В далеком детстве, отца звали ИхИликль ( с ударением на второй слог). Уменьшительно от древнего имени Ихиэль ( Грядет Всевышний,- иврит). Как и многие Сокирянский мальчишки, он любил поиграть в футбол. Однако мяч был не обычным, а тряпичным - на кожаный денег не хватало. Недостаточно их было и на еду.
- Кнобл мыт бройт, верн ды бакн ройт (чеснок с хлебом, станут щеки румяными,- идиш) , - не уставала повторять Хана - его любимая мама, измученная повседневными заботами. Хотя и самого хлеба с чесноком, тоже не всегда было вдосталь.
Только к вечеру пятницы, к наступлению Шобыс ( Субботы, идиш), на столе появлялись, и долгожданная курица, и достаточно хал ( белого хлеба), а также кнышиков ( пирожков) и других вкусностей, которые всю ночь, с четверга на пятницу, готовила в печке неутомимая мамочка.
Затем все богатство бережно заворачивалось в полотенца, чтобы, как можно дольше, сохранять тепло. Зажигать огонь, после наступления Шобыса, было грешно.
В холодное время года, по субботам, в еврейские дома специально приглашались гоим ( неевреи,-идиш,иврит), чтобы за небольшие деньги разжигать в печке огонь.
До войны, в Сокирянах было много еврейского населения. Сокирянский базар, знаменитый на всю округу, проходил по четвергам, чтобы леи, накопленные за неделю полуголодной жизни, можно было потратить для приготовление свежих блюд к еженедельному празднованию красавицы-Субботы.
Несмотря на усталость от многочисленных дневных забот, всю ночь, с четверга на пятницу, готовили еду, чтобы , хоть раз в неделю, но досыта накормить вечно голодных детей.
В хедере-начальной религиозной школе, отец учился наотлично. Помню, как после приезда в Израиль, мы, только-только, начинали учить иврит. Папа , тогда, очень удивлял преподавателей словами и выражениями, сохранившимися в его памяти с самого раннего детства. Слова несколько отличались от общепринятых. Например, вместо стандартного "Роце" (хочу,иврит), он использовал более старозаветное слово «Хафец».
С двенадцати лет, его пристроили разносчиком обуви в один из многочисленных магазинчиков. Детство закончилось. Целыми днями, приходилось постоянно бегать от дома к дому, перенося многочисленные и довольно увесистые коробки с обувью.
Тяжелая работа подчас вознаграждалась чаевыми. За первый год труда, отцу удалось накопить в тайничке , под большим камнем, у самого колодца, довольно приличную сумму. Затем папа добился у своего хозяина хорошей скидки и купил Чарне - его старшей сестричке, шикарные туфли. Той уже исполнилось восемнадцать, а приличной обуви не было и в помине.
Вся семья Лейба - моего будущего деда , располагалась в небольшом домике, по центральной улице Волостной 23, ставшей впоследствии улицей Ленина. Колодец у дома славился холодной и очень вкусной водой.
К отцу довольно часто забегал его погодок и приятель Сеня Коган. С ним они дружили всю жизнь. Общались, и в Сокирянах, и в Тирасполе, куда переехали в шестидесятых, и на Святой Земле, где оказались уже в начале девяностых.
В лавку Лейба Бланка, юркого подвижного Сеню родители часто посылали для заправки сифонов сельтерской водой. Клара Коган - его огненно рыжая сестричка, часто любила заходить в гости к родственникам, где ее угощал редким тогда мороженым Мендель - отец моей мамы Клары и мой будущий дед по женской линии.
Жизнь местечка шла тихо и размеренно, пока горячим июньским ветром 1940 года, в Сокиряны не занесло Советскую Власть и ,вместе с нею, многие и многие перемены.
Для вечно полуголодного отца, надрывавшегося на подработках, наступило отчаянно интересное и доброе время. Всегда любивший учиться, он снова с удовольствием уселся за парту. Помимо учебы, вернулись и любимые игры со сверстниками, вернулось детство, казавшееся ушедшим навсегда.
Бывшим беднякам, в особенности детям, жить стало намного легче. Отец всегда описывал это короткое предвоенное время с мечтательной ностальгической улыбкой. Любая критика Советской власти воспринималась им, впоследствии, очень и очень болезненно.
- Ты бы, сам, с мое! Попробовал бы ребёнком двенадцати лет повкалывать на хозяина, да с раннего утра до позднего вечера,- потом бы и говорил,- частенько заявлял отец своим оппонентам
Всей семье Сюни и Клары Коганов, также, очень и очень, повезло. Хотя тогда, им так вовсе и не казалось.
Как богатых и обеспеченных, всю семью репрессировали. С папой и мамой Фримой - родной сестрой моей прабабушки Цирл, их выслали в далекий сибирский Салехард, как раз, за пару недель до начала большой войны.
Отправляясь в далекую ссылку и отчаянно проклиная советскую власть, сотни еврейских семей и представить себе не могли, от какой страшной участи их уберегли Небеса. Спасли от верной гибели буквально накануне ужасающей Катастрофы.
Внизу, в прекрасных Сокирянах, среди цветущих лужаек и садов, ещё резвились игравшие и смеявшиеся дети, ходили на свои первые пионерские сборы мои будущие папа с мамой. А высоко наверху, за плотными темными облаками , уже вовсю катились, переворачиваясь, большие игральные кости.
И никто - ни самодовольные правители больших и малых стран, ни всезнающие умники академий наук, ни профессиональные разнокалиберные политологи и предсказатели - никто-никто, не мог себе даже представить, во что это выльется.
Впрочем, примерно также, как и сейчас...