собственной работы что ли, талоны на питание. При этом не на этих талонах, не из уст самой Ектарины Сергеевны не исходило информации о том, где это самое питание получать. Звала она свои ежемесячные проминады "пенсией" и достала уже всю округу. Но Семён на самом деле, конечно же, не злился на бедную бабушку. Он ей всем сердцем сочувствовал, но старался не подпитывать её безумие и не подыгрывать ей.
- Семён Палыч! Утричко! - Старушка махнула рукой и перевалила тяжеленную по всей видимости почтальонку с одного плеча на другое. Чего она там таскала? - Вот осень жеж, да?
- И не говорите, Екатерина Сергеевна. Мерзкая пора. Скорее бы уж зима, хоть откровенно холодно. Честнее что ли. - Семён озирался в поисках какого-нибудь спасения, но не видел ничего и никого.
- А вы на базу опять или куда? - она открыла лямку сумки и выудила пачку талонов с каким-то бланком. Господи, ещё и расписываться! Семён ручку-то держит раз в месяц, и то благодаря этой умалишенной. - Ну не моё то дело. Распишитесь.
- Чего же не расписаться. Давайте свою "пенсию". - Как ни старался Семён, но полностью убрать иронию из голоса не удалось.
- Зря вы так, времена сейчас, сами знаете. Особенно для нас, для стариков. - Семён аккуратно расписался напротив своей фамилии. Господи, а список там! Вот уж сегодня денёк будет весёлым хоть у кого-то.
Распрощавшись с Екатериной Сергеевной, Семён задумчиво смотрел ей в след. Хотя благодаря её сумасшествию хоть какие-то краски вливались в жизнь. Он поймал себя на мысли, что на секунду-другую действительно будто вернулся в прошлое. Когда не было вокруг ничего этого. Ни этой войны, ни этого проклятого голода, ни этих несчастий вокруг и лиц, которые кричащей толпой крутились страшным водоворотом. Так что бабушке надо было отдать должное и благодарить, на самом-то деле.
Запахнув посильнее полы своего серого пальто, Семён устремился в путь.
Он шёл по разбитым улицам, особо не стараясь обходить слегка подёрнувшиеся корочкой льда лужи. Благо, резиновые ботинки, которым старость не была помехой для продолжения верной службы, позволяли это. Редких прохожих он старался не замечать. Надоело. Семён привычно огородился стеной мыслей от всего происходящего вокруг. Первое, что приходило в голову, это, конечно, родители Мышки. Но были опробованы все варианты, кроме одного, к которому Семён в силу непонятных пока ему причин не хотел прибегать. Это обратиться непосредственно к военным. Но если обратиться к ним, то несомненно подтянутся органы опеки из области и Мышка уедет в неизвестном направлении. В какой-нибудь сиротский дом, где ей определённо будет несладко. Не будет ей так сытно и безопасно, не будет у неё там новых друзей, ибо дети по природе своей честны, а поэтому и злы... Так думалось Семёну, и для спора с этими аргументами в голове его не находилось вариантов.
Ему повезло. Хоть товарищ сегодня и отсутствовал на работе, Семён на удивление оказался то ли единственным желающим, то ли первым пришедшим. Что в принципе было уже неважно. Работа досталась ему, хоть и не без скептических взглядов нанимателей в лице пожилых брата и сестры, заведующих базой. Но так как Семён был здесь как ни как примелькавшимся, то эти взгляды не выражали ничего, кроме молчаливого сомнения.
К обеду мышцы налились сталью и уже не чувствовали груза. Семён понимал, что к вечеру всё будет обстоять гораздо хуже, но пока организм позволял, он выкладывался. Телеги наполнялись и разгружались скоро, брат-хозяин несколько раз подходил и предлагал то воды, то что-то из съестного. Семён автоматически, не замечая, кивал и брал даваемое. Так же незаметно для самого себя он это съедал, и дело шло дальше. Вокруг о чём-то говорили. Один раз послышалось:
- Ночью-то, слыхал, опять громыхали. Вот покоя не дают, что б их псы побрали. И неймётся же кому-то? Ведь сказано было...
Дальше Семён не прислушивался. О том, что разговор шёл про комендантский час, он и так знал. Но находились то ли смельчаки, то ли дураки, то ли, опять же, люди отчаявшиеся. Находились и тут же исчезали под выстрелы винтовок в ночи.
Вечером Семён серьёзно сдал и всё чаще сидел на холодной земле, облокотившись о стену. Голод взвыл с новой силой, забыв о дневных подачках, коих было недостаточно истощённому организму. С ним взвыла и нота той самой мерзкой безнадёжности. Это ощущение с появлением Мышки редко посещало Семёна. Но иногда накатывало, да так, что хоть ором кричи. "Господь благо дающий, - думал Семён глядя на телеги с припасами, - сколько тут всего! И куда? Вот интересно, куда это всё? Ну, часть военным - дело понятное. Хм... много ли, интересно, берут военные? Наверное, много, раз в городе с едой такая ж..." Над головой что-то бахнуло, да так громко, что в ушах раздался треск. Семён подскочил напуганный и сам не свой. Ему почудилось, что кто-то выстрелил. Но потом он понял, что это тихонько щёлкнул кусочек старого шифера, который сорвался с крыши и упал на железный навес, под которым Семён сидел. А уставший и по-видимому задремавший, мозг Семёна среагировал через чур чутко.
- Закругляемся! - раздалось из подсобки.
Семён стоял и пытался унять расходившееся от испуга сердце. Его взгляд упал на телегу, стоявшую буквально в метре от него. На самом её краю громоздился чуть порванный ящик, внутри которого аккуратными рядами стояли консервы с тушёнкой. Семён даже прикусил губу. Буквально полгода назад он бы и думать не стал, а молча запихнул бы пару банок себе во внутренние карманы, а тут заело что-то... Только соблазнительная мысль о мелкой, для подобного места уж точно, краже чертилась в воображении, тут же на её месте появлялась детская улыбка и голосок: "Обманешь?" Так что Семёну не стоило огромного усилия воли, чтобы справиться с этим секундным порывом. Да и устал он как собака, если честно. Понял он это только теперь, после того как вздремнул минут двадцать. Всё тело будто онемело и стремилось оторваться от земли и унестись куда-то в эту серую высь. И нестись, нестись по этой серости к самому краю земли, где вечернее солнце, стремясь к пропасти заката, лишь слегка окрасило всё огнём. Отнесёт туда и сбросит в этот бушующий красками гигантский карман бесконечного неба, а там опалит, и всё это забудется как сон...
Получил Семён сегодня на удивление хорошо. Обычно он избегал таких работ как раз по причине скупости оплаты. А тут как нашло что-то на хозяев. Никакой сумки у Семёна, конечно, не было, поэтому шёл он сейчас, качаясь от усталости и неудобства, создаваемого распиханной кое-как по пальто снеди. По рукавам и карманам были рассованы шесть банок той самой тушёнки, три пачки папирос, пачка (пачка!) пыльного чая и коробочка рафинада. Воистину улов года и праздник. Это придавало сил, и радостный Семён шагал к дому, почти не замечая усталости и косых взглядов редких прохожих, которые жадно буравили оттопыренное местами пальто. Но самое ценное Семён припрятал в левый носок. Там действительно было сокровище. Он представлял, как обрадуется Мышка, и на душе становилось тепло.
Когда Семён открыл скрипнувшую калитку, он уже расслышал нетерпеливый топоток маленьких ножек в доме. А когда он переступил порог, его чуть было не сбила с ног что-то радостно лопочущая Мышка.
- Я знаю, ты мог... Эта... Ну же! Ай ха-ха-ха! Ну ты не будешь злиться, я ведь тихонько... - Мышка бегала вокруг него маленьким вихрем и хватала за пальто то с одной стороны, то с другой, желаю куда-то увлечь. По-видимому, желая поделиться тем самым, что привело её в такой восторг.
Мышка, когда Семён уходил, всегда старательно прибирала в доме и продолжала это делать, когда в этом собственно уже и не было нужды. Первые дни она хмуро слонялась из угла в угол, зная о запрете выходить на улицу, или же попросту валялась на постеленном ей месте, но потом нашла себе занятие. Все кровати Семён спалил давно, во времена сильных морозов. Что, кстати, делать в эту зиму, он пока не знал, а время уже поджимало. Но где отыскать на сегодняшний костёр дровишек, было известно. Останки сарая могли в этом помочь.
- В общем! - Семёна отвлекли от вновь навалившейся бытовухи. - Я слазала на чердак, но в дыру меня никто не видел, не сердись! - Опередила Семёна она, который в общем-то и сил не имел на какое-то там "злиться". Ну слазил ребёнок, Господи, можно подумать, кто-то постоянно стоит и заглядывает в дыру на крыше. - И там нашла, смотри! - Она указала на пол комнаты, в которой они жили большую часть времени. Что-то с полом было не так, и потом Семён увидел. - Я его легонько, как могла, побила на кухне, ну чтоб не пылить здесь. Потом вымела всё, конечно. А теперь вот! - Мышка указывала пальцем на огромный ковёр, и улыбка чуть ли не раздирала её бледную мордашку, на которой ярко горели щёки.
Семён уже собрался обрадоваться, но от чего-то в миг почернел. Его взгляд приковало к точке и что-то больно зашевелилось в мыслях... "Нет, всё-таки надо её выругать! Это ж надо! А вдруг Екатерина Сергеевна бы тут слонялась и услышала шум? Что тогда? Вот же..."
- Ты, конечно, молодец, но делать этого не надо было! Могли и углядеть тебя, что потом-то? - Семён повис над девочкой, хмуро сдвинув брови. Радость с личика той как ветром сдуло, и она потупила глаза. - Ты хоть понимаешь, что тебя могут забрать и вряд ли в самое хорошее место?! Ты же понимаешь что вокруг творится, а?!
- Понимаю, но... - действительно как мышка пропищала та.
- Ни каких но! И ковёр этот!.. - Семён поддел край ковра ногой и тот ударился об пол, подняв облачко пыли. - Понимаю, ты старалась! Но пылищи-то! Это что ж, дышать теперь ею?
- Все равно тут воняет! - Мышка, сжав кулачки, не выдержала. Устремив на Семёна глаза, полные слёз, она зло топнула на него ногой.
- Это чем же? - Семён от удивления округлил глаза. Да, мылись они, конечно, нечасто, но бывало. А что ж тут за "воняет" такое может быть? - Ты же каждый день тут убираешься, чем же тут может вонять, маленькая? - Семёна слегка напугала такая агрессивная вспышка и он добавил в назидательный голос ласки.
- Вот именно! - Крутанула кистью девочка и слегка стукнула его в колено, отчего Семён чуть не рассмеялся, будто вспомнив о ком-то. - Каждый день убираю! Подумаешь, ковёр! Чего его убирать? Ну выбей пыль с него и постелем, ты ж можешь?
Семён сдался, да и ругаться дальше не было сил. Хорошее настроение несмотря на перепалку с ребёнком никуда не пропало, пока. И стоило приложить все усилия, чтобы его удержать. В конце концов, кто тут "взрослый"? Да и чего он, действительно, взъелся за ковёр? Завтра непременно выбьет.
- Хорошо, Мышка. Но давай завтра, я очень устал.
- Договорились. - Мышка тоже сдала и голос её прозвучал бурчанием сквозь опять наползающую улыбку.
- Вот спорщица, а? - Семён закряхтел слабым смехом. - Попадись кому такая жена, не завидую.
- Попадусь, не бойся! - Мышка вновь улыбалась до ушей. - Ты устал сильно, деда, да? - Она протянула к нему руки, предлагая помощь.
- Устал сильно. - Кивнул тот. - Но не зря. - И он выудил из карманов улов.
Радовались они долго, передвигая туда-сюда банки по маленькому столу и наблюдая, как те блестят боками в свете слабой лампадки. Коробку с сахаром Мышка из рук выпускать отказывалась, но не тронула ни краешка. А наоборот, казалось, она никогда не позволит случиться такому, как открыть эту коробочку. Мышка внимательно рассматривала её, изучала каждый мелкий узорчик и буковку. Красная обёртка не давала маленькому уму покоя, будоража кучу забытых мечтаний и бессмертную частичку детства. Семён наблюдал за ней и ему хотелось горько рыдать от подступившего к горлу комком счастья. Он хотел, чтобы это маленькое детское счастье не кончалось никогда. Чтобы девочка так и не узнала больше ничего нового и вредного из этого мира, кроме момента, который полностью поглотил её сейчас.
Главный сюрприз Семён пока не предъявил, но время к тому близилось. За домом он организовал им костёр, на который тут же был установлен котелок. Свернув своё одеяло вдвое, он как можно ближе постелил его около костра. Щёлкало, пахло дымом. Ночь озарила чистым небом, и звёзды украшали его. Жалел Семён, что нет возможности запечь картошки, но вскоре это можно будет исправить.
Они сидели возле друг дружки, ждали кипятка и молчали.
- У меня тут... - Семён полез в левый носок и достал пакетик с леденцами. Их там было восемь штучек - целое состояние. - Леденцы.
Поначалу Семёну почудилось, что Мышка потеряла сознание. Но потом он увидел слёзы, которые выступили сквозь плотно закрытые глаза. Девочка, поджав губы, молча уткнулась ему в руку и заплакала, сотрясаясь маленьким телом. Семён положил пакет ей в руки, Мышка сжала его изо всех сил так, что побелели костяшки. Ему стало больно. Сердце заныло, и мысль, что это, возможно, первый инфаркт в его жизни, немного напугала. Этого только не хватало! Но чувства побороть было очень тяжело и, скорее всего, он провалился в неожиданный сон. Но пришёл в себя минут через пять. Как раз закипела вода, и Семён поспешил снять котелок с костра. Мышка сидела и молча разглядывала одну из конфет. Он тоже присмотрелся:
- Твою же... - На обёртке конфеты огромными буквами было написано "МАМА-ПАПА". Мысль о том, что девочка, возможно, ещё не умеет читать, пролетела мимо. Не таким страшным молчанием реагируют на конфету. "Какому идиоту взбрело в голову называть так конфеты? А какому идиоту не хватило ума выяснить их название?" Хотя кто бы мог подумать.
- Меня мама читать учила. - Будто увидев мысли Семёна тихонько проговорила Мышка. Слёз в голосе не было. Хорошо это, ведь верно? - Ничего страшного, дедушка. Ты не переживай. Мне грустно, конечно, но не от этого... - Она посмотрела на Семёна. - Самый добрый день. Я тебя люблю, дедушка.
- Господи, дитё... - Семён тяжело выдохнул. - И я тебя тоже, конечно, люблю.
Так они и сидели. Начало жизни и её конец. Молодость и старость, вечно идущие рука об руку. А над ними вселенная мерцала мириадом звёзд и галактик, обещая, что всё это не просто так. Давая надежду, что всё в этом мире будет прекрасно и странно. Пугающая красота непонятных глубин космоса исправит всё то, что не смогли исправить люди, и подарит новую жизнь.
Раз в неделю Семён выбирался на рыбалку. Чаще это не имело никакого смысла, ибо шансы поймать что-то в истощённой людьми реке были ничтожно малы. Но хорошее настроение, подаренное прошедшим днём, вселяло надежду и какую-то дурь. Иначе это Семён назвать не мог, но и остановиться в задуманном предприятии не представлялось возможным. "Ребёнок уже полгода видит этот чертов дом и ничего больше, - думал Семён, доставая с антресоли складную бамбуковую удочку, - сколько можно? Пройдём по самой балке, а там метров триста по просёлочной. Делов-то! И не увидит никто. Забуримся в камыш, я наставлю тихо себя вести, и всё. А если и увидит кто, что ж. Выкручусь, что-нибудь придумаю. В конце концов, всегда можно смотаться к чертям из этого города. Давно ведь думаешь про заброшенное лесничество? - Сам себя подначивал Семён. - Километров восемьдесят всего. Провиант остался со вчерашнего, а там... Там дичь , и это не пустой звук. Охотятся же люди, приносят вот. А зайца я и голыми руками возьму, если не отыщется ничего". А отыскаться вполне могло. Само лесничество - раз, война вокруг - два. Оружия при желании его найти - достаточно. Будто в наваждении Семён пошёл будить Мышку, чтобы обрадовать прогулкой.
Она обрадовалась, но настороженно. Конечно, девочку пугала подобная перспектива, пусть и нестерпимо манила. Рациональность, благодаря тяжёлому времени, селилась даже в детях. Но все тревоги глушило хорошее настроение дедушки, а ему она полностью доверяла. Тем более, минут десять они посвятили тренировке трюку. Было условлено, что если кого встретят, Мышка незамедлительно должна была спрятаться в полах пальто. Выходило неплохо, и если б не две маленькие ножки, торчащие рядом с огромными сапогами, Мышку было не видать. А ножки можно и не заметить.
Семён попросил Мышку собрать "на всякий случай" их оставшиеся запасы в узелок, а сам потопал через двор к бывшему месту дислокации туалета. Там руками он накопал пару десятков раздутых белых червей - не лучшая наживка, но и так сойдёт. После этого, растирая задубевшие кисти рук, он вернулся к Мышке и обнаружил, что всё готово к походу.
По балке шли тихо и спокойно. Ноги не топило, лёгкие заморозки придали земле твёрдости и шагалось хорошо. Выйдя на просёлочную дорогу, ведущую через жидкую лесополосу к речке, стало заметно теплее. Семён остановился и прикурил, отсутствие ветра позволило ему запустить большое ровное кольцо, которое, медленно расширяясь, поехало вверх.
- Тоже буду курить, когда вырасту. - Заявила девочка.
- Я тебе дам, курить! - Но Семён понимал, что курить ребёнок начнёт намного раньше, чем нагрянет это самое "вырасту". - Вредно это очень, Мышка. Я вот дурак, начал когда-то, теперь мучаюсь.
- Да жить, как поглядеть, вообще вредно. - Мышка смотрела куда-то в сторону, а Семён в очередной раз поймал себя на том, что удивляется взрослости её мыслей.
- Ладно, хорош умничать, идём даль... - Он запнулся. Навстречу кто-то шатко шёл.
Это был местный пьянчуга, бывший соблазнитель и нередкий собутыльник Ткач. Штормило того будь здоров, что говорило в пользу не желаемой встречи. Вполне возможно, что он пьян в стельку и забудет о существовании Семёна минут через пять, если вовсе увидит. Но Ткач был не настолько пьян и углядел бывшего товарища. Об этом свидетельствовал вопль приветствия вперемешку с булькающим гоготом:
- Пал Сёмыч... Пардон. Семён Палыч, моё вам искреннее... - Ткач, приблизившись, отвесил театральный поклон и чуть было не упал, но удержался, упершись указательным пальцем в землю.
- И тебе доброго утра, Иван Кузьмич. - Мышки уже след простыл. Она висела на ноге Семёна и, судя по весу, даже подтянула ноги.
- Ну брось, Семён. Какой я к псам Кузьмич. Я Ткач! - Он стукнул себя в хилую грудь. - Как паук! Га-агага!
Встреча затягивалась и пора было распрощаться. Но так хотелось Семёну, но отнюдь не Ткачу. Тот был несказанно рад встрече и как-то странно строил глазки. Голова его описывала плешью круги, желая уместиться на груди носителя и отдохнуть. Но тот стойко поправлял её на место.
- А ты... - Ткач ткнул пальцем. - Что ж? На рыбалку? - Он скривил губы в кислой ухмылке. - Брось! Нет там ни хе... Никого в общем.
- Да, хочу вот попробовать по утренней зорьке, пока особо день не загорелся. Так что двину я...
- Да постой. - Семёну стоило немалых усилий, чтобы сделать пару шагов с висящей на ноге Мышкой и при этом не нарушить координации движения. Поэтому лёгкий тычок Ткача ему в грудь чуть не повалил Семёна. - О, прости, дружище! Не хотел... Столько силы во мне. Га-ага-га! А ты всё нянькой, да? - И Ткач хитро ухмыльнулся.
Это Семёну совершенно не понравилось. С ноги пропал вес и он понял, что Мышка устала висеть.
- Мм-хмхмхм. - Нехорошим гундосым смехом потянул Ткач. - Безумство храбрых... или как там? Да знаю я за твою девчонку. Был тогда, когда ты орал как дурной на свалке. А-га-гага! Во чудак!
- Не твоё это дело, Ткач. - Семён начал немного свирепеть. "Истинная мразь жеж, Господи. Вот и смех этот..." Кулаки сжались.
- А вот и Ткач из уст воспитанного... Ик! - Пьяньчугу снова повело. Уработать его раз и идти дальше, но Семён пока сдерживался. - О чём же вы говорите-то с ней хоть? Может, и я хоть поздороваюсь. - Ткач наклонился к ноге Семёна и громко крикнул. - Ку-ку!
Мышка выбралась, поняв, что скрываться дальше не имеет смысла.
- Слушай... - начал Семён, ища в голове необходимые слова. "Отдать ему тушёнку, что ли, и наобещать чего?"
- Нет, это ты слушай, дурак старый! - На губах Ткача играла скверная улыбка, будто он собирался рассказать свой лучший в жизни анекдот. - А вот я обращусь куда надо сейчас, что дальше делать будете с малявкой?
На глаза Семёна опустилась пелена и происходящее дальше он помнил плохо, как и многое в жизни. Помнил, что кричала Мышка. Помнил, как влажно стучали кулаки по лицу этой мрази Ткача. И с каждым новым ударом чавкающий звук становился всё сильнее. Помнил, как вокруг зашумели встревоженные голоса и его пытались оттащить. Где-то что-то долбило металлическое, будто об гвоздь. Гудело, визжало, скребло и шелестело. Будто вся планета наполнилась какой-то невидимой жизнью. Что-то протяжно гудело: "Машина что ли там гудит? - Семён обмяк и отдался течению этой жизни, устав окончательно. - Что теперь будет-то? Где Мышка? И гудит как в голове, Господи, как гудит-то! Заткните его кто-нибудь, чё он рассигналился, зараза!" - хотел крикнуть Семён, но ему это не удалось. Гул всё нарастал и грозил разорвать голову на ещё большее количество частей. И если так произойдёт, то всё канет в вечную тьму и не будет больше уже никакого Семёна. Он потерял сознание.
***
Снег мягко падал на землю, чуть шелестя. Пролетая мимо цветных фонариков, снежинки обрастали чёрным контуром и теряли свою нежность. Казалось, безжизненные кирпичи сыпались вниз. Фонарики же мерцали разными цветами, украшая улицу и лица проходящих по ней людей. Близился праздник нового года и в воздухе витало его настроение.
Молодой опер курил и ждал. Пока он ждал, мимо него прошла группа подростков, громко обсуждающая какой-то сериал, по всей видимости:
- ...хрень это собачья, а не бессмертье. Вот если бы Льюис ударила энергетическая волна, то тогда да. Она бы его получила. Но ведь не было же? - Невысокого роста парень напирал на какую-то девчушку, скорее всего давя аргументами.
- Но синева эта в конце серии, типа саспенс же... - попыталась возразить та.
- Да какой к чёрту саспенс! - Парень провёл тыльной стороной ладони под носом, утирая то, что потекло на морозе от долгого спора. - Говорю, читал в обсуждениях. Там спойлер выкидывал сценарист. Короче, никакого там бессмертия, вот мне бы...
Дальше опер не вслушивался. Но ребятне завидовал. Вот уж действительно кто бессмертен, так это они. Тревоги мира ещё не теребят их умы и не занимают мысли, впереди таинственная жизнь, которая в любом случае будет прекрасной. Чего ещё надо?
Ждал опер врача, с которым договорился о неформальной встрече. Ситуация не давала ему покоя. Просто человеческое любопытство перемешалось со страхом и требовало ответов. Как такое возможно? Нет, оно понятно, что спятить может каждый. Но как это так?!
Когда врач вышел, они коротко поздоровались друг с другом и направились в ближайший кафетерий.
- В общем, - врач обеими руками держал кружку с горячим кофе, - если опустить всю терминологию, то случай, конечно, нередкий, но интересный.
- Вот и я про то же. - Опер чуть нетерпеливо поелозил на мягком стуле.
- Так вот. - Врач поправил очки под седыми бровями. -Кузнецов Семён Павлович, как выяснилось, тронулся рассудком... Скорее всего, последней каплей был приступ белой горяки. Батеньки, молодой человек! Там прям Черноводье какое-то, если можно так аналогию провести.
- Вы, пожалуйста, продолжайте. - Опер не понял аналогии, да ему и не надо было.
- Давно, по всей видимости, он сошёл с ума. Лет тридцать назад. Ковёр в его доме помните? С пятнами? У него тогда семью убили, вот он и того... Долго он держал в себе, надо отдать должное. Тридцать лет водил за нос в первую очередь себя. Через призму нагрянувшего алкоголизма он, конечно, выдал себя перед людьми. Ну как у нас относятся к таким? Ну ходит дурачок, мелит что-то про войну, про голод. Безобидный же, и на том спасибо. Он, вы в курсе, конечно... А, так лучше. Вы деньги у него помимо всей той прогнившей еды нашли же в доме?
- Да. - Опер вспомнил страшно воняющую комнату с кучами разбросанной повсюду еды. Там они действительно обнаружили уйму для такого человека денег.
- Ну, вы, наверное, слышали уже, а может и нет. Он же пенсию получал. Ему её исправно носили. А он, представляете, - доктор не смог сдержать печальной улыбки, - считал деньги за талоны на питание! Причём за бесполезные. Много он интересного рассказал, пришлось, конечно, принять правила его игры и представиться полевым врачом. Господи, что я ему сам нёс. Такой опыт у меня впервые и от этого даже жутко. Я сказал, что они с девочкой... Как же... С Мышкой, да. В полевом госпитале. Что они попали под обстрел, но сейчас всё в порядке. Он ищет её родителей.
- Кого? - Опер пытался уловить всё, но не выходило. Он знал про девочку, про войну, но всё-таки... Это пугало и оттого занимало разум и мешало ему.
- Девочки, конечно. - Доктор покачал головой. - А мир его мрачен. Какие-то колонисты, я так и не понял, кто они такие. Война, разруха, голод, опять же... Он страшно был истощён, кстати сказать. Ещё бы чуть-чуть - и всё, умер бы. Так что вот так, молодой человек. Не знаю, что вам ещё рассказать. Да и день сегодня у меня был, если честно... К соседям, ну к нашим по области, - доктор махнул рукой на объяснение будто на само собой разумеющееся, - двоих доставили. Вы к нему можете сами прийти и поговорить. Только! - Доктор поднял палец. - Вначале ко мне на инструктаж, так сказать. Он не буйный, несмотря на инцидент. Но на всякий случай, как себя вести, знать надо. Как там потерпевший, кстати? Я-то им не интересовался, а вот пока возможность есть...
- Нормально всё с этим бичом... Простите. - Опер прокашлялся. - Всё хорошо. Оклемается. Дал ему, конечно, этот дедуля, будь здоров. Так сопатку расчехлить, это какое желание надо иметь.
- Поверьте, было. - Доктор поднял ладонь. - Зная о безумии больного, потерпевший начал провоцировать и подстрекать его. Чего он хотел этим добиться? Пошутить? Ну пошутил, легче стало? Живой хорошо остался. Ладно... - Тот встал. - Пора. Всего доброго, заходите к нам. - Доктор улыбнулся несдержанно. Старая хохма веселила его по-своему.
- Ага, обязательно.
Опер вышел на мороз и прикурил. "Поистине мир свободного, вот только такого ли свободного? - думал он. - Жуть какая. На что способен разум. После таких случаев думай, реальность где, а где вымысел. Вот едет мимо сейчас меня машина, или я лежу в какой-нибудь яме с простреленной головой, а вокруг огонь горит... Тьфу! Ну его к чёрту!" Опер бросил окурок в сторону и зашагал домой.
***
В палате было сухо и тепло. Семён сидел на кушетке и подтянул колени к подбородку. Рядом в такой же позе замерла Мышка.
- Что оно дальше-то будет, дедушка? - Теперь Мышка старалась разговаривать шёпотом. Да и сам Семён тоже. Этот госпиталь навивал тревожное спокойствие.
- Пока не знаю. Но мысли есть. - Он легонько ткнул её локтем в бок и улыбнулся. - Думаю, у нас получится и родителей твоих отыскать. А вообще место странное...
- Да. - Кивнула Мышка. - Будто не договаривают... Будто... - она подняла глаза к потолку. - Ну не знаю. Как не наши все.
Вот именно. "Не наши". Эта мысль тоже приходила Семёну в голову, но он старался её отогнать. Потому что так недалеко и до сумасшествия. А рассудок сейчас терять ему нельзя. "Потрепать, конечно, этот эскулап любитель. - Размеренно и уверенно текли мысли. - То ему расскажи, это. Да всё он знает, всё в курсе. Просто как дела обстоят сейчас, понятия не имеет. Не помню что-то я этого доктора. Ну, главное - я же ему ничего важного не рассказал? Так, бытовуху. Про Мышку пришлось честно рассказать, тут не отвертеться. Ну он как-то... И ей улыбнулся, и конфет предложил. Но врёт, чую. Под бомбёжку мы попали. А где ранения? "У вас, - говорит, - у обоих несущественная контузия и ушибы внутренних органов". А у меня и не болит ничего. Кулаки только вот болели. Ткач из головы не идёт, не убил ли я бедолагу? Он хоть и мразь, но всё же человек. А Мышка ничего не помнит тоже, как назло. Господи, как чужая жизнь, этого не хватало!"
- В общем, - резюмировал он их короткий диалог, - поживём - увидим. Пока всё вокруг спокойно - и мне спокойно. Вот и нас положили вместе, видишь? Может, доверяют, а может, конечно, и наоборот, боятся чего. Не переживай, Мышонок, всё будет хорошо. Главное - мы вместе.
- Да. - Мышка улыбнулась и зевнула. - Главное, что мы с тобой вместе.