Где-то слышала такую фразу: "Когда вы начинаете вспоминать детство - это значит, что вы уже стали взрослым". Я поймала себя на мысли, что я вспоминаю детство, года в 23. Причём это были не просто воспоминания - это было жгучее желание вернуться в детство. И тут же - чувство глубокого сожаления, оттого что ничего не вернуть, и тех ощущений уже не испытать. и даже какое-то чувство жалости к самой себе. Вот я и стала взрослой. А это значит, все свои проблемы должна решать я сама, а не мама с папой, как было раньше. Да, немного инфантильно, согласна. Но - факт остаётся фактом. Детство и беззаботная юность мои закончились, как только я стала жить отдельно. И как-то очень быстро повзрослела. Повзрослела психологически. Стала самостоятельным, самодостаточным человеком, отвечающим за свои поступки и несущим ответственность за жизнь своих близких. В детстве всё не так. В детстве оденут-обуют-спать уложат-книжку на ночь прочитают. Но и - решат всё за тебя. А сейчас пришло время решать самой за себя. главное - решить правильно. У меня было золотое детство. В такое детство хочется вернуться. Испытать все эти чувства и восторги - от всего нового, неизвестного и такого интересного! Тебе радостно просто оттого, что солнце светит, что мама рядом. Самые яркие воспоминания - летние. Когда целыми днями пропадаешь на улице, и поэтому событий и впечатлений - куча.
Ёжики, комарики и нефть.
Недалеко от наших домов располагался завод "Электротехмаш", а по дороге к нему было огромное поле. Часть этого поля занимали грядки картошки (и нашей семьи в том числе), а часть - что-то типа пастбища, где летом паслись коровы. Всё поле было буквально усеяно клевером - таким огромным, красным, сочным. Сейчас такой уже не встретишь. Мы очень любили играть в этих полях. Однажды нашли там ёжика. Подруга Ира взяла его к себе домой. И мы всей компанией каждый день ходили проведывать этого ёжика. Пока он не умер. Тогда мы решили устроить зверьку пышные похороны. Отнесли туда же, в поле. Закопали, поставили камень - типа надгробия. Оформили могилку цветами. Спустя некоторое время нам с братом пришлось повторить этот ритуал. Но уже в городе Горьком (сейчас - Нижний Новгород), куда мы летом ездили к родственникам. На даче я, закрывая окно, случайно придавила шмеля. И мы с братом сделали ему такую же шикарную могилку, как ёжику. А приехав в Вологду, окончательно опошлили идею: войдя во вкус, на своей даче стали хлопать комаров и хоронить их за домиком. Смысл был, конечно же, не в убийстве, а в нашем увлечении дизайном: нам нравилось оформлять комариные могилки - камушками, стёклышками и цветами. Ещё мы делали так называемые "секретики". Выкапываешь небольшую ямку, кладёшь на дно цветок, накрываешь его стёклышком и засыпаешь землёй. А однажды, насмотревшись "Остров сокровищ", решили закопать настоящий клад. В игрушечный сундучок положили всяких драгоценностей (бижутерию, цветные стёклышки и монетки) и закопали. Через несколько дней решили вернуть "добро". Но не тут-то было. Мы перерыли всё поблизости - и ничего. Так и пропал наш сундук с сокровищами. Видите, до сих пор вспоминаю.
А однажды Вовка Худяков, мальчишка из нашего двора, старше нас года на три, сказал, что в песочнице можно найти нефть. И мы с самыми серьёзными намерениями и радужными мечтами (что нам будет, если мы нефть найдём) полдня рыли яму в песочнице. Никакой нефти мы, конечно, не нашли (тогда мы сделали вывод, что просто не там рыли - завтра попробуем ещё раз), зато изучили несколько пластов земли.
