Ибо как Отец имеет жизнь в Самом Себе,
так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе
(Ин.5:26)
Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца;
и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть.
(Мф.11:27)
Так или иначе, сын всегда восстает на отца. Древние боги это знали, но не пытались вникнуть в эту тайну, найти ей разрешение. В своей безжалостной мудрости они пожирали своих детей за саму возможность непокорности. Рано или поздно, один из дерзновенных сынов одолевал отца и обыкновенно оскоплял его, лишая, таким образом, какой-либо значимости в космосе.
Люди несвободны от этого конфликта. Они могут лишь сгладить противостояние, свести к минимуму его накал. Но есть ли у нас шанс как-то разрешить эту ситуацию… Признать однозначную правоту отца или сына? Назвать благом противостояние? С горестью свыкнуться с тем, что отец неотвратимо попытается заключить свое дитя, а дитя обязательно вытеснить отца из мира?
Авраам и сын.
Праведный Авраам не имел детей до глубокой старости. Но за его праведность, веру и верность, Господь даровал ему сына – Исаака. Какой безграничной любовью, должно быть, был преисполнен отец к долгожданному сыну.
Однако наступил день, когда Бог потребовал у Авраама в жертву сына “единственного твоего, которого ты любишь, Исаака” (Быт.22:2) и тот безропотно подчинился. Собравшись, Авраам и Исаак стали подниматься в гору, на которой и должно было произойти всесожжение. Тогда сын, что-то заподозрив, спросил - где же агнец для заклания, на что отец ответил “Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой.” (Быт.22:8).
Исаак смиренно принял свой жребий, а Авраам решился действовать, доверившись Богу. И ангел свыше отвратил нож от жертвенного агнца, забрав вместо него запутавшегося в кустах овна. Тогда Авраам нарек название месту тому “Бог усмотрит”.
Поражает в этой истории то крайнее доверие, которое выказал сын отцу, а отец Отцу Небесному. Ведь решился Авраам на заклание сына, так как бесконечно верил во всемогущество и доброту Того с кем заключил завет. Верил, что раз ему сказано было, что в Исааке наречется тебе семя (Евр.11:18), то “Бог силен и из мертвых воскресить”(Евр.11:19) его дитя.
Мы еще вернемся к этому основополагающему моменту.
Исаак имел двух сыновей – Исава и Иакова. Первый был во всём послушен отцу, вероятно, поэтому отец был привязан к нему более чем к брату. Иаков же пошел путем непокорности еще в материнской утробе (Быт.22:25). Повзрослев, мятежный сын оспорил первородство брата, обменяв его на похлебку, а потом и обманул отца, дабы получить его благословение. В конечном итоге его схватка с волей отца завершается на горе Пенуэл – поединком с Отцом Небесным. Иаков и Бог борются до рассвета, и человек одерживает победу над Всемогущим. Разумеется, этот триумф не вопрос силы, которой бесконечно больше у Творца неба и земли, а вопрос правоты – Отец Небесный признает дерзновение упрямого человека верным в Своих Глазах, благословляет его и нарекает новое имя.
Почему своенравность Иакова перед высшим судом оказалась более оправдана, чем смирение Исава? Дело в том, что свое первородство, то есть великую ответственность за род заключивший завет с Богом, этот сын разменял на еду. И даже не признался в том Исааку. Только тогда Иаков был вынужден прибегнуть к обману отца, ради отца, семьи, рода, завета, Бога. Не тщеславие, не жажда превознестись была его побудительным мотивом, а великая ответственность, которую ему пришлось на себя принять. Потому и с Богом он борется не для самоутверждения над Ним, а для признания с Его стороны (Быт.32:26). Борется, чтобы Его обнять.
Авраам оставил своего отца, из веры в Бога. Исаак верил отцу, из надежды на Бога. Иаков бунтовал против отца, из любви к Богу. Каждый из них был прав перед Богом.