Как и все дети, любили строить домики. Зимой - в сугробах, обставляя их ёлками, выкинутыми после новогодних праздников, летом - в небольших овражках близлежащих полей. А как-то умудрились устроить домик на дереве - на самой верхушке тополя. Вырезали там свои инициалы, и сидели на ветках, как вороны. И ведь не страшно было нисколечко. У детей нет чувства здорового самосохранения. Сейчас при одном взгляде на эту высоту страшно становится. А тогда - ползали, хоть бы что! А ещё прыгали в стога сена в поле - а потом ходили чесались все. Играли в казаки-разбойники, в прятки, догонялки, гоняли на великах - целыми днями пропадали на улице. Как утром встанешь, попьёшь чаю - и на улицу. Потом - когда голод уже совсем невыносим - забежишь домой, на ходу похватаешь - и обратно с куском хлеба с солью. А во дворе - уже в нетерпении ждут Светка, Маринка, Андрюха, Димыч, Ленка, Серёга, Саня. И - до позднего вечера. И мобильных у нас не было :)
Кстати, о велосипедах. Те, у кого они были, считались чуть ли не привилегированной элитой. Мы с братом были в их числе. Хотя у нас был старенький родительский велик, да ещё дамский. Но всё-таки он у нас был. И вот к таким велосипедо-владельцам постоянно выстраивалась очередь из желающих прокатиться. Мы обычно давали, но были и «буржуи», кто делиться никак не хотел. Из-за одного такого товарища и началась очередная забава под кодовым названием «Поцелуи жуликов». Недавно разбирала шкаф у родителей и нашла практически раритет: свои партизанские записи 9-летнего возраста. (моя привычка записывать факты и впечатления, оказывается, ведёт начало из детства – впрочем, как и всё остальное). На клочке бумаги карандашом написано: «в пятницу 24 июня началась игра «Поцелуи жуликов» с того как Женька С. ни довал нам велосипеда» (орфография источника сохранена). Суть игры заключалась в том, что девчонки должны были догонять парней (которые, кстати, были на велосипедах) и кого поймают – целовать. Чуть позже мы спустили парней с велосипедов на ноги – так было проще, к тому же, игра уже немного видоизменилась: это были не просто догонялки, а что-то вроде зарницы. Территория была достаточно большая, разрабатывался настоящий план: со стороны парней план обороны и укрытия, а с нашей стороны – разведки, поисков и захвата. Изначально игра была придумана мной с одной целью – мне нравился конкретный мальчик и я хотела его поцеловать. Ну а усложнившиеся правила игры лишь придавали ещё большую остроту всему. Потом, правда, мне стал нравиться другой мальчик ; К тому же, забавлял такой факт: сколько бы мальчишки ни прятались и не оборонялись – итог всё равно был один. Мы просто играли с ними, как кошки с мышками.
Новый год хочу! Как в детстве.
В детстве Новый год для меня начинался задолго до самого праздника — уже вместе с обильным снегом и морозами. Когда мама приходила с работы и заносила с улицы запах зимы. Мне нравилось нюхать её песцовый воротник — он пах снегом, морозом и мамиными духами. А в двадцатых числах декабря папа ставил ёлку и приносил из кладовки ёлочные игрушки — старые, ещё из папиного детства, и потому особо дорогие для нас. Они пахли стариной и сыростью, и папа рассказывал нам историю каждой игрушки. После таких приготовлений мы с братом начинали считать дни до заветного часа, а родители — наши хорошие поступки для Деда Мороза. В существование Деда Мороза я верила очень долго. Вечером 31 декабря папа открывал входную дверь и звал Новый год, а вместе с ним и Деда Мороза. Мы с братом ложились спать, оставив у ёлки валенки, чтобы Дед Мороз положил в них всё, что мы ему заказали, и нас обоих грела мысль о предстоящем утреннем разборе подарков. От волнения мы долго не могли уснуть, болтали, договаривались, что кто первый проснётся, будит другого. Утром мы на цыпочках, чтобы не разбудить родителей, крались к ёлке, садились и начинали ритуал распаковывания подарков. Потом ещё долго Новый год будет ассоциироваться у меня с арахисом и грецкими орехами, которые родители (ой, простите, дед Мороз) щедро кидали в подарки, а потом сами же и чистили под нашим бдительным присмотром. Одним из самых приятных моментов для нас с братом было — откусить голову у шоколадного зайца. Такой звук-треск «Хрум». И всё, больше мне этот заяц был неинтересен. Это сейчас таких зайцев-дедов морозов-мишек и прочей шоколадной гадости полно, а тогда зайцы в красочной фольге были дефицитом и привозились из Москвы — исключительно под Новый год. А потом брат заявил мне: «Чё, дура что ли? Нет никакого Деда Мороза. Это родители подарки под ёлку кладут». Я расстроилась, мама заверила, что это не так, и все разошлись, довольные собой. Позже я поняла, что брат был прав. И всё. Не во что и не в кого было верить. И от этого мне стало как-то тоскливо. Человеку надо во что-то верить — в сказку, в лучшее, в чудо, в Бога. Именно вера, надежда и любовь — составляющие нашей внутренней силы, нашего внутреннего стержня. Когда их нет — стержень ломается. Поэтому очень важно верить (в себя, в Бога), надеяться (на лучшее, но, как говориться, готовиться к худшему) и любить (мир вокруг и себя в нём). Помните, как поёт Вячеслав Бутусов: «Воздух выдержит только тех, кто верит в себя, а ветер дует туда, куда прикажет тот, кто...»
Жестокие дети
Нам было лет по 11-12. Бегали целыми днями по улице, собак гоняли, играли в прятки, казаки-разбойники. Беззаботно проводили время, естественно, не задумываясь о смысле жизни и зачем мы тут. Жестокие (как и все в этом возрасте), мы смеялись и издевались над теми, кто не подходил под «стандарт»: толстыми, очкариками, забитыми. В соседнем доме жила девочка. Мы слышали, что у неё «с головой не всё в порядке», но никто точно ничего не знал. Сами понимаете, что если «не всё в порядке» - то это тоже повод, поэтому издевались, как могли. Любили доканывать её своей эрудицией: рассказывали всякие небылицы и наслаждались её неверием: когда она твердила только «не-а, не-а». Но совсем уж до жестокостей никогда не доходило, знали меру, бывало, защищали даже от более наглых ребят. Последний раз я видела её в наши 24 года. Она моя ровесница, но всегда выглядит на 11 лет, у неё нарушена речь, она слепа на один глаз. Каждый раз при встрече у меня сжимается сердце и становится стыдно смотреть ей в глаза, будто это я виновата в том, что она такая. Мы встретились с ней в общественном месте. Я сделала вид, что не заметила её: не хотелось привлекать к себе внимание тем, что знаю такую. Она подошла ко мне сама, улыбнулась своей некрасивой улыбкой: «Женя, это ты? Я тебя не узнала». И мне стало стыдно за себя. Стыдно до такой степени, что я чуть не расплакалась. Мы разговорились. Её истории звучали, скорее, как желаемое, и мало походили на правду. И вертелись вокруг одной темы: «Я-ОН». У неё есть парень, достаточно взрослый, с машиной, квартирой, все дела, её любит, они скоро поженятся, и хотят детей. Я не знала, что сказать, молча улыбалась и понимающе кивала. Хотя и не понимала ни фига. Она мне десять минут доказывала, как прекрасно иметь ребёнка, и как она этого хочет. Мне даже совестно стало, что у меня нет таких желаний. И тогда я поняла: человек просто не осознаёт всей ответственности, да и не может осознавать. Сработал инстинкт – и вперёд. Мама этой девочки тоже «такая». И её предупреждали, что родится больной ребёнок, но она сознательно пошла на это. Может быть, боялась остаться одна. Да, может быть. Но вот ведь теперь она снова беременна.
А ещё с нами по соседству жила девочка – назовём её Катя. Она была хорошая добрая девочка, абсолютно домашняя, из интеллигентной семьи, но – толстая и дурочка. Дурочка – не в смысле больная, а дурочка по жизни. Например, у неё не было велосипеда, а покататься очень хотелось. И за «один разочек вокруг школы» она была готова на всё. Например, снять трусы перед всей нашей компанией. И за это неуважение к самой себе, за это выстеливание перед нами, мы её не уважали ещё больше. Мы относились к ней как-то пренебрежительно, как к какой-то шавке. Хотя, по сути, она была не подлая, абсолютно бесхитростная, постоянно хотела нам угодить, делала всё, что мы скажем. Мы как-то подтрунивали, подсмеивались над ней – но из компании не прогоняли. А вот подлых, хитрых, которые делали всё изподтишка, за спиной – лично я ненавидела, и наша компания (под моим чутким руководством) находилась с ними в состоянии постоянной войны.
При этом мы очень жалели бездомных кошек и собак, кормили их, кошкам строили разные домики, ухаживали за ними. Странное существо человек. Унижает себе подобных, может даже убить, а животину холит и лелеет. И ещё немного о жестокости. Мы жили вместе с бабушкой Ирой. Это папина мама. Она очень много делала для нас. Она очень нас с братом любила. Как может любить по-настоящему добрый и искренний человек. Но ведь чем больше делаешь для человека – искренне, ничего не ожидая в ответ, тем больше хамства и получаешь. Это простая истина. Это уже потом, спустя годы, когда я выросла, а бабушки не стало, я поняла, что я просто тварь неблагодарная. И даже более того – жестокая неблагодарная тварь. Эпизодов и случаев, когда я расстраивала своих близких и бабушку в частности, было много. Но в память на всю жизнь врезался один. Бабушка постоянно встречала меня из школы. Долго встречала, класса до пятого. Меня это бесило – как же! Ведь я уже взрослая. Но бабушка беспокоилась за меня и поэтому всё равно приходила к школе. И вот как-то вечером… Зима, темно, скользко. От школы дорожка шла под уклон. В тот вечер на этой дорожке бабушка поскальзывается и падает прямо на спину. А я прохожу мимо и спокойно иду домой. Самое страшное, что меня тогда не мучили никакие угрызения совести. Ничего подобного не было. Чувство сострадания и сожаления о сделанном были мне незнакомы. Я не знаю, отчего это – то ли своей излишней заботой родители и бабушка сами вырастили такого монстра, то ли чувство сострадания у меня должно было проявиться позже… И оно проявилось. Но было уже никому не нужно. Прошло очень много лет, но до сих пор вспоминая тот случай, я плачу. Потому что когда мои мозги встали на место – бабушки уже не было и прощения просить было не у кого. Потому что этот человек любил меня, желал мне только хорошего и делал всё для меня. А я, по сути, предала её. Да, предала. Чисто по-человечески так, не специально, походя. «Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь…» Как часто мы огорчаем, обижаем и даже оскорбляем своих близких, тех людей, которые действительно нас любят. Стена из непонимания, эгоизма и гордыни разделяет нас и разрушает всё, что было построено. Иногда сядешь, оценишь всё, осознаешь, отбросишь всю эту шелуху условную и материальную – близких становится жалко, а за себя противно. И вопрос задашь себе: а нельзя сразу вести себя нормально и сдерживаться, когда очень хочется нахамить и унизить? Можно, конечно, но не всегда получается.
Хоккеисты и фигуристы
На коньки я встала лет в 9. Стадион завода "Электротехмаш" был прямо рядом с нашим домом. Поэтому, как только заливали каток, мы пропадали там до позднего вечера. Тренировались, представляя себя профессиональными фигуристами и отрабатывая развороты, и даже научились немножко крутиться в воздухе. Потом напросились играть со старшими пацанами в хоккей. И, надо сказать, это у нас получалось довольно неплохо. Мне тогда уже было лет 11, и мой профессионализм на льду и увлечённость коньками были в самом разгаре. Ну а парни были года на 4 старше нас. Сейчас-то мне этот возраст, конечно же, кажется смешным. А тогда я была польщена, что такие взрослые мальчишки приняли нас в свою игру. Потом серьёзная игра «хоккей» плавно перетекла в несерьёзную игру «в догонялки». Ну, там уж резвились, как могли. Образы, отпечатавшиеся в моей памяти – это хохот и внутренняя радость (когда «улыбаешься даже печёнкой» - как сказал монах из фильма «Ешь, молись, люби». Сейчас уже нет такого внутреннего состояния. Мне кажется, оно возможно только в детстве). Запомнила звёздное небо в морозный вечер, когда мы валялись на льду и клюшкой считали зайцев на небе (каких конкретно зайцев – сейчас не вспомню). Остался в памяти один из тех старшеклассников – Лёша. Очень красивый. Он мне нравился. Когда Лёша приходил на каток, игра в хоккей приобретала особый смысл. Мне кажется, я ему тоже нравилась, потому что, когда мы играли в догонялки, он всё время догонял меня. Не знаю, наверно, именно этим я и нравилась парням – такая боевая, вечно с разодранными локтями и коленками, красивая, зачинщик всех игр и событий в нашей компании. Вообще, надо сказать, я всегда нравилась противоположному полу. Причём среди моих, так сказать, поклонников были представители противоположного пола всех возрастов: от годовалых, которые смотрели на меня не моргая, до 70-летних. Самое интересное (а это действительно интересно и увлекательно – наблюдать за людьми, исследовать, докапываться до причинно-следственных мотиваций поступков), что свои симпатии поклонники высказывали, показывали и вообще хоть как-то проявляли - самыми разными способами. Одни грустно смотрели на меня, молчали и вздыхали. Другие – пытались обратить на себя внимание задирками и пресловутым дёрганьем за косички. Но – были и такие, кто плевал в меня и кидался камнями. Я плакала, и ненавидела их всей душой. А сейчас понимаю, что нравилась им – просто они не знали, как по-другому привлечь к себе внимание.
Язык мой…
Саша Савельев учился в одном классе с моим братом. У Саши был запойный и судимый папа, который поколачивал такую же запойную маму, и, наверняка, и Сашу с младшим братом. Поэтому Саша не знал в принципе тепла и слов любви. Свою симпатию ко мне он показывал жестами. Не всегда приличными. При встрече норовил толкнуть, пнуть или плюнуть. Не скажу, что я боялась его – скорее, опасалась. Но порой моя ненависть к нему выливалась в откровенную агрессию, и тогда начиналась война. Из многочисленных «боёв» ярче всего запомнился такой случай. Мы с ребятами сидели на стадионе, пиная мячик. И тут – опа – Савельев с компашкой. Прям как у Гайдара Квакин – в «Тимур и его команда». Конечно, начали задираться – как без этого! Обзываться и – коронный савельевский приём – харкаться. А я же не могу просто так уйти – мне надо во что бы то ни стало постоять за себя и всех остальных. Началась потасовка. И последней каплей (если можно, конечно, так назвать большой камень) был - брошенный мне в спину булыжник. Было больно. Но в то же время я почувствовала внутри себя такую ярость, что мне было не до спины.
- Ах ты, сука! – крикнула я, и, схватив Савельева за футболку, так откинула его в сторону, что он упал на землю, а у меня в руках остались клочки его футболки.
После этого буря стихла. Мы разошлись по домам. Я нажаловалась маме с надеждой на защиту. Мы вместе пошли к школе – разбираться с Савельевым. «Ну, сейчас ему влетит!» - злорадствовала я про себя.
Моего обидчика мы застали сидящим на крыльце школы. Моя интеллигентная мама прочитала небольшую лекцию на тему «как тебе не стыдно?!», на что Савельев сказал:
- А она меня «сукой» обозвала.
Ну и всё. В нашей семье такие слова, может быть, иногда и приходили взрослым на ум, но уж точно вслух не произносились. Тем более такие слова не должны говорить хорошие девочки, к коим мои родители меня причисляли. Мама обернулась ко мне и сказала: «Ну и что ты хочешь после этого?»
Мне тогда хотелось одного: чтобы мама была на моей стороне. Но этого не случилось. Она развернулась и пошла домой, а я поплелась за ней, попутно пытаясь объяснить, как всё было на самом деле.
- Что бы ни происходило – никогда не позволяй себе распускать свой язык, - жёстко отрезала мама.
В тот момент для меня это был ни фига не аргумент. Я не понимала, почему приговор был обвинительный – именно в мой адрес. Ведь я всего лишь защищалась.
Нужно было пролететь не одному десятку лет, чтобы я осознала, наконец, что единственный мой враг – это я сама. Ну, и мой язык, конечно, не без этого. Но тогда, реально, был не мой косяк.
Полетаем?
Ещё один скелет в моём шкафу - боязнь самолётов – тоже родом из детства. На самолёте мы летали летом в Тарногу – городок 350 км от Вологды, где живёт мамина сестра с мужем и детьми. Соответственно, наша тётя и двоюродные - брат Дима и сестра Вика. Самолёт Як-40 летел всего 40 минут. За которые я успевала опорожнить свой желудок в бумажный пакетик компании «Аэрофлот», видимо, тем самым показывая своё отношение ко всему происходящему. Тарногские сосновые боры, речку и своих деревенских друзей я обожала, ждала поездки целый учебный год, но чтобы попасть в рай, нужно было сесть на самолёт. Самолёт для меня был неким переходным моментом между реальностью и сказкой. И поскольку в Тарногу, затерявшуюся в бескрайних лесах Вологодчины, можно было попасть только на самолёте – дорог не было, сама Тарнога приобретала для меня ещё больший сказочный и таинственный оттенок.
Как-то раз, в очередное лето, мы ждали самолёт в вологодском аэропорту. И вдруг сообщают, что самолёт подан, просим пройти, только вот из-за малого числа желающих лететь в Тарногу, повезёт нас не Як-40, а Ан-2. Когда я увидела этот самолёт и узнала, что лететь он будет 2 часа, подпрыгивая на воздушных ямах, у меня началась паника. Я заявила, что никакая Тарнога не заставит меня сесть в это убожество. Устроила что-то вроде скандала, но залезть всё же пришлось. Мама приготовила леденцы и пакеты. Я собралась внутренне и, видимо, так хорошо настроилась, что произошло чудо: в ту поездку в самолёте ублевались все, кроме меня. Я была невероятно горда собой, и уже тогда убедилась, что возможности человека безграничны.
Как я уже говорила, в Тарноге жили наши брат с сестрой. Дима и Вика младше нас с Толей на 4 и 8 лет. Соответственно, когда нам было по 11-12 лет, Димке было 7, а Вике 3 года. С Димкой мы вели постоянную переписку. Рассказывали обо всём, что произошло в нашей жизни. Нашла вот недавно в том же старом шкафу у родителей письмо к нему – видимо, не отправила. Что-то вроде песни Акына: что вижу, то и пою. Забавно. Датировано 7 августа 1992 годом.
«Здравствуй, Дима! Мы живём хорошо. У меня насморк. Я за два дня прочитала книгу Островского «Как закалялась сталь». Мне очень понравилось. Советую почитать. Мы уже «отреставрировали» две комнаты. Одна из них – папы с мамой. Там очень уютно. Напиши, какую книгу читаешь, чем занимаешься. Мы с Толей гуляем. Он играет с большими парнями в «квадрат», баскетбол, я с Наташкой играем в разные игры мячом. Катаемся на велике. Напиши, как съездил за ягодами в лес. Толя прочитал повесть «Кортик» и «Бронзовая птица». А ещё Толя сделал удочку. У нас на даче вишню всю склевали птицы. Мы насобирали двухлитровую банку, а было очень много. Мы недавно разбирали игрушки и нашли много вещей, которыми мы уже не играем. Один автомат мы подарили мальчику во дворе (автомат изломанный). Ещё у нашего велика спускается колесо, наверно, проткнули. Мама уже сделала «ассорти» из помидоров, огурцов и кабачков (засолила). Вышло две трёхлитровые банки. Долетели мы хорошо, нас встретил папа. А ещё мне недавно сказали, что «Турбо» ядовитая, а безопаснее всех «Дональд» (речь идёт о жвачках – прим.автора). привет всем. Женя и Толя.»
Кстати, стиль изложения и орфография сохранены. У меня, видимо, с детства было чувство грамотности. На уроках русского языка я не могла рассказать правило – учить я не больно любила, я просто правильно писала. У меня было какое-то чутьё. На олимпиадах брала первые места, решая сложные языковые задачи чисто интуитивно, при этом имея по русскому языку за четверть 3 или 4.
Детки в клетке
В садике я больше всего не любила две вещи: обед – потому что суп был неимоверно тошнотворный, с крупно поломанными овощами и без единой картошечки, и спать днём. В старшей и подготовительной группах во время такого «сна», мы обычно болтали с соседями по кровати, а некоторые «экстремалы» и вовсе – бегали по группе. Благо, воспа уходила чаи гонять. И вот как-то раз возвращается она пораньше и видит, что в её отсутствие мальчик Ваня развлекает всю группу, бегая вокруг раскладушек и периодически приспуская трусы, показывая всем свой зад. В наказание воспитатель поставила мальчика на оставшееся от тихого часа время в туалет – голого, босиком на кафельный пол. Когда тихий час закончился, и мы пошли в туалет, этот бедолага стоял замёрзший, стыдливо прикрываясь рукой, а все тыкали в него пальцами и хихикали. Мне было очень его жалко, и так хотелось треснуть всем, чтобы они, наконец, заткнулись! Уже тогда я сделала вывод, что хороший воспитатель – вовсе не тот, кто заплетает тебе косички, выгуливает и улыбается родителям два раза в день: утром и вечером. Тогда, в шесть лет, я поняла, что есть Воспитатель и Учитель, а есть «воспа» и «училка».
Наш класс был недружный: каждый сам по себе или группами по два-три человека. Жили по принципу «Против кого дружить будем?» Конкуренция, зависть и – главный бич нашего класса – стукачество процветали. Всё это бережно растила в нас наша первая учительница – женщина в возрасте, уважаемая, заслуженный педагог. Она всегда требовала, чтобы мы докладывали ей, кто списывает, кто к уроку не готов, у кого какие тайны. И мы докладывали. Проще говоря – стучали друг на друга. Боже мой! Если б я знала, как трудно искореняются привычки и убеждения, привитые в детстве! Недавно мы вспоминали с мамой мои школьные годы, и она вспомнила то время – мою начальную школу, и рассказала, что во втором классе ребята объявили мне бойкот, за то что я нажаловалась училке на соседа по парте – Серёжу: он забыл краски на рисование. Я такого не помню, но вот мама помнит хорошо. Конечно, родители объясняли мне, что так делать нехорошо, но ведь так требовал УЧИТЕЛЬ. А они не могли признать, что он не прав. Тогда бы весь учительский авторитет рухнул. Постоянное сравнивание нас друг с другом (у Светы лучше, чем у Яны), привело к зависти. Может быть, учитель полагала, что таким образом создаст в классе здоровую конкуренцию, что у нас возникнет некий азарт и мы будем стараться быть не хуже кого-то (так делают некоторые директора предприятий, и, в принципе, это имеет место быть, но – в нашем случае это было сделано неумело). В общем, результат оказался прямо противоположным. Мы стали ходить к учителям (это продолжилось и в старших классах) и выяснять, «почему мне 3, а Свете 4? Ставьте и ей три, мы вместе решали». И ещё долго у меня оставался некий комплекс: я всё пыталась доказать, что я лучше кого-то, причём, что самое страшное, за счёт унижения другого человека. Порой, это проскальзывает во мне и до сих пор.
Сейчас я взрослый, самодостаточный человек, со сложившимся мировоззрением, постоянно работающий над собой – искореняя всё то доброе и вечное, что так щедро насеяли во мне мои первые учителя.
А была на моём веку ещё учительница начальных классов, которая лупила детей линейкой по голове и говорила. Что они все бездари и тупицы. Была и математичка с подёргивающимся плечом, которая схватив за волосы пятиклассницу, била её головой о классную доску, потому что девочка неверно решила уравнение (ей Богу, не вру!). А восьмиклассник, ученик этой же учительницы, демонстрировал синяки на руке, полученные в борьбе за знания. А бесконечные оскорбления от каждого третьего якобы учителя: «тупицы, дебилы, бездари, тюрьма по вам плачет!» Слушайте, может, мы уже прекратим травмировать психику собственных детей, отдавая их в руки таких вот псевдопедагогов? Почему мы продолжаем играть в молчанку и оправдывать этих преступников? (да! Преступников!). Ваши дети не ломали рук, не разбивали голов – от недосмотра воспитателей? Не лежали в больнице от отравления краской? – потому что в садике красили батареи прямо при детях. А может быть нам просто нравится, когда воспитатель своим пальцем достаёт из тарелки супа жвачку, предательски туда упавшую, и заталкивает обратно в рот ребёнку? А вылитый на голову ребёнку недоеденный суп? А заклеенный скотчем рот? Продолжать? Таких фактов – сотни! Они – не выдуманные. Рассказы об этом передаются из уст в уста – между родителями, чуть ли не шёпотом, обсуждаются где-то на кухнях. Но – не в соответствующих органах и структурах. Что это? Страх? Тогда другой вопрос – чего? Чего боимся-то? Наверное, у нас, как впрочем и обычно в России, ждут до первой крови, до первого пожара, до первой трагедии. И уж тогда-то мы встанем, будем бить себя в грудь и требовать гильотины.
Вспоминаю случай, рассказанный мне Валентиной Головкиной, уполномоченной по правам ребёнка Вологодской области. 6-летнего мальчика наказывали в садике, заставляя сидеть под кроватью. Это наложило отпечаток на его психику: было много комплексов и проблем, в частности, у мальчика долгое время, уже в школе, было недержание. Только спустя 10 лет он сказал матери: «Это ты виновата! Ты не защитила меня!»
Мне кажется очень странным и диким тот факт, что родители не защищают своих детей и не понимают, что их ребёнок может оказаться следующим.
Давайте же сделаем всё, чтобы детство у наших детей было ярким, добрым, запоминающимся. Чтобы детство, в конце концов, просто БЫЛО.