А вот многие из сыновей Иакова, проявили уже отнюдь не благословенное противление отцовской воле. Первенец Рувим из похоти провёл ночь с его наложницей (Быт.35:22), а Симеон и Левий нарушили слово отца, учинив резню обрезанных сихемлян.
“Ты бушевал как вода, и не будешь преимуществовать”(Быт.49:4), - сказал на смертном одре отец о жестоковыйном Рувиме. “В совет их да не внидет душа моя, и к собранию их да не приобщится слава моя”(Быт.49:6), - изрек Иаков о беспощадных Симеоне и Левие.
Своеволие сыновей Иакова не было одобрено, потому что не имело иных оснований кроме похоти, оскорбленной гордости, жажды крови. Лишь личные желания руководили ими.
Против отца.
В тексте первой и второй книги царств есть жизнеописание двух царских сыновей, дерзавших по сути противоречить не только отцу, но и помазаннику Божию – Ионафан и Авессалом.
Ионафан проявил себя впервые в войне с филистимлянами, без спроса и приказа отправившись на бой лишь с одним своим оруженосцем. Вдвоем они совершили безрассудную, но самоотверженную атаку на вражеское войско, чем вдохновили упавших духом израильтян присоединиться к сражению. Весь день филистимская армия терпела поражения и отступала, но и наступающие устали от битвы. Царь Саул заклял не вкушать пищи, пока враг не будет разбит окончательно, и всякий нарушивший эту клятву подлежал смертной казни. И клятву эту (о которой он, впрочем, не знал) преступил Ионафан, съев мёда.
После победы царь не проявил снисхождения к собственному сыну и решил предать его смерти, но народ возмутился и отвратил эту участь от своего героя.
Есть в тексте книги и другое повествование о неповиновение царского сына. Ионафан был другом Давида, которому предназначалось свыше стать царем над Израилем. За это подверженный гневу и ревности нынешний царь искал для него смерти. Но Саул не преуспел в нечестивых устремлениях, зачастую потому что его приказы и повеления саботировались сыном. Ионафан пытался умилостивить отца, оправдать перед ним ни в чем не повинного друга, а перед другом отца.
“Сын негодный и непокорный! разве я не знаю, что ты подружился с сыном Иессеевым на срам себе и на срам матери твоей?” (1Цар.20:30) – такими несправедливыми словами награждал Ионафана отец. “Доколе сын Иессеев будет жить на земле, не устоишь ни ты, ни царство твое” (1Цар.20:31) - взывал отец, но ничего не добился, потому что дружба и правда для сына были важнее наследственных почестей и власти.
В своем неистовстве вспыльчивый царь доходит до того, что обвиняет сына уже не в потворстве заговору, а в его организации (“сын мой возбудил против меня раба моего строить мне ковы” - 1Цар.22:8). Но сколь бы ни был неправ отец, Ионафан его ни покинул до самого дня их гибели в сражении.
Узнав о смерти царя и царского сына, опечаленный Давид изрек странные, и, казалось бы, противоречащие фактам слова – “Саул и Ионафан, любезные и согласные в жизни своей, не разлучились и в смерти своей” (2Цар.1:23)
Совсем другого характера было противостояние царского сына Авессалома своему отцу Давиду.
“Не было во всем Израиле мужчины столь красивого, как Авессалом, и столько хвалимого, как он; от подошвы ног до верха головы его не было у него недостатка.” (2Цар.14:25). Его духовное падение начинается с поступка, который он считает правильным - мстя за нечестие сестры, он убивает собственного брата. Но царь прощает его, спустя несколько лет.
Следующий вызов отцу царский сын бросает, когда вводит в заблуждение народ, распуская о помазаннике порочащие слухи, затем он строит заговор и поднимает мятеж. Авессалом занимает Иерусалим, провозглашает себя новым царем, и дабы вызвать ненависть в отце входит к его наложницам (2Цар.16:22). Он будто повторяет нечестивое деяние Рувима, как ранее повторил грехи Симеона, Левия, и даже Каина.
В финальном сражении Авессалом терпит поражение, и, запутавшись волосами в ветвях дерева, принимает смерть от стрел и мечей. До последнего Давид не желал лишать жизни сына - ее отнял проявивший своенравие военачальник.
“Авессалом еще при жизни своей взял и поставил себе памятник в царской долине; ибо сказал он: нет у меня сына, чтобы сохранилась память имени моего. И назвал памятник своим именем.” (2Цар.18:18) – это всё что остается от властолюбивого сына.
Разница между Ионафаном и Авессаломом очевидна. Первый отстаивал правду перед отцом, второй лгал народу против отца. Первый не бросил отца, несмотря на его нечестие, второй отрекся от отца, несмотря на любовь и милость с его стороны. Первый поступал вопреки собственным законным притязаниям на власть, второй и отца не пожалел, действуя в личных интересах.
В красивом, властолюбивом и самонадеянном Авессаломе так очевидна тень образа падшего ангела. А чьи черты можно заметить в Ионафане?
Отец и сын.
Всякий отец – Авраам. В том смысле, что возлагает на себя некоторую ответственность перед чем-то превышающем или не относящимся к самому себе. В своем изначальном и искреннем направлении Бог ориентир его служения, но обыкновенно отец имеет лишь некоторое свое представление о Нем. Его мировоззрение может не иметь горнего авторитета как понятия, и всё же только в его направлении лежат все истины о которых догадывается человек.
Нет нужды в этом тексте затрагивать все аспекты личности Авраама - их сложное, запутанное проявление в конкретном человеке. Посмотрим лишь на отношение отца к сыну. Сын есть в отце всегда, даже пока не рожден – как чаяние (явное, затаенное или отрицаемое). И когда он, наконец, приходит в мир и радость от факта отцовства несколько утихает, родитель начинает сооружать для него жертвенник.
В судьбе Авраама, символически отражена судьба всякого человека. Отец желает, чтобы его дитя послужило некоторому “Богу”, тому, что за “Бога” он почитает – это может быть социальное служение или карьера, конкретный образ жизни или расплывчатый идеал покоя, профессии, науки, трудовое поприще, а может и бессознательное влечение к моральному падению и духовному распаду. Не всё, что отцы полагают “Богом”, может быть так милосердно как Бог Авраама.
Сам Авраам, в символическом плане, не одного лишь Исаака возложил на жертвенник, но и другого сына, когда отправил из дома в пустыню. Также и Исаак “заклал” Иакова, возлюбив более его брата и желая видеть его наследником – но этот сын не был кротким, и взбунтовался. Саул решился на казнь сына – для него жертвенником была та клятва, что он неосмотрительно дал (1Цар.14:24).
Недаром многим в Писание Бог говорит – “отец твой Авраам”, в том числе и тем, кому Авраам отцом по факту не был. Речь тут не только о прародителе рода и его завете, но и о некоторой ипостаси, которую любой отец имеет.
Теперь взглянем на сына.
Едва вышедший из младенчества ребенок, обыкновенно видит Бога во всём, пусть даже он Его так сознательно не определяет. Но более всего, Божий лик дитя видит в отце. Он может казаться добрым и всемогущим, бывает что жестоким и страшным, случается - далеким и непонятным. Но и в последнем случае ребенку он видится возвышенным, так как само значение отца в его глазах велико, и как бы превышает собственную еще не сформировавшуюся личность.
Проходят годы и взаимоотношения отца и сына уже перестают походить на отношения “Бога и твари”. Речь идет уже о двух субъектах, двух личностях, сколько бы они не различались в опыте, уме и прочем. И взгляд сына на отца меняется. Ему становятся заметны недостатки, изъяны характера (или то что воспринимается как недостатки, в сравнение с тем образом характера родителя, который имел ребенок). Тот, кто рисовался наместником Абсолюта, оказывается обыкновенным человек – допустим более чем хорошим, но и тогда подросток примечает какие-то, возможно несущественные, негативные черты и абсолютизирует их. Замечает мелочность, неосведомленность в чем-либо, нежелание что-то попытаться понять и многое другое. И к тому же этот далеко не идеальный человек, пытается возложить сына на какой-то понятный ему одному или непонятный даже ему “жертвенник”. И против этого сын поднимает восстание.
Невозможно универсально утвердить кто прав, а кто нет. Но стоит попытаться на основе библейских судеб обнаружить верный образ противления.
Мятеж сына может венчаться обновленной, сознательной сыновей верностью и воссоединением блудного семейства. Способен он привести и к мрачному эгоизму или же ограничиться юношеской заносчивостью.
Как показывают нам герои Писания, ослушание сына тогда оправдано, когда свершается ради чего-то большего, чем собственные интересы или бесцельный произвол. Иаков спасал свой род, а Ионафан друга.
Однако неповиновение в интересах дружбы, любви, справедливости, даже Бога – всё это верно, но недостаточно. Выступление против отца тогда имеет право быть, когда свершается еще и ради самого отца – для того совершенного образа, который в отце есть, но который он в полном мере не реализует из-за человеческих немощей. Таким образом, сын не отказывается от “заклания” себя – он ищет то “заклание”, которое имеет истинный смысл.
Любое возмущение сына против отца оправдано той потенциальной любовью, которая может себя раскрыть, когда блудный сын вернется к отцу, а отец к сыну. Но следует помнить, что в изначально искреннем и благом порыве, случается сбиться с пути, и, запутавшись в собственных влечениях, умонастроениях и желаниях, как Авессалом в великолепных волосах, не достичь ничего кроме бессмысленной гибели.
Против Отца.
Бог вочеловечился в Сына Иисуса Христа, и как человеку Ему стало присуще испытывать голод (Мф.4:2), нетерпение (Мф.17:17), скорбь и сочувствие (Ин.11:33). Ничто человеческое не было чуждо Спасителю, кроме греха. А значит и сыновья непокорность, так или иначе, нашла место в Его душе.
Проявилась она как в личных отношениях Сына и Отца, так и в отношениях Иисуса с установленным Отцом порядком. О первом свидетельствуют сомнения в Промысле (Ин.12:27) и откровенное, хоть и мимолетное, неверие на кресте (Мк.15:34). Также перед Понтием Пилатом, Сын возлагает на Отца грех Его несправедливого положения (Ин.19:11).
Как нарушителя Отцовских предписаний Христа обличает многое – принижение значения семьи (Лк.14:26) и государства (Мф.22:21), норм поведения (Мф.15:2), авторитета учителей (Мф.23:2) и духовенства (Лк.10:30-32). Конечно, всё это впечатления книжников и фарисеев, и с точки зрения Самого Бога, не нарушением закона была деятельность Спасителя, а его непосредственным исполнением (Мф.5:17). Тут противление Отцу мнимое, зато в области личных взаимоотношений в нем сомневаться не приходится.
Дело в том, что не считая Себя вправе вмешиваться в человеческую свободу, Бог принял на Себя бремя Авраама, и спросил с Самого Себя ту жертву, что не принял от ветхого человека. Христос противился этому жребию, потому что Сыну Человеческому невозможно не воспротивиться ему, но, несмотря на это он оставался свободно и сознательно верен Воле Отца, которую и пришел в дольний мир исполнить (Лк.22:42).
Во всей потрясающей и невероятной истории жизни Христа, можно выделить малую благую весть, которую Господь направил людям – Сын Человеческий ищет заклания, ведь пришел “чтобы послужить и отдать душу”(Мф.20:28), и того же как бы там ни было ищет всякий сын, и того же ждет от сына всякий отец, уповая на Отца